***
— Никки, плесника мне ещё джина, — игриво подмигнул постоялец трактира, со стуком поставив бокал перед девушкой за барной стойкой. Он ядовито скользнул взглядом по копне медных волос, спадающих на оголённые плечи, по чуть прикрытым ключицам и вниз к груди. — Конечно, господин Адамс, — убирая кудрявую прядь за ухо, девушка примерила обворожительную улыбку, которая тут же погасла, стоило мужчине, довольно икнув, отвернуться. Никки привыкла к такому вниманию глаз, которые смотрели на неё, пожирали и, Бог знает, что ещё делали. Но ей приходилось быть приветливой, белоснежно улыбаться посетителям и задавать учтивые вопросы вроде: «как прошёл ваш день?» или «вам как обычно?». А в сердце, где-то под рёбрами, она чувствовала лишь холод и отстранённость. Бревенчатые стены трактира отражали веселье посетителей, которые сидели за столиками в зале. Гул от их голосов был такой, что именно сегодня хотелось заткнуть уши и убежать через внутренние врата города на поляну, собирать цветы и, сидя на беззвучном дне одиночества, наслаждаться тишиной. После того, как она начала здесь работать, это место преобразилось. Столы и все поверхности стали чище, на стенах появились масляные картины в тонких рамках, чаще всего изображающие природу и букеты цветов. Коричневые и ожившие стены пропитались не только запахом алкоголя и терпкого табака, но и душистой выпечкой и лавандой, стоящей в узорной вазе на барной стойке. Трост — кипящий город. Здесь много жителей, много работы и почти нет бедняков. На главных улицах часто устраивают ярмарки, где Никки продаёт выпечку. Ведь монеты в кармане лишними никогда не будут. Пару раз в месяц здесь устраивают танцы, куда она приходила от силы раза два-три, пытаясь поднять себе настроение, но уходила с опущенной головой или в компании с бутылкой алкоголя, заливая его в горло, чтобы забыться и не помнить о своей жизни. Но она не всегда была такой. Есть много вещей, которые её действительно радуют и вызывают искреннюю улыбку, а не маску счастья. Например, чувствовать на кончике веснушчатого носа запах любимых цветов, рисовать картины, которые потом оказывались на тёмных стенах трактира, и читать увлекательные книги, погружаясь в сказочный мир, покидая свой. Посетителей становилось больше, шума — тоже. Пришлось снять с лица отстранённость, потому что у барной стойки почти не осталось свободных стульев, работать стало сложнее, рук и ушей на всех не хватало. Как раз к этому времени подходил владелец трактира, чтобы помочь разливать выпивку и иногда разнимать дерущихся гостей. Хотя, толку от него было чуть, пока он не пригрозит скандалистам ружьём, требуя порядка в его заведении. Владелец Роббинс, усатый маленький мужчина, был рад нанять такую девушку на работу. Сам он был уже в возрасте, а Никки успевала следить за трактиром и, самое главное, привлекала больше гостей яркой внешностью. Он говорил, что девушка наполняет это место светом, хотя она так не считала, потому что в груди у неё была только пустота, и Никки лишь ухаживала за трактиром, делая его комфортным для своего прибывания. Воздух становился гуще, табачный дым туманом летал по залу, впитываясь в волосы, и ей это не нравилось. Открыв окна по обе стороны от барной стойки, Никки вернулась к работе, разливая заказы, принимая оплату и жадно вдыхая свежий ветерок, который, покалывая, заполнял лёгкие. — Смотри, не простудись, я уже отвык работать целыми днями. Как-то не хочется подменять тебя. — Здравствуйте, господин Роббинс. Уже полгода Никки работает практически в одиночку, и её это устраивает. Роббинс обучил её принимать поставки алкоголя, общаться и обслуживать посетителей. Он даже доверил ей подписывать акты приёмки товаров и смело устроил себе пенсию. Приходил он в трактир только в пятницу и субботу по вечерам, когда любителей выпить становилось слишком много для одного бармена. Неизменно поправляя жилетку на чуть торчащем животе, потуже завязывая красный галстук-бабочку, он брал блокнот с карандашом и выходил в зал. Это самая ужасная пятница. Никки постоянно посматривала на часы. Работать не хотелось, а пустота в её груди увеличивалась, грозясь поглотить её всю, увлечь внутрь, в бездну, где будет гораздо лучше чем здесь, за этой стойкой. Наверное. Но улыбка сияла, лёгкая походка говорила об обратном, пока девушка бегала по залу с подносом, забирала пустые бокалы и подливала. Подливала. Подливала масло в огонь своего разума, даже не пытаясь отогнать жуткие мысли. Научившись с ними жить и принимать, как должное, как неугомонных соседей. В очередной раз обойдя зал, она вернулась за стойку и обратила внимание на высокую фигуру светловолосого мужчины, подошедшего за заказом. На лице Никки сразу заиграла улыбка, искренняя, не такая, как обычно. — Добрый вечер, господин Смит, — поздоровалась она. Эрвин Смит вызывал у неё восхищение, потому что в её глазах он был не просто главой Разведкорпуса, а Мужчиной с большой буквы. Ей нравился его ухоженный внешний вид и, всякий раз, аккуратно уложенные волосы. Он всегда держался сдержанно и отстранённо, что ей напоминало саму себя. Обращался он вежливо и никогда не бросал в её сторону похотливых взглядов, смотря только в глаза. Пристально и изучающе. Иногда даже казалось, что он видит то, что за ними прячется. — Вам как обычно? — Здравствуй, Никки, — он мягко улыбнулся и, чуть сдвинув меню в сторону, поставил локти на стойку, перемещая вес тела на руки, чтобы оказаться на одном уровне с девушкой. Гул в зале будто стих и они