Самый дождливый день в году

Он просыпается, ещё точно не зная, во сколько именно, ведь в комнату никто не зашёл, и будильник тоже ещё не звенел, а Дазай находится где-то на грани, балансирует между сном и реальностью и всё же больше склоняется ко сну. Не хочет тянуться за телефоном только ради того, чтобы узнать, который час, скулит и потягивается, поджимая одеяло к лицу. Как это прекрасно – лежать и не иметь необходимости бежать, куда-то собираться, по-быстрому завтракать, при этом ещё же найти надо, чем именно позавтракать. После ужина часто может ничего не остаться, а с утра разве кто-то заказывает доставку, когда выходить уже через полчаса? Разумеется, нет. Но несколько минут и глаза наконец-то смогли открыться, было тепло и одновременно как-то холодно, неуютно, даже в квартире в полном одиночестве всё не казалось таким дурацким. Ещё даже недели не прошло, как они тут, а Дазай готов хоть пешком добираться обратно до Штатов. Интересно, сколько бы у него это времени заняло, если бы он не умер по человеческим меркам через какое-то число суток. Ах, да. Он проснулся, вероятно, от того, что слышал звук разбитого стекла. А теперь слышит ругань. Полы дома, несмотря ни на что, слегка холодные и нужно обязательно надевать носки, чтобы не простыть, как говорит мать. Что на её слова, они веса уже давно почти не имеют, ему просто действительно хочется, чтобы было комфортно и ноги не мёрзли, поэтому и достаёт тапочки из-под кровати, а затем выходит из комнаты. Осколки были разбросаны по полу и блестели на ярком солнце, и Офелия убирала весь этот беспорядок, пока девочка сидела рядом на кресле и вытирала слёзы, шумно всхлипывая. — Доброе утро, Осаму. — Доброе, что случилось? — голос совсем тихий ото сна, он медленно встаёт ближе. — Да вот, говоришь ей, что по дому бегать нельзя, а она всё равно носится, как угорелая, — кивает на дочку, которая поджимает губы и складывает ручки на груди. — Я не нарочно! Ты сама её на край— — Хватит! Голос теперь повышать будешь? Элис вскакивает и убегает вниз по лестнице, какое дело до того, что сказали пару секунд назад, правильно? Волевая, однако, Осаму даже не замечал этого раньше. Ни он, ни Сакуноске в такой ситуации и в таком возрасте не осмелились бы открыть рты, а тут на тебе – современное поколение. — Это всего лишь ваза, — темноволосый садится на уже свободное место и зевает, щурясь от лучей. Мороз, наверное, сильный, — а она всего лишь ребёнок. — Семь лет, не такой уж и ребёнок, — выпрямляется и поправляет причёску, потом осматривает пальцы. — Надеюсь, пластыри у нас остались. А ты чего так рано вскочил? — Вы разбудили, конечно же, — пожимает плечами. — Сколько времени? Я так и не посмотрел. — Десятый час. — Ну, не так уж и рано. Отец на работе? — Да, на работе, — стуча каблуками, женщина удаляется так же вниз по лестнице. — Умойся и спустись тоже, завтрак на столе. И так будет целых две недели, да? Сегодня двадцать восьмое декабря, и улететь он должен, по сути, сразу после Нового года, но родители решили, что будет не очень страшно, если сын задержится на ещё несколько дней. И откуда такое желание провести с ним больше времени? Всё равно за эти сутки они и с отцом толком не виделись, постоянно в больнице, а с матерью нет никакого удовольствия наслаждаться каникулами. Элис была уже на кухне, на лице не осталось ни слезинки, и она грызла яблоко, сидя на стул и махая ногами. Увидев его – сразу же слезает и подбегает, по привычке крепко обнимая. — Тебе снилось что-то плохое? — спрашивает она и наклоняет голову в бок, видя недоумение. — Я не помню, что мне снилось, а с чего ты взяла? — Ну, я вышла ночью в туалет и услышала звуки из твоей комнаты, а потом зашла, ты что-то бормотал. — Правда? — брови от искреннего удивления поднимаются, он не знал до этого, что разговаривает во сне. Ну конечно, кто ему об этом мог сказать. Это же через раз происходит. — Бывает. Сакуноске и Акико ещё не встали? — Они уже уехали куда-то, Сакуноске сказал, что по магазинам, — отстраняется и берёт со стола обратно своё яблоко, идя до окна. — А они поженятся? — Я не знаю, — уже и так