Долгий путь к себе

Откровенный разговор со Смитом оставил странное послевкусие, горькое и сладкое одновременно. Легион гудел, словно улей, подготовка к новой экспедиции шла полным ходом. Леви невольно втянулся в общий напряженный ритм. Он тренировал молодняк до трясущихся ног, до рвоты и слез, затачивал их, словно клинки, полировал до зеркального блеска. Леви не умел говорить духоподъемные речи, но мог скупым одобрением и легким хлопком по плечу заставить солдат гордиться собой. Замученные лица вчерашних детей бередили в душе острое чувство вины. Было физически больно знать, что половина из них вернется в трупной повозке. Леви не сможет спасти их, как бы ни старался.  Они вновь и вновь будут отправлять новобранцев на смерть, каждую экспедицию одно и то же, легион обречен существовать в замкнутом круге погибели. Смит становился все жестче, сосредоточеннее и молчаливее. Он, будто зверь перед прыжком, подбирался, прятал за панцирем решимости все уязвимое. Становился тем самым дьяволом, что был им нужен за стенами. В такие дни Леви не узнавал Смита, но понимал, что это благо. Командор, твердый как камень, будет неразрушимым ядром их броска, только так они смогут выжить. Ему до дрожи в пальцах хотелось подойти к похороненному в бумагах Смиту, коснуться плеча, почувствовать, как расслабляются сведенные напряжением мышцы, увидеть, как теплеет взгляд. Но Леви не решался, он ведь обещал, что никогда не встанет между Смитом и его мечтой. — Вперед! Чертов Смит яростно летел навстречу смерти, гнал взмыленную лошадь, вскидывал руку с клинком. Глаза его светились нечеловеческой, потусторонней одержимостью. Леви ненавидел его таким.  Он боготворил его таким. Смит заражал своим гневом, разведка клином вонзалась в гущу титанов, прорубала себе путь к свободе. Они выходили из плотного окружения, вздымали клубы пыли и горячей кровавой взвеси. Все слилось воедино: красное на красном, алое на алом. Кровь людей, титанов, лошадей. Гремели ракетницы, пели тросы, шипел газ, легион безумствовал. Смит шел на острие атаки, Леви едва поспевал за ним, отсекал титанов справа, Майк прикрывал его слева. Смит был знаменем для всех, кто шел позади, без его сумасшествия их отчаянный прорыв захлебнется. Леви брал удар на себя, не чувствуя боли и усталости, Смит должен был выжить. На место каждого придёт другой, заменит в отлаженной машине без труда. Одному Смиту замены нет, он важнее любого солдата, ценнее всех вместе взятых. Леви искренне верил в это, а поймав взгляд Майка, понял, что все они думали так же. Все ради победы, все ради Эрвина Смита. Он справился: на Смите — ни царапины. Леви выдохнул с облегчением, боль собственных ран не беспокоила. Привычно и равнодушно, он смотрел, как торопливо повязанные бинты пропитываются кровью, как дрожат руки. Это было обыденностью, досадной помехой. Смит сел рядом с ним у костра, протянул миску с еще теплой кашей. Пресная, но сытная, она утолила голод, потянуло в сон. — Дурак. Смит непонимающе свел брови к переносице, Леви вздохнул. — Сегодня ты делал все, чтобы сдохнуть, я едва успевал за тобой. Смит нахмурился сильнее. — Я не могу отсиживаться в арьергарде, никто не пойдет в бой за трусом. — Не начинай! Мы с Майком вполне годимся на роль вдохновляющего мяса в первом ряду, доверься нам. В глазах Смита промелькнула незнакомая тоска, он ничего не ответил, только придвинулся ближе, их бедра соприкоснулись. Леви огляделся, никто не обращал на них внимания. Слишком уставшие, солдаты дремали или перебрасывались вялыми репликами. Жар Смита пробирался сквозь слои ткани, было неприлично хорошо, спокойно. — Поужинаешь со мной по возвращению? Госпожа Хелсен скучает по тебе. — А ты? — вопрос вырвался сам собой, Леви не понимал, зачем ему это глупое подтверждение собственной нужности. — И я скучал по тебе. Сердце дрогнуло, Леви уставился в огонь. Он чувствовал себя щепкой, объятой безудержным пламенем. Голос старика раздавался все реже, в нем уже не было злости, только усталость. Словно он тоже смирился. “Мы живем во власти того, что нас пьянит, да, Леви?”