Песнь любви

Король был одет в тёплый халат. Седые волосы волнами спускались на плечи и выглядывали из-под края ткани на груди. Кольца всё ещё сидели на пальцах, и Александр вспомнил каково это — принимать их жёсткую текстуру в себя. Девчонка сидела в постели, тоже укутанная в халат. Она окинула Александра пристальным взглядом, когда он вошёл. Сложно было сказать, чего было больше в её светлых глазах: тревоги или интереса. — Ваше Величество. — Александр опустился на одно колено и склонил голову. — А вот и ты, — поприветствовал король, после чего обратился к девушке: — Дита, принеси нам чай. Александр услышал лёгкий скрип кровати, а затем тихий и торопливый топот босых женских ножек. — Встань наконец. Дай мне тебя рассмотреть. Александр выпрямился, с удивлением отметив, что он теперь выше. Король оглядел его тело сверху вниз и обратно, ощупал бицепсы, плечи, грудь, талию, бёдра, словно они были на смотре, а затем цокнул языком. — Нужно было посылать тебя к женщине... — сказал он, покачав головой, и повернулся к подбежавшей сзади Дите. На подносе у неё стояли две чаши горячего отвара. Александр узнал этот запах, едва тот достиг носа. Это были травы для пробуждения мужской силы и довольно крепкие. Он бы побоялся пить подобный отвар, если бы не планировал не спать всю ночь. Король взял чашу из рук девушки, а затем она подала чай и Александру. Тот посмотрел на неё с тревогой, а на отвар — словно на яд. — Ваше Величество, я... — Пей, — в голосе короля явственно слышался приказ. Ему ничего не оставалось, кроме как взять чашу из прохладных рук Диты. Но он не спешил пить. — Кажется, мои подданные весьма разбаловали тебя, Александр, — сказал король, пристально следя за ним. — Пей. — Ваше Величество... — Я приказал тебе пить, — голос короля был угрожающе тих. — Не испытывай моё терпение. Александр опустил глаза и отпил глоток из чаши. Терпкий вкус трав обжёг горло. Зря он согласился прийти. Хельвиг будет недоволен. — Раздень его, — сказал король Дите. Когда тонкие пальчики отняли чашу из его рук и скользнули на плечи, Александр вздрогнул от вожделения, от тонкого запаха женского тела, такого сладкого и желанного в сравнении с мускусными мужскими ароматами. Мысль о том, что этой ночью его будет преследовать запах тёплого, мягкого женского тела манила. Но Александр не мог позволить себе расслабиться. Он не знал, но понимал, что если уступит, Хельвиг уже никогда не взглянет на него с той неописуемой нежностью в глазах. Александр зажмурился, мысленно отстраняясь от умелой ласки, и резко осел на колени. — Ваше Величество, — твёрдо сказал он, глядя на длинные полы тёплого халата, — я не могу прислуживать Вам. Его Высочество будет недоволен мною. На короткий миг воцарилась тишина. Александр напрягся, ожидая чего угодно. Король мог приказать своей страже зарезать его прямо здесь и бросить труп в море и был бы прав. Никто не отказывает королю. Особенно постельные слуги. — Ты боишься оскорбить принца, но не боишься оскорбить короля, щенок? — пророкотал голос над ним. — Смотри на меня. Александр поднял голову, стараясь сдерживать своё дыхание. Оно стремилось стать поверхностным и частым, ввергая его в пучину паники, и Александр намеренно вдыхал глубже, стараясь не поддаваться страху. Страх делает человека тупым, страх лишает манёвренности и силы. Он знал это, как никто другой. — Простите этого слугу, Ваше... — начал он смиренным тоном, и ярость затопила красивые голубые глаза. Пощёчина прошлась болью по лицу. У короля была тяжёлая рука, а кольца больно царапали кожу. Александр окропил ковёр кровью из разбитой губы. — Значит, это твой ответ, жалкое создание. С чего ты вообще решил, что можешь отказывать мне? Смотри на меня. Александр