остывший омлет Осаму ставит в холодильник и идёт к термопоту, чтобы налить чая, аппетита нет на что-то более сытное. — Папе она, вроде, понравилась. В день приезда они втроём дружно отоспались, а вечером был ужин. Не трудно догадаться, что он чувствовал себя неловко, непонятно от чего так было. Йосано тоже зажатой выглядела, а его брата это совершенно не беспокоило, как и остальных членов семьи, Офелия всё расспрашивала, как там в Бостоне обстоят дела, Огай же редко что-то говорил, иногда выкидывал фразы приличия ради, но в основном именно его отчего-то сверлил взглядом, он боялся отвести свой и чего-то ждал. Чего-то, что не произошло. Лишь который раз убедился, что брать сюда Монтгомери правда не стоило. Было бы не так плохо, если она от него сбежала, но не по причине того, что его семейка – жуткая. Хоть юноша и сам так считает. — А Акико сказала, что у тебя тоже есть девушка, она симпатичная? — Да, она.. Она симпатичная, очень даже, — кратко улыбнувшись ей, Осаму всё-таки садится и прикрывает глаза, так как в сон ещё тянет. В город выезжать не хотелось, да и было не с кем. Один раз только катались за эти дни вместе с младшей, достаточно далеко. Ему хотелось банально провести с ней время, порадовать ребёнка, потому что родители делают это не так часто, мол, времени нет, хотя вероятно нет желания. А у него было, потому что потом он улетит снова и встретиться они смогут через месяцев семь, больше полугода, светловолосой к тому времени будет уже восемь, жаль, что пропустит день рождения, но потом обязательно что-то привезёт, чтобы увидеть восторг и улыбку. Ей нравятся куклы в красивых платьях, причём какие-то коллекционные, достаточно интересные и Осаму взял ей сразу три таких, всю радость словами не описать. Конечно на её фразу о том, что можно будет похвастаться перед девочками в школе после каникул старший возмутился, не дело это, нельзя хвалиться. Сам-то никогда не злоупотреблял подобным, деньги не делают человека лучше, не всегда. Хотя в её-то возрасте о таких вещах думать не стоит. Завидовать ведь ей могут не из-за финансов, а из-за самих кукол. А ещё она любит рисовать, очень часто можно застать девочку за этим делом. У себя в комнате за столом или на полу, иногда на кухне, так что теперь у неё ещё и куча новых фломастеров, карандашей разных и красок тоже разных. Потом сказал, что мольберт купит, когда подрастёт. Мало ли, может начинающая художница в семье появилась. У Осаму вот нет каких-то особых талантов. Учится хорошо, потому этого требовали всю жизнь, да и всё, больше ничего выделяющегося. Раньше ходил в музыкальную школу, но хватило пару месяцев, чтобы понять, что это не то. Самое обидное, что всё в кои-то веки было по его желанию и пришлось долго и аккуратно уговаривать мать, и та разозлилась, когда после сын начал просить об обратном – уйти. А когда снова захотел куда-то ходить, а именно в театральный кружок – получил чёткий отказ, мол, потом опять будешь ныть, что надоело. Да-а, не лучшие воспоминания, наверстать упущенное тоже уже вряд ли получится, не до этого как-то. С Гин они не виделись с тех пор, как прилетели сюда, как Эйс её встретил – не видели тоже. Вероятно, у неё сейчас всё куда лучше, она должна была соскучиться по своему отцу, это и так видно. Во время праздника они приедут, скорее всего, Огай точный ответ не дал, когда Сакуноске спросил за одним из ужинов. И чего спрашивал-то, интересно? Будто бы его волнует хоть кто-то из этих двоих. — Осаму, Осаму, смотри, как снег красиво падает! — уже на следующий день студент проснулся чуть позже и на данный момент спокойно читал на диване книгу, даже не думая до криков сестры поднимать голову на окно, хоть и заметил боковым зрением, что крупные снежинки спускаются на и так белую землю. Элис крутится возле него с плюшевым медведем в руках и всё скачет, вызывая лёгкую усмешку. — А пошли снеговика слепим! Такого огро-о-омного! — Снег совсем свежий, у нас не получится, как бы сильно не захотелось, — головой качает и откладывает книгу. — И снежки лепить, чтобы играться, тоже, значит, не получится? — Да, именно так, но это не