Если бы не было Троста

Утро у новобранцев королевской полиции определенно выдалось на славу. Яркое солнце прогревало каменные тротуары Стохесса, поднимая над городом летнюю жару, снимая с горожан пиджаки и шали, а четверым солдатам с зелеными единорогами на спинах даря тепловой удар. - До чего же жа-а-арко-о-о, - протянула Хитч, сползая с ящика прямо на землю. Оно и правда. Вроде как и стояли они в почетном карауле правительственного дворца - огромного величественного замка, чья площадь наверняка превосходила все центральные улицы и площади Троста вместе взятые. И, казалось бы, здесь и должна была быть тень – долгожданная, благодатная, желанная. Но господа офицеры снова все провернули в свою пользу и пользу своих любимчиков. И как раз в это время суток, когда рядовые Кирштайн, Бодт, Браус и Хитч должны были нести вахту у северо-западных ворот, солнце светило прямо над их головами. - Держи, Саша, - улыбнулся Марко и протянул фляжку с водой девушке, чей вид вызывал у мимо проходящих людей скорее сожаление, нежели благоговение перед полицией. И та выхватила этот знак внимания, знак, после которого лицо мальчишки-переростка стало цвета помидора, а веснушки пунцовыми отметинами рассыпались по пухлым щекам. «Черт побери, Марко», - Жан лишь в который раз тяжело вздохнул и покачал головой. Потому что эти двое стоили друг друга: красный как рак бедолага-ухажер и вечно счастливый, правда, ничего не замечающий, объект его стараний. И, пока друг пытался взять себя в руки, Сашка в один присест выдула всю воду из фляжки и, жадно облизав губы, растянулась на груде коробок – товаров какого-то купца, приехавшего на прием к мэру. - Спасибо, - наконец, произнесла девушка своим высоким голосом и, взглянув на Марко глазами полными благодарности, подарила ему свою открытую, как книга, улыбку. И от этого Бодт лишь заалел пуще прежнего. - Жа-а-ан, - тоже высокий, тоже женский голос прорезал застывшую было тишину. И ничего приятного в этом голосе не было – только визгливая нотка полоснула по ушам Жана. А затем тонкая ладонь вцепилась в его руку, худое тело прижалось к парню, грозясь свалить со ставшего очень тесным ящика, и глаза – ехидные, мерзкие – остановились на его профиле. Да, хотелось сбежать или провалиться под землю. Лишь бы эта гадюка перестала липнуть к нему, как банный лист и изображать из себя дешевую актрису. - Жан, милый, - от последнего парень весь передернулся, - может, и ты со мной поделишься, а? Как же сильно хотелось сказать «нет». Оттолкнуть, вырваться, избавиться от этой приставучей Хитч, но дело приближалось к обеду, а, значит, терпеть ее оставалось недолго. - На, подавись. И жестяная фляжка была отдана в руки русоволосой язвы. А та даже, казалось, не заметила, с каким раздражением был совершен этот жест, и с большей силой прилипла к Жану, своим маленьким, но, черт побери, горячим тельцем, заставляя парня подыхать от жары. «Все нормально, - утешал себя Жан, свободным рукавом обмахивая лицо, с которого уже градом лился пот, - когда-нибудь ей это надоест». Потому он устало вздохнул, бросил на Марко и Сашу полный отчаяния взгляд, но так и остался сидеть почти что в обнимку с чертовой Хитч. Звон колокола разнесся по площади, стоило Жану сдаться и чуть было не провалиться в сон, который прошлой ночью к нему так и не пришел. И парень встрепенулся, вскочил на ноги, стряхивая с себя разморившуюся девицу. «Наконец-то!», - никогда еще он так не ждал окончания своей смены. И, когда впереди замаячили фигуры других караульных, он первым делом сбежал в тень высокого лиственного дерева рядом с лебединым прудом, которое манило их своей прохладой уже битых четыре часа. Затем ребята повалились на траву, совсем забыв, что находились они в центре самого Стохесса. Правда, сердце этого воистину красивого и светлого города, в отличие от шумного захламленного Троста, было подобно зеленому острову. И Жан вздохнул полной грудью влажный воздух и, закрыв глаза, ощутил, как брызги фонтанчика неподалеку утренней росой оседают на лице. И парень улыбнулся, потянулся руками к ставшему уже приятным солнцу рукой и прислушался к тихому, размеренному ходу жизни за стеной Сина. Потому как сейчас они были не в торговых районах, где царил хаос и полнейший беспорядок. И в виски не бил цокот подкованных копыт по мостовой, а голоса людей, оказавшихся на территории дворца, были мягкими и спокойными. Где-то радовались свежему улову дети, незатейливая мелодия наполняла внутренний