Их узы

      Тихая звёздная ночь. Яркие сгустки на бесконечном агатовом небе сверкали, подобно рассыпавшимся по бархату алмазам. Девушка сидела во внутреннем дворике местной гостиницы, задумчиво выводя какие-то фигуры на собственной ладони.       — Становится прохладно, — юноша подошёл сзади и заботливо накинул кофту на плечи, после чего сел рядом.       — Как Саске, поговорили? — Аюми всё продолжала медитативное действо, глядя в никуда.       — Да… — Итачи сделал небольшую паузу, чтобы ещё раз переосмыслить произошедшее. Казалось, они общались всего ничего, но для него словно минула целая вечность. — Я рассказал ему всё.       — И как он? Злился? Кричал? — кажется, в девушке начал пробуждаться интерес. Она повернулась лицом к Учихе-старшему: тот был расслаблен, что подтверждало догадки о благоприятном исходе истории.       — Да. А затем отчаялся… и плакал.       — Вот как…       Аюми пыталась подобрать достойный ответ, но ничего не получалось. Она была счастлива, что спустя столько лет лжи Итачи наконец рассеял неведение младшего. Рада, что Саске принял правду. Но что-то мешало ей искренне поддержать братьев в эту минуту.       — Он уже ушёл, — Итачи нарушил затянувшееся молчание первым, — не стал прощаться.       — Что ж, ему всегда недоставало воспитания.       — Это точно. Он почувствовал себя виноватым перед тобой, а извиняться всё ещё не научился.       Ответа не последовало, хотя по глазам девушки было ясно, что она всё прекрасно слышала.       — Прости.       — Почему ты извиняешься? Снова вместо Саске?       — Я его брат, и в том, что он стал таким, есть большая доля моей вины.       Оба собеседника помрачнели. Итачи вспомнились судьбоносный приказ и та кошмарная ночь. Аюми же прокручивала в голове воспоминания о своём детстве и отрочестве: об обиде, непонимании и одиночестве, которые пыталась забыть.       — Кстати, я пристыдил Саске за его поведение в прошлом, — Итачи словно знал, о чём сейчас думала девушка.       — Тогда неудивительно, почему он сбежал… Вёл себя всё детство, как маленький ёжик, — в речи засквозила обида, смешанная с грустью. — Даже сейчас: встретились спустя столько лет, а этот ёж опять за своё.       На глазах как-то сами собой выступили слёзки. Не крупные следы душевных страданий, а маленькие солоноватые капли досады и сожаления. Итачи не стал ничего говорить — просто участливо обнял и начал поглаживать по голове, изредка целуя в макушку.       — Аюми… — начал было шиноби, всё ещё прижимая к себе миниатюрное тело жены, — сегодня не лучший день, чтобы сказать это, но, думаю, ты должна знать.       Изложенное далее стало настоящим потрясением.

***

      Пейзаж рассеянно мелькал, смешиваясь в единое зелёное полотно. Учиха мчалась так быстро, что землю под ногами было почти не видно. Зенитное солнце слепило, но шиноби до этого не было никакого дела. Всё, что её сейчас волновало — судьба шумного блондина, носителя Девятихвостого демона.       «Мне стало известно, что Джирайю убили… Пейн — лидер «Акацуки»… Отправляйся первой…» — то и дело всплывали обрывки недавнего диалога, — «Улики против Данзо почти собраны… Последняя деревня… Я буду неподалёку… Эта птица…». Аюми покосилась на ворона, что летел рядом с ней. Сил и времени спорить уже не было, поэтому девушка согласилась на столь специфичное сопровождение.       «Сегодня последний рывок», — понимание этого придавало сил. Деревенька близ Страны земли находилась очень далеко от Конохи, поэтому Учихе требовался не один день, чтобы добраться. Наконец, она уже была всего в десятке километров от родного дома.       Деревня листа — место, где она родилась и выросла. Прекрасное селение, которое девушка всем сердцем любила. Внутри Аюми поднималось какое-то щекочущее чувство, от осознания того, что она вот-вот будет дома. Вновь посетит госпиталь с большими окнами, в стенах которого долгие годы проводила исследования и лечила людей. После затянувшейся разлуки вновь взглянет в воды кристально чистой Нака-но Гава. Снова пройдётся по любимым магазинчикам с фирменными деликатесами. Впервые за эти месяцы увидит привычный вид из своей тесной квартирки.       Разливавшийся в груди жар успокаивал, отодвигая волнение на второй план. Она обязательно встретится с Наруто, станет его поддержкой в трудную минуту: прижмёт к себе и будет рядом столько, сколько необходимо. Потом они вместе поедят её набэ, которое юноша-солнце так любит, и обсудят эту маленькую жизнь, которую каждый прожил за время разлуки.       Однако стоило Аюми пересечь ворота некогда родной деревни, как все её чаяния улетучились. От некогда богатой и пышущей жизнью Конохи не осталось ничего. Обломки зданий, беспорядочными кучами валявшиеся повсюду. Тела, погребённые под останками строений или же безвольно лежавшие на земле. Только скала с лицами Кагэ осталась невредимой — её можно было заметить даже с такого расстояния.       Аюми медленно продвигалась по руинам и чувствовала, как отчаяние захватывает своими цепкими лапами и утаскивает в бездну. Как кислород покидает лёгкие, отчего дыхание становится каким-то неестественным. Как сердце накрывает тьмой: от жестокости, от несправедливости, от безысходности.       Её. Дома. Больше. Нет.       Нет широких солнечных проспектов. Нет мощёной набережной вдоль Нака-но Гава. Нет тесной квартирки, с которой связано столько совместных воспоминаний. Нет госпиталя, в котором были спасены тысячи жизней. Нет ничего. Только пустота и выжженная земля, перемешанные с осколками прежнего мира.       — А-А-А! — яростный, сумасшедший и практический животный крик вырвался из самой груди. Так плачет жеребёнок, отбившийся от стада, так плачет львица, потерявшая львят, и так плакала девушка, у которой отняли дом. Скорбь раздирала на части: Аюми словно ощущала, как уничтожается каждая клеточка её тела, а разум сгорает яркой вспышкой.       На пике этого состояния голову пронзила резкая боль — острая, но недостаточно сильная, чтобы привести в чувства. Зажмуренные глаза запылали огнём: адские ощущения разрастались от самых глазниц и распространялись по всему телу, сотрясая в конвульсиях. Спустя тягучие мгновения комок, сжавшийся внутри, бесследно исчез: оставил за собой лишь пустоту и кровавые дорожки на щеках.       Она слишком значительную часть своей жизни посвятила борьбе с этим проклятьем. Аюми не просто догадывалась, нет, чётко знала: в эту минуту пробудился Мангёкё Шаринган. Дьявольская сила, обрёкшая все предыдущие поколения на братоубийство и вечную темноту.       Аюми небрежно размазала бордовые полосы и в исступлении побрела дальше. В полубессознательном бреду она ступала по обломкам домов, песку из стёртого в порошок камня, проходила мимо множества уже бездыханных тел. Прямо как в тот день. Внезапно вакуум в голове начал собираться в хаотичные мысли: Учиха услышала крики и звуки битвы. Со всех ног она понеслась на звук.