Останься со мной до утра

      — Это больно?              Обнимая свои колени ладонями, Сиён наблюдает за тем, как черезчур быстро мельтешил по комнате Лев. Ранее она никогда не видела его таким: неуверенным и задумчивыми. Он, тот, что заслужил благословение, сильный и независимый, сейчас был готов провалиться сквозь землю лишь от одной нерадивой девчонки, что совсем из ума выжила. Хан фыркает. Привлекает внимание Даниэля и мягко трепает его гриву, почесывая изредка за ушком, чтобы лев лег и дальше спать.              — Что именно? Становится вампиром? Уж смотря, что ты считаешь болью. — Баал падает на диван и прикрывает ладонью свои глаза, пытаясь прийти в мысли. Все словно перемешалось и не давало ему спокойно выдохнуть. Сиён, замечая перемену в поведении мужчины, в его настроении, поддается вперёд, прижимается и кладет голову не плечо, закрывая свои глаза. Приобняв прильнувшее тело, Лев вздыхает, утыкаясь в ее висок носом. — Ты будешь страдать. Страдать от невыносимой боли, что будет сжирать изнутри твои внутренности. Она не оставит тебя до тех пор, пока твоя жажда не исчезнет, пока ты не выпьешь крови. От обычной еды тебя будет воротить, словно ты ешь откровенное дерьмо.              Ведя пальцами по щеке Сиён, Баал заставляет девушку поднять голову и посмотреть ему в глаза. Вампир поджимает губы и шумно выдыхает.              — Хотел бы я хоть раз попробовать то, что ты готовила. Поужинать вдвоем, словно обычный человек и не мучаться от этой невыносимой боли. Подумай серьезно о том, о чем ты меня просишь. Готова ли ты действительно вступить на эту дорожку ошибки? — Молодой человек убирает за ухо надоедливый локон алых волос, и отпускает девушку из своих объятий. — Сиён, это…              — Это было больно, Баал? — Переспрашивает Хан, склоняясь к вампиру ближе. Она берет парня за руки и сжимает их в своих ладонях, заставляя поднять глаза на лицо ее. — Что ты ощущал, когда стал таким? Кто вынудил тебя ограничить свою жизнь и вступить на путь ограничений и постоянных рычагов? Кнутов, что бьют, и цепей, что держат? Кто превратил тебя в льва в клетке, что ты решил выбраться таким образом?              Она слушала внимательно, просила больше деталей, узнавала его все больше и залазила все глубже, куда вампир никогда бы никого не пустил, даже если бы кто-то и пытался. Кроме, конечно, нее. Нее — девушки, что взобралась в его разум и уговаривала на безрассудные поступки, чтобы облегчить жизнь. Себе или ему — он никогда не спросит. И никогда бы не рассказал то, о чем она просит, но это ведь его Птичка, которая просит о достаточно ясных и нормальных вещах. Она хочет копнуть глубже. Она хочет вытащить его демонов и коснуться их оголённой кожей, позволяя себе все самое неразумное и личное. Интимное и возбуждающее оголенные провода.              — Я не помню практически ничего из того, что происходило со мной задолго до того. Я лишь помню людей, что пренебрегали мною, искали мои слабости и использовали их против меня самого. Отдавали меня на растерзание зверю, что лишь косвенно звался, а на деле был человечнее их всех. — Баал косит взгляд на мирно спящего посреди комнаты Даниэля и расплывается в мягкой улыбке, пока одна рука обхватывает хрупкие плечи, а сам вампир склоняется ближе, держа зрительный контакт. Он так близко. Это будоражило разум. — Я думал, что это я забочусь о животном в клетке, а на деле это Лев, зверь саванны, Король Прайда, заточенный за прутьями и озлобленный на неверных — он защищал меня. И когда все зашло слишком далеко — Даниэль все ещё был на моей стороне. Он защищал хрупкого человека до последнего момента, пока огонь не обжег его слишком сильно, а слабый человек, впервые, защитил его. Вынес вон из пылающего здания и сделал милость, за которую уже очень скоро поплатиться. Я убивал, Сиён. Убивал, чтобы жажда не сводила меня с ума, и лишь когда я стал Львом, когда отыскал блаженное чувство силы, я понял насколько был глуп. И это совсем не то, что стоит переживать кому-то, вроде тебя. Огонь никогда не обжигает меня, и физическая боль мне не страшна. Потерянная рука вернётся. Но разбитое сердце не склеить. И морально никто из нас не будет готов к смерти. Чья бы она не была в итоге.              