поднял голову. Король не позвал стражу, а значит, он будет вредить ему лишь на словах. Значит, не так уж много его власти в этих землях. А может быть, он просто играет свою игру. — Неужели ты думаешь, что если стал игрушкой принца, то можешь позволять себе вольности? — Король усмехнулся жёстко и надменно. — Или настолько хочешь на покой, что готов дерзить хозяину, лишь бы тебя отправили обратно в ту дыру, откуда ты родом? Александр молчал, не зная, что ответить, но, кажется, королю и не нужны были его слова. Этот человек был достаточно опытен в дворцовых интригах, иначе бы его правление не было настолько уверенным и спокойным. В юности Александр сам не раз наблюдал за тем, как король ведёт дела, и невольно восхищался его хитростью и способностью видеть людей насквозь. Вот и сейчас король просто наблюдал за тем, как меняется его лицо. Ведь даже натренированное лицо слуги, нейтральная маска услужливости, могло пропускать свет истинных чувств. И король смотрел в его глаза, выискивая слабости. — А может быть, ты влюбился, Александр? — спросил он после небольшой паузы с лёгкой, внушающей тревогу улыбкой на лице. Александр не мог быть уверен, как изменился в этот момент. Он просто замер, словно мраморная статуя. Он? Влюбился? Король не мог сказать такую глупость. Дроу холодны. Дроу не любят. И всё же улыбка короля растеклась от уха до уха, обнажая неровный край зубов. — Верно, — рассмеялся король. — И как я сразу не догадался. Ты когда-нибудь слышала о таком, Дита? Слуга влюбился в своего хозяина. — Нет, Ваше Величество, — ответил нежный голос нейтральным тоном. И слегка, едва уловимо дрогнул в конце. Король хохотнул. — Я сочувствую тебе, Александр, — сказал он. — Ты, наверное, надеешься стать принцу близким человеком. Но ты должен знать, что этого никогда не будет. Ты не сможешь заменить ему семью, как бы ни старался. Ты никогда не станешь с ним наравне. Ты всегда будешь всего лишь приятной постельной игрушкой. Александр почувствовал, как холод волнами накатывает на тело. Действительно. О чём он думал? Неужели и вправду планировал стать для принца кем-то особенным? Кем-то, с кем он мог бы забыть о своём горе? С кем мог бы прожить бок о бок всю жизнь? Не просто как с рабом, а как... с любовником? С партнёром? Он поднял голову, широко раскрывая влажные глаза. Неужели он действительно влюблён? — Это не стоит твоей верности, Александр, — сказал король мягко и коснулся его щеки. — Будь со мной до моего отъезда, и тогда я отпущу тебя. Александр подумал о том, как будет обслуживать короля, и осознал, что не делал этого, не служил по назначению, уже очень давно. В какой-то момент ночи с принцем перестали быть услугой, а стали наслаждением. Наслаждением, которое не хотелось перебивать ни мягкой покорной женщиной под собой, ни терпкими травами, что заставляли его чресла гореть... Но свобода? Он сморгнул размытость перед глазами. Всего неделя, и он сможет уехать домой, к сестре. Всего лишь одно предательство отделяло его от картины будущего, о котором Александр так давно и так долго мечтал. Вот только это будущее уже не виделось таким желанным, как раньше. Остаться невольником, но с Хельвигом, или стать свободным, но без него? Александр не знал, что ему ответить, но и на раздумье времени не осталось, когда дверь за его спиной отворилась без стука. — Брат. — Голос Хельвига, хоть и холодный, словно снега в горах, проник в тело успокаивающим бальзамом. «Принц никогда не даст тебя в обиду». Александр снова склонил голову. Уже в облегчении. Хельвиг здесь, и это лишает его бремени выбора. Хельвиг здесь, и теперь король не сможет соблазнять его свободой. — Ты вошёл без стука, — сухо сказал король. — Что тебе нужно? — Ничего, брат. Я