Самый дождливый день в году

Уже половина февраля позади, какое же время подвижное и неподвластное, столько всего утекает. Планов много, они копятся и копятся с каждым днём, а делать ничего не хочется, он погрузился в какое-то своё состояние, которое объяснить не мог никто, потому что раньше подобной тяжести на душе наперевес с тревогой никогда не было, насколько помнится. Поводы грустить всегда найдутся, но это не грусть. Если только умноженная на себя около двухсот раз. Неделя прошла с того момента, как Осаму так и не вышел на связь после того, как вызов был по глупости проигнорирован. И с одной стороны Чуя жалеет, но с другой – они обсудили это в порыве ссоры, так что можно было понять, почему поступил подобным образом. Никто его ни в чём не обвиняет, достаточно этого от самого себя. Он звонил потом ещё несколько раз, результат не менялся, одна и та же фраза из динамика. Если бы в тот день не пошёл следом в магазин – не знал ничего, а так ответы на некоторые вопросы всё-таки присутствуют. Вообще-то всё было бы ещё легче, но они же столкнулись – не напрямую – в кафе, а так и звонить не пришлось бы, только за исключением редких случаев, когда снова возникало желание напомнить о себе в ничем не примечательные вечера. Недоступен – и ладно, можно было бы подумать, что у студента разрядился телефон или ещё что-то вроде этого. Всё, что угодно, но не беспокойство. Это отвратительно, почему-то. Кто Дазай такой, чтобы он за него переживал? Ситуация не очень страшная, ну подумаешь, у человека что-то случилось, пришлось сменить номер телефона, может обезопасить себя от чего-то, может оборвать связи с кем-то, вроде того мужчины, что был с Осаму в кафе. И предупреждать об этом парня, с которым вы знакомы три месяца, не особо поддерживая общение – дело обычное. Но он никого не предупредил. Очередная цепочка: не менее обеспокоенная Гин сказала своей девушке, та растерянно рассказала Полю, так дошло и до него. Монтгомери, которая учится с шатеном в одном университете – тоже никак не могла не заметить отсутствие возлюбленного, что словно бы канул в небытие, провалился сквозь землю для них. Квартира закрыта, телефон недоступен. О чём он, блять, только думал? Семь дней для родных подобно вечности, так же просто нельзя. Как сказала двоюродная сестра исчезнувшего олуха – Сакуноске тоже ничего не знает. Тут уже была его очередь рассказывать, наконец, о том дне. Всё-таки это что-то свыше, чем просто судьба. Зайдя чуть раньше или чуть позже – не застал бы ссоры и не владел информацией, а так было, что рассказать. Вот и выяснил, кем был тот мужчина, а всё остальное осталось непонятно. Гоняться за двумя зайцами бесполезно, рано или поздно поймёшь, что ужасно устал, не было смысла даже начинать, результатов – ноль. Только это словно бы за Чуей гонится заяц, причём один, просто двуличный. Что-то вроде равнодушия и любопытства в одном флаконе, не очень надёжная смесь, однако ничего нельзя сделать, пока по-настоящему не захочешь. А он не хотел. С Люси они уже не обсуждали спор, даже как-то подзабыл об этих деньгах, столько времени прошло, а с парнем всё как-то вроде завязывалось, завязывалось, а потом всё равно развязывалось – недостаточно крепко. Он не способен очаровывать парней, потому что парни не очаровывают его, это всё уже наскучило. Сейчас Осаму вообще пропал без предварительных поцелуев для девушки на прощание, без записок с помощью голубей. Эгоист. Что бы не случилось, как бы не сложилась жизненно сложная ситуация – всегда надо без колебания думать головой о самом важном. А родители? Его родители в курсе вообще, что сын пропал в огромном городе и никто