Их узы

      — Ну и напугал же ты меня своим появлением, — не сдержалась Аюми, когда они уже зашли в номер. Столько лет прошло, а этот бесёнок по-прежнему умел действовать на нервы.       — Решил появиться эффектно, — кажется, за годы Саске таки обрёл какое-никакое чувство юмора. Изменения коснулись не только его внешнего вида — недавний мальчишка очевидно подрос и возмужал, — но также и личности. Учиха казался всё таким же надменным и категоричным, однако стал значительно активнее вступать в коммуникацию с окружающим миром, теперь показывая характер не только лицом.       — Располагайся, — девушка жестом пригласила сесть за небольшой столик, прежде чем разлила чай по кружкам. Благо, в этом отеле было достаточно не только места, но и различной повседневной утвари. Занятая приготовлениями Аюми спиной ощущала, как вторженец внимательно оглядывает каждый сантиметр крохотного номера, даже несмотря на то, что юноша оставался на месте.       — Оно не ядовито, пей, — с некоторой обидой произнесла девушка, когда заметила замешательство в действиях незваного гостя. Безобидный пар влажными клубами поднимался из кипенно-белой посуды, какую часто использовали постоялые дворы. Жар, растянувшийся от двух таких участков тепла, резко контрастировал с зябкой обстановкой, воцарившейся в помещении.       — Ты всё такая же, — Саске всё же сделал глоток.       — Какая? — сыронизировала Аюми. Тогда, несколько лет назад, они расстались на приятной ноте, но столь короткий разговор не мог с лёгкостью перечеркнуть все предыдущие привычки в общении между Учихами. Девушке и самой это не нравилось, но она попросту не знала, как ей следует говорить с Саске.       — Язва, — за время своего отсутствия младший определённо научился не тому.       — А ты, я смотрю, очень изменился.       — Не настолько, чтобы ты меня не узнала.       — Боже, Саске, ты там сильнее становился или чем занимался? — девушка показательно схватилась за голову. Учиха в ответ улыбнулся: коротко, но этого было достаточно, чтобы Аюми заметила.       Возможно с той ночи их отношения наладились, вопреки волнениям девушки? Размениваться на любезности было не в характере Саске, но сейчас в его словах не чувствовалось ненависти или злобы. Можно было даже сказать, что он рад этой встрече.       — Многое произошло, — взгляд гостя на секунду потух.       — Саске… — Аюми внимательно посмотрела в его глаза, стараясь считать малейшее изменение эмоций. На несколько минут повисло молчание: оба собеседника ушли в себя, роясь в сбивчивых мыслях и воспоминаниях. Девушка терялась в догадках, чем же занимался Учиха-младший всё это время. Сам же он погрузился в пучину прошлого.       Тишину нарушил звук открывающейся двери — Аюми тут же подорвалась ко входу.       — Я вернулся, — произнёс Итачи, расстёгивая плащ. Супруг выглядел уставшим, но одежда была в порядке, видимых ранений также не наблюдалось. Значит, эта вылазка обошлась без происшествий.       — С возвращением, — девушка будто бы нарочно пыталась загородить обзор, встав слишком близко. В миг, когда Учиха-старший вернулся, сердце забилось быстрее. Но не от радости, а от проснувшейся тревоги. Аюми словно резко вспомнила, для чего сюда явился Саске. Когда-то давно мальчик с двумя томоэ Шарингана покинул деревню Листа, чтобы найти ответы и стать сильнее.       «Почему мой брат поступил так?… Решить, заслуживает ли он смерти… Я всё ещё ненавижу Итачи», — слова ребёнка из прошлого острыми когтями щекотали нервы, давя на психику. Паника нарастала, проявляя себя не только в дрожащем голосе, но теперь ещё и в трясущихся пальцах рук.       Девушка много раз думала, можно ли переубедить Саске раз и навсегда отказаться от мести, но каждый заход обычно заканчивался ничем: Аюми не смогла бы повлиять на закрывшуюся от посторонних душу. Все её теоретические изыскания неизбежно приводили к осознанию собственной беспомощности — исправить творящийся хаос способен только Итачи, ибо сам же его и породил. Ей же оставалось только безмолвно наблюдать за этим. И «этим» был бы отнюдь не мирный диалог...       Они итак столько страдали: Саске возненавидел родного брата, запутавшись в паутине обмана, Итачи же причинил сильнейшую боль человеку, которого искренне любил и кому желал лишь счастья. Каждый из них нёс бремя одиночества: старший разрушил совместное будущее, по приказу верхушки Конохи взяв на себя страшный грех, младший же медленно растворялся во тьме, метался, словно загнанный в опасный лес ребёнок. Когда же разорвётся порочный круг? И разорвётся ли?       — Аюми? — Итачи заботливо обхватил тонкую кисть девушки, дабы хоть немного успокоить.       Он не был настолько глуп и наивен, чтобы не заметить вторженца. Шиноби с первой же секунды оценил местоположение противника и прикинул основные действия. Оставалось только обезопасить Аюми, прежде чем начать бой. Итачи уже завёл жену за спину и активировал Шаринган, как до него донеслась реплика незнакомца.       — Ну здравствуй, братец.       Саске по-прежнему сидел за столом, но даже на таком расстоянии чувствовалось, какая ненависть сквозит в голосе. Путь жертвы, от которого Итачи отрёкся, вернулся к нему момент мимолётного счастья. Раньше юноша сам подставил бы горло под удар, но не сейчас: болезнь отступила, а Данзо был уже на крючке. Но главное — нежная девушка позади, которую он не хотел оставлять вдовой.       — Не надо! — Аюми выпрыгнула вперёд раньше, чем кто-либо успел её остановить. Братья остались стоять по разные стороны, но теперь, чтобы напасть друг на друга, им требовалось миновать девушку. До боли знакомая ситуация.       Снова тишина. Каждый думал о своём, и никто не мог найти что сказать.       — Аюми…       — Итачи, не подходи, — предостерегла девушка, когда тот попытался приблизиться. — Саске, — она обратилась к поднявшемуся на ноги юноше, — прошу, выслушай брата… Не руби с плеча.       — А ты ожидаемо на его стороне, невестка.       — Что?..       — Или думала, я слепой? — что-то сумасшедшее сверкнуло в этих алых глазах вместе с пробудившимся Шаринганом. Если ранее Учиха-младший был настроен колко, но не враждебно, то сейчас его слова были пропитаны нескрываемой яростью.       — Саске, прекрати.       — Ты всегда была на стороне братца, что, получила, наконец, своё? — не унимался Саске. Он и сам не понимал, почему говорит это, но поток гнева не желал останавливаться. Словно все обиды, накопленные за долгие годы, разом выплёскивались наружу.       — Прекрати…       — Или ты… Кх! — внезапно Учиха-младший упал на колени и схватился за сердце. Стало трудно говорить: тело свело судорогой.       Аюми нарочито медленно подошла к шиноби и наклонилась над ним:       — Неужели ты думал, — она посмотрела своим кровавым пламенем в его, — что я просто дам тебе творить, что вздумается?       Аюми очень хотела разозлиться, но у неё не получалось. Голос отдавал холодом, а внутри была… пустота? Да, девушка не бурлила эмоциями, как Саске. Казалось, осталась лишь боль: саднящее снедающее чувство, которое убивало любые порывы к жизни, заменяя их на защитную стену безразличия.       — Паралич пройдёт минут через двадцать, так что у вас есть время поговорить, — девушка направилась к выходу, не поднимая взора. — Саске, ты ни капли не повзрослел, — с этой фразой Аюми исчезла, оставив братьев наедине.