Кровавый художник

Вечером домой вместе с Рюноскэ пришёл его начальник. — Привет, Юкичи, — раздался громкий голос Ацуши. — Привет, Ацуши, — ответил ему мужчина. — Проходи, Юкичи. А где Арахабаки? — вопрос Рюноскэ заставил меня вздрогнуть. «— Арахабаки трусливо прячется за дверью своей комнаты», — мысленно съязвил внутренний голос. Собравшись, я открыл дверь. На меня взглянули сразу три пары глаз. Подавив в себе паническое желание захлопнуть её, я вышел в коридор. — Здравствуйте, — честно, я так и не понял, поздоровался я или произнёс приветствие лишь губами. — Здравствуйте, — с улыбкой ответил мужчина. Фукудзава Юкичи оказался красивым сорокалетним мужчиной в сером деловом костюме и с пепельными волосами, собранными в низкий хвост. В коридоре повисла неловкая пауза. Идея сбежать обратно в комнату с каждой секундой нравилась мне всё больше. — Так. Вы дружно идёте мыть руки и ко столу, нечего в коридоре топтаться. А ты идёшь со мной, — строго произнёс Ацуши и направился на кухню. — Так точно, — фыркнул Рюноскэ и увёл Юкичи в ванную. Я покорно направился за другом. — Всё хорошо? — расставляя тарелки, спросил Ацуши. — Я хочу сбежать к себе в комнату, — признался я. — Ты можешь спокойно идти, Юкичи поймёт, — произнёс друг. — Давай я принесу ему твои записи? Я покачал головой. Нельзя вечно прятаться в комнате. — Мы будем рядом, — Ацуши подошёл ко мне и обнял. В его объятьях было так спокойно и хорошо, что я эгоистично хотел, чтобы он никогда меня не отпускал из этого кокона спокойствия в жестокий мир реальности. — Кхм. Мы разорвали объятия, в дверях кухни стоял Юкичи. Он внимательно рассматривал меня и вдруг произнёс: — Простите, что напугал. Но я очень хочу разобраться с тем, что с вами произошло. — Вы меня не напугали, просто кроме моих друзей я больше ни с кем не общаюсь, — произнёс, прячась от пристального взгляда серых глаз. Как бы Ацуши не пытался, я так и не смог заговорить хоть с кем-то, кроме них. На улицу я один не выхожу. В магазине, который находится рядом с домом, к моему счастью, установили кассу самообслуживания. — Понимаю. Если вы не готовы, то можете принести мне записи, о которых рассказал мне Акутагава. — Нет. Я готов, — оторвав взгляд от пола, я твёрдо посмотрел на мужчину. Ужин прошёл спокойно, под шутки и забавные истории.

***

Взяв с собой кружки, мы переместились в гостиную. — Арахабаки, вы не против если я начну? — спросил Юкичи. — Нет, — ответил я, опуская кружку с какао на стол. Руки, которые начали дрожать, я сцепил в замок. — Хорошо. Вы помните, что произошло в день, когда вас похитили? Опишите даже самые незначительные на ваш взгляд детали, — спокойный голос Юкичи успокаивал. Закрыв глаза, я начал погружаться во тьму воспоминаний. — Я проснулся утром. Проспал и опаздывал на первую пару. В момент, когда я подходил к машине, мне показалось, что на меня кто-то смотрит, но я не обратил на это внимание. Потом были пары. Шутки с Рюноскэ, — воспоминания текли медленно, словно я смотрел очень старый фильм. — После пар я подходил к машине. Очень странно, что кроме меня и моей машины, на студенческой парковке не было никого. Меня окликнул мужчина, он спросил сколько сейчас времени. А потом была темнота, — шёпотом закончил я. — Мне тоже показалось это странным, так как не одной записи с парковки получить так и не удалось. Их просто не было, — произнёс мужчина. Я открыл глаза. Камеры были включены 24/7, так как после драки на парковке, где был сильно избит студент первого курса, ректор строго