не знает, где он может находиться? Старший ребёнок должен же был сказать? Делает ли он что-то? А потом ещё одна неделя пролетела, как в тумане, и пришло убеждение того, что вся эта паника со стороны была ни к чему. Ну, почти. По своему обыкновению суббота – такой же справедливый выходной день, как и воскресенье, но зачем было называть его "выходным", если грёбанные пары – аж три штуки – всё равно чётко расположены в расписании недели? Рыжий много чего не любит в этой жизни: слишком крепкий чай, болеть, навязчивых детей, дожди, но больше всего – учиться в субботу, будто бы всех остальных дней недостаточно, отдыхать тоже необходимо любому здоровому организму, почему-то мало кто понимает это. Так ещё и предметы такие конченные, что прямо посреди часа пожелаешь без предупреждения вылететь в окно и грохнуться телом в сугроб, если повезёт. Ну или сломать себе что-то уже при более жестоком раскладе. Настроение и так на нуле: ни разу не выспался, был кошмарно голоден и выл в подушку от того, как уже устал. Даже родители – и то работают, но многие взрослые выходят на свои смены в этот день. В общем-то убить хочется тех, кто назвал субботу – выходным, когда это не так. Вот бы снова в школу вернуться, всё казалось таким сложным, будучи лёгким.. Смеяться бы сейчас над девочками, как в четвёртом классе, радоваться каждому новогоднему балу, вместе с друзьями баловаться в Хэллоуин.. Вот это время, вот эта жизнь. Не то, что сейчас. И он просто решил забить, так долго лежал и не мог выбраться из-под тёплого одеяла в холодную ванную, что упустил тот момент, когда до первой пары оставалось пятнадцать минут. Ещё и с утра, блять.. Пусть в аду горят те, кто составляют расписание, но Чуя действительно не пошёл. Вместо этой дурацкой возни в спешке в связи с ограниченным временем парень – еле попадая пальцами по буквам – написал Коё о том, что у него сильно разболелся живот и добавил, что всё не очень критично, так что не надо мчаться домой с пакетом разных препаратов, в аптечке в любом случае всё есть. Старосте тоже пришлось писать фактически то же самое. И после этого расслабился, укрылся плотнее и уснул с блаженной улыбкой на лице, потому что представил напоследок, как одногруппники сейчас плетутся по коридорам или рядом с университетом, а может уже сидят в аудитории и ждут преподавателя. Лохи. Так атмосферно это всё: ещё падающий снег и пока не слишком шумный ветер за окном, тихий голос ведущего новостей из телевизора, запах чёрного чая, который остывает, пока Накахара сидит на столешнице и смотрит на экран, съедая над миской хрустящее печенье, стряхивая с губ крошки. Вовсе не вредно устраивать себе такие дни, они счастливыми делают, знало бы только об этом всё учебное заведение. Время двенадцать, впереди отдых, а рыжий бодрый, выспавшийся, хоть и зевает иногда. А в дверь стучатся. Только что взятую со стола горячую кружку ставит обратно, как-то вообще не вяжется ничего, кого сюда попутным ветром могло занести? Уж неужто Поль вернулся с учёбы пораньше, забыв ключи? Да нет, он бы в таком случае не пошёл домой вот так сразу, но не исключено. Посмотреть, не открывая дверь и понять, кто там находится – в его случае невозможно. Было бы забавно, если бы он даже до глазка дотянуться не смог, но на двери ничего подобного просто нет. Прижимается и вздыхает. — Кто там? — Осаму. Телом движет что-то непонятное, когда старший отталкивается, отпуская ручку, хлопая глазами. О вопросах про то, как его место жительства нашли и что ему тут надо – подумает потом, сейчас же размышляет, открыть дверь или просто сделать вид, что ничего не расслышал и уйти. Заодно смотрится в