Peach Pit — Alrighty Aphrodite DPR IAN — Violet crazy
Осень, кажется, мстит Тэхену за то, что тот избрал ее любимым временем года. Иначе как объяснить всю ту поебень, что неизменно случается с ним, стоит деревьям сменить окрас? Начало семестра — уже само по себе трагедия (за два года он так и не подтянул французский, зато на греческом шпарит так эпично, что даже друзья периодически просят заткнуться), а тут еще первокурсники кампус наводнили. Ноль сомнений, что среди семи смертных грехов точно затесалась парочка перваков, их же Пандора когда-то и обнаружила в блядском ящике. Картина маслом: Чонгук вопросительно пялится на Тэхена, который, в свою очередь, самозабвенно пялится на женские сиськи. Игра в гляделки тут напряженней, чем за секунду до перестрелки в «Хороший, плохой, злой». И как они до этого докатились? Ответ прост: первокурсники развалили Римскую Империю, потопили Титаник, но и этого было недостаточно — настала очередь Тэхена по их вине пасть жертвой щекотливой ситуации. Разберемся по порядку. Вся эта поебень разворачивается как раз в начале семестра, когда Тэхен с Юнги стоят перед колледжем и с нескрываемым скептицизмом наблюдают, как старательные активисты натягивают плакат «Добро пожаловать!» над воротами. — Ну и кринж, — вздыхает Юнги, с бульканьем отпив лимонад из стакана XXL-размера. И именно в тот момент, когда Тэхен отвечает — Первостатейный… Закручивается цепочка событий, приведшая к каверзной сцене с женской грудью и вниманием, которым она случайно удостоилась. Потому что с Тэхеном в унисон то же самое слово произносит кто-то посторонний. Они синхронно оборачиваются и вынужденно опускают головы — что удивительно в виду милипиздрических габаритов Юнги. Оказывается, бывают люди и ниже. Сначала в глаза бросается кудрявая копна каштановых волос и ярко-красная повязка на лбу. Потом — их обладательница. Черноглазая девушка, сложив руки на груди, тоже немало удивляется случайному хоровому звучанию и смотрит снизу-вверх с неловким смешком. — У гениев мысли сходятся, — пожимает плечами она, заставляя Тэхена сконфуженно улыбнуться в ответ. — Дорогая, ты сильно польстила моему доброму другу, — первым очухивается Юнги. Уж он-то никогда не теряет дар речи (к сожалению), — Если он гений, то я по меньшей мере Гэндальф. — Тебя с Гэндальфом объединяет разве что лучезарная голубизна, дружище, — похлопывает Тэхен его по плечу, тут же уворачиваясь от подзатыльника. Плавали, знаем. Даже после окончания диалога девушка остается поблизости, и теперь они втроем лицезреют потуги студентов укротить плакат верхом на стремянке. Один из них нелепо кренится, пытаясь ровно присобачить надпись к воротам, в то время как второй делает вид, что придерживает лестницу, хотя очевидно занят скроллингом тиктока. Может, он вообразил себя Гефестом, чье касание способно удержать металлическую стремянку на месте? Во всяком случае, доверия вальяжная поза не внушает. — Ебнется? — щурится Юнги любопытно. Это выражение на его лице Тэхен выучил хорошо. Стоит подыграть, и тот устроит тотализатор. Произнеся ответ, Тэхен не успевает закрыть рот. — Хуй там, — вот что он говорит. И поворачивается к кудрявой девушке снова — ахуевая чуть больше прежнего, — Так, блять. Она тоже упирает руки в бока — потому что то самое «хуй там» вновь оказалось произнесено хором с точностью до каждой интонации. Стоит отдать ей должное — из замешательства выходит быстро. — Загадай число, — командует, сведя тонкие брови к переносице. От такого тона хочешь не хочешь, а среагируешь — настолько волевой у нее голос. Если таким тоном воду заговаривать, она распадется на молекулы, а потом соберется в слово «помогите». Краем глаза Тэхен замечает, как пошатывается злополучная стремянка с активистом наверху, пока второй и в ус не дует. А гравитация не любит, когда на ее законы благополучно кладут болт. — Восемь! — рявкают они одновременно с девушкой. Тэхен так опешивает, что напрочь забывает о Юнги, от чьего подзатыльника не выходит увернуться. — Братан, ты совсем ку-ку? Я тебе еще во второй главе сказал, что все всегда загадывают восемь! Хоть раз бы меня послушал. На заднем плане что-то приходит в движение. — Да иди т… осторожно! Тело реагирует быстрее разума. Тэхен кидается вперед, выбросив руки. По ушам шарашит испуганный мат и грохот, а предплечья резко начинают ныть, когда на них всем весом приземляется человек. Развернувшись, он понимает, откуда доносятся ругательства и повизгивания. Студент, еще недавно пытавшийся присобачить плакат, с воем повис на воротах, а через секунду собрался с духом и***
— Не, ну у вас реально что-то общее прослеживается. Речь об Эсме. Это Чимин заявляет, неловко почесывая затылок. Сегодня он развозит их домой на новенькой тачке, потому что накануне всем распиздел, какой подарок ему сделали родители, и в пьяном угаре клятвенно обещал все грехи отработать водителем. О каких грехах вообще может идти речь? Ну разве что выбор партнера иногда вызывает вопросы… С Юнги-то все понятно, он любитель о своих намерениях трубить на целую округу. Недавно разговорился и заявил, мол ему сразу захотелось выяснить, что за тайны скрываются у Джульетты в штанах. Захотелось, видимо, во время попытки отравления при знакомстве. «Может, в шкафах?» Тэхен уточнил только потому, что знал Юнги уже достаточно давно и был знаком с содержимым стеллажей в «Меньшем зле». «В шкафах — скелеты, это не тайна. А вот штаны — место интригующее.» Это ведьмак произнес с гордым видом человека, тайну штанов постигшего. Тэхен же мозгами пораскинул и пришел к выводу, что не будь Чимин хоть чуточку таким же ебанутым, вряд ли бы так ладно вписался в их компанию. Отправьте Юнги в ад — он станет командовать чертями, отправьте в ад Чимина — его вежливо проводят на выход и не заметят, как тот напиздит сувениров. Но сейчас не об этом! — Общее-общее… — ворчит Тэхен, возвращаясь к теме разговора, пока перед глазами графитовая полоса дороги проворно исчезает под колесами, — Бандана как у меня, вот и все. Эсму они высадили перед домом первой (всю дорогу Тэхен избегал смотреть в ее сторону) и теперь обсуждали произошедшее. — Ну разговаривали вы ебать смешно. Знаешь, как близнецы фразы друг за друга заканчивают? И вообще, она тоже по античности прется. Я как-то даже сразу не подумал, а сегодня увидел вас рядом — и щелкнуло. Что-то есть, — смеется Чимин, качая головой, за что хочется мстительно ткнуть его пальцем под ребро. — Да ну тебя, — тему хочется перевести, иначе она обязательно снова сведется к происшествию с лестницей, и все начнут обмусоливать этот героический подвиг, как будто совершил его Геракл, — Погнали в кино на неделе? — Я не против, — в целом, не удивительно — Чимин никогда не против. — Посмотрим, — хмыкает Юнги с переднего сиденья, и в руках у него мелькает колода таро, — Как карты лягут… — Ты их сам кладешь, еблан. Как захочешь, так и лягут, — Тэхен тянет лапищи, чтобы потрепать Юнги за щеку, и тут же отдергивает — в миллиметре нешуточно щелкают зубы. Ведьмак пакостливо хихикает и оборачивается: — Куда тебе кино? Иди к семинару готовься. Сам говорил, хочешь начать нормально учиться. — Не мог я такой хуйни сказать. — Учебник по французскому в зубы и вперед. Тебе полезно вспомнить, как выглядят буквы. — Сказал человек, который сдал доклад про скунсов, перепутав со сфинксами, ага. — Не учи кота яйца лизать… — только и отмахивается ведьмак. В таких разговорах Тэхен даже находит отдушину — как будто отпускает внутреннего ребенка, позволяя себе ерничать и выпендриваться. Правда, у некоторых участников их команды внутренний ребенок явно с отклонениями в развитии. Господь, как велик твой зоопарк… и животных тоже немало. Смех наполняет салон машины как раз, когда она тормозит перед домом Тэхена. Вернее, это не совсем его дом… Сокджин снова шикует на депутатских харчах (на этой неделе они, кажется, катаются на лыжах в Альпах), но Тэхен если и скучает, то лишь временами. Дом не пустует. Есть кое-кто, встречающий у порога и фигурально виляющий хвостом. А иногда и буквально — всякое бывает. — В кино пойдем в пятницу. Я все равно уже взял билеты, — заявляет он напоследок, с удовольствием наблюдая, как Юнги строит ему смешную рожу и показывает средний палец. — До встречи! — добродушно улыбается Чимин, схватив Юнги за пресловутый палец так, что колдун корчится вполне искренне.***
Пока не случается пятница, Тэхен видит Эсму еще трижды. Она машет ему рукой в столовой, отвлекшись от обеда с одногруппниками; она не замечает его, сидя в наушниках на подоконнике в коридоре и болтая ногой; она возмущенно полыхает и тут же бледнеет, когда они сталкиваются в дверях кабинета, из-за чего ее телефон встречается с полом. Колледж маленький, и то, как пересекаются периодически их пути, вовсе неудивительно. Он неловко роняет пару приветственных слов и скоропостижно скрывается из виду. Предчувствие мало чем обязано высшим силам, что бы ни утверждал Юнги. Мозг выстраивает намного больше логических связей, чем человек успевает осознать, и пока они сплетаются как паутина в единую картинку на задворках сознания, интуиция начинает подавать сигналы. Ощущение, что нечто назревает, зачастую имеет под собой вполне реальное обоснование. Поэтому Тэхен не списывает со счетов то чувство, которое у него вызывают мимолетные встречи с Эсмой: что-то грядет. Они идут в кино, как условились, невзирая на попытки небезызвестной***
Тэхен — тот, кто подскакивает на сиденье первым, опуская стекло. — Чимин, это случайно не твоя девочка? — зовет он, указывая на улицу. — Ты бы еще более паскудную формулировку выбрал, — ворчит тот, но к окну послушно припадает, а Чонгук сбавляет скорость, когда его тойота проезжает мимо одного из окрестных домов, — И правда она… Эй, Эсма! Последнее он выкрикивает, сопровождая призывным жестом рукой. Недавняя знакомая вздрагивает от голоса и оборачивается — судя по всколоченному виду, они отвлекли ее от важного дела. Тэхен бегло осматривает девушку: мятые как после сна кудри, перекошенная бандана, сумка на плече, в руке — камень. Они явно застают ее врасплох, отчего и без того круглые глаза становятся похожи на оленьи. Разглядев в окне крузака знакомое лицо, она приветственно машет рукой как ни в чем не бывало — той самой рукой, в которой зажат камень. Дом перед ней не обнесен высоким забором, его окружает низкая белая калитка, по периметру которой высажена гортензия — такого в Ист-Поинте навалом. — Привет, ребята! Хорошо, что вы здесь, — улыбается Эсма внезапно с шальным блеском в глазах. — Тебя подвезти? — предлагает Чонгук, очевидно сопоставив обращение к девушке и рассказ Тэхена о падении лестницы накануне и чудесном спасении. Она быстро кивает несколько раз и поворачивается к дому. — Спасибо. Надеюсь, ты умеешь быстро ездить. В следующее мгновение ее рука взлетает высоко над головой, а после слышится звон, с которым одно из окон разбивается вдребезги. Еще один звук пронзает воздух: Эсма хохочет, когда бежит к машине и запрыгивает в нее. Как раз в тот момент, когда Чонгук ударяет по газам, на крыльцо выскакивает потрепанный и орущий благим матом мужик, который при виде девушки приходит в неописуемую ярость. — Так тебе! Пошел нахуй! — вопит Эсма, чуть не выпав из окна, когда они отъезжают. После короткого изумленного молчания первым в себя приходит, конечно же, Юнги: — Бля, давайте ее обратно выкинем! — Эсма, это же твой дом, — вторит менее категорично, но с охуевшими нотками в голосе Чимин. Чонгук с Тэхеном молча переглядываются в растерянности, и последний поворачивается к толпе, теснившейся на заднем сиденье, внимательно осматривает. Юнги возмущен, но ему как будто по кайфу, Чимин действительно напуган, Хосок… именно рядом с Хосоком запрыгнула в машину Эсма, и тот с виду окаменел, так широко распахнув глаза, что они все меньше походят на азиатские. Пару раз он стреляет ими в сторону девушки, но отводит взгляд так быстро, что определить его отношение к ситуации почти невозможно. Он в равной степени может быть в восторге и ужасе. — Все в порядке? — спрашивает Тэхен, пожалуй, всех, а не конкретно ее. Эсма тяжело дышит, вжавшись спиной в сиденье, но ее лицо чуть ли не светится. Артемида и то ликовала меньше, когда впервые пронзила стрелой оленя. — Жаль, что вы это видели, но спасибо, что проезжали мимо. Выбросите меня на автобусной остановке? — И куда ты пойдешь, Лапочка? После того как разъебала окно собственного дома? Она пожимает плечами — движение выходит непринужденное, как будто ситуация вызывает беспокойство только у свидетелей, но никак не трогает непосредственную участницу. — Надо только ночь переждать. Утром отчим уже протрезвеет и даже не вспомнит, кто окно разбил. Судя по подбору выражений и тону голоса, Тэхен может сделать несколько неутешительных выводов. Во-первых, Эсма не знает, где проведет ночь. Во-вторых, отчим пьет — и это дело обыденное. В-третьих, подобные скандалы происходят с ней не в первый раз. Он не уверен, какое из умозаключений ужасает больше. — А тетя Бонита? — эмпатичный Чимин осторожно касается ее руки, скрытой за рукавом широкой фланелевой рубашки. — Мама ему не расскажет, не бойся, — заверяет Эсма, — Когда мы ссоримся, она меня прикрывает. Не Тэхену судить, но он ощущает тотальную неправильность этих слов. Прикрывает? Вместо того, чтобы уберечь ребенка и не допустить, чтобы подобное вообще происходило, она «прикрывает» девушку, которая