Тазетта

      Отказываться от своего прошлого всегда непросто, даже если в памяти оно осталось комком боли и сожалений. У разума есть свойство стирать болезненные воспоминания, создавая для человека иллюзию идеального мира, который он почему-то решил покинуть. В такие моменты главное — вовремя ударить по ещё кровоточащей ране, чтобы понять, насколько «сейчас» лучше «раньше».       Прошло несколько лет, два Рождества, три Хэллоуина, и в памяти Гермионы не осталось и следа от некогда красивых праздников в Норе. Пироги Молли сменили десятки изысканных блюд, украденную у Артура медовуху — дорогой огневиски, разговоры о потерянном — речами о приобретённом, а дружеские беседы — бесконечная любовь и преданность.       В конечном итоге она не просто смогла отпустить красивое, детское и иногда не лучезарное прошлое. Гермиона погрузилась в рискованное, моментами жестокое, но вместе с тем поглощающее настоящее. Здесь её уважали, ценили, возносили и любили, каждое из этих слов вселяло веру и уверенность в собственных силах. Именно тут Гермиона чувствовала себя частью семьи впервые после потери родителей.       И осознала важное:       Тазетта — не просто мафия, державшая магический Лондон в удобной для себя власти. Это место, где ты — часть большего, непременно особенного и абсолютно важного. И символом всех ценностей становилась ни омерта, ни воспеваемая мораль или цели, а Рождество — праздник, полный веселья, радости, а главное, ощущения, что ты на своём месте.       Поэтому если и оставались люди, считавшие, будто выбрали неверную сторону, — сегодня их сомнения стирались, вознося на пьедестал понимание. Мафия — не о преступности, смерти и нарушении закона, это о семье, которая принимает тебя, даже когда мир отвернулся.       — Все уже собрались, — шёпот раздался над ухом.       Драко прижался к ней вплотную, его руки легли на её талию поверх шёлковой ткани алого платья, и он рвано вдохнул аромат шоколада. Улыбка сама показалась на её лице от пестрящей в душе любви, и Гермиона медленно, почти не притрагиваясь, погладила его по щеке.       Казалось, его кожа вибрировала под её пальцами.       Улыбнувшись в ответ, Драко блаженно прикрыл веки, прижавшись своим лбом к её, и едва коснулся мягких губ, отдающих огневиски.       Тепло рассеялось по телу и сознанию, взбудоражило трепещущее сердце, вытравило из разума каждую негативную мысль и оставило на душе привкус постижимого счастья. Его хотелось вдыхать, чувствовать каждой клеточкой и никогда не отпускать, только бы здесь и сейчас не закончилось.       Драко легко коснулся её губ своими, его лицо осветили улыбка и яркие серые глаза.       Всё ещё похожие на две серебряные монетки, будто бы он платил ими за совершённое.       — Пошли, — мягко кивнула Гермиона.       Её ладонь скользнула ниже, ногтями царапнула костюм, пока не почувствовала тёплую кожу его руки. Гермиона переплела их пальцы, сжимая настолько крепко, словно это не просто самое красивое Рождество, а последнее. Со временем она поняла, что так и нужно: жить так, будто бы завтра мир испарится, а происходящее окажется сном.       Драко усмехнулся и вывел её в общий зал, где они встали перед огромной, украшенной серебром ёлкой. Она светилась, как и лица десятков волшебников, стоящих перед ними с бокалами и ждущих, пока пробьёт полночь.       И находясь перед ними, Гермиона не сомневалась, что каждый тут не из-за страха или лишённости. Все, включая её саму, чувствовали здесь дом, место, преданность которому равно желанию жить. Это познавалось телом, душой и сознанием.       Словно Тазетта не название, а нечто живое, дышащее и осязаемое. Может быть, так и было, потому что в Рождество присутствие букетных нарциссов ощущалось в сердце трепетной любовью…       Тазетта — это семья, теперь не только для Нарциссы, но и для Гермионы.