зеркало, футболка только из стирки, но старое пятно виднеется прямо на середине, пряди выбились из небольшого хвостика, сами волосы ещё и грязные.. Господи. Ещё через минуту ни разу не званный и не желанный гость стоит в прихожей, складывая верхнюю одежду на полку, шарфик вешая на деревянный крючок, пока Чуя глядит на него исподлобья, прислоняясь к двери шкафа и почёсывая ногу об ногу. У него с собой рюкзак и мало того, что сам по себе выглядит огромным – ещё и напичкан чем-то так, что его должно было быть очень трудно застегнуть. Да уж, странная картина: Осаму поправляет рукава чёрной рубашки и смотрит в ответ, весь при параде, будто бы сбежавший с бала принц. Он же, скорее, походит на Золушку уже без колдовских чар после двенадцати часов. Плакал его спокойный выходной, ничего хорошего подобный приход не предвещает. — И что всё это значит? — Ты всех подряд вот так к себе впускаешь? — проходит на кухню, оглядываясь. — Или я чем-то выделился? — Я уверен, что ты у многих выделяешься, причём обрадовать тут нечем, — судорожно выдыхая, Накахара садится теперь на подоконник, беря пульт и выключая телевизор. — Чего надо? — Тебе сказать прямо или подробно? Голубыми глазами смотрит на него и ведёт плечом, как-то криво улыбаясь. Две недели ни слуху, ни духу о ком-то, кто хотя бы похож на Осаму Дазая, не позвонить даже в любой момент, чтобы спросить, как день прошёл, но когда это получалось – он всегда внимательно слушал и всё запоминал. Так что конечно хочется знать, где юноша ходил всё это время и о чём, главное, хотел оповестить той ночью. — Прямо, — но Накахара слишком расслаблен и ленив, не желает слушать поток мыслей и чтобы его грузили этим. Спросит позже. — Мне можно пожить у тебя какое-то время? — Угу, — ковыряет угол оконной рамы, пока не доходит смысл сказанного. — Что, блять? — Ты сказал не тянуть и говорить прямо. — Тогда, блин, теперь я прошу тебя объяснить всё нормально! Или опять скажешь, что о таком не будешь говорить со мной? Видно, что обиженный тон Дазай улавливает, на что удивлённо поднимает брови, пока он кусает губу и отводит взгляд за стекло. Ёбанная сентиментальность. — Такие обстоятельства. Я больше не знаю, к кому пойти. Если тебе интересно, почему не Люси или Гин – они вообще обо всём этом не должны знать, — забинтованный берёт кружку с чаем, садясь на стул. — Чай мой, сука, на место поставь, — пальцем указывает обратно, но тот не шевелится даже, сукин сын. — В смысле "не должны знать"? — Просто не должны и это важно, ясно? И Полю тоже об этом запрещено болтать. — А тебя вообще ничего не смущает? Например то, что я живу не только с Полем, но ещё и с мамой и папой, вряд ли они будут рады гостям, — представляет реакцию родителей, которые видят высокого, красивого парня у себя дома вечером после работы рядом с сыном. Ещё и подумать могут о разном.. — Если ты вляпался во что-то криминальное и просто прячешься от полиции – я тебя в мусорный мешок запихну и привезу в участок, сам. — Нет, боже, ничего такого прям не случилось, — сделав глоток – поднимается, открывая холодильник. У Чуи дёргается глаз. — Клянусь, потом я уеду из страны и больше не потревожу, вообще никогда. О, знаешь, вчера.. Дазай что-то говорит про купленный им клубничный йогурт, который является самым вкусным из всех остальных йогуртов. Он не слушает, стараясь как-то собрать мозги в кучу, сконцентрироваться и понять, что означают чужие слова. Это такой прикол или тот серьёзно уедет? Навсегда? В Японию, что ли? Ну, это хорошо, наверное.. Даже считается за то, что они расстанутся с Люси и.. Деньги будут у него ведь, да? Он хочет улететь так же, как и исчезнуть – без объяснений? — Ты пару секунд назад сказал, что ничего криминального, а теперь заявляешь, что бежишь из страны. Я вообще как реагировать на это должен? — хмурит брови в непонимании, слезая с подоконника и подходя ближе, наступая на ногу. — Эй! — Хватит рыться в нашем холодильнике, окей? — кричит уже и толкает дверцу, которая бьёт темноволосого по лбу. — Откуда мне знать, что ты не убил какую-нибудь важную шишку или не издеваешься над собаками во дворах? — Над собаками? — Во дворах. Я что родителям скажу? — Что я – твой парень, и мои дорогие мама и папа выгнали меня из дома, когда узнали о моей ориентации, — совершенно спокойно выкидывает он, всё-таки успев стащить шоколадный батончик и уже разворачивая его, при этом даже не смотря на старшего, у которого челюсть отвисла. — Ты совсем рехнулся? А вдруг после этого мы уже оба окажемся на улице? — Не окажемся, я им понравлюсь, — улыбается своей обворожительной по мнению других улыбкой, глядя на часы. — Или есть другие варианты? Господи, почему всё сводится к этому? Только радовался, что не придётся разыгрывать цирк и ходить под ручку с ним возле Люси, как тут снова выясняется, что всё же придётся. И ладно перед ней, но перед родителями! Кошмар, да что они подумают? Сейчас бы самому уехать в другую страну, дабы избежать позора. — Ты уверен, что больше ни к кому не можешь пойти? — шепчет, раздражённо фыркая и перебирая пальцы, всё обдумывая. — Уверен, — приближается к нему, точно так же прислоняясь к столешнице. — Чуя, я буду тебе должен. Потом можешь просить всё, что хочешь. Даже сейчас. Есть что-то, что тебе нужно? Новый компьютер, телефон, не знаю там.. — Эй, я не настолько продажный, понял? — тыкает пальцем в плечо, после им же стуча по своей губе. — Стой, а графический планшет? — Который для рисования? Без проблем, поедем завтра в магазин и выберешь себе. О боже, он серьёзно? Вот так просто? Нет, если рассматривать перспективы и иметь искреннее желание помочь явно не ради своей выгоды – то почему бы и нет— — Ладно, так и быть, я что-нибудь придумаю, — пинками выгоняет в коридор и сам уже открывает холодильник, вздыхая. — Но никаких историй про гомофобных родителей, это звучит тупее твоего имени. Он боится представить, как и что из этого сложится. Коё и Артюр всё делали для него, не откажут ведь? Да и они на работе постоянно, присутствие ещё одного человека в доме вроде не сильно должно напрягать, разве что смущать немного. Они всю жизнь были убеждены в том, что сыну нравятся девушки, – что является незаменимой правдой – а тут он приводит в квартиру парня и говорит, что тот будет жить с ними потому, что.. Дальше не придумано, вопрос времени, всего до вечера. А мысль о том, что уже завтра в руках может быть нечто такое драгоценное, как графический планшет – просто сводит с ума, но тут хотя бы в хорошем смысле, это же.. Это же охренеть, как круто, не нужно копить и нуждаться в каких-то там семидесяти пяти долларах! Монтгомери бы точно лопнула от злости и зависти, узнав о ситуации. Как-то не очень хорошо так думать, но это личные мысли, о которых никто не узнает, так что пошло оно к чёрту – чужое мнение. Выливает наполовину выпитый Дазаем чай и наливает по новой, чуть ли не пританцовывает на одном месте, мыча под нос любимую песню. Ещё многое пугает и смущает, ну да ладно, такая вот жизнь, иногда просто необходимо внести какие-то хоть и неожиданные, но изменения. Всё всегда должно быть к лучшему, нужно улыбаться и радоваться любым сюрпризам, пусть и таким, как живущий с ним ещё неизвестно сколько времени— Блять, Осаму, где Осаму? Отряхивая руки от воды на ходу – бежит в свою