убегает от пьяного отчима, назло ему разбивая окно? Он прикусывает щеку изнутри, чтобы не обратить свою ярость словами. В конце концов, полной картины никто не видел — да и не его это дело, в чужую семью лезть. Эсма как будто улавливает смятение во взгляде — на Тэхена она смотрит с тенью благоговения — и спешит добавить: — Никакой катастрофы не случилось, честно. Хреново, что вы, ребята, стали свидетелями этого говна, но а чья семья идеальная? Юнги раздраженно бормочет под нос что-то на латыни, Чимин примирительно гладит его по руке и вздыхает, и после короткого молчания вновь оживает Тэхен: — Мы у меня собираемся, хочешь? На ночь тоже можешь остаться, есть пустая комната. Оглянувшись в поисках поддержки, он замечает как улыбается краем губ Чонгук, пока его ладонь поощрительно опускается на бедро и принимается поглаживать. Он изучил Тэхена так досконально, что не составит труда смекнуть, почему его замкнутый парень вдруг проявляет такое радушие. Сказать, что Тэхен не любит новых людей в окружении все равно что заявить, мол троянцы с греками приятельствовали. Ладно бы просто не любил. Он их боится. Но стоит только прикинуть, что может случиться с молодой девушкой после пережитого стресса на ночных улицах… не-не, в пизду мизантропию. Высадить ее сейчас на остановке — то же самое, что открыть перед преступником дверь камеры и надеяться на его благоразумие. — Я как раз Тэхену плейстейшен к телеку подключу, — добавляет Чонгук, — И пиво есть. Тэхен хмыкает: — Благодать. — Благодать… — вздыхает Эсма. И они одновременно тянутся к волосам, чтобы скрыть неловкость за копошением с банданой, что вызывает еще больший наплыв смущения. Глаза Чимина скачут от одного к другому как стрелка метронома, и он ухмыляется: — Вот я об этом и говорил.***
Из машины Тэхен выходит последним. Каждому находится занятие: Чонгук выгружает из багажника пиво, Чимин несет в дом плейстейшен, одаривая коробку влюбленным взглядом, пока Юнги увлекает Эсму беседой о целительных свойствах самогона на березовых бруньках (где это видано, чтобы кто-то слушал ведьмака с таким неподдельным интересом?). И вот когда все рассредотачиваются по двору, как персонажи в симсе, Хосок внезапно хватает Тэхена за руку. Он бледный, как будто даже слегка зеленый — вовсе не из-за того, что укачало в дороге. Подобным оборотни не страдают (суки везучие). Но он натянутый как струна, глаза бегают, а по пути домой молчал как партизан, пока все вели непринужденный разговор, чтобы отвлечься от произошедшего. То, как онемел обычно вполне болтливый Хосок, заметила даже Эсма. «А у тебя где кнопка включения?» Вот и все, что она спросила, а тот молниеносно сравнялся цветом лица с бетонной стеной и промямлил нечто невразумительное. Сидел да сопел, вжавшись в сиденье. Вот и сейчас он медленно поворачивает к Тэхену голову, остановив посреди опустевшей подъездной дорожки, и глухо цедит по слогам: — Дай мне ее инсту. Тэхен аж присвистывает. Вот оно че… Он понижает голос, делая его более томным, и доверительно склоняется к оборотню: — Запечатление — это когда… Это невероятное притяжение, когда все вокруг меняется… Только уже не земля держит тебя… и ты сделаешь все, что угодно, станешь тем, кем ей нужно… — Ебаный в рот, Тэхен, ты посмел цитировать Джейкоба из «Сумерек» при мне? Тот аж хрюкает от смеха и хлопает Хосока по плечу. Ему хорошо знакомо это чувство — когда бабочка в животе изнывает от желания развернуть крылья и пощекотать тебя. Вот-вот да накроет в полной мере, пока ты сам еще только предвосхищаешь катастрофу. — Да ладно, расслабься! Попросить тайком инсту — это сильно. Рыцари двадцать первого века не убивают драконов, они лайкают сториз. Или погоди… — он делает большие глаза, — В ход идет тяжелая артиллерия. Скинешь реакт? Тот вздыхает мученически и устало массирует виски, мгновенно жалея, что благословил их с Чонгуком отношения. — Ты распоследняя паскуда. Больше никогда не буду выгораживать вас с братом перед родителями. — Каков шантажист! — ахает Тэхен в притворном ужасе, параллельно выуживая из кармана телефон. Пальцы клацают по экрану, через несколько секунд в кармане Хосока звякает уведомление, — У меня только номер. Инста наверно у Чимина есть, разберешься. Что, замолвить за тебя словечко? С Хосоком происходят мгновенные метаморфозы: просияв, он приосанивается и вальяжно ерошит черные волосы, придавая им слегка небрежный вид. Глаза на мгновение полыхают желтым, и тут же золото снова сгущается в черноту. — Будь добр, предупреди, что вместо серенад под окном мы на луну воем, — подыгрывает он, и по интонации Тэхен понимает, что друг наконец-то пришел в себя. — Ну хоть в цирке не выступаете.***
В доме Юнги уже достал самогон, и по тому, как заинтересованно Эсма за ним наблюдает, становится понятно: в компанию она впишется. — Мы же не траванемся этим? — интересуется Чимин, памятуя о болиголове в своем чае, — С чем черт не шутит… — Во-первых, «чем» — без предлога, — хмыкает Юнги, — Во-вторых, я спрашивал: запретных тем нет. В-третьих, этот самогон — венец моего творения. Чонгук склоняется, мельком понюхав горлышко, и зажимает нос рукой с выражением дикого отвращения на лице. — Да, Юнги. Это полный венец. Может все-таки пиво? — Обижаешь… этот рецепт из поколения в поколения передавался в нашей семье, — продолжает вещать тот, оценив, что Эсма еще не привыкла к его припизде и верит каждому слову. А сам чуть ли не светится от гордости, — Я такой хоть с закрытыми глазами сделаю. Мастерство, которое не пропьешь! — А мы постараемся, — подмигивает Чимин, салютуя подготовленным стаканом. (Они постарались.)***
…Блять, нахуя они так старались? Иногда Тэхен думает, что в голове у него опилки, порой — тараканы, сегодня — однозначно литавры. Маленькие невидимые человечки остервенело лупят тяжелыми невидимыми палками, выводя его на тихий невнятный скулеж. Он обязательно позаботится о том, чтобы самогон Юнги причислили к оружию массового поражения и запретили нахуй. Пойло уносит на раз-два каждого, кому не посчастливилось пригубить, и Тэхен уверен, что процент нестерпимо страдающих от бренности бытия жителей в Ист-Поинте резко подскочил этим утром. Его единственный здоровый глаз, судя по ощущениям, готов присоединиться к болезному брату: солнце кажется ослепительным и режет даже сквозь закрытые веки — и скромный зазор между портьерами на окне. Хоть волком вой — хотя то прерогатива Чонгука. Собственная комната выглядит чужой, она похожа на корабль в шторм и начинает качаться, если вставать чересчур торопливо. Сколько он выпил-то? Стакан… один ебаный стакан, после которого воспоминания о вечере подергиваются не то что дымкой — их заботливо укутывает черной