Солнышко

— Тё-ё-ёть Лид, откройте! — Кто-то по ту сторону тяжёлой, тамбурной двери, активно стучал — уже минуты три, колотя, видимо, и руками, и ногами. — Дверь будешь сам отмывать, долбоёб, чё колотишь? Чё надо? — Тихо звучит из-за двери мужской голос, сопровождаемый проворотом ключа в замочной скважине. — А Тётя Лида дома? — Мальчишка — лет двадцати двух, явно не ожидал увидеть своего ровестника, вместо бодрой бабушки, с дежурной улыбкой открывающей квартиру.       Напирающий взгляд юноши заставляет попятиться назад по лестничной клетке, ближе к лифту. — Да умерла она, дурак что ли? Тебе чего?! — Д-д-давление… Она мне… — Заходи. — Меня это… Серёжа зовут. А как… Как так вышло? — Мальчишка заходит в квартиру, скидывая цветастые резиновые тапки. Удаётся поближе рассмотреть и «хозяина» квартиры: высокий, почти на голову выше Серёжи, парень, с копной кудрявых, неуложенных волос, лёгкой щетиной и удивительными чёрными глазами. — Чего смотришь, Серёжа? Проходи. — Он жестом указывает на спальню, находящуюся прямо по коридору.       Серёжа послушно проходит в светлую комнату. Он окидывает помещение быстрым взглядом: не хватает многих вещей, зеркало на старой советской стенке завешено, на красном уголке, в сбитой стайке блестящих золотом икон — фото Лидии Владимировны и небольшая лампадка со свечкой. — Максим, да? Внук? — Спрашивает Серёжа, смотря на парня. — Да, приехал пять дней назад, как узнал, — Тут же переводит тему. — Давление, говоришь? — У меня аритмия, паника охватывает, когда резко пульс скачет. Лидия Владимировна — земля ей пухом, — меня частенько чаем отпаивала.       Максим выискивает в закромах бабушкиного комода тонометр и протягивает Серёже: — Понятно. Хуй знает как этим пользоваться, сам справишься? — Говорю же, Лидия Владимировна… — Пиздец. Щас разберемся…       На рукаве тонометра чёрно-белая инструкция в картинках, что-то на китайском, приходится применить всё воображение. Серёжа садится на деревянное, накрытое салфеткой кресло, Максим по-хозяйски берёт правую руку и натягивает манжету на внутреннюю сторону локтя. — Клади руку, расслабься. — Парень молча нажимает на кнопку и… Ничего не происходит. На табло тонометра индикатор мигает о недостаточном заряде. — Сука, блять. Тварь ебаная.       Выругивается куда-то в сторону хозяин квартиры. — Ща, погоди, у ней где-то ручная эта хуйня была. — Тонометр? — Тихо уточняет Серёжа, глядя выходящему из комнаты Максиму в спину.       У Максима, кажется, какой-то особенный, быдловатый шарм, приятный и совершенно обыденный, но цепляющийся в мозгу, как репейник. Лидия Владимировна много рассказывала о нём. Его родители много работали, она занималась воспитанием. «Тётя Лида», как называл её Серёжа, очень гордилась внуком. Он окончил школу, поступил и уехал с концами в Минск, лишь изредка звоня бабушке.       «Он такой красивый у меня, спортсмен, вам бы подружиться, ты парень неплохой» — в голове, как на старой советской плёнке прокручиваются слова Лидии Владимировны. А Серёжа действительно мечтал познакомиться с Максимом, уж больно красивыми были его фотки, которые тётя Лида показывала на разбитом экранчике смартфона. — Еба, нашёл — Максим заходит в комнату, держа в руках зелёную косметичку. Внутри всё, что полагается: тонометр с грушей и фонендоскоп с большими чёрными оливами.       Приходится поискать в интернете пару видеогайдов, чтобы справиться с чудо-аппаратом. Парень надевает манжету на руку Серёжи, согревая в своих руках металл диска фонендоскопа и прикладывает его к руке.       Приходится приложить усилия, чтобы накачать воздух в манжету. Серёжа только подмечает, какие у Максима красивые, сильные руки. Он откручивает клапан и спускает воздух, прислушиваясь. — Сто тридцать на девяносто, — Констатирует Максим, вытаскивая фонендоскоп из ушей, — умрёшь, дядь. Вслед с бабкой. Ща, погоди, в комоде у ней ебетник таблеток был, поищу чё-нить от давления.       В комоде действительно, среди бесконечного количества полу-пустых корбочек находится заветная бело-рыжая. Максим идёт на кухню, прихватывая оттуда воды и выдавливает из блистера одну штуку, протягивая Серёже. — Пей. — И Серёжа почему-то без вопросов слушается, проглатывая заветную пилюльку, запивая большим глотком воды.       Максим смотрит на движение кадыком. И, кажется, впервые за полчаса рассматривает худого и смешнявого Серёжу в оверсайз штанах — почти трубах, цветастой футболке, аля «тай-дай» и с мокрыми, уложенными на бок волосами. Он только сейчас подмечает, как у него трясутся руки и подрагивает туда-сюда кадык. — Частенько ты так, что ли? — Интересуется Максим, уже без зазрений совести разглядывая Серёжу. — Чаю, может? — Е-е-если можно, то да… — Серёжа снова сглатывает, но по привычке — почти по хозяйски выдвигается на кухню.