. Леви посмотрел на сидящего за столом Смита, тот согласовывал с Ханджи бюджет на следующий квартал. Она громко что-то доказывала, трясла подсунутыми Моблитом бумажками. Смит поднял голову, на краткий миг они встретились взглядами. В светлых глазах было затаенное веселье, стало понятно, что Ханджи добьется своего. Когда они остались вдвоем, Леви закрыл дверь на ключ. Рабочий день уже давно кончился, штаб опустел. Леви подошел к столу, прижался к краю бедром. — Тебе стоит отдохнуть, выглядишь дерьмово. Смит потянулся отложил документы, улыбнулся устало, тепло. — Хорошо, что ты есть у меня. Леви отвернулся, иногда Смит говорил такие откровенные вещи, что ему хотелось врезать. Или ответить чем-то таким же. — Я был в борделе. Смит насторожился, его явно кольнула такая новость. Забавно, неужели это ревность? — Давно, еще до того, как все… между нами случилось. Хотел понять, почему меня так тянет к тебе. Снял парнишку, дал ему в рот, представляя тебя в полотенце. Помнишь ту поездку в Митру? Зачем ты это сделал? Неужели не замечал, как я смотрю на тебя? Смит пожал плечами. Кулаки зачесались так сильно, что пришлось убрать руки в карманы. — Знаешь, тогда я понял, что дело не в мужиках и членах, — Леви потрошил себя заживо, открывался до самых кишок. — Дело в тебе. Смит коротко выдохнул, в его лице проступила жажда. — Что еще ты с ним делал, с тем парнишкой? — Кончил в рот, а потом расспросил, как трахаться в зад. Глаза Смита расширились, потемнели. — Ты?.. Леви опустил горящее лицо. — Однажды приснилось, что ты меня трахаешь. Стало интересно, каково это наяву. Парнишка сказал, что нужно попробовать самому, пальцами. Смит слушал его с приоткрытым ртом, его губы влажно блестели. — И ты сделал это. — Совал в себя два пальца, пока дрочил на тебя. Смит резко встал, обошел стол, остановился, тяжело дыша. Он был возбужден и смотрел так, что в животе разгорался пожар. — Боже, Леви… Смит рывком притянул его к себе, а потом опустился на колени, схватил за ремни УПМ и прижался лицом к паху, жадно вдохнул. Леви тряхнуло, он боялся посмотреть вниз, чтобы не кончить позорно рано. Смит. Перед ним. На коленях. Звякнула пряжка, бедра обдало прохладным воздухом, член — горячим и влажным дыханием. Секунда, другая, Леви коротко охнул, когда головка погрузилась в скользкую тесноту. Нежно, до одури медленно, Смит ласкал его губами и языком. Неумело, но как же хорошо. Леви толкнулся глубже, запустил пальцы в светлые волосы, Смит закашлялся и отстранился, переводя дух. Леви провел пальцами по припухшим губам, по колючей щеке. До чего же это был правдоподобный сон... — Хочу кончить тебе в рот. Не стошнит? — Мне нравится, — хрипло шепнул Смит, его глаза были мутными от похоти, он медленно насадился ртом, пропуская внутрь до самого горла. — Господи, Эрвин! Влажно хлюпнуло, гладко выбритые щеки запали, Смит сосал, туго обжимая его бархатной плотью. Леви откинул голову, ему больше нечего было представлять. Все фантазии сейчас были у его ног, захлебывались слюной, готовились принять внутрь его сперму. Леви задрожал, его затопило горячей волной, ударило в голову, обожгло удовольствием низ живота. Смит задвигал головой резче, сжал яички. Кажется, Леви выкрикнул что-то, но уже не услышал, излился в горячий рот и замер, вздрагивая всем телом. — Блядь... твою же мать! Смит сглотнул, по его подбородку текло густое семя. Леви склонился к нему, поцеловал, выпивая остатки, слизывая последние капли. — Теперь я тебе. Смит как-то неловко улыбнулся, встал, его брюки были расстегнуты, на полу виднелись светлые брызги. Он кончил, глотая его сперму. Боги. — Я правда тебе нравлюсь, — пораженно прошептал Леви. Смит обнял его, уткнулся носом в висок. — Правда. Никогда прежде самоконтроль не давался ему так тяжело. Леви желал быть рядом со Смитом каждую минуту, каждую секунду, следовать за ним неотступной тенью, укрыть от любой беды. Он хотел вспороть горло всем, кто смел перечить Смиту, отсечь голову любому, кто бросит косой взгляд. Леви все глубже скатывался в безумие своих чувств. Что это? Оборотная сторона связи между Аккерманами и хозяевами? Или сила годами тлеющей страсти?  Леви разрывало на куски от страха и нежности, ему хотелось вплавить Смита в себя и не отпускать уже никогда. — Я не встану на пути к твоей мечте, — повторял Леви свое обещание как молитву. — Не заставлю выбирать и не собью с дороги. Он никогда не нарушал данного слова, как бы ни было трудно, вот и сейчас не собирался отступать. Разведчики — щит человечества, а Леви — их карающий меч. Он расчистит Смиту путь к цели, чего бы это ни стоило.   