бархатной тканью, не пропускающей даже свет. Но главное — в комнате Тэхен один, хотя Чонгук наверняка оставался на ночь. Непорядок… зря, что ли, говорят — и в горе, и в радости, и в тяжком похмелье? На то, чтобы встать и перестать шататься, уходит уйма времени. Еще дольше глаза привыкают к свету, а тело — холодной воде в душе. Ей Тэхен тщетно силится смыть ощущение, что самогон пропитал его чресла насквозь и выйдет только с последним вздохом. Он корчит своему отражению рожи, пока чистит зубы, разглядывая, как искажается шрам на щеке. Из зеркала смотрит опухшее чудовище, сегодня он — Полифем с одутловатой мордой, полуслепой и нелепый как новорожденный котенок. Часа через полтора (если верить ощущениям, потому что телефон хуй пойми где) Тэхен шаркающими шагами тащится вниз. Кто придумал понатыкать в доме столько окон? Кто вообще решил, что человек всегда будет рад солнечному свету? Куда делся Чонгук? Что происходило вчера после того, как они поддались змею-искусителю и приняли из его рук яд? Раздражающее неведение усиливает головную боль. — Доброе утро, — настигает ровный***
Даже умные люди принимают глупые решения. Случаются ситуации, когда собственные доводы, кажется, подкреплены железной логикой, в то время как любой свидетель сразу подметит, в какой момент у логики начала подтекать крыша. А если нет его рядом, этого случайного прохожего, который даст беспристрастную оценку? А если нет, спасение утопающего — дело рук самого утопающего. Тэхен вроде не тонет, но свои решения в тот злополучный день под критической призмой рассмотреть забывает. Краеугольный камень развернувшейся ситуации можно разложить на три незначительные в масштабах вселенной и катастрофические в масштабах одного дня составляющие. Во-первых, спустя неделю после самогона Тэхен встречает Эсму в единственном на всю округу мало-мальски приличном молле. — Ты здесь один? — интересуется она после дежурных расшаркиваний, пока тот замирает истуканом и пытается сообразить, какую применить тактику: оставаться на месте, бежать или нападать. Так ведут себя с хищниками? …Во-вторых, он невовремя вспоминает, как обещал Хосоку замолвить за него слово перед Эсмой. Инстаграмма у нее не оказывается, а для звонка тот все еще собирается с духом. — Типа того. Искал костюм на Хэллоуин, — приподнимает он руку, с которой свисает пакет с пластиковой тыквой, — Хочешь со мной? И в-третьих, порой так случается, что способность полноценно доносить свою мысль покидает его. Особенно под давлением тревожных мыслей. Поэтому, когда Эсма, просияв, соглашается на его радушное предложение, он быстро пишет Чонгуку.Вы, 13:44 я встретил эсму в тц так что не приезжай ок?
Ист-Поинтский маламут, 13:45 у тебя теперь с ней свидание?)Вы, 13:45 у меня план
Ист-Поинсткий маламут, 13:46 чаще всего после таких твоих заявлений случается апокалипсис Сложно назвать планом то, что сконструировали из говна и палок за три секунды паузы между «привет» и «ты здесь один?», но что имеем, то имеем. Прежде всего, стоит отметить, что как минимум цель у плана есть: перевести фокус внимания Эсмы на Хосока, насколько это возможно. Тут возникает закономерный вопрос: перевести, простигосподи, с кого? Ответ у Тэхена развернутый. Три дня назад он со спокойной душой шел по колледжу в поисках Чонгука, и обнаружил его болтающим с Эсмой у выхода из корпуса — и остановился так резко, как от плевка в лицо. Сразу вспомнились солнечная кухня, лак для ногтей, оливковая кожа, о которых он поклялся себе забыть душевного спокойствия ради. Но увидев их рядом снова, вдруг пожалел, что не обладает волчьими примочками и с большого расстояния слышать не может. К моменту, когда Тэхен на ватных ногах подоспел к Чонгуку, не заметившая его приближения Эсма уже попрощалась и исчезла за воротами. — О чем болтали? — Она про тебя подошла спросить. — А, ну ладно. Вообще не ладно, на самом деле. В тот день Эсма так подвязала волосы банданой, так что теперь всему миру было видно, какие правильные и красивые у нее черты лица. И глаза большие, блестящие. И кожа ровная — ни родинок… ни шрамов каких. Когда улыбается, у нее на щеке образуется ямочка — очаровательная ямочка, Тэхен ни ей, ни прочими атрибутами похвастать вот не может. Эсма еще и собеседник интересный — это он тоже усвоил. И если уж он подмечает такие детали, то и другие люди рано или поздно оценят ее достоинства… по достоинству. «Другие люди», ага. Интересующее его лицо к людям относится чисто технически. И магнетизмом обладает поистине звериным. Иногда Тэхен нет-нет да представляет, что случится, если однажды у Чонгука откроются глаза, и он наконец заметит, как много вокруг привлекательных, интересных и не обремененных комплексами людей. Если однажды поймет, что жалеет о своем выборе, если увидит в Тэхене то, что тот сам так привык в себе видеть? Эти мысли подкашивают как пинок под колени. Эти мысли рождают план. Встретив Эсму в торговом центре, Тэхен решает во что бы то ни стало заинтересовать ее в Хосоке. Декорациями для разговора на нужную ему тему выступает выбор хэллоуинского костюма (хочется все-таки хоть раз переплюнуть Юнги) и лавандовый лимонад — куда ж без него. Тэхен даже угощает Эсму (во имя великой цели расположить к диалогу, конечно), а она сияет так, что хочется жмуриться. План претворяется в действие планомерно. Шаг первый — прозондировать почву. — Никогда б не подумала, что тебе тоже Peach Pit нравятся. — О, знаешь, кто еще их слушает? Мой братан Хосок. Помнишь его? Если честно, Тэхен в душе не чает, какую музыку тот любит. Но его Наруто учил не сдаваться, так что он пробует снова, стоит им сменить тему разговора. Шаг второй — ненавязчиво продемонстрировать достоинства. — Вот ты знаешь, какие у тебя языки любви? — Американский доллар, корейская вона, английский фунт. Зато у моего друга Хосока — подарки и качественное время вместе. И вообще человек он что надо. По выражению лица Эсмы сложно понять, как именно она воспринимает эту информацию. Не беда! У Тэхена припасена еще парочка заходов на все случаи жизни. Шаг третий — подсадить на крючок интриги, намекнуть, что не все так просто. — Я редко встречаю парней, которым «Сумерки» нравятся! — смеется она переливчато и звонко, — Пересмотрим вместе? — О, — Тэхен аж тормозит посреди прохода, загораживая пакетами с покупками дорогу посетителям молла, — А знаешь, что общего у Джейкоба и моего доброго друга Хосока? Прежде, чем озадаченная Эсма успевает ответить, прохожий задевает его злополучные пакеты своими, Тэхен пошатывается, а потом тяжесть с рук внезапно исчезает. — Харизматичный и очаровательный брат, полагаю? — раздается голос над ухом, а после лицо Чонгука, забравшего пакеты, появляется в поле