комнату, распахивая дверь. Какой умница, стоит и ничего не трогает, красота прям. А, нет, что-то найти всё-таки успел, вон как улыбается. — Ну и что ты делаешь тут? — спрашивает мрачно, вытирая ладони об футболку. — Куда залезть успел? — Никуда, просто хотел, чтобы ты напрягся, — становится снова серьёзным. Уже рюкзак успел свой притащить. — Где я буду спать? — Ты давай планов масштабных не строй, я ещё не знаю, как всё будет, — отталкивает в сторону, чтобы не мешал заправлять постель, которую, вообще-то, сразу надо убирать. — В гостиной, так-то. — А я думал на коврике возле двери, — усмехается, разворачиваясь и подходя к столу. Скоро голубоглазый начнёт чувствовать себя нянькой одного единственного ребёнка, за которым и то уследить невозможно. — Вау. — Что ты.. Эй! — бьёт по спине и глядит на поднятую руку, ладонь которой сжимает скетчбук. О боже. — Я тебя выгоню, а вещи выброшу в окно, если ты мне это сейчас не отдашь. Осаму, я клянусь, что так и сделаю. — Я взгляну только одним глазком— — Нет, не смей! — подпрыгивает, пока тот листает страницы и присвистывает. Потом Осаму вышел на прогулку под окошком, заодно свой рюкзак нашёл. *** Обиженный ребёнок сидит на кровати и дуется, что Чуя в одиночку кушает мороженое, переписываясь с Мичизу и не обращая на него внимания. Пусть благодарит лучше за такую щедрость: на кровать его пустил, по голове слегка побил, но только ради профилактики, никаких плохих намерений и быть не может, он добрейшей души человек, люди ходят рядом и чувствуют эту ауру бескорыстия и невинности, либо же слепые просто, не замечают истины перед глазами. Временный сосед переоделся уже в свои домашние вещи и, мать твою, Чуя не ошибался: ноги, как и представлял, действительно в бинтах. От этого не по себе при первом взгляде, потом нормально становится. Опять же, мало ли. В застиранной красной футболке и чёрных шортах Дазай выглядит не лучше, чем он. Лежит на подушке и смотрит в потолок, что-то напевая, сложив одну руку под голову. Ну не похож никак на человека, который две недели терпел какие-то жестокие пытки, сидя в плену, совсем беззаботный и это пугает больше, чем если бы юноша плакал и умолял скрывать тут его до конца дней. Потом он под кровать чуть ли не полностью лезет, что-то увидев там. — Ты в курсе, что у тебя тут всё это время лежал плюшевый краб? — очень необходимо оповестить Чую об этом, заставляя оторваться от своих дел, которых нет, по сути. Тачихара вышел из сети ещё пару минут назад, он лишь исподтишка наблюдал за Осаму, который прямо сейчас достаёт игрушку с таким выражением лица, будто выиграл поездку на Мальдивы.. А, ну да, точно. — Он весь в пыли. — А ты как хотел? — морщится, когда бедного краба начинают безжалостно избивать, дабы такими несчастными попытками избавить от грязи. — Хватит тут пылить, ради бога. — Прикольный такой, у меня в детстве был похожий. Ладно, он вообще не слушает. — Это Оливер, оставь его в покое, — лениво поднимается и забирает забытую игрушку, усмехаясь на недовольное лицо и глядя теперь сверху вниз. — Только что придумал? — Да, и что с того? — Ты жадина, Чуя, — ложится обратно. Вот тебе и идеальный выходной, об этом можно только мечтать всё своё жалкое существование. Лучше бы на пары пошёл и сдох по пути, серьёзно. — Я хочу поспать. — Мне похуй, что ты хочешь, а что нет, родаки вернутся скоро, — тоже приземляется обратно на стул. — Я надеюсь, что ты не пойдёшь к ним в таком виде. — В каком? — В таком, блять, ты будто сбежал из музея Гуанахуато, зачем тебе всё это? — указывает на руку и трёт её, намекая на бинты. — Я надену штаны, ладно. — И толстовку. — Как скажешь. — Хороший