Это был последний шаг на пути к полному, безграничному доверию. Ни разу в жизни Леви не чувствовал себя так уязвимо, не был так беззащитен перед чужой волей. Впервые утопал в вязкой сладости беспомощности и бесстыдно наслаждался этим. Смит владел его жизнью, его сердцем, а теперь овладеет и телом. — Давай уже, я больше не могу! Смит оторвался от его члена, его глаза блестели так ярко, что затмевали горение свечей. Он готовил его с мучительной нежностью, неторопливо, упивался каждым выдохом, дрожью, ответным движением. Леви был распят на сбившейся простыне, раскрыт до предела, между ног уже стало мокро от растаявшей мази. Ему вспомнились слова бордельного мальчишки о желании оказаться заполненным, сейчас он понял, каково это. Внутри свербело пустотой, ему не хватало распирающего давления, пальцев уже давно было мало, хотелось большего. — Эрвин, блядь, вставь уже мне! Не могу терпеть…. Смит качнул бедрами, надавил на вход, мышцы обожгло. Леви выдохнул сквозь стиснутые зубы, подался, плавно насаживаясь. Стало больно, но возбуждение не уходило, мысль, что Смит сейчас в нем, сводила с ума. — В тебе так узко... Тише, Леви, иначе я кончу… Всем нутром Леви чувствовал биение пульса, каждую венку на крепком стволе. Смит мелкими толчками вошел до конца и замер. Его плечи вздулись напряженными мышцами, на шее проступили жилы. Он сдерживал себя, ждал разрешения. Натяжение стало терпимым, Леви кивнул.  Член шел туго, растягивал до предела, Смит дышал тяжело, был влажным от пота, соленым и терпким. Леви опустил руку, обхватил себя, их ритм совпал. Возбуждение крепло, протянулось от головки к яичкам, к трению члена внутри. Леви стиснул Смита бедрами, нестерпимый зуд нарастал, закручивался горящей спиралью. — Глубже! Еще, ну же, трахай меня! Так хорошо…. Хочу тебя, всего тебя. Смит поцеловал его мокро и глубоко, толчки стали резче, Леви захлебывался стонами, теряя всякую волю. Все слилось воедино: мучительные чувства в душе, стыд, желание тела. Смит сжал его, протяжно выдохнул, и Леви кончил с громким вскриком. — Эрвин! Сперма текла и текла, никогда ее не было так много, оргазм все длился, мышцы конвульсивно сжимались, он трахал себя членом Смита, насаживался. Внутри сладко ныло, немело от удовольствия. Леви не знал, сколько это длилось, он пришел в себя уже с пустой задницей и сухим животом. Смит лежал рядом и сыто улыбался. Леви со стоном свел ноги, провел ладонью между ягодиц, вход саднил, ощущался непривычно растянутым. На пальцах остались лишь капли спермы и остатки мази. — Я теперь в седло месяц не сяду. Стоило выбирать мужика с хером поменьше. — О, это комплимент? — Это пиздец. Смит взял его за руку, поднес к губам, согрел дыханием, поцеловал каждую костяшку. — Жаль, что я не понял все раньше. — И как бы ты понял? Смит коснулся его щеки, скользнул пальцами по шее и ключице, по глубокой отметине от ремня. — Щекотно, — поежился Леви, но не отстранился. — Ты иногда так смотрел на меня, аж желудок сжимался. Я все не мог понять, что в твоем взгляде... — Первые полгода — ненависть к мудаку, приковавшему меня цепью к легиону. А потом я просто трахал тебя глазами. Каждый день. На построении, совещаниях, даже во время вылазок, представляешь? Смит покачал головой. — Было легко ошибиться. — Я бы трахал тебя и членом, если что. Смит прикусил губу, явно обдумывая его предложение. — Давай попробуем. Одна дама совала в меня палец во время минета, было… интересно. Леви почувствовал искру возбуждения, мысль о крепких белых ягодицах волновала. — Подгадаем момент без верховой езды и тренировок? — М-м, в конце лета ремонт конюшни. Леви ухмыльнулся, это будет первый ремонт, которого он станет ждать с нетерпением. Теплый сентябрь ласково грел ярким солнцем, запах жженой листвы окутывал штаб. Леви чихнул, потер слезящиеся глаза. — Опять костер не с той стороны разожгли, идиоты. — Сегодня сортиры засияют невиданной чистотой? — Три наряда вне очереди — минимум. Эрвин хмыкнул, сделал глоток еще теплого чая. Он выглядел умиротворенным, регулярный секс явно шел ему на пользу, усмирял трудоголизм. Леви тяжко вздохнул и вернулся к бумагам. Отчеты Ханджи привычно воняли едкими реактивами, пестрели пятнами, но писала она без ошибок. Хоть что-то. — Леви. — Чего? — Я не требую ответа, но хочу, чтобы ты знал. Леви удивленно посмотрел на Эрвина, не в его характере было начинать разговор так нерешительно. — Блядь, что случилось? — Ничего. Люблю тебя, — как-то очень буднично выдал он. Леви пару раз моргнул, пытаясь осознать услышанное.  Что это было? Эрвин спокойно пил чай, он явно забавлялся, глядя на его реакцию. — Подумал вдруг, что стоит сказать сейчас, жизнь так коротка. — Да, блестящая мысль, Смит. — Просто Эрвин. Пожалуйста. — Смит, больше не говори такое перед совещанием, у меня мозги кипят и хер встает. — Как прикажете, капитан. Леви уткнулся в отчет, скрывая смятение, долгую минуту он молчал, наконец ответил негромко: — И я тебя люблю, Эрвин. Эрвин склонил голову набок, мягко улыбнулся. Кажется, он все понял уже давно.