зрения. Как же умопомрачительно он смотрится в сером! Покажите еще хотя бы одного человека, который в графитовом лонгсливе и простых голубых джинсах выглядит так, что затмит кинозвезду в смокинге. Тэхен аж губу прикусывает от досады, когда осознает, что Чонгук не воспринял его сообщения всерьез и все равно приехал. Теперь мало того, что план идет насмарку, еще и Эсма на него так таращится, что хочется спрятать. — Это где там у Джейкоба брат был? — фыркает Тэхен, поздоровавшись, а сам исподтишка наблюдает за реакцией девушки. Та ведет себя вполне приветливо, но улыбка у нее выходит какая-то кислая. — Эх ты, эксперт. Смотрел невнимательно? — мягко смеется тот, — Надо будет сегодня освежить твои знания, чтобы людей не вводил в заблуждение. Вы уже все купили или еще пошатаемся? В тот момент, когда Чонгук перекидывает пакеты с покупками в одну руку, а второй подхватывает его ладонь, лицо Эсмы на секунду мрачнеет, что никак не может укрыться от пристального взгляда Тэхена. Они заговаривают одновременно: — Пошатаемся. — Все купили! — яростно кивает Тэхен головой, хотя для костюма Кронка из «Похождений императора» еще нужно раздобыть фартук и картон, чтобы сделать полноразмерную фигурку Измы. Поскорее бы разойтись (и больше никогда не пересекаться), потому что каждая лишняя минута в компании Эсмы приближает к нервному истощению. Да простят его Олимпийцы за трусость и дурость, но нет повести печальнее на свете, чем повесть о Тэхене, который сравнивает себя с другими и заведомо проигрывает. Тем более, что Эсма сегодня непринужденно прелестная — она без банданы, так что волосы очаровательными завитками обрамляют лицо, а белая майка выгодно оттеняет загар на коже. И не только ее: взгляд совершенно непреднамеренно задевает вырез майки, и Тэхену хочется натурально выть — у нее даже грудь идеальная! Его внезапно посещает шальная мысль, что они с Чонгуком ни разу не обсуждали, а нравится ли ему вообще противоположный пол. Чисто гипотетически, он тоже считает грудь Эсмы привлекательной? И если считает — то как экспонат в музее или предмет вожделения? Вот у самого Тэхена на женскую грудь не встанет даже при усилии — а что насчет его парня? Он машинально потирает подбородок пальцами, так глубоко задумавшись и не отрывая взгляда от выреза несчастной майки, что не замечает, как пауза в разговоре сильно затягивается. — Тогда едем домой? — вырывает из размышлений голос Чонгука, и Тэхен чуть ли на месте не подскакивает от неожиданности и оборачивается. Оборачивается, чтобы осознать, что именно он разглядывал все это время. Картина маслом: Чонгук вопросительно пялится на Тэхена, который, в свою очередь, самозабвенно пялится на женские сиськи. И только Эсму, кажется, ситуация нисколько не напрягает — наоборот, разочарования на ее лице как не бывало, она улыбку-то еле сдерживает. Аж в горле пересыхает. А если Чонгук сейчас не то подумал? — Точно, нам очень нужно домой, — севшим голосом чеканит он и быстро разворачивается, — Приятно было увидеться! Если что, мой славный друг Хосок тут тоже часто появляется. Ну, бывай! Он тащит Чонгука на парковку с такой скоростью, что не снилась Молнии Маккуин. Это ж надо было такое выкинуть! Тэхену хочется хорошенько настучать по собственной башке. — Ты чего так рванул? — смеется Чонгук, поравнявшись с ним и вынудив сбавить скорость, когда Эсма скрывается из виду, — У тебя глаза бешеные как после отваров в «Меньшем зле». Тэхен резко тормозит, серея лицом. Объясниться нужно срочно, пока Чонгук не надумал чего из-за его странного поведения. В конце концов, он рассматривал Эсму, как рассматривают частички лука в микроскоп на биологии, и строил гипотезы — никакого криминала. Он чувствует неистовое желание оправдаться и слепо ему следует: — Что бы ты не подумал, я пялился исключительно в научных целях. Чонгук делает такое сложное лицо, что мгновенно хочется взять слова назад. — Пялился? Тэхен шумно выдыхает, сжав челюсти. — На сиськи. — Сиськи? Чонгук моргает. На несколько мгновений повисает напряженное молчание, Тэхен успевает испугаться, ведь лицо напротив не выражает совершенно ничего: такое не то что прочесть — подойти страшно, и вот он думает — это конец, финишная прямая, последняя капля и лебединая песня. Через секунду по всем канонам жанра Зевс должен расколоть ему черепушку молнией. В следующее мгновение Чонгука складывает пополам таким мощным приступом смеха, что Тэхен опасается, не случилась ли у него истерика. — Я опять что-то не то сказал? Чонгук чуть ли не воет, зажимая рот ладонью и тяжело дыша. В такие моменты он красивый как Дионис после вакханалии, красивый как хаос, как будто весь свет в мире создан, чтобы во тьме не терялись его черты. — Ой, бля-ять, Тэхен, у меня аж пресс заболел… — с трудом выговаривает тот, отсмеявшись, — Ты что как скажешь, я хуею, а потом думаю — и как тебя такого не любить, а? У Тэхена от стыда горят щеки и от любви полыхает сердце.***
Навалил кринжа в торговом центре, ну с кем не бывает? Они единодушно решают забыть этот эпизод, за что Тэхен страшно благодарен. Его слабоумия и отваги хватает на то, чтобы впоследствии неловко махать Эсме рукой при встрече в колледже, а если им и случается заговорить, любая тема им непременно сводится к доверительному «а вот мой славный доблестный друг Хосок…». Правда, Тэхен все чаще думает пересмотреть тактику: Эсма при упоминании Хосока такое выражение лица делает, что он грешным делом задумывается, не отпугнул ли ее своими исключительно выдающимися способностями к сводничеству. У конца октября есть своя особенная атмосфера. Ист-Поинт еще не успевает сковать настоящим холодом, но предчувствие стужи делает воздух колким и хрупким, а пейзаж пылает, неторопливо выкладывая городские дорожки мягким желтым ковром. Чем ближе Хэллоуин, тем чаще Юнги пропадает в «Меньшем зле», делая заготовки на зиму (что под этим подразумевается, одному ему ведомо — вряд ли колдун там помидоры закатывает), и самозабвенно вырезает страшные рожи из тыкв. За последние годы он настолько продвинулся в этом деле, что Тэхен уже видел тыкву с лицом графа Дракулы, Франкенштейна и Джека Воробья. