***
Учительница истории, первой встречи с которой я, честно признаюсь, боялся, оказалась довольно неплохим преподавателем. В меру добрая, но и в меру строгая женщина средних лет с черными волосами до лопаток, среди которых проблескивала белоснежная седина. Она старалась всегда заколоть свои локоны или просто завязать в пучок, чтобы не мешались. Очки в металлической оправе и стройная фигура, всегда облаченная в официальные костюмы разных форм и покроев. Она была заинтересована в нашем обучении и хотела, чтобы мы увлеклись её предметом. Я, как и предполагал, произвёл на неё должное впечатление, рассказывая о том, что мне раньше объяснял Макс. Учительница слушала, почти не моргая, лишь иногда кивала, чтобы показать, что слушает. А когда я закончил рассказывать, без промедления поставила мне пятерку в журнал, убедившись, что я хорошо знаю её предмет. Думаю, она уже мысленно записала меня в свой список «любимчиков», если таковой имелся. Я люблю быть выделенным преподавателями. Можно иногда не слушать, если данной информацией ты уже располагаешь. Они не пристают с расспросами, называют тебя «хорошим мальчиком», ставят пятерки без лишних претензий. Но бесит, когда они без конца говорят мне ездить на всякие олимпиады и конкурсы. Даже не говорят, а заставляют, не спрашивая, хочу ли этого я. Видите ли, «такой интеллект пропадает!». Когда мне заявляли подобное уже после моего знакомства с Максимом, я порой еле сдерживался, чтобы не сказать им в ответ: «Вон, лучше Неземнова пошлите! Он же умница!». Максим больше мне не писал и не приходил в гости. Возможно, порой я бы даже не отказался выпить с ним по чашке чая и поболтать на отвлеченные темы, но он снова стал неприступным. Лишь пара взглядов в день и редкие прикосновения. Редкие, но, почему-то, такие желанные. Он проводит кончиками пальцев по моим, скользит по внутренней стороне ладони, запястью, и лишь потом пожимает руку. Мягко, ласково, будто боится за мою сохранность; будто я могу расколоться на части от неосторожного обращения. — Окси? — немного тревожный голос; я сжал в своей руке её ладонь и вопросительно посмотрел в серые озера глаз. Девушка подняла одну бровь и уставилась на меня, робко заправив темную прядку за ухо. — А что в школе делает твой брат? Ты же говорила, что он не ходит сюда, — я старался придать голосу как можно больше холода и безразличия, и, судя по всему, получилось, потому что выражение её лица тут же смягчилось, а губы расползлись в улыбке. — Я не знаю, — Оксана пожала плечами. — Он сказал, что ему просто дома сидеть надоело. Я бы уже свихнулась столько взаперти пробыть, — она шумно выдохнула, помотав головой из стороны в сторону, выказывая тем самым своё недовольство по поводу «сидячки» брата. — Ясно. А я уже подумал, что Максим наконец понял, что в школу ходить стоит. Знания там, например, — я почесал затылок, смущенно улыбнувшись, затем наклонился к девушке и поцеловал её в висок. — Увидимся после физкультуры, — сказал я ласковым голосом. Неземнова одобрительно кивнула и, чмокнув меня в ответ в щеку, скрылась в пучине толпы. Я, посмотрев ей вслед, хмыкнул, залюбовавшись длинными волнистыми волосами, отливающими темным каштаном в лучах осеннего солнца. А затем, оторвавшись от этого завораживающего зрелища, отправился на улицу, в другой корпус.***
Наша школа состоит из нескольких корпусов, находящихся рядом и огражденных высоким забором. Два основных корпуса: младшая и старшая школа; эти здания соединены между собой длинным одноэтажным коридором. Но, как ни странно, у нас часто проходят уроки в «младшей» школе, а у малышей — в старшей, вот почему мы пересекаемся с маленькими детьми на переменах. Бассейн для занятия физкультурой, футбольное поле на улице, но над ним сооружен навес, чтобы детям можно было играть во время дождя. И мой любимый корпус — библиотека — соединенный также длинным коридором со «старшей» школой. Я иногда ходил туда, чтобы взять новые книжки, вернуть старые или просто скоротать вечер, если мама задерживалась на работе. Была бы возможность — жил бы прямо тут, на одном из мягких диванчиков, любезно предоставленных директором для читающей молодёжи. Хоть библиотека и была школьной, но, по сути, она являлась отдельным строением, куда имел доступ любой человек. Она единственная не была ограждена забором; от главных ворот тянулась узкая асфальтированная дорожка прямо ко входу в заветный корпус. Библиотека являлась не только школьной, но и муниципальной. Я, лавируя между школьниками, наконец дошел до корпуса, где находился бассейн, открыл дверь, юркнул внутрь и отправился прямиком в мужскую раздевалку. Запыхавшись, я распахнул дверь и закрыл её за собой, опершись о стенку. Отдышавшись, я открыл глаза и посмотрел на остальных переодевающихся. Мои одноклассники, Алекс и прочие знакомые лица, но людей было намного больше, чем должно быть. Приглядевшись, я заметил, что многие из присутствующих мне не знакомы. «Наверное, те, у кого физкультура кончилась, переодеваются», — подумал я и, кинув на лавку сумку, стянул с себя голубую толстовку. Когда ты находишься один в темном здании, иногда появляется такое чувство, когда понимаешь, что на тебя кто-то пристально смотрит. В буквальном смысле, буравит взглядом, испепеляет, что становится