мальчик, — чужой взгляд, который в миг поменялся, очень веселит. Поспать так и не было позволено, лично ему нужно собраться и морально подготовиться решать, видимо, проблемы Дазая, можно сказать частично, но тут как посмотреть уж. Он ведь потом всё равно расскажет каждую деталь. Каждое, что Чуя захочет знать, пока что его это волнует не так сильно, как удивлённые глаза любимых родителей, лишь бы с сердечным приступом никого не увезли. Осаму, если что, следом отправится. — Чуя, ты дома, да? — первым припёрся Поль, матеря погоду за окном и всё на свете. И пока рыжий мчится к нему – тот уже успевает заметить чужую обувь. — Это у кого из твоих друзей такие ботинки? — У Осаму, — горестно вздыхает, пока младший его догоняет, махая пришедшему. — И у нас проблемы, Хьюстон. — Осаму! Живой, — светловолосый пожимает ему руку и хлопает по плечу. — Что случилось? — Он вляпался в какое-то дерьмо и ему нужно пожить в квартире. Тут. У нас. Прямо здесь. — Ну, это не конец света. — Да неужели? — Но, чтобы не выглядеть подозрительно, я скажу вашим родителям, что мы с Чуей, – приобнимает сверстника за плечи и получает по пальцам, – встречаемся. *** — Простите? Встречаетесь? Полю смешно наблюдать за этим со стороны, сидя с книгой на диване, дабы сделать вид, что всё происходящее буквально перед ним никак его не касается. Но свою роль тот уже сыграл, так что теперь открыто издевается, изображая его собственное лицо и наслаждаясь немым недовольством. А Осаму рядом ведёт переговоры с Артюром, женщина стоит с ним и косится в сторону высокого, совершенно незнакомого молодого человека, по их выражениям трудно понять, что конкретно они могут думать на данный момент, осознавая сказанное. — Да, уже полгода, — врёт Дазай красиво, тут не поспоришь. Абсолютно спокоен и улыбчив, но не слишком, чтобы дураком не показываться. И так дурак. — Я не могу сказать, насколько точно мне придётся вас беспокоить, но я буду помогать по квартире. — А где ты учишься? — Господи, ну хватит, он поступил на какого-то там психолога или типо того, просто скоро уезжает в Японию и уже забрал документы, поэтому не учится, — быстро выпаливает вместо младшего, чтобы тот не вякнул чего лишнего. — Извини, Осаму, я же говорил, что им будет интересно всё, до имени кошки твоей бабушки. — У тебя в Японии родственники? — на этот раз спрашивает Коё, складывая руки на груди. — Да, там мои родители. — Но если ты забрал документы – больше не вернёшься? — хмурит брови и смотрит на этих двоих по очереди. — Боже, Чуя, ты наверное так расстроен. Они с младшим переглядываются, изображая скорбь. — Да, я.. Я подавлен, мам. — Всё в порядке, милый, вы что-нибудь придумаете, — гладит его по плечу, при этом глядя на гостя. — Осаму, можешь оставаться, насколько хочешь. — Насколько хочешь? — глава семьи пытается понять, учитывается ли его мнение, но всё равно остаётся в стороне. — Что вам приготовить на ужин? Кстати, как твой живот, Чуя? — Всё круто, я полностью здоров, готовь что угодно, всё равно будет вкусно, — голос постепенно становится тише, потому что он уже тащил своего "парня" в комнату, громко хлопнув дверью. Казалось, что всё выйдет хуже, но нет, Накахара бы так не сказал. Разумеется видел сначала недоверчивые взгляды, потом взрослые более менее успокоились и ему тоже стало спокойнее некуда. Осаму, конечно, воплощение непорочного демона-искусителя, который своими речами за два счёта меняет мнение о себе же. Но это было круто. Чуя не скрывает, что восхищён. Даже если сейчас родители явно в шоке от того, что их сын – гей, то потом уже привыкнут так думать. Только что вот делать, когда тот уедет? Ну, значит