***
Приняв горькие таблетки, я протянул раненую руку Ацуши. Профессионально обработав и замотав руку бинтом, он спросил: — Почему ты разбил зеркало? — Ему нравились мои волосы. Я не хотел их видеть, — сухо ответил я. — Хочешь мы сходим к мастеру, или я сам могу тебя подстричь? — спросил Ацуши. Я горько усмехнулся. Если бы мне от этого стало хоть немного легче. — Я сам, — противореча самому себе, выпалил я. Глаза друга расширились. Было видно, как он пытается подобрать слова, чтобы отказать. — Да, блять! Я не псих! И спокойно могу держать в руках острые предметы! Думаете, я не замечаю, что вы прячете от меня всё острое в доме, да даже палочки для еды у меня детские! А уж если я беру в руки маникюрные ножницы, то мне кажется, что каждое моё движение тщательно анализируется на предмет опасности, — психанул я. «— Мда… Совсем не псих, как же… Ударил зеркало так, что оно разбилось, из-за этого рука в крови и забинтована. А сейчас ору так, что, наверное, меня слышат на улице», — мысленно произнёс я, рассматривая замершего после моей очередной истерики Ацуши. — Хорошо. Думаю, в моей комнате тебе будет удобнее, — что-то решив у себя в голове, он поднялся, убрал аптечку и направился в свою комнату. Удивлённый я направился за ним.***
Ацуши, не оглядываясь, зашёл в комнату. Включив свет, он направился к стоящему у стены столу с зеркалом. «— Странно… Такие обычно стоят в парикмахерских…», — прервав мои размышления, Ацуши отодвинул стул. Сев, я начал наблюдать за вдруг ставшим серьёзным другом. Он неспеша включил подсветку зеркала и, открыв ящик, достал профессиональные парикмахерские ножницы. Я удивлённо поднял бровь. У меня никак не могли в голове сложиться эти две странные детали: Ацуши, у которого на голове вечный «творческий беспорядок» и неровно подстриженная чёлка, его прическа не изменилась даже за два года моего отсутствия, и профессиональные парикмахерские ножницы, которые тот, словно по привычке, крутанул на пальце. Заметив мой удивлённый взгляд, друг слегка покраснел. — Не смотри на меня так. Я сам до конца понять не могу, как банальное увлечение, чтобы перестать хоть на время истерить, превратилось в это, — указал он ножницами на стол, на котором было огромное количество разнообразных баночек и расчёсок. — Помогло? — сам не зная почему, спросил я. — Нет, — вздохнул Ацуши и вложил в его руку ножницы. Ни сказав больше и слова, он присел на кровать и достал из-под подушки книгу. Глаза вдруг защипало. Он верит мне. Нет! Он верит в меня. В то, что я справлюсь. В то, что я не сломаюсь. Взглянув на холодный металл ножниц, я на минуту прикрыл глаза. И вдруг в голове вспыхнула картинка: я, режущий себе вены наточенными парикмахерскими ножницами. Мгновение, тихое шуршание страниц и уже новая картинка: ножницы, торчащие из шеи, а белые волосы покрыты кровью. Вздрогнув, я замотал головой, выкидывая эти ужасные картины из головы. Больше не смотря на ножницы, я развернулся к зеркалу. Чирк. Первая прядь волос упала на пол. Чирк. За ней последовала другая. Я заворожено смотрел как падают на пол длинные рыжие пряди. Остановился я только тогда, когда волосы не прикрывали уши. — Ацуши, — позвал я, рассматривая себя в зеркале. Друг подошёл ближе. Было видно, что он в шоке от моей новой причёски. — Помоги. Всё же к нам придёт начальник Рюноскэ, не хочется его напугать, — слабо улыбнулся я. Ацуши хмыкнул и забрал из его руки ножницы. — Уж поверь, Юкичи и не такое видел, — с улыбкой ответил он. — Расскажи, — попросил я, наблюдая за его отражением. Блондин спрятал в глазах боль. Ведь я никогда до это не спрашивал, как они жили без меня. Я сам не понимаю зачем спросил. Просто в тот момент глаза Ацуши сияли, будто драгоценные камни. В них был свет, и алочная тьма моей души потянула к нему свои поганные щупальца. Ацуши рассказал ему, что когда он захотел пройти курсы парикмахера, Рюноскэ поддержал его, и даже больше: стал его моделью. Терпел, когда он заплетал его, наносил на его волосы кучу лака и блёсток… И даже согласился на покраску волос. Но что-то в этот день пошло не так и, увлекшись, Ацуши не заметил, как вместо белых прядок, он покрасил всю голову мужа. Целых две недели гроза преступников ходил с синими волосами, стойко игнорируя смех сослуживцев. — А фотографии есть? — с улыбкой спросил я. — Ага. Только Рю не говори, а то обидится. Я обещал все удалить, но ему слишком шло, я не удержался и сохранил одну, — отложив ножницы, он через пару минут протянул мне телефон. На фотографии Рюноскэ был одет в полицейскую форму, а его волосы были тёмно-синими с выделяющимися ярко-синими кончиками. Ему безумно шло. «— Жаль, я этого не видел», — мысленно произнёс я, но вслух сказал другое. — Жаль, что он перекрасился, ему шло. — Вот и я жалею, но больше он себя красить не разрешает, — недовольно протянул Ацуши, вновь беря ножницы в руку. Увлечённый разговорами с Ацуши, я не заметил, как он закончил стрижку. Теперь из зеркала на него смотрел молодой парнишка лет шестнадцати с красивой стрижкой и чёлкой, закрывающей левый глаз. — Вау, — протянул я, пододвигаясь ближе к зеркалу. — Я рад, что тебе нравится, — протирая ножницы, произнёс Ацуши. — Стало немного легче? — Определённо, — ответил я. Как бы мне ни хотелось их сжечь, но пришлось просто смыть отстриженные волосы в унитаз. Вместе с ними немного ушёл страх. Я справлюсь. Даже с тем, что у меня внутри. Тьма внутри презрительно фыркнула, она ломала и не таких.