***
Вечер пятницы, посвящение гулён бокалом мохито с кокетливым зонтиком. Стробоскоп плескал зелёные и синие пятна на барную стойку и подиум чуть вдали. — На кой ляд ты дала интервью? — угрюмо спрашивал Коля, прокручивая стакан с толстым донышком по щербатой столешнице. Причина ямок на дереве крутила задницей у шеста в полуметре от виска Галины Николаевны, опрометчиво сунувшей чаевые за подвязку, и каблуки танцовщицы коцали новые ранки в такт музыке. — Приспичило, — с нарочитой беспечностью отозвалась Галина Николаевна, восхищаясь звёздчатыми стразами, пришитыми ко всем — абсолютно — нюансам красного боди, соблазнительно тонкого, манящего в узы. — Ты навредила всем. — Я говорила от своего имени. — Что не даёт тебе права разглашать детали следствия. Щегольнула, а мы расхлёбывай, и нет выхода. — Отчего же? — насмешливо поинтересовалась Галина Николаевна. — Мы оба знаем, куда бежать. Ты просто хочешь, чтобы решила я, а ты исполнил приказ, не взяв на себя ответственность. — Да! Я требую резолюции, любишь читать морали?.. оцени свои свершения. Танцовщица, на прощание окунув взор Галины Николаевны в богатое декольте, вихляющим перешагиванием удалилась к другому шесту. — Отрекитесь от меня, Коля, — холодно, бесстрастно произнесла Рогозина, вынужденная смотреть ему в лицо. — Дайте кресты, дескать, порознь я и ФЭС. Вы чистые и красивые, а я в грязи по уши. Принесёте официальные извинения, кому они там понадобились? Московским феминисткам? Или веганам? Я уже не помню, кого сразили наповал мои слова о нищете Еланцевой и её интимных услугах с корыстными целями. И бедах с башкой, и о коллекции трофеев. Николай Петрович рассветился надеждой, несмелой, призрачной, обещающей утолить голодное тщеславие, дикую жажду, сопрел, ослеплённый блистательными перспективами и пьянящей покорностью. Галину Николаевну обуяла брезгливость. — Бу! — меж Рогозиной и Кругловым локтями врезался Майский. — Ваня с Оксанкой тухнут в такси, а я на байке примчал. Чего расселились, время знатно повеселиться. Галя, что за детский сироп ты тянешь? Э, дружище, — Серёга цокнул бармену, — а замешай-ка нам…***
Утро субботы началось полдвенадцатого: Галина Николаевна мучительно пыталась трезветь. Солнце, грызущее жалюзи, давило глаза, Рогозина наощупь бахнула в стакан с водой какого-то душеспасительного порошочка и размешала методом цунами. Греметь ложками в ящике и звякать металлом о стекло ей точно не по силам. Кисленько. В ванной Рогозина нахмурила брови, обнаружив туфли на кафеле под мрамор. Галина Николаевна спустила штаны и села напротив, углубившись в размышления: ссора с Колей, Майский пил какую-то бурду лошадиной крепости из литровой пивной кеги, по-свойски перемигивался с барменом. Ту же шляпу потом пила и Рогозина, морщась от запаха то ли лекарственных трав, то ли антисептика. Вероятно, абсент, подытожила сегодняшняя Галина Николаевна. После диджей врубил плейлист благозвучнее, чем молодёжный драйвовый бит, и Рогозину понесло на танцпол. И нехило, видимо, понесло, на правой туфельке отломился каблук, выдрался хлястик слева впереди, а на левой — оба, и спереди, и сзади. Поэтому-то Круглов навязчиво посылал её домой, вон с разгара вечеринки, торопливо вызвал такси: накидалась Галина Николаевна в щи, обувь лохмотьями, беспроигрышный билет в травматологию. Галина Николаевна ощутила волну сырого воздуха, мелкий, моросящий дождь на волосах и кончиках ресниц; Амелина, спотыкаясь, волокла под бок в тесную наёмную тачку. Почему Амелина — чёрт его знает. Рогозина не могла взять в толк, как худенькая, хрупкая женщина сумела дотащить её, тяжёлую и высоченную, оступающуюся в рваных туфлях, и не до машины, а до квартирной двери на третьем этаже, по неудобным лестницам и пролётам. Галина Николаевна, умывшись и ополоснувшись, доплелась в кухню, для оздоровления впихивать в организм крошку пищи. В долгих паузах между глотками Рогозина механически скроллила ленту. «Открытое письмо ФЭС: читать онлайн». «Фемсообщество Москвы отвергло извинения ФЭС. Сохранит ли Рогозина статус-кво?». «Рогозина точит зуб на экоактивистку Татьяну Еланцеву? Разбирается наш корреспондент». «Дело Еланцевой сфабриковано? Частное расследование газеты «Чтиво и диво». «Шок: ФЭС действует наперекор начальству!». — А, это так работает, — охрипше констатировала Галина Николаевна, щурясь от голоса. — Ну, ладно. Через час сотовый (с личной симкой) взорвался трелью. Рогозина медлила взглянуть на экран: сентиментальной привычки настраивать разные мелодии разным людям она не имела, и не догадывалась заранее, кто на линии. Валя. Вчера она не пошла в клуб, заболела няня для дочек. — Доброе утро. — Какое доброе, Галя, ты видела новости? — суматошно выпалила Валечка. — Видела. — Вы с Кругловым что-нибудь да учудите! Гнусную телегу распластали, фарисеи отпетые. Что происходит, объясни мне? — Коля горевал, что ФЭС зеваки помоями поливают, прицепился к интервью. А я посоветовала ему солгать, реанимировать престиж службы за мой счёт, — Галина Николаевна перевела дух, — что он и сде... — Подожди! — воскликнула Валя. — То есть, рулил не он? План твой, а его ничего не смутило? — В конфе с ним все согласны. — Я! Я не согласна! Я потому и звоню! Сплошной ужас, Галя, кошмар наяву, — пыхтела Валечка. — А Тихонов? А Майский? Почему они молчат, где их протест? Да они и в собутыльники не годятся! — Ты-то чего ревёшь? — у Галины Николаевны дёрнулись губы. — Я и слезинки не проронила, а ты разнюнилась. Хватит, Валя, ничего особенного, мир не обрушился. — Мой обрушился! — всхлипнула Валя. — Из-за ерунды, сущей мелочи! Вылезали сухими из передряг и покруче, зачем? Неймётся козырное место на старости лет? — Успокойся, место ещё при мне, — хмыкнула Галина Николаевна. — Султанов не обрывает телефон, и его смазливые кадеты не топчут порог. А выговор я без Круглова получила. Образуется, Валя, не печалься. Коля выбрал, и выбрал не меня, и что с того? — Это не выбор, Галя. Это предательство. Ты подставляешь плечо, а он — подножку! Ты бросила бы его в беде? меня? Серёгу? хоть кого! — Никогда. Я за своих костьми лягу... впрочем, я уже легла. Валя кропко вдохнула. — Я здесь, на твоей стороне. Вдвоём против целого мира, как раньше, помнишь? — Не стоит, Валя. Моя лодочка стремительно идёт ко дну, а ты вне подозрений, как жена Цезаря, вот и не суйся в осиное гнездо. — Мне плевать, куда идёт твоя лодка! — вспылила Валя. — Авось и причалим в хороший порт! А нет — так нет, потонем обе! Но я тебя не отпущу. — Я не беру с тебя слова, — осекла Рогозина. — Ты на эмоциях, остуди голову и впредь не клянись напрасно. И Галина Николаевна скинула вызов, погасив Валин полузадушенный писк.