значит, что мы не можем просто выйти и поиграть, правильно? — азартно улыбаясь, Дазай поднимается и складывает руки на груди. — Спорим, что ты не сможешь повалить меня в снег? — Ещё как смогу! — выпрямляет руки вверх и подпрыгивает, сразу же после разворачиваясь, чтобы убежать в комнату, скорее всего одеваться. — Я сейчас! И конечно же Осаму поддавался, поэтому уже через десять минут лежал на снегу, тяжело дыша и всё равно улыбаясь. Холод морозил щёки, футболка под курткой, как ощущается, была насквозь мокрой, потому что младшая беспощадна. И снежинки падают прямо на лицо, ресницы тоже будут белыми, когда домой придёт. Но глаза старается держать открытыми, потому что очень красиво. Безумно тихо и красиво, снегопад – просто потрясающее явление. — Я же говорила, что выиграю, — Элис выдохлась и легла ему прямо на грудь, стряхивая с чужих волос снег. — У тебя щёчки красные, и уши заболят, почему ты без шапки? — Не знаю, — шепчет и шумно сглатывает, очень хочется пить. — Мне дышать тяжело, сейчас раздавишь меня. — Прости, — хихикает и намеренно подпрыгивает на нём, вызывая ещё один прерывистый вздох. — Ну всё, всё, больше не буду. Горячий душ после игр в снегу ощущался кипятком и щипал кожу, зато вот на кровати лежать было самое то, в одиночестве и без раздражающих факторов. Сестра в них, конечно же, не входит, просто матери удалось всё испортить, особенно отличное настроение девочки. Видите ли, нельзя в снегу купаться, колготки под штанами мокрые, куртка мокрая, может это и не есть хорошо, но один раз выйти и порезвиться – нормально. А Офелия реагирует на такие вещи так, словно они не гулять вышли, а взяли и закопали в этом снегу труп человека, которого нарочно убили. Не знает Осаму точно, насколько сильный иммунитет у Элис, но вот он и впрямь словно готов заболеть даже от невинной прогулки и от того, что уши, горло были открыты. — Осаму, — в комнату без стука врывается Акико с мокрыми волосами, которые она вытирает на ходу. — Тебе Сакуноске не писал, не звонил? — Во-первых, можно было постучать, это не так сложно, я могу нау— — Так писал или нет, а? — Да что случилось? — приподнимается на локтях и по-прежнему хмурится, наблюдая, как девушка приближается и садится на его кровать. — Да ничего, в целом, — пожимает плечами и, чёрт возьми, ложится рядом, ещё толкает его бедром, мол, подвинься. Нет, он встречал, конечно, наглых особ, но эта явна превзошла их всех. — Его же просто весь день дома нет. — И даже не сказал, куда уехал? — Ну очевидно же, что нет, раз я спрашиваю! — бросает полотенце, судя по всему, на стул, но оно не долетает и падает на пол. — И на звонки не отвечает. — Что с ним случится может, — глаза закатывает. Нет, правда, откуда столько волнения? Будто тот на войну отправился. — Дела появились, наверное, может отец послал куда-то. — У меня мурашки по коже от вашего отца, — поворачивает голову, сгибая одну ногу в колене. Говорить стала чуть тише. — Без обид. — Какие тут обиды, я сам его порой боюсь. Дазай всё ещё не понимает, с какого перепугу на его кровать улеглась девушка его брата, но прогонять он её не стал, пусть уж. Она адекватная, вроде, сейчас же не будет всё, как в идиотской комедии? — Ты поэтому такой грустный ходишь? — спрашивает ещё тише. — Я просто хочу вернуться обратно, в Бостон. А ты жалеешь небось, что поехала. — Да я бы не сказала, что жалею, вы тут круто живёте. — А что крутого? — Прислуга регулярно приходит и классно готовит. — Ага, расскажу Сакуноске, что тебе больше всего понравилось в этой поездке, — смеётся в унисон с ней. — Да это так, шутки. Ладно, может Осаму слегка ошибался на её счёт, совсем немного, она не ведёт себя через чур раздражающе и девушка из неё наверняка прикольная, если только брат не относится к ней так же, как младший относится к Люси, это было бы обидно. Но разве возможно так долго притворяться, что любишь кого-то? Он бы не смог. А как же доверие? Разве оно есть в таких отношениях? — Ладно, я обещала Элис помочь с ёлкой, надо бы нарядить, — встаёт и мокрое полотенце не забывает поднять, вешая себе на плечо. — Присоединяйся, хватит тут валяться