пришёл за Александром. — Мы беседовали. — Хорошо, — Хельвиг говорил мягко и одновременно раздражённо. — Пойдём, — он обратился к Александру. И король отпустил их. Просто отпустил. Александр шёл за ним, наблюдая его неестественно-прямую спину. Ему приходилось почти бежать, чтобы успевать за шагом Хельвига. Тот словно торопился оказаться как можно дальше отсюда. Дальше от короля, дальше от покоев своей семьи. Они остановились только в саду. Хельвиг застыл на короткий миг, а затем обернулся, собираясь что-то сказать, но закрыл рот, когда увидел лицо Александра. — Он ударил тебя... — наконец молвил он как-то ошеломлённо. Тёплая рука коснулась царапин от перстней и губ с запёкшейся кровью на них. Это прикосновение сломало оторопь, что морозцем сковывала Александра, всё его существо. — Хельвиг... — нежно прошептал он, касаясь его ладони своей, — прости меня, я... — За что мне тебя прощать? — Голос Хельвига зазвенел сталью. Его брови сошлись к переносице и что-то — видимо, сердце — внутри Александра с грохотом ухнуло вниз. — Не смей просить прощения. Не у меня. Хельвиг отнял руку. — Хельвиг... — Александр потянулся к нему, но был остановлен жестом. Он не понимал, что происходит. Что он сделал не так? В чём он повинен настолько, что Хельвиг даже не желает выслушать его оправданий? Следующие слова врезались в его тело, одновременно раня и освобождая от груза, висевшего на плечах и глубоко в груди. Груза, что мешал вдохнуть и расправить крылья. Груза, с которым он жил уже свой четвёртый десяток. — Я освобождаю тебя, Александр. Я освобождаю тебя от пакта. Я освобождаю тебя от служения. С этого момента и навсегда ты сам по себе. Да будет так. Александр смотрел в бледно-голубые глаза и не верил своим ушам. Он... свободен? Его тело прошило дрожью с кончиков пальцев и до кончиков волос. Александр посмотрел на свои руки. Ладони пульсировали. Теперь он мог причинять боль. Теперь он мог насиловать и убивать. Он мог всё то, чего был лишён, как наследник рода дроу. Теперь он мог использовать свою силу. Силу воина и убийцы. — У тебя есть ночь на сборы. — Голос Хельвига вывел его из замешательства. — Закончи все свои дела до рассвета и уходи. Александр поднял глаза. — Уходить?.. — переспросил он. — Но почему? Ты отсылаешь меня?.. Почему? Что я сделал не так? — Тише... — внезапно тон Хельвига смягчился. Он взял его лицо в свои большие ладони и заглянул в глаза. — Тише, мой мальчик... Ты всё сделал правильно. Ты молодец... Ласковые слова разлились в груди одновременно сладкой патокой и терпким дёгтем. — Тогда почему? — прошептал Александр на грани слышимости. — Потому что так надо, — Хельвиг говорил твёрдо. — Потому что мой брат не отпустит тебя. Потому что я хочу, чтобы ты познал свободу... — Хельвиг запнулся. — Я воин. Я плохо выражаю мысли. Но ты поймёшь. Успокоишься и поймёшь. Иди сейчас. Александр стиснул зубы и помотал головой. Нет, он не понимал. Ладони, баюкавшие его израненное лицо, исчезли. — Это приказ, Александр. Покинь мои земли до рассвета. Александр вздрогнул. Он заглянул Хельвигу в глаза, но выражение его лица было непреклонным. Хельвиг отсылал его прочь. Александр прикрыл глаза и поклонился. Холод сковал тело и душу, холодны были и слова, срывавшиеся с губ: — Как прикажете, Ваше Высочество. Марс ждал его у ворот, сидя на гнедом скакуне, таком же угрожающе-мрачном, как и он сам. — Я приходил в твои покои, но тебя там не было, — произнёс Александр тусклым голосом. Марс оскалился, показывая свои нечеловечески-острые клыки. Он был не в пример доволен и весел. — Я решил ждать тебя здесь, сын Мемфиса. Хочу проехаться с тобой до границы. Дам тебе последнее напутствие. — Его скакун зло фыркнул, раздувая широкие