бисексуал, бывает. Уедет он, хах. Прямиком в Японию, вот какой важный. Знать бы точное число, чтобы считать дни до спокойного времяпровождение без всяких чёртовых Дазаев. Или чтобы знать, до какого момента нужно успеть расспросить обо всём. — Ну так, мы пойдём завтра за планшетом? — запрыгивает на кровать с ещё закрытым ноутбуком. Шатен садится рядом, снова переодевшись, прижимая к себе краба и перебирая его клешни. Было решено, что спать будет, всё же, в комнате. Матрас старший достанет, он за шкафом, а потом найдёт где-нибудь простынь, одеяло лишнее, подушки одной хватит, в принципе. Не царские хоромы, в которых он мог привыкнуть проживать почти всегда, но зато по-накахаровски, нужно довольствоваться тем, что есть. Где бы был сейчас Осаму, ответь ему "нет"? Уже переигрывает, ладно. — Я же обещал, — улыбается и Чуя хмыкает, уже вовсю набирая название ужастика, давно хотел глянуть, но одному – не то. — Лучше бы включил Хатико. — Нет, я рыдать буду, — хмурится, вспоминая несчастную, обречённую собачку. Хочется и себе такую же или хотя бы похожую, но в квартире содержать животных порой трудно, им ведь свобода нужна, собакам уж особенно. Им важны частые прогулки, а времени даже на это иногда будет не хватать, разве питомцу такая свобода требуется? Да и стоят пушистые породистые не мало. — Всё, завались. Иначе без ужина останешься. — Будешь морить голодом? — А ты сомневаешься? Свет в комнате выключен и дверь закрыта, шторы тоже, всё для нужной атмосферы. Уже кровь будоражит, когда не знаешь ни антагонистов, ни сюжета, потому что перед просмотром Накахара никогда не читает описания, только в редких случаях, чтобы выбрать что-то, что подходит настроению. Осаму, должно быть, уже готовится придумывать шутки на ходу, но когда голубоглазый поворачивается к нему – тот совсем печальный, уткнулся подбородком в колени и смотрит точно так же, бегая глазами. Улыбку ещё эту натягивает. — Ты что, уже испугался? — Мечтай, — фыркает и перематывает заставку, устраиваясь удобнее Шуток не было, момент для просмотра чего-то такого явно не подходящим оказался. Дело даже не в настроении чужом, просто Дазай вырубился на двенадцатой минуте, совершенно бесшумно, с умиротворённым лицом. Тот раз в торговом центре у него были насыщенные мешки под глазами, сейчас тех не наблюдается с самого утра, но при этом всё время темноволосый был каким-то сонным, теперь наконец спит. Приходится встать обратно вместе с ноутбуком и выключить фильм без намерений досмотреть в будущем, всё равно уже можно сказать, что не зашло. — Доброй ночи, придурок, — ногой толкает в спину, заставляя лечь ближе к стене, а то ещё свалится на него ночью. — Разрешаю поспать на кровати, так уж и быть. — Ляг рядом, — шепчет, прижимаясь теперь к указанному месту чуть ли не всем телом, поворачиваясь и приоткрывая глаза, глядя с частичкой надеждой. — Эй, нам будем тесно, — автоматически говорит тише и опускает взгляд, вздыхая. Ну вот почему он такой? — Всё, спи дальше. — Тогда и тебе доброй ночи, Чуя, — легко улыбается и опускает голову обратно, выдыхая. Ангел прям, когда спит и молчит, картина – лучше некуда. Признаваться честно Чуя не хочет, но да, что-то обворожительное в этом парне есть, что очень радует, не настолько противный и вредный. Он помог ему, а завтра Осаму поможет ему, когда осуществит покупку чего-то очень дорогого, но важного, родители точно будут в шоке от такого. И так должны быть, мать с большим интересом смотрела на часы, которые виднелись из под ткани толстовки. И уже Люси тут никаким боком не нужна, что самое главное. Три-ноль и на этом он считает себя победителем в весьма честной игре.