уже. — Я подумаю. Да о каких тут думках может речь идти, когда его веки сами по себе опускаются и телом управляет желание поспать, причём сильное такое. Ночь проводит не так уж и хорошо, постоянно что-то беспокоит, непонятно что. Вроде и удаётся уснуть, просто в этот момент ощущается какая-то тревога, воображение рисует не совсем приятные сознанию картины, которые долго ещё стоят перед глазами. Нет никаких сомнений, что это связано напрямую со сменой обстановки и самой обстановкой: родной и такой чужой одновременно. И вроде он прожил тут девятнадцать лет, а вроде и не он вовсе, как это работает? Но да ладно, до ночи ещё может продержаться, там девчонки ёлку украшают, веселятся, должно быть. — Этот шарик вот тут висеть должен! — Да нет же, видишь, тут есть уже такой же рядом, смотрится некрасиво. — Осаму, скажи ей! — замечая вышедшего из комнаты, она отворачивает от брюнетки. — Взрослых нужно слушаться, бусинка. Она же пытается помочь тебе нарядить красиво. — Но я хочу по-своему. — По-своему не получится, — Йосано забирает у неё шарик и всё-таки располагает повыше. Туда, откуда ей будет тяжело достать. — Будешь делать всё так, как хочешь, в день своего рождения. А это Новый год. — Вот и наряжай сама, раз такая умная! — вздёргивает носик к верху и запрыгивает на диван. — Ой, вы уже украшаете ёлку? — в гостиную проходит блондинка, вытирая руки кухонным полотенцем. — Молодцы какие. — А когда вы подарите нам подарки? — А что ты хочешь? У тебя же всё есть. — Ой, я знаю, что вы подарите, — надувает губки и хмурится, — опять целую кучу платьев. — Почему тебе не нравится? Это же здорово, — отзывается Акико, пока пытается аккуратно развесить гирлянду на ветвях. — Всем маленьким девочкам такое по вкусу. — Это скучно, я уже не маленькая, — вздыхает. После ужина Огай сказал пройти к нему в кабинет, "побеседовать". Конечно это может напугать до чёртиков, не было предположений, о чём тот поговорить вдруг решился, тем более через столько дней, когда мог сделать раньше. За эту неделю ведь ничего не происходило, что могло бы стать темой, но возможно и появилось что-то, что могло его напрягать или волновать, может просто интересовать. Во всяком случае – готов Осаму не был. У него у самого было несколько вопросов, просто вряд ли решиться задать их так скоро, копать глубже ещё рано, парень не готов наткнуться на что-то очень неприятное. — Как там Гин? Я спрашивал у Сакуноске, но он сказал, что ты куда больше времени проводишь с ней в Бостоне. — мужчина сидит на краю стола, Осаму видит заправленный за ухо карандаш и совершенно равнодушный взгляд, который направлен на блокнот с чёрной обложкой. — У неё всё хорошо, учится, и в квартире всегда порядок, — к тому времени он сидит на диване возле входа, чувствуя себя так, словно пришёл на приём к психотерапевту. — Ты часто бываешь у неё? — Смотря что ты подразумеваешь под словом "часто", — пожимает плечами, — на выходных прийти могу или посреди недели иногда, просто болтаем и готовим, правда редко очень. Кажется, постепенно шатен начинает понимать, к чему тот клонит, Огай кивает медленно и наконец смотрит точно ему в глаза. В горле встаёт ощутимый ком, который трудно сглотнуть. — Дядя Эйс так и не общается с тобой, да? — Он очень занят, продолжает вести бизнес, до семьи ему нет дела. — Гин – его семья, — переходит на более тихий тон. — А что конкретно произошло в две тысячи четырнадцатом? — Ты же знаешь, зачем спрашиваешь? — тоже начинает говорить ещё тише, что очень удивляет парня. — С чего ты взял, что я знаю? Знаю только то, что мама и Юки хорошо общались, но почему-то они ни разу не приезжали к нам, и мы к ним тоже. Только потом, уже после смерти тёти. И всё. — Эйс злится на меня и считает виноватым в том, что я ничего не сделал. — В плане чего? — Иди в свою комнату, Осаму, мы потом об этом поговорим, — махает рукой и подходит к книжному шкафу, как бы давая понять, что разговор действительно закончен. И он бы ушёл, но чёртово любопытство.. — Прошло уже восемь лет, почему ты– — Раньше ты понимал с первого раза, тебя снова этому учить? А разве есть смысл идти