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы крыс ловить перестало… Сокджин возвращается домой — хотя про него корректнее сказать, что приезжает в гости. Он все еще продолжает настаивать, что живет с Тэхеном в Ист-Поинте, но с учетом того, как много его вещей постепенно перебралось в депутатскую квартиру, и как часто он появляется в доме — это утверждение легко опровергнуть. Так вот, Сокджин возвращается домой в канун Дня Всех Святых, пока Намджун разбирается со своими чрезвычайно важными взрослыми делами в столице. Тэхен это никак не комментирует, разве что в его понимании важные дела Намджуна — это стоять перед зеркалом, сверкая запонками, и строить рожи а-ля «какой же я пиздатый». В честь приезда старшего из четы Ким они собирают всех дома пить вино и петь караоке (расписание гибкое, после вина уж как пойдет). Юнги притаскивает созданный его золотыми (от непонятных порошков) руками шоколадный торт. Чимин притаскивает Эсму. Все они не без греха. Торт водружают на стол с таким видом, будто приехал экспонат прямиком из Лувра. Чимин с торжественным видом развязывает черную ленту на коробке, медленно снимает крышку, пока Чонгук с Хосоком имитируют барабанную дробь ладонями по коленям. — Вашему вниманию представляется математический торт! С плюсиками. Юнги закатывает глаза. Из шоколадной поверхности торта во все стороны торчат палочки печенья, залитые глазурью. — Не слушайте Джульетту, — машет ведьма руками, — Это кладбище. — Я придумал еще интерпретацию, — задумчиво склоняет голову Чонгук, — Тюрьма? — Зуб даю, это ежик, — подскакивает из-за стола Сокджин, и все смотрят на него с сомнением, заставив стушеваться, — Ежик-мутант? — Мутантов у нас хватает, — зубоскалит Юнги, — А детище мое оскорблять не надо, кастрирую. Кто есть будет? Все будут, еще как будут. Что бы ни изображала эта непривлекательная гора шоколада, если Чимин тоже приложил руку к ее созданию, на вкус она должна оказаться божественной. (Она оказалась.) Дальше все идет по сценарию вполне стандартному: вино течет рекой, как у Олимпийцев амброзия (правда, растекается иногда по полу, за что Тэхен виновников гоняет тряпками); подвыпивший Юнги с видом умудренного жизнью человека начинает заливать очередную байку про лесную нечисть, с которой у него конфликт (истории у него всегда в духе «…и в меня стреляли, и я упал в лужу нахуй…»); караоке в полной мере наслаждается Сокджин (а потому что кальянный рэп сам себя не исполнит, если что), и к нему даже подключается подвыпившая Эсма, с которой они спелись почти сразу. Тэхен пьет меньше всех и остается трезвым поневоле — а кто еще, если не он, проконтролирует, чтобы Хосок перестал изображать из себя мученика и избавил его от постоянных волнений об Эсме и Чонгуке? Когда оборотень приканчивает третий кусок торта, щедро запивая красным полусладким и стреляя глазами в сторону голосящих Сокджина и Эсмы, Тэхен подсаживается к нему поближе и шепчет над плечом: — Ну и что, так и просидишь весь вечер? Напоминаю, ты уже закончил колледж, так что магическим образом пересечься с ней между парами не выйдет. Дьявол работает усердно, Тэхен работает усердней. Хосок отмахивается. — А если отошьет? — А ты хотя бы попробовал? — не сдается тот, — Возьми уже быка за рога. — Я тебе Артемида или кто? — У нее олень был, вообще-то. И оленем будешь ты, если не заговоришь сегодня с Эсмой. У Хосока дергается кадык, когда он тяжело сглатывает кусок торта и громко отпивает из бокала и смотрит на Тэхена умоляющими глазами. Нет, это пиздец какой-то. Еще ни разу он не видел, чтобы этот оборотень поджал хвост как дворняга и трясся от мысли, что его отошьет девушка. Тэхен не зря говорил, что братья Чон похожи — а это гарантировало наличие у Хосока и знаменитой волчьей харизмы, и умения себя держать, и даже голоса приятного. Жаль, смелости не прибавляло. — Блять, я тебе щас голову откушу, — не выдерживает он. Тогда Хосок молча ставит бокал на стол и резко поднимается, направляясь в сторону телека, перед которым орут в караоке Сокджин и предмет волчьего обожания. Тэхен откидывается на спинку стула с чувством выполненного долга и, повернув голову, натыкается на насмешливый взгляд Чонгука. Подслушивал, конечно же — куда от него деться. Невозможно оставить его без улыбки в ответ и не подсесть поближе. К ночи начинает казаться даже, что буря миновала: Хосок пел с Эсмой в караоке и не заработал сердечный приступ, Юнги показывал фокусы с исчезновением (эта падла спиздила у Тэхена виниловую пластинку), Чимин выиграл в твистер, из-за чего Сокджин пообещал оторвать ему «эти блядские длинные ноги», а Чонгук разрисовал маркером старый баскетбольный мяч Тэхена, который сам же и подарил в одну из первых встреч. Бывает так, что штиль на море — лишь затишье перед бурей. Такая мысль мелькает у Тэхена, когда Эсма подплывает к нему нетвердой походкой — щеки розовые, волосы после караоке и танцев (а Сокджин умеет увлечь аудиторию, однако) растрепанные и похожи на конфетти, глаза блестят. — Что-то меня мутит. Напомни, где туалет? Тэхен беспомощно замирает, и вдруг его озаряет мысль. Вот оно! Если сейчас Хосок придет ей на помощь в трудную минуту, он наверняка обретет в глазах девушки статус рыцаря. Он же не зря смотрел тысячу и один ромком, где все шло примерно по той же схеме? Должно и сейчас сработать. Да где же он? Тэхен оглядывает гостиную, но здесь только Чимин с Юнги развалились на диване и играют в Мортал Комбат на плойке. О, Фортуна, почему ты отвернулась от него в такой ответственный момент? Чонгук и Сокджин ушли докупить вина и прихватили Хосока с собой. Тэхен разочарованно вздыхает и смиряется с тем, что план придется придумывать новый. Эсма тем временем пошатывается и чуть ли не падает на него. — Ох ты ж, Афродита, полегче, — шутя вздыхает он и подхватывает ее в полете, — Пойдем провожу тебя. Да уж, будь на его месте Хосок, романтикой момента похвастать было бы сложно. Эсма, кажется, и правда выпила лишнего, о чем свидетельствует выражение лица, с которым она поднимается по лестнице. — Сюда-сюда, — он заводит ее в ванную, тут же пододвигает к унитазу коврик, чтобы удобнее было сесть в случае, если затошнит. Порывшись в ящике, находит резинку для волос и помогает завязать хвост, — Дыши глубоко, я рядом, если что, можешь опереться. Девушка усаживается на пол, облокотившись спиной о шкафчик под раковиной, и начинается молчаливая и неловкая игра в гляделки. Вопреки опьянению, у нее вполне осмысленный взгляд, и под ним становится неуютно. Пусть даже Тэхен — существо упертое, невзрачное и ревнивое, это не отменяет того, что к Эсме, чувствующей себя нехорошо, он испытывает только сочувствие. Она все еще красивая, она по-прежнему очень часто и пристально смотрит в их с Чонгуком сторону, и он побаивается того, насколько легко и незаметно таким человеком можно увлечься. Но присаживается на пол напротив, чтобы в случае чего помочь. Молчание затягивается, и он ищет предлог завести беседу — тишина начинает напрягать. Хочется поежиться: нет ничего более неприятного, чем пристальное внимание к лицу — он и без того знает, что именно вызывает интерес посторонних, и все еще с трудом мирится с этим. — Чимин говорил, ты греческий учишь. Если надо, у меня классные учебники есть, могу