невыносимо не оглянуться. В тот момент именно это я и ощутил. Я мгновенно стал озираться по сторонам, и мой взгляд остановился на лице, знакомом до боли. Конечно, я сразу догадался, чей именно класс сейчас переодевается, и какой ученик сейчас на меня пялится. Я аккуратно скользнул взглядом по лицу Макса. Снова эта хищная ухмылка и задорный блеск в глазах. Я, побледнев, в момент отвернулся и стал копаться в пакете в поисках футболки, закрывая лицо, непроизвольно исказившееся в довольной усмешке, за завесой отросших рыжих волос. Мне показалось, или я уловил краем уха еле слышный утробный смех Макса? Подняв глаза, я увидел, как он медленным шагом направляется в сторону душевой, искоса поглядывая в мою сторону, будто приглашая. Я мысленно покрутил пальцем у виска, когда темноволосый парень скрылся за углом, но меня не покидало странное чувство, смешанное с детским любопытством. Наконец, смирившись с тем, что моя любознательность взяла надо мной верх, я натянул на себя футболку и, поправив слегка разметавшиеся волосы, быстрым шагом отправился в душевую. Удар был сильным. Стало больно, щеку будто обожгло. Я от неожиданности отшатнулся в сторону и ударился лбом о кафель. — За что? — простонал я, схватившись за щеку. Голова тут же разболелась, а к горлу подступил слезный ком. — Я ненавижу тебя, — сухим тоном произнес Макс, смотря на меня глазами, полными ненависти и презрения. — Это чувство будто отравляет меня изнутри. Он прижал кулак к своей груди и закрыл глаза. — Ты хоть понимаешь это? Понимаешь, почему мне приходится выслеживать тебя, следить за тобой из-за угла, запоминать твое расписание? Меня выбивает из колеи то, что я теряю контроль над своими мыслями. Макс трясущимися руками зарылся в свои волосы, бешено озираясь по сторонам. В душевую никто не заходил, что меня одновременно радовало и заставляло переживать за собственную жизнь. — Ты выедаешь меня изнутри! — он яростно стукнул кулаком по стене. Я лишь вздрагивал от его слов и молча слушал, забывая дышать. — А ты хоть понимаешь, почему мне все это приходится переживать? — он посмотрел на меня обезумевшим взглядом. — Я… — я хотел что-либо ответить, но не успел, потому что парень вмиг приблизился ко мне, обнял за плечи, прижимаясь оголенным торсом к моей груди, и зарылся носом в волосы, вдыхая аромат моего шампуня. — Потому что я на тебе помешался, — прошептал он, немного наклонившись и прильнув к моим губам. Одна его рука легла на мою, прикрывающую красную от удара щеку. Тепло сладостными струями растекалось по всему телу, руки дрожали, а рот сам собой раскрылся, впуская внутрь язык Макса. Он, дождавшись этого момента, тут же стал хозяйничать в моем рту, одной рукой держа меня в объятиях, а телом прижимая к холодной стене. Я уже был на грани обморока — настолько стало хорошо, спокойно и умиротворенно, а он держал меня, не давая упасть в пропасть. И я уже поймал себя на мысли, что согласен на то, чтобы это продолжалось вечно, но парень немного отстранился и начал целовать мои глаза, собирая непроизвольно выступившие от резкой боли слезы. — Мне не жаль, но этикет предполагает извинение, — прошептал он, отпуская меня. Я лишь робко кивнул в ответ, не смея даже моргать. Все перед глазами расплывалось; казалось, что я сейчас сплю. — Я так скучал по такому твоему взгляду, — мягкий голос, полный нежности. Он еще раз поцеловал меня, на этот раз ласково и почти невесомо, будто прикасался губами к трепещущим крыльям бабочки, и ушел из душевой, оставив меня одного, наедине со своими мыслями. Эти вспышки дурманят куда больше, чем спокойная, размеренная влюблённость... Проведя в душевой еще около пяти минут, я дождался, пока он переоденется и покинет раздевалку. Высунув сначала из-за угла кончик носа, а потом и часть лица, я быстро оглядел раздевалку — все уже переоделись и ушли, поэтому я бросился к пакету и, наскоро натянув спортивные шорты, отправился в зал, где находился бассейн. Учитель физкультуры методично и по кусочку выбивал из меня всю ту дурь, что туманила разум, выматывающими упражнениями. Я хотел верить, что запах хлора сможет очистить мысли от той черни, что снова и снова опоясывала и сжимала до белых бликов в глазах. Постепенно увеличивающийся в громкости голос совести аккуратно, по капле вливал в мозг крохотную мысль, которая могла ударить наотмашь, как Макс — несколько минут назад. Предатель. Изменщик. Лгун. Для всех остальных урок прошел довольно обычно, ничего веселого и нового не приключилось, разве что Алекс «нечаянно» упал в бассейн и стал там барахтаться, плавать и нырять. Я бы с радостью нырнул следом за ним, если бы преподаватель не озверел окончательно. В результате, вытащив Алекса из воды за ноги, он заставил его приседать пятьдесят раз. Возможно, для некоторых это покажется малой степенью наказания, однако именно мне потом пришлось практически волочить мокрое многострадальное тельце друга до раздевалки, пока он еле перебирал ногами и трясся, как сломавшаяся бензопила. Весь остальной школьный день прошел обыденно, и я больше не видел Максима, надзирающего за мной, что меня, к моему же удивлению, немного задело и расстроило. Ни на секунду не смог выбросить его из головы, вспоминая снова и снова этот поцелуй. Купаясь в собственных мрачных грёзах.