ноздри. — Шевелись. Александр не стал удивляться тому, что дроу уже всё известно. Возможно, в другое время он бы поинтересовался: «это из-за нашей связи?», «ты следил за мной?», «ты в курсе планов Его Высочества?», но сейчас у него не было на то сил. Принц распорядился отдать ему Изабель, прекрасную, молодую, норовистую лошадку, с которой они так подружились. Очень дорогую лошадку и очень быструю. И Александр не понимал, почему. Они с Марсом пустили лошадей рысью вдоль кромки леса. Солнце едва пробивалось сквозь сосны, яркое, оранжевое, слепящее. — Ты обещал мне напутствие, — сказал Александр, когда их уютное молчание затянулось. Марс не ответил. Проезжая мимо куста кислых ягод, он пустил коня в галоп, склонился на ходу, сорвал несколько и закинул в рот, брызжа красным соком на губы, словно лакомился кровавой плотью. А затем вернулся к Александру. — Ты должен знать кое-что про свои глаза, — ответил он. — Мы называем такие глаза «пожирателями силы». — Они встретились взглядами. Два чёрных, как ночь, оникса сияли на бледном лице Марса, сверкали звёздами, огоньками лун. — Просто держи взгляд противника, когда будешь сражаться, — посоветовал Марс. — И ты никогда не проиграешь. Александр невесело усмехнулся. Он теперь может сражаться. Он теперь может петь песни войны, сея насилие и страх. Он теперь может пойти по городам, везде оставляя своё семя. Он — свободный дроу, свободный человек, и перед ним весь мир. Пустой, холодный, недружелюбный мир. И он поедет на запад. В Дольн. Туда, где, по слухам, умирает солнце. — Все дроу так могут? — спросил он, и Марс покачал головой с короткими чернильно-обсидиановыми прядями. — Это редкая особенность. Тем более удивительно, что она проявилась у полукровки. — У моего отца были такие же глаза? Марс кивнул. — Ты расскажешь мне о нём? — Расскажу, — пообещал он, не глядя на Александра. — Когда встретимся в следующий раз. Александр хмыкнул. Значит, никогда. Они ускорились, гоняясь наперегонки, и грязь и снег летели из-под копыт изящных, как ночь, лошадей, а солнце неумолимо вставало, показалось уже почти на целую ладонь над горизонтом, било в спину, озаряя путь. Когда Изабель проскочила вперёд, окропляя прекрасную шкуру скакуна Марса серой грязью, Александр засмеялся громко, но его триумф был недолгим. К границе Марс прибыл первым, сверкая бритвенно-острыми зубами, прекрасный в своей нечеловеческой, воинственной стати. Они остановились друг напротив друга, вдыхая аромат древнего леса, аромат духов, скользящих в рассветный час. Небо было светло-синим, ясным. Снег под копытами лошадей уже начинал подтаивать. Вопрос созрел на языке Александра даже прежде, чем он это осознал. — Ты говорил мне про песнь любви, помнишь? Марс кивнул, внимательно смотря ему в глаза. — Ты сказал мне тогда... что это главная песнь нашего народа. — Люди говорят, что мы холодны, и наши сердца трепещут лишь от ярости битвы, но они неправы. У нас есть тысячи песен, которые способны повергнуть врага в ужас или даже заставить его напасть на своих... но ни одна из них и далеко не так сильна, как песнь любви. — Почему? — тихо шепнул Александр, но Марс расслышал его. — Потому что отдавая своё сердце, мы отдаём его навсегда. — В тоне Марса не было ни грамма веселья. — Потому что нет в мире существа преданнее и сильнее дроу, спевшего песнь любви. Они замолчали, слушая просыпающийся лес. Невдалеке скользнула в свою нору полёвка. Дятел облюбовал молоденькую сосну. Заскрипели кроны на высоте, сгибаясь под ожившим ветром. Александр не был уверен, что хочет знать, как поют эту песнь, но всё же задал свой вопрос. Марс усмехнулся невесело, смотря ему прямо в душу. — Поцелуй, — сказал он. — Песнь любви дроу — это поцелуй.