приказал сохранять все записи. — Вы можете рассказать мне, что было дальше? Я кивнул. Вновь прикрыв глаза, я нырнул ещё глубже во тьму, которая радостно метнула ко мне свои поганые щупальца. — Я очнулся с адской головной болью в камере, прикованным к решётке… — слёзы потекли по щекам. — Мы можем всё прекратить, — обеспокоенно произнёс Юкичи. — Нет. Я не хочу жить в страхе, — сквозь слёзы ответил я. — В камере был изуродованный труп, некогда бывший молодым парнем, он назвал его «палитрой». Он зашёл в камеру, поднял тело словно мешок и унёс. Он вёл себя так, будто не замечает меня, но я ошибся. Несколько дней я провёл в камере, в которой ужасно пахло трупным разложением, старой запекшейся кровью и человеческими экскрементами. Я пытался сбежать, но всё оказалось тщетно. Наручники были слишком плотно прижаты к коже. Я замолчал. В гостиной повисла гнетущая тишина. Собравшись, я вновь заговорил: — В один из дней он пришёл за мной, и начался ад. Он показал мне свою коллекцию крови, бил, насиловал, относился как к своей собственности. Запрещал говорить, жестоко наказывал за малейшее неповиновение. Называл своим ангелом, когда я стонал от боли и бессилия. Из-за него я не могу воспринимать своё настоящее имя без истерики, ведь его он произносил лишь в те моменты, когда был зол. Из-за него я перестал говорить, забыв о собственном страхе: замолчать навсегда. Ведь он спрашивал и сам же отвечал. Бил, когда я говорил без разрешения. Он чуть не убил меня, когда я попытался сбежать… В последний день, перед отъездом, он избил, изнасиловал пистолетом, а после этого ужаса выстрелил в меня… К сожалению, я выжил. Ацуши протянул мне стакан воды с валерьянкой. Выпив его залпом, я продолжил. Желая, чтобы вместе со словами пропали и воспоминания… — У него были слуги, у которых нитками был зашит рот. Всех он называл одним именем — Глэм. Первый был изуродованным стариком невысокого роста с седыми волосами, отрезанным ухом и зашитым чёрными нитками ртом. Он меня не трогал, лишь относился как к вещи своего хозяина. Потом он пропал, вместо него появился второй: широкоплечий мужчина тоже с зашитым, только уже красными нитками, ртом. В отличие от другого Глэма, этот проявлял ко мне больной интерес. Он изнасиловал меня, когда его хозяина не была дома, а когда закончил, приложил палец к зашитым губам, подмигнул мне и просто ушёл. Так происходило ещё несколько раз, и каждый из них был всё хуже и хуже. Но делал он это так, что его хозяин ничего не замечал. Или делал вид. Удары на тех же местах, царапины той же глубины… Я убил его. И готов был бежать, вот только не успел. Слёзы перестали течь. Я поднял взгляд на Юкичи. Его лицо было похоже на маску, лишь в серых глазах чёрными всполохами полыхал гнев. Я вновь опустил взгляд на руки. — Третий Глэм был ещё большим ублюдком. Он обожал. Нет… Не то слово. Он боготворил его. Он презирал меня, относился хуже, чем к вещи. А когда его обожаемый хозяин уехал, он совсем сошёл с ума. Я был в ужасном состоянии, когда он пришёл ко мне в комнату. Ругался, оскорблял, а когда я предложил помочь мне сбежать — изнасиловал, избил и сломал руку. Отключившись, я надеялся, что умер, но, к сожалению, это оказалось не так. Очнулся я в машине, но он ударил меня головой об бардачок. Я замолчал, а после кривая улыбка появилась на моих губах. — А ведь именно из-за его больного влечения я сейчас жив и нахожусь с вами. Тишина гостиной давила. — Вы знали, что находитесь в другой стране? — Нет. Он постоянно мне что-то