I promise

      Ему девятнадцать и жизнь полная сука. А может он виноват? А может нет? Дороги назад нет, есть только дорожка.       И увы, она белее снега. Она блестит на дешевом дереве, отдает желтоватым под лампой настольной, смеётся где-то за спиной голосом одногруппников, осуждает как родная мать, переживает как любимый парень. Или нет? Это же наркотики, идиот, как они могут осуждать?       Они всего-то сведут тебя в блядскую могилу, перед этим мир показав. Помашут радостно ладошкой, мол следуй за мной, также как люди добрые и злые помашут платочком над твоей могилой, утирая горькие слезы. « — Тебе слабо́ или сла́бо? Давай, кайфуй, жизнь одна! Отдыхай, Эди. »       Они разрушают медленно, по кусочкам, нет, по крупицам. Они разбирают на составляющие: кости, мышцы, скелет. Разве это не кости? Нет, это другое, вы не понимаете, вы не проходили, вам хорошо. Мозг, кровь, кисти. Вы действительно поверили? Смешные какие! Они поражают кровеносные тельца, текут вместе с плазмой в крошечных клетках, функционируют с альбуминами, глобулинами, фибриногенами. Они синхронизируются с бронхами и плеврой. Они закрывают для вас дофамин. Они смеются над вами. А вы им верите. Каковы идиоты, да?       Карие очи не мигают. Он смотрит на свой путь назад и не может не задаваться вопросам, когда все пошло не так? Что он тут забыл? « — Ты ебанная обуза! — оглушает, — Так сложно было поступить на грант?! Мне плевать на конкурс, сынуля, — гадюка, — Ты просто неблагодарный лодырь! »       Чья-то рука падает на плечо, вырывая из мыслей. Благодарить ли? Дорожки уже давно нет, остались лишь крупицы убийственного снега. Мерзость, мерзость, мерзость. « — Эдгар, послушай меня, — глаза тёмные-темные, однако не безличны. Не походят эти очи на безду, скорее уж на небо звёздное, летней осенью. Где-то там сверчки, пахнет парком, хвоей, дубом. Попкорном и пылью. Чем-то родным, любимым, — Оно тебе не нужно. Я рядом, мышонок, рядом. У тебя есть дорога — светлая, вперёд. Свет в конце туннеля, на свободу, понимаешь? Мы справимся, пожалуйста, доверься. »       Ах, милый-милый Фэнг, действительно ли это так?       Ему тянут пакет, настойчиво. Эдгар понимает без слов, принимая целлофан в руки, гладит на Сэнди, не живым. Живым он будет на реабилитации, никак не сейчас.       — На балкон?       Одногруппник усмехается хитро-сонно. Привычно, хотя так быть не должно, не в таких ситуациях, понимаете?       — На балкон.       Ему плевать, переживают ли о нем сейчас, ищут ли. Где же Эдгар? С кем же Эдгар? И вправду?       Таракашки, добровольно запущенные в разум, пищат недовольно. Мол, ты же шутишь, Эди? Тебе не плевать, не пизди хотя бы себе. Ты же ждёшь. Ждёшь его ебанную алую толстовку, ждёшь синеву волос повязанных в высокий хвост, ждёшь теплые руки и запах кино. Не ври — покайся.       — Слушай, — заводит разговор Сэнди, зевая. Пакет наполняет газ с каплями жидкости. Отрава. Отдых, — Выглядишь хуево. Мрачный весь такой, ты точно не эмо? — смешно ему, — Спишь хотя бы? Или дядя Грифф гоняет не хило?       Его пакет наполняется также с подачи лёгкой. В конце-концов умирать вдвоем веселее, нежели в одиночку.       — Кто бы говорил, — юноша смеётся, вдыхая ядовитые пары, краем уха улавливая хор возмущений откуда-то из глубины квартиры. Игнорировать их будет лучшим решением, — Я уволился. Сам понимаешь, терапия, все такое.       Усмешка. Не менее ядовитая, чем вещество в пакете.       — Крутая терапия у тебя, не находишь?       — Нахожу.       Стоил ли дальнейший диалог смысла? Вязался ли он вообще? Кажется нет.       Эдгар помнит синий хвост мелькнувший в толпе, помнит тяжёлый вздох Сэнди рядом, а после крик. Беспокойный, с его именем.       Прости меня, Фэнг, я больше так не буду…       Дальше по наитию.       Треск в ушах, так напоминающий костер, а может электропровода? Железнодорожная станция, холодный ветер уносит твой капюшон по блядски алой толстовки, задувая веки. Мочки ушей ледяные, болит голова. Почему алый? Действительно ли это так или тебе снится? Любой цвет из восприятия, более яркий, опасный. Возможно это кровь, откуда тебе знать? В шуме теряются сверчки, а это ведь так нелогично, холодно ведь, на ресницах иней блестит солнечно. Мы потеряли логику или ещё не всё потеряно? Какой абсурд. Какая загруженность речи. Ты хочешь рассказать мне поэму? Давай, дерзай, я слушаю! Зачем ты меня целуешь? О нет, этот белый шум, но он такой классный. У тебя странный голос, как под водой, прикольно да, знаешь? Он такой неестественный, как фанера. Ох, точки и линии. Мерцает. — На светлячков похоже? Глитч. Ха-ха-хах. Мешается. И ты мешаешься. Я тебя не люблю знаешь? Так клонит в сон и этот привкус бензина… Что было минуту назад? Мы целовались? Что? Какой ужас. А где алый? Что хрустит? У меня снег в ушах. Как дышать, я сплю. И ты спишь. И мир плывет. Довольно весело, не так ли? Весело в этой ебанной могиле.       …обещаю.