одолжить. Да и в целом, если что-то нужно, к любому из нас можешь обратиться, мы поможем. Он с трудом сдерживается, чтобы не ляпнуть: «особенно мой славный друг Хосок.» Эсма молчит, на мгновение удивленно приподняв брови, а потом расплывается в пьяной улыбке. — Вам меня жалко? — спрашивает она, когда Тэхен уже не ждет ответа. Он дергает неловко плечом. Есть такое. То самое чувство, которое сподвигло его пригласить Эсму переночевать у них далекой ночью в начале октября. Жалость. Он смотрит на девушку, вспоминая пьяного отчима на пороге дома, а потом перед глазами всплывает момент, когда она с отчаянием и ликованием запустила камнем в окно. — Нет, — лжет, потому что по глазам видит, что именно это она хочет услышать, — Чимин попросил позаботиться о тебе, а нам о человеческом отношении отдельно и напоминать не надо. — Ты хороший, — приподнимаются уголки ее губ, а Тэхен мысленно матерится. Эсма говорит это, даже не подозревая, как сильно он боится, что она уведет его парня, — И ты мне нравишься. Его как будто против шерсти погладили — аж щека нервно дернулась. — Да ладно! У нас все хорошие. И ты ребятам нравишься тоже, — отмахивается он. «Особенно моему славному…» — Ты не понял, я в другом смысле. Тэхен отчаянно сопротивляется, но осознание назревает и с громким шумом взрывается в голове, как попкорн. Он чувствует себя карикатурой из-под пера Бидструпа, так и видит со стороны, как открывает и закрывает рот с посеревшей рожей, не в силах быстро собраться с мыслями. — А Чонгук? Тебе он не нравится? И вот бы выдохнуть с облегчением, что беда миновала, но вместо ответа Эсма вдруг бросается вперед — Тэхен так пугается, что машинально хватает ее за предплечья, когда она пытается обнять за шею. От резкой смены положения девушка покачивается и наклоняет к нему голову — Тэхен тут же вытягивает шею, отодвигаясь и ударяясь затылком о кафель. — Эй-эй-эй, куда? — испуганно бормочет он, а сердце колотится как бешеное. Эсма смотрит молча, ее лицо очень близко, если ничего не предпринять, она наверняка свершит задуманное, а толкаться не хочется — тем более, что она пьяная и может удариться, если неаккуратно упадет. Тэхен борется с желанием зажмуриться, потому что делать этого очевидно нельзя, но безумно хочется — как будто с закрытыми глазами исчезнет из ванной и он сам, и вся эта нелепая ситуация. И тогда он слышит, как отворяется дверь. — Чимин сказал, вы здесь. Они медленно поворачиваются, чтобы застать Чонгука, стоящего в дверном проеме. Умеет же он делать взгляд непроницаемым — Тэхен при всем желании не способен определить, как воспринимает оборотень картину, которую лицезреет. Запястья Эсмы все еще сжимаются его пальцами, а она сама наседает так, что намерения считываются на раз-два. То ли свет бликует, то ли действительно на секунду глаза Чонгука сверкают как монеты, а после снова превращаются в две черные воронки. И буравят Тэхена, молча Тэхена буравят. — Эсме стало плохо, — выпаливает он, настолько ошарашенный собственной неспособностью подобрать слова, что чуть не ловит сердечный приступ, — Я спущусь через минуту. Стоит отдать Чонгуку должное — он самый рациональный человек из всех, что Тэхен встречал. Настолько, что не приходит в ярость, не начинает выяснять отношения прямо на месте — молча кивает и прикрывает за собой дверь. И только Тэхен оборачивается к Эсме с возмущением в глазах, та отстраняется как вода, отхлынувшая с берега, и занимает прежнее положение у стены. — Нет, мне не нравится Чонгук, — произносит она устало, и Тэхен удивляется — как вообще она удержала нить разговора? — Это бессмысленно. Ты ему если «на колени» скажешь, он ими бетонный пол пробьет. В ее голосе слышится злость на этих словах. — Со мной тоже бессмысленно, вообще-то, — сухо произносит он, подтянув к груди колени. Хочется сразу поставить точку и пойти догнать Чонгука, чтобы прояснить ситуацию. Он тоже зол. Даже взбешен — еще немного, и устроит скандал, вот честно, — Это было некрасиво, не делай так больше. Тогда она тоже вдруг сгибает ноги и обнимает колени руками, как будто сразу становясь меньше. — Прости. Нет, правда, мне просто показалось, ты ко мне тоже внимание проявлял. — Я? — пораженно открывает он рот, — Я — внимание? Если вдруг в ванную сейчас ворвется Минос и заявит, что Тэхен унаследовал Крит, тот все равно удивится меньше. — Забей, — смуглая ладонь проходится по лицу, сжимает переносицу как при головной боли, — Прости еще раз, я зря это все. Вы так смотритесь вместе… невыносимо смотреть. Вы друг другу очень подходите. — Ну… спасибо. Наверное, — он смущенно прочищает горло, чувствуя, как к его злости примешиваются оттенки других эмоций — как будто на Эсму теперь горько смотреть. Он приподнимается, чтобы встать и выйти. Та утыкается лицом в колени и бормочет сконфуженно: — Тэхен, в чем секрет? Мне тоже хочется счастья, и близости, и всей этой… — она описывает неопределенный круг рукой. Он аж замирает на месте, так и не покинув ванную. И в голову отчего-то снова лезет эпизод с брошенным в окно камнем. Ему тоже знакомо то, как может осточертеть одиночество. Он все еще помнит, в каких руинах был, когда сорвался за братом в глушь в надежде расстаться с чувством извечной покинутости и обреченности. — Нет никакого секрета, сама понимаешь, — в конце концов он снова садится напротив, вздохнув, — Я вообще раньше думал, что недостоин даже хорошего отношения. Думал, меня никогда не будет достаточно, что я всегда буду притворяться кем-то перед людьми и от них отгораживаться. — Может, я просто недостаточно красивая? Тут Тэхен не выдерживает и долго смеется, чем вызывает на лице Эсмы неподдельное удивление. — Ой, блять, уж точно не я должен давать советы в этом деле, — все еще смеясь, отвечает он, — Я свое лицо ненавижу. Но знаешь, в чем прикол? Я смотрю в зеркало и вижу увечья. А Чонгук увидел что-то свое. Чонгук был первым, кому Тэхен научился без стеснения и долго смотреть в глаза, даже зная, что он в этот момент — как на ладони, со всеми его несовершенствами. Но Чонгук так смотрит на него, будто видит не шрам и поплывший зрачок, а моменты, которые они проживают вместе. Два года назад он не представлял даже, что найдется человек, которого он будет называть тупыми милыми прозвищами на серьезных щах. С которым станет настолько спокойно, что сможет ходить да напевать себе под нос в его присутствии — а петь при людях Тэхен стесняется едва ли не больше, чем своих шрамов. — Хвастаешься, — беззлобно хмыкает Эсма, глядя в пол. — Я к тому, что ты не будешь одинокой всегда. Да и вообще, без парня жизнь тоже хороша. Любовь можно черпать из разных вещей. — Одиночество невыносимое. Ты понимаешь, если и сам был на моем месте, — она