вкалывал, и я терял сознание, по ощущениям иногда на несколько дней. Окна в комнатах были заколочены или же зашторены. — Вы знаете, что стало триггером для воспоминай? — Да. Он врезался в меня в аэропорту. Я не мог произнести ни слова, именно поэтому пытался съесть целый пузырёк таблеток. Прости, Рюноскэ, что тогда напугал тебя, — произнёс я, поднимая взгляд на сжимающего кулаки друга. — Не извиняйся, — покачал головой Акутагава. — У меня есть фотографии… — начал Юкичи. Я прервал его и, встав, ушёл в комнату. Вернувшись с альбомом и карандашом, я сел обратно. — Дайте мне время, — прошептал я. Закрыв глаза, я прокрутил вновь воспоминания: Первый портрет — старик Глэм. Второй — убитый мной Глэм. Третий — ублюдок Глэм. Четвёртый — тварь, сломавшая мне жизнь. Я не знаю, сколько прошло времени. Разложив на столе листы, я скинул альбом на пол. Юкичи и Рюноскэ внимательно начали рассматривать портреты. Фукудзава достал из портфеля фотографии и положил их на листы. Не было фотографии лишь у ублюдка Глэма. — Тела с зашитым ртом мы находили давно, но лишь я связал их с ним, — тихо произнёс Юкичи. — Вы его знаете? — я внимательно рассматривал его глаза. К своему ужасу, я нашёл в них ответ на свой вопрос. Вздрогнув, я сжался в кресле. — Я думал, что он мёртв. Но каждое убийство зарождало во мне сомнение. Я искал эту тварь везде, но он слишком умён и беспощаден для своего возраста. — Юкичи? — требовательно спросил Акутагава. — Это, — он ткнул в портрет и фотографию, — Дазай Осаму, мальчик, убивший всю свою приёмную семью, включая младшую сестру, с особой жестокостью. И к моему сожалению, мой, мертвый по документам, приёмный сын. Сын, который играл роль напуганного подростка. Сын, который соблазнял моего мужа, — Фукудзава буквально выплёвывал слово «сын», будто это было самое ужасное ругательство. — Но как он мог жить дальше в Йокогаме? — спросил Ацуши. — После смерти мужа от пули в грёбаной перестрелке. Я ударил его по лицу из-за его слов, оставив шрам на щеке. Он сбежал, а спустя время полиция нашла труп с его документами и параметрами. Я считал его мёртвым, именно поэтому прятаться у меня на виду оказалось очень действенной тактикой, — ответил мужчина. — Как вы поняли, что это он? — спросил нерешительно я. Боль в серых глазах была осязаемой. — Картина, — ответил Юкичи и прикрыл глаза. — Он очень любил рисовать. Однажды я нашёл в его альбоме рисунок заднего двора дома, в котором его нашёл мой муж. И именно этот двор был нарисован кровью одной из жертв. Я долго не верил в это, но решил проверить. Провёл эксгумацию тела, сделал тест ДНК с помощью забытой им расчески, которую не выкинул только из-за того, что она закатилась под его кровать. Под могильной плитой был не Дазай Осаму, а неизвестный мальчик. Я искал его, используя все свои связи, но это не помогло. Он словно растворился. Того, что я узнал его рисунок, не хватало для выдвижения обвинений, и поэтому я не переставая искал. Юкичи Фукудзава сейчас выглядел ужасно. Посеревшая кожа, опущенные к полу глаза и нервно теребящие край пиджака руки. — Это ужасно, — произнёс Ацуши. — Он опасен. Сейчас он затих, и это не к добру. Вам нужно быть осторожными, — он поднялся с кресла. — Сейчас я позвоню, и рядом с вами всегда будут находиться мои люди. С сегодняшнего дня у тебя выходные, Рюноскэ, — с этими словами он вышел в коридор. Я обнял себя за плечи. То, что он опасен, я прекрасно знал. Спрятавшись от всего мира, я надеялся, что спрятался и от него. Очень глупо было так думать.