против? Если бы ему хотели что-то рассказать, посчитав это нужным – то рассказали бы, но видимо не сегодня, и даже не через ещё восемь лет. Ладно, не очень-то и хотелось. И так большая часть очевидна, Дазай тут никак не причём. Наверное. *** — Как я выгляжу? — пока Осаму завязывает галстук, стоя возле зеркала, к нему в комнату снова – на этот раз хотя бы со стуком – заходит девушка, поправляя края красного платья, которое было чуть ниже колен. — Ты выглядишь.. празднично? — Вы, мужчины, игнорируете конкретику, да? — закатывает глаза. — Оно мне идёт? — Почему ты спрашиваешь у меня, а не у своего парня? — Он сказал "нормально". Больше я у него ничего спрашивать не буду. — Идёт, идёт, — продолжая смотреть на неё через зеркало, младший подавляет улыбку и вздыхает. — Ты очень красивая. — То-то же, научи говорить его то же самое. — Ну знаешь, он безнадёжен. Элис тоже хвалилась своим новым платьем, видимо не считала уже это чем-то скучным. Офелия заплела ей волосы в две идеальные косички, которыми она бегала и махала. Гости подходили постепенно, в основном к матери, Огай вообще не выходил большую часть дня и работал, только потом – тоже в костюме – появился посреди людей. Осаму наслушался комментариев того, как сильно вырос, причём в буквальном смысле, хотя братец не лучше, выше на пару сантиметров. Их ровесников тут не было, только люди возраста их родителей или даже старше. Всё похоже на типичный светский вечер, к чему не привыкать, правда это ужасно скучно, а даже в комнату свою уйти нельзя, мол, помогайте встречать гостей, показывайте, куда складывать одежду. Шум нарастает быстро, перед этим юноша уже умудрился выпить пару таблеток от головной боли. Жаль, что толку было мало. Наверное, сидя за огромным столом возле уже украшенной ёлки кареглазый чересчур подавленно выглядит, но старается держать осанку и лицо, чтобы не ловить осуждающие взгляды родителей. Сакуноске, как обычно, спокоен, что-то шепчет иногда на ухо сидящей рядом Акико, которая смотрит в тарелку с едой, но ничего не ест. Вот он, единомышленник. Только вот девушка выглядит не очень, слишком напряжённо и в какой-то момент перед тем, как она убирает руки под стол юноша замечает, что они трясутся. Нехороший сигнал, а раздражает то, что рядом сидящий этого не замечает. — Почему не ешь? — вполголоса спрашивает мать, направив взгляд на него. — Я поел уже, наелся. — Будешь ещё вина? — Нет, пожалуй хватит, голова болит. Когда он снова смотрит в сторону Акико – её там нет. — Можно я отойду? — Не задерживайся. Он находит старшую в их с Сакуноске комнате, сидящей на полу, девушка упирается спиной в кровать и медленно открывает глаза, когда дверь скрипит и полоска света падает на ковёр. Туфли лежат рядом, уже не нужные. — Ты в порядке? — Осаму проходит и закрывает дверь, сразу присаживаясь рядом. — Что там случилось? — Да ничего особенного, — отвечает тихо и как-то совсем равнодушно. Её руки больше не тряслись, но она перебирала их и кольца на пальцах. — Просто стало не по себе. — Это что-то вроде панической атаки? — Возможно, — поворачивает голову, — у тебя когда-нибудь было такое? Было, ещё хуже, лет в четырнадцать, прямо в школе во время урока. Начался озноб, дыхание стало частым, дрожали губы и руки, вся картинка перед глазами воспроизводилась медленно, будто бы мозг перестал правильно работать. Он слышал голос учителя как из-под воды, и сердце билось очень быстро, а ещё было страшно. Страшно от того, что школьник не понимал, что с ним происходит и из-за чего-то ещё. А что дальше – мало помнится, но дома оказался рано. И это всё только начало кошмара. — Да, это хреново. — Очень хреново. Как Новый год встретишь, так его и проведёшь, да? Сидеть тут было определённо лучше, чем там, намного тише и спокойнее. Говорить друг другу, очевидно, не о чём, но и уходить будто бы нельзя. А ещё из-за вина голова слегка кружится, хочется снова спать. Этому празднику положено быть волшебным, но волшебством тут и не пахнет. Есть достаточно приятный запах чужих женских духов и помутнение рассудка, когда рука зарывается в его волосы и притягивает ближе к себе.