остались тут наедине. — Да, два бокала, пожалуйста. Он внимательно пробежался взглядом по её голубым глазам: правый, левый, правый, левый. Сам немного прищурился, совсем слегка, Никки этого даже не заметила. — А что будет пить господин Захариус? — доставая два чистых бокала, она повернулась за бутылкой ароматного виски. Предположение, что с Эрвином пришёл его сослуживец Майк, оказалось неверным. Смит манерно поправил манжет белой рубашки, хотя в этом не было необходимости, и покачал головой. — Я сегодня не с ним. Завари, пожалуйста, чай. И… Прошу, принеси за наш столик в углу. Никки встрепенулась и округлила глаза. Она же только что обходила зал, но не видела там командира. — Простите, я не заметила вас… — Конечно. Ты же носишься, как ветер между стульями и смотришь только на пустые бокалы, — он снова улыбнулся. — Значит, хорошо выполняешь свою работу. Пушистые ресницы Никки дрогнули от приятной похвалы. — Какой чай? — уточнила она. — Обычный, чёрный. Ничего лишнего. Оставив на стойке хрустящую купюру, он взял бокалы и неспешно ушёл, чувствуя взгляд девушки на спине, потому что ей нужно было знать, в какой именно угол нести чай. Обычный. Чёрный. Никки проследила и, бросив взгляд на криво лежащее меню, потянула за уголок, выпрямляя его положение. Ровно по краю стойки, ровно так, как ей надо. Шум вернулся. И тревожные мысли тоже. Заваривая чай, она снова хотела покинуть это неспокойное место или — в голове промелькнула безумная мысль — составить компанию Смиту. Не потому что он ей нравился, как мужчина, а потому что ей нравилось, как он с ней разговаривает, создавая вокруг коротких бесед ауру спокойствия и умиротворения. Ведь её могли радовать не только цветы и одиночество, но и компания хорошего человека, верно? Чай настоялся. Замешкавшись, брать одну или две кружки, она подхватила две и направилась за призраком широкой спины командира Смита. За столиком сидели двое. Безоблачный и довольно приветливый Эрвин, на которого падает свет от висящей на стене керосиновой лампы. От этого создавалось сияние, будто нимб над ангелом, который представительно держит спину прямо. И напротив него, в тени, ссутулился и скрестил руки на груди темноволосый мрачный парень, по виду старше Никки на пару лет. Недовольно поглаживая переносицу, он смотрел на командира и точно негодовал, почему тот привёл его сюда, в это шумное место. — Здравствуйте, — Никки чётко подметила про себя, что эти двое олицетворяют её в данный момент времени. Маска снаружи и состояние внутри. — Ваш чай. Раздражённо убрав руку от лица, темноволосый поднял взгляд, будто до этого не замечал девушку. Не замечал, как она подошла, как переносила чайник и кружки с подноса на стол. Вернее, делал вид, что не замечает. Глаза скользнули по ней. Просто. Безразлично. — В этом паршивом месте есть что-то кроме алкоголя? — он не просто спросил, бросил в неё вопросом. Никки замялась, на секунду не сообразив, что он имеет в виду. — Принеси ему свой фирменный яблочный пирог, — Эрвин опередил её вопрос. — Это Леви, мы сегодня отмечаем его новое назначение капитаном одного из отрядов. Прижав поднос к груди, словно щит, Никки развернулась на каблуках и направилась к стойке. Эти объяснения о причине их праздника были лишними. И представлять его было не обязательно. Леви. Всё равно завтра забудет это имя. Он не был учтив, как Смит, да и не должен был. В конце концов, если бы не работа, Никки выглядела бы точно так же. Поэтому, никаких обид. Хотя, если говорить начистоту, этот трактир далеко не паршивый. Она принесла кусок пирога, который, к счастью, ещё остался. Улыбнувшись, коротко бросила «поздравляю с назначением» и вернулась к работе, продолжая посматривать на часы и молить небо, чтобы эта ночь скорее закончилась. Она насухо вытирала помытые бокалы и невидящим взглядом смотрела на меню, лежащее на стойке. Ком в горле, монотонный скрип колёс и крики медленно крутились в голове, как детская карусель, будто нагнетая, не давая забыть и расслабиться, пока на меню не легла рука с тонкими пальцами и требовательно постучала подушечками, привлекая внимания к её владельцу. На том месте, где несколько минут назад делал заказ Смит, стоял… Леви? Получается, он точно знал, куда задумчиво смотрит девушка, и воспользовался моментом, чтобы отвлечь. — Ты ложку не принесла. Предлагаешь мне руками есть? — он язвил, но агрессии в свой адрес Никки не чувствовала. — Прошу прощения. Она завернула ложку в салфетку и протянула Леви. Не касаясь руки девушки, он забрал салфетку и, не поблагодарив, удалился. Никки лишь безразлично проводила взглядом его бритый затылок. Время почти полночь. Осталось потерпеть пару часов. — Это за пирог, — перед уходом Эрвин положил ещё одну купюру на стойку перед Никки. Пирог столько не стоил, а Смит никогда не брал сдачи. Он почти повернулся и хотел было уйти, но будто невидимая нить дёрнула его за плечо, поворачивая обратно к девушке. — Ты в порядке? Её тёмные брови взметнулись вверх. «Неужели так заметно?» — Как вы поняли? — ответила вопросом на вопрос. — У тебя глаза потемнели и пустыми стали. Никки замялась. В очередной раз за этот вечер. На секунду прикрыла глаза, размышляя отвечать или нет. Снова ком в горле, крики людей и этот скрип. А где же её безмятежная река, по которой она так тосковала, чуть ли не завывая по ночам? Нет её. Давно нет. Коснувшись броши на груди, она глубоко вздохнула. — Сегодня год, как пала стена Мария и год, как я потеряла всё, что у меня было.Глава 1. Потеряв всё.