Сиён опускает глаза, смотрит так на ладонь в своих руках и поднимает ее к своему лицу, давая грубой коже коснуться ее невообразимо нежной, мягкой и теплой кожи. Она была смелым и несчастным человеком, отыскавшим миг спокойствия и человека, способного одарить ее счастьем, вниманием, дать возможность быть свободной в своем уютном мирке, словно созданным с самого начала для нее одной. Это было невообразимо глупо и в самом начале раздражающе. И как же только он не испил до дна эту раздражающую девчонку?              — Иногда самая огромная глупость, которую я когда-либо делала, глядя на все произошедшее за эти три года — кажется мне такой песчинкой в происходящем вокруг меня.               Сиён поднимается с места и медленным шагом подходит к огромному шкафу, стянув с полки одну из фотографий. Вытащить Баала куда-то было невозможно, но когда ей удавалось это — она фотографировала его везде, всегда, желая вид, что это всего лишь фото пейзажей. Но посмотри кто-нибудь в ее фотоаппарат — точно сочтет ее сумасшедшим сталкером. А потом, приглядевшись к лицу молодого человека, поймут, что она не сумасшедшая, нет, она просто влюблена в беспамятстве.              — Я люблю тебя ни смотря ни на что, и мне до сих пор ни на процент неизвестно, чувствуешь ли ты то же самое ко мне самой. Но я хочу любить тебя и дальше, заботиться о тебе, помогать. Укрывать тебя пледом, когда ты спишь и злиться, когда тебя нет долго. Быть рядом и просто наблюдать до тех пор, пока мне позволенно. — Сжимая рамку пальцами, Хан вздыхает и ставит ее обратно, касаясь их общей фотографии, тут же расплываясь в улыбке. — Ты никогда не спрашивал, почему я осталась с тобой, не смотря на то, что ты меня так упорно гнал. Я честно предпочту быть рядом с тобой, раздражающим, странным, милым, чем где-то ещё одна со своими мыслями и глупыми чувствами. И ты совсем иногда не замечаешь совершенно очевидных вещей в моем отношении к тебе. Я хочу позвать тебя в пиццерию. Или в караоке. Или сходить с тобой на пляж. Или на пикник. Хочу простого романтического свидания с тобой. У нас нет вечности. Только этот момент. Момент, когда просто нужно сделать свое решение. Да или нет.              Серьезность ситуации, которая сейчас огнем обжигала сердце вампира, переворачивает его фразу про пламя с ног на голову. Грудная клетка горела адским огнем, испепеляя его душу и сердце, раня не тело, а сознание и Лев поднимается со своего места, шагает ближе и клонится к лицу девушки, опуская глаза чуть ниже, поджимая губы. Он потерян в своих мыслях и потерян в своих решениях. У него нет права на ошибку но и нет права сейчас делать шаг назад.              А она все смотрит. Смотрит как горят алым глаза и как он жмется. Как неуверенно тянется к ней, прижимается лбом к хрупкому плечу. А женские руки обнимают сильное тело, позволяя насладиться моментом близости, от которого кровь в жилах стынет. Сердце бьётся так медленно. Шумом отдается в ушах. Этот момент не хочется прерывать. Не хочется отпускать. Делать что-либо, ведь уже завтра Баал будет делать вид, что не помнит слов о любви, во благо своей птички, а Сиён будет рада тому, ведь так и не сможет придумать оправдание за ночь без сна.              Лев хватает плечи крепко, поднимает голову и смотрит снова на лицо внизу. Она такая маленькая, беззащитная и слабая — просит силы, чтобы быть уверенной в том, что уже завтра она сможет защитить его так же, как он защищает ее. И это заставляет на лице висеть грусти и разачарованию в самом себе. Он ведь мужчина, должен сдерживать обещания и слова свои, но как доказывает практика — мужчины не так уж и часто придерживаются и выполняют обещанное.              Теплое лицо оказывает в объятиях грубых ладоней, и ожидание, момент приближения, соприкосновения губ — все кажется таким медленным, таким долгим, ужасно долгим. Сиён распахивает глаза, хватается за руки, ощущая, как рот заполняется неимоверно странным вкусом. Кровь ей казалась такой металлической. Солёной. До жути невкусной. И она никогда не понимала того, как вампиры пьют ее, почему Баал так любит ее кровь, делая вид, что это иначе.              Пробуя на вкус его кровь — она с головой тонет, смакуя момент.