сад – и лучшего места для отдыха было не придумать. Вот она – служба в королевской полиции. Отработать свою смену, после доложить обо всем дежурному офицеру, а потом наслаждаться свободным временем, временем, которого у них практически не было во время учебы в Академии. Стоило вспомнить об этих трех годах постоянной муштры и нагоняев, как по телу Жана пробежали мурашки. Ведь в пять часов они вскакивали с кроватей и неслись на зарядку – тридцать кругов вокруг казарм. Затем, сражаясь за каждый свободный угол, мчались в душевые, где на весь их отряд был один лишь кусок мыла. И завтрак – пресный и постный – глотали за пять минут, чтобы отправиться на занятия. Но даже поспать на них было невозможно, потому что за каждый сонный кивок в сторону инструктора означал еще десять кругов вокруг казарм. И тренировались они после всей этой зубрежки и скудного обеда до наступления темноты. Старый хрыч Шадис, да будет земля ему камнем, загонял их до полусмерти, заставлял дрожащими руками застегивать кожаные ремни, негнущимися пальцами держать мечи и, не жалея подзатыльников, оплеух и ударов под дых, вбивал им в головы, что титаны точно сожрут их и спляшут кадриль на изувеченных трупах. - И я вместе с ними, - добавлял он после каждого упоминания о диких танцах гигантов. И заползали они обратно в свои хибары. Отдирали с тел ошметки формы, изорванной ремнями, ледяной водой омывали разодранные мозоли и потом валились спать. Чтобы через три или четыре часа проснуться от ненавистного ора над своим ухом и побежать на улицу – начинать новый, «прекрасный» день учебы в Академии. «Не зря надрывался», - усмехнулся Жан про себя, садясь на землю, и с легкой душой выбросил из головы мысли о том пути, который ему пришлось проделать, чтобы попасть сюда – за Сину. За стену, о которой они с Марко мечтали всю свою жизнь. - Как там, интересно, ребята? – вдруг спросила Саша, мечтательно запрокинув голову к небу, - что они там едят на ужин? И, увидев скривившееся в готовящейся насмешке лицо Хитч, Жан поспешил сам ответить сокурснице. И ответ этот получился совсем не таким, каким бы он хотел успокоить или порадовать Браус: - Они в разведотряде, Саша. И завтра утром они впервые выезжают Стены. - Но ведь они тоже получили то, о чем мечтали, - улыбнулась девушка, как будто и не заметив льда, скользнувшего в глазах Жана, - ведь так? И парню ничего не оставалось, кроме как опустить голову и кивнуть ей в ответ. Ведь он-то сам понимал, что их друзьям, ребятам из их 104-го учебного корпуса, будущее сулило ничего, кроме как исполнения обещаний Шадиса. В разведотряде долго не живут – это простая и легко запоминаемая истина. И, кто знает, может послезавтра в Сину прилетят голуби со списками пропавших без вести солдат, где они найдут имена Конни, Мины, Томаса, Армина и Йегера. И, если над судьбой последнего он только посмеется с победным «я же говорил», то со смертью Микасы ему еще придется смириться. Придется заткнуть в себе внутренний голосок, который все ловил его на мысли, что лучше бы он пошел с ней. Отправился на съедение титанам, но таки остался верен ей, а не терпел приставания Хитч. И, быть может, она когда-нибудь да обратила бы на него свое внимание. Поняла, насколько он лучше этого Йегера. И полюбила бы. Быть может, полюбила. - Жан, - внезапно твердый и сосредоточенный голос Марко вывел друга из никому не нужных терзаний, - смотри. Затем парень подошел к Жану и кивнул в сторону старого купца и нескольких офицеров, «беседующих» с ним. И, пока ребята переглядывались и пожимали плечами в сомнениях, один из солдат выхватил ружье и прикладом сбил старика с ног. Остальные же сапогами впечатали его в землю. Дулом ружья хлестнули по рукам. Выхватили из пальцев кошель с монетами и его же бросили обратно, как ленивую насмешку. И, когда приклад чуть было не коснулся залитого слезами лица, громогласный выстрел взорвал так хорошо начавшийся было день. - ТЫ, БЛЯДЬ, ЧТО ДЕЛАЕШЬ?! – рев офицера чуть было не перекрыл эхо разорвавшегося в клочья воздуха. Жан хотел было задать тот же вопрос, но еле успел прикрыть своим телом Марко, чертового идиота, который опустил свое ружье и оказался под прицелом сразу трех других. - Стойте! – выкрикнул парень вместе с подоспевшей на помощь Сашей. И мужчины, похоже, наконец, заметили на них ту же форму, что была и у них. Зеленые королевские единороги мигом сменили их испуганные морды на взгляды свысока. Офицеры поняли, что перед ними новобранцы - дети, у которых на губах еще молоко не обсохло. И потому ткнули стволом Жану в грудь и, зайдя со спины, заломили Саше руки. - Так, кто тут у нас геройствует, а, ребята? – загоготали они и подошли вплотную, перешагнув через лежащего на земле старика. - Рядовой Марко Бодт, - ответил им курносый придурок, даже не думая опускать высоко поднятой головы. И Жан в который раз проклял лучшего друга, который никогда не умел держать язык за зубами. Никогда не умел оставаться в стороне. И всегда. И всегда, черт бы его побрал, ратовал за справедливость и хотел служить королю. А Марко все продолжал: - Вы обвиняетесь в превышении должностных полномочий, - отчеканил он как по книжке, эдакому руководству для новых жандармов. И этим своим заявлением вызвал лишь новую порцию смеха у офицеров. Те смеялись, ржали, кривились наглядно, нарочно сгибаясь в три погибели и наблюдая за тем, как каменное было лицо Марко, медленно, но верно расползается трещинами недоумения. «Дурак, беспросветный идиот, - лишь мог клясть друга Жан, потому что дуло ружья до сих пор впивалось ему в грудь, - во что ты нас втянул, засранец?!» - Вам… вам не следовало избивать гражданского, - а безумец все гнул свое, уже дрожащим голосом пытаясь прервать громогласный хохот, - это незаконно! И лицо старшего, похожего на скалу офицера вмиг стало непроницаемым. Лишь во взгляде сверкнула ярость. И в гневе скривился рот. - Закон здесь – Мы, - рявкнул он и обрушил кулак на челюсть Марко. Жан же только успел закрыть глаза. Успел задержать дыхание. Потому как в следующую секунду тяжелый приклад с мерзким хрустом сломал ему нос. *** - Ну что, герой, доволен? Жан подал Марко платок, и тот молча приложил его к разбитой губе. Иссеченной, кровоточащей, опухшей и посиневшей губе. Потому друг и не мог ответить ему, или же просто не хотел что-либо говорить. Ведь даже Жан, уже давно свыкшийся с мыслью, что за Синой не все так безоблачно, как им казалось, не мог без отвращения вспоминать недавнюю сцену. И нос горел огнем, выжигая в сердце бессильную ярость. Вот она – реальность. И будто не было дерева рядом с прудом и теплого летнего солнца. Лишь алое закатное небо затянуло грозовыми тучами. Но, если ему, Жану, хотелось лишь поскорее добраться до казарм, не попасть под дождь и поскорее забыть рожи этих ублюдков в погонах, то Марко досталось гораздо больше. Друг шел, прихрамывая на левую ногу, и прижимал руки к отбитому животу. Время от времени останавливался, дрожал мелко, немощно, но потом превозмогал боль и делал шаг, другой. И с немым упрямством не давал Жану помочь себе. Сволочи втоптали его в грязь, избили, высмеяли, но никогда еще он не выглядел таким… решительным? И Жану оставалось только сжимать кулаки в бессильном гневе, да пытаться выдавить из замкнувшегося в себе Марко хотя бы слово. - Чего молчишь? И снова вопрос остался без ответа. Они шли по темнеющим улицам, и горожане, казалось, даже не замечали двух полуживых молодых жандармов. Болтали, смеялись, обменивались любезностями и в упор не видели их – людей настолько чуждых их уютному, комфортному миру. Жан же только сейчас понял, насколько огромна эта пропасть между ними. Для коренных жителей Сины они были лишь очередной солдатней, которая таки смогла выбиться из грязи в князи. Сошки, букашки, не достойные даже мимолетного взгляда бродяги. И те офицеры уподобились им. Посчитали себя лучше других, лучше того старого купца из-за стены Роза, лучше них, молодых ребят, которыми и они были когда-то. «А кто объяснил вам? – Жан подхватил пошатнувшегося Марко за руку и не дал тому вырваться, - кто показал вам, ублюдкам, что можно жить вот так? Терпеть, молчать, а потом и самим превратиться в тех, кто однажды втоптал вас в грязь?» Марко тяжело выдохнул сквозь стиснутые зубы и согнулся пополам, прерывисто дыша. - Я… я в порядке, - наконец, выдавил он. Первые четыре слова за то время, когда они пришли в себя в кабинете капитана полиции Стохесса, выслушали обвинения в «препятствии правосудию» и «неуважении к вышестоящим чинам», получили отметки в своих личных делах, а потом были выброшены на улицу, на задворки правительственного дворца. Прямо к воротам, где им и «посчастливилось» вступиться за торговца. - Вот и отлично, - Жан улыбнулся другу и повел его дальше. А сам изо всех сил пытался выбросить из головы лицо рыдающего старика, который дрожащими руками цеплялся за грязные сапоги солдат, а лица их только кривились в хохоте - лица его, Жана, и Марко.