приподнимает уголок губ, — Да и романтики хочется… пиздец как. Достало уже. О, да, это чувство преследовало Тэхена не один год. Он помнит, как сжимает горло железными тисками от одной адски мучительной мысли. У меня нет любви. Он помнит, как может измучить желание найти человека, с которым никогда бы не разделился в фильме ужасов. — Хочется, значит будет. Не отчаивайся, пожалуйста, — мягко говорит он, — И главное, не бросайся на первых встречных, — слышится ее виноватый смешок, — И не давай одиночеству застилать тебе глаза — так можно и на долбаеба нарваться. Они охуеть как качественно притворяться умеют. Она с минуту молча водит пальцем по кафелю, задумчиво глядя перед собой, а потом поднимает глаза. — Мне жаль, что так получилось. Тебе, наверно, нужно идти. Эфемерные тиски на горле немного ослабляют давление, и поднявшийся на ноги Тэхен улыбается ей вполне искренне. От Эсмы, отчаянной и потерявшейся — и очень на него похожей — он больше не ощущает угрозы, которая планомерно выедала ему мозг последние пару недель. — Я уйду, если тебе лучше. И, кстати, — он останавливается в дверях, — Ты по-прежнему можешь обратиться к нам, если нуждаешься в поддержке. Или просто в хорошей компании. Маленькая улыбка изгибает ее губы. — Даже к Юнги? — И ко всем его бесам.***
Из ванной он выходит, испытывая облегчение. Но быстро мрачнеет: вот теперь дело предстоит реально серьезное — жопой чует. — А Чонгук вышел, — машет Хосок в сторону двери, — Воздухом не надышался, говорит. Ебаный пиздец, вздыхает Тэхен про себя. Ну хоть на луну не воет. Нужно срочно исправлять ситуацию. Тем более, что он пообещал выйти через минуту, а сам задержался, позволив Эсме объясниться. Теперь объясняться предстоит ему. Прошлым летом они вместе привезли и установили во дворе большие качели с навесом от солнца, которые теперь стояли под елками круглый год. Пока устанавливали, Тэхен чуть не лишился пальца и второго глаза, так что, технически, вся работа была на Чонгуке. На тех качелях он оборотня и застает. — Нам нужно прояснить несколько каверзных моментов. Понимаю, ситуация паскудная, — негромко начинает он, усевшись на приличном расстоянии и избегая смотреть в глаза. Вместо этого он наблюдает, как собственный кроссовок в приступе волнения начинает рыть почву под качелей. — И правда очень нужно, — невозмутимо отзывается Чонгук, вот только он смотрит на Тэхена, не отрываясь, — А то я уже устал рационализировать свою ревность, чтобы не случилось, как тогда… ну, с Намджуном. Тэхен чуть ли не прыскает, вспомнив их знаменитую драку на этом самом дворе, и разъяренного Сокджина, который утихомирил их пыл одним своим появлением. Эти события кажутся такими далекими, как будто случились в прошлой жизни. Тэхену, пожалуй, стоит поучиться у Чонгука этой его… как он сказал? Рационализировать ревность? Да, определенно стоило бы. — У нас с Эсмой ничего не было и быть не могло. Ты только не смейся, но изначально я боялся, что она может тебе понравиться. Чонгук смотрит так, будто это Тэхен Христа распял. Повисает тяжелая пауза. После — негромкий, но не менее тяжелый вздох, и он придвигается ближе, кладет руку на спинку качели позади тэхеновых плеч. — Ты посчитал, что мне может понравиться девушка, которая пыталась увести моего парня? — Увести-увести, — фыркает тот, продолжая рассматривать свои кроссовки. Свет фонаря, что висит над крыльцом, достигает их едва-едва, все вокруг окутано сумраком и тенями. В кустах трещат цикады, а в широких еловых лапах гуляет ветер. Тэхен прислушивается к звукам ночи, оттягивая момент, когда признается в своей стратегической недальновидности, — Я был уверен, что она составляет мне конкуренцию. Весь месяц думал, что сделать, чтобы никто из вас друг в друга не влюбился. — То есть, ты проводил с ней время наедине, общался, помогал и обжимался, но это все, чтобы я в нее не влюбился? Ничего не упускаю? Какая там богиня отвечает за логику, давай-ка ей помолимся? Он и без того в курсе, что с этой богиней он не всегда в ладах. Ну что поделать? И вот вроде оборотень здесь Чонгук, а хвост поджать приходится Тэхену. — Я думал, ты ей голову вскружил с первой встречи, — виновато бормочет он и все же отваживается посмотреть на Чонгука. Золотые глаза переливаются даже в полумраке, а потом медленно темнеют. Так спокойно, обволакивающе и бархатно не умеет смотреть никто. Ласковый и нежный зверь — вот он кто. — Тэхен, твоя светлая голова иногда такие великие идеи выдает, что я охуевать не перестаю, — негромко произносит зверь, — У нее при виде тебя чуть ли не сердечки в глазах плясали. Никакого волчьего зрения не нужно, чтобы догадаться. И я бы даже внимания на это не обратил, потому что уверен в тебе, но все эти дебильные ситуа… ты меня слушаешь? Несносный, рассеянный Тэхен — он правда забыл, что должен слушать. Он немного занят. Прямо сейчас мысли вращаются вовсе не вокруг слов — вместо этого Тэхен размышляет, как похожи глаза Чонгука на еловые шишки, а будь здесь светлее — на песок в пустыне или монету в пять центов. Провалиться ему сквозь землю за то, что пропустил сказанное мимо ушей — потому что эти глаза, они как сухие осенние листья или ястребиное перышко, как корпус винтажной музыкальной шкатулки. Как несерьезно было решить, что эти глаза однажды перестанут светиться при виде него. — Извини, просто меня внезапно осенило, — он быстро облизывает сухие от волнения губы, — Можем мы простить мне тот факт, что, когда дело касается тебя, мой айкью резко падает до отрицательных значений? Никогда не сомневайся, что я из всех людей на свете тебя выберу. Я без тебя как пицца без сыра, утро без кофе и секс без любви. Катастрофически неправильно. Выслушав его, Чонгук некоторое время молчит, как будто слов не находит, а такие ситуации — редкость. Он осматривает Тэхена с головы до пят, как будто видит перед собой незнакомца, и тот с запозданием осознает, что еще ни разу не произносил вслух чего-то настолько откровенного. Он тушуется, покраснев: — Я опять что-то не то сказал? Рванув вперед, Чонгук замирает, уткнувшись носом ему в волосы и медленно вдыхая запах. Его обжигающая ладонь ведет по шее, забирается под воротник. — Мне от тебя каждый день крышу сносит как в первый. Тэхен может дать голову на отсечение, что целует Чонгук действительно с волчьим аппетитом. Здесь так заведено: Юнги все время придуривается, а Чимин учит его приличному поведению, Сокджин частенько скандалит, а Намджун ловко находит способы его утихомирить, Хосок кичится тем, что он старше, но все равно любит проводить с ними время, а Чонгук… он умеет подобрать слова так, что на сердце Тэхена ослабевают тиски. Так заведено, и это никогда не изменится. — Да? — Да.