19 августа 2022 г. в 09:37
Почему ей всегда казалось, что жизнь спокойная и размеренная штука? Где ты плывёшь по течению неторопливой реки, преодолевая небольшие пороги, ловишь рыбу, чтобы прокормиться, и по вечерам зажигаешь оранжевые огни на своём плоту. Но так было раньше. И даже вчера. А сейчас? Сейчас жизнь вдруг стала ураганом, который вырывает деревья с могучими корнями, бушует, срывая слабые крыши домов и унося их прочь. Сейчас она преодолела большой порог, который не смогли пройти многие…
Сжимая подол когда-то красивого платья, окровавленные руки тряслись, из опухших глаз уже не лились слёзы. Они закончились. Высохли, как та река, которая казалась спокойной жизнью. В горле сгустком скопился вырывающийся крик, но она терпела, потому что разрыв глотки не поможет всё вернуть.
Страх неизвестности и боль утраты заглушали все звуки вокруг: крики, плачь детей, стоны от ранений, стук копыт и противный, царапающий барабанные перепонки, скрип колёс тележки. Тележки, на которой она сидела обмякнув и провалившись в глубины горя.
Подгоняя лошадей, извозчик хлестал их кнутом, а вереница повозок спеша двигалась на запад, покидая бедный город на окраине стены Мария со стороны востока. Шиганшина пала, титаны пробрались в город, а затем, пробив внутренние ворота, оказались на огромной территории, где гонцы не успевали оповестить всех, и люди гибли в поганых пастях монстров, раздавленные гнилыми зубами.
Кто заслужил такой участи? Никто. Никому, и даже злейшему врагу, которого ненавидишь больше всего, не пожелаешь такой ужасной смерти. Обычные люди, жители стен, не боялись быть съеденными огромным титаном, это всегда был выбор лишь разведчиков, которые жертвовали своими жизнями по мнению некоторых людей — напрасно.
Но сегодня так погибли многие. Неужели Богини прогневались на людей и наслали кару небесную за их грехи? Неужели они могут быть такими жестокими, чтобы наказывать за проступки всех без остатка? И даже невинных.
Наехав на большой камень, тележка жёстко покачнулась, заставив застонать от боли раненную женщину, которая сидела недалеко.
Это вернуло чёткую картину происходящего: она едет, не зная куда, одна, без ничего. Лишь красивая брошь летящей птицы, прикреплённая на груди, осталась с ней. По спине пробежал холод, никак не связанный с погодой позднего вечера. Это чувство безысходности сжирало изнутри, вгрызаясь в сердце и царапаясь когтями, оставляя глубокие следы. Что теперь делать? Будто нет больше смысла в этой жизни. Только наполнять грудную клетку воздухом и выдыхать его. Больше ничего.
— У кого-нибудь есть вода? — спросил мужчина, оглядывая людей в повозке.
Кто-то сказал «нет», кто-то просто помотал головой.
Действительно. Нещадно хотелось пить. Она попыталась сглотнуть жгучий ком в горле и провела шершавым языком по сухим губам. Легче не стало. Взглянув на руки, она попыталась вытереть засохшую кровь о ткань юбки, но лишь до боли растёрла кожу обжигающим ужасом.
Это не её кровь. Кровь мамы, или папы, она не знала. Может и та, и другая. Иглы пронзали всё тело, и эта боль была не физической. Она душила, сжимала горло в тиски, заставляла хрипеть, чтобы хоть как-то наполнить лёгкие кислородом. Ведь только в этом теперь был смысл?
Они погибли. Прямо на её глазах, несколько часов назад, когда они в спешке покинули город, чтобы укрыться за стеной Роза. Но укрыться сможет теперь только она.
— Уже видны стены Каранеса!