Лебединая история

Первые догадки о том, как снять проклятие, пришли к Какаши неожиданно. Буквально на следующий день после того, как он обнаружил лебедя, оказавшегося Хинатой. По дороге обратно домой Какаши по привычке зашел в книжный, где по вторникам была поставка. Иногда удавалось найти что-то интересное, однако, в этот раз ничего не было, и уже на выходе, проходя мимо отдела с книжками для детей, мужчина замер. На него с полки смотрела очередная яркая книжка, сюжет которой сводился к тому, что прекрасный принц поцелуем разрушает чары, наложенные на его возлюбленную. Мысль, в начале неопределенная, а потом всё более оформляющаяся, дошла до полной ясности, как раз к моменту, когда Хатаке вошел в квартиру. Солнце ещё не село, а значит, Хината была в образе лебедя, он нашел её, свернувшейся на подушке, длинная шея, изогнувшись лежала поверх спины, голова покоилась на крыле. Лебедь даже не вздрогнула, когда, аккуратно поставив пакеты с продуктами прямо на пол, Какаши подошел ближе и задумался, неотрывно наблюдая за едва заметным дыханием птицы. Итак, если допустить, что всё рассказанное Хинатой — правда, а сомневаться можно было лишь в природе той силы, что обратила бедняжку в лебедя, так вот, если это волшебство, то поцелуй может и помочь. Склонив голову на бок, Какаши проскользил взглядом по изящной линии шеи и остановился на мерцавшем в диадеме камне. Хината говорила, что камень был молочного оттенка, теперь же он был кристально-прозрачным, убедившись, что лебедь спит, Какаши присел у кровати и склонился над диадемой. Тонкие серебряные нити словно срослись с перьями, вплелись и укоренились, на некоторых даже проклюнулись маленькие почки, которых ещё вчера не было, в этом мужчина был уверен. «Интересно, ей не больно?» — он с жалостью посмотрел на спящую девушку-птицу. Как она себя чувствует, оказавшись буквально отрезанной от привычного существования? Что делать, если поиск решения затянется? Пока они придумали, что Хинате продлил миссию сам Какаши, перед рассветом она написала короткую записку для отца, что с ней всё в порядке, просто Хокаге отправил ее дальше по долгу службы. Какаши поручил отнести записку Изумо, как только пришел во дворец. Хиаши не возражал, был только приятно удивлен, что его дочь дополнительно нагрузили. Какаши криво усмехнулся, услышав о словах главы Хьюга, пожалуй, он не будет их передавать Хинате. Он искренне сочувствовал горю девушки, хотя пока ни он, ни она не смогли полностью осознать всю ситуацию, что в их мире только не происходило, чего они только не видели, но подобное… Какаши вздохнул, его дыхание слега взъерошило нежный пух на макушке лебедя. Не до конца осознавая, что он сейчас сделает, Какаши стянул маску и проверив, что Хината всё ещё спит, коснулся губами мягких перьев. Он не принц, а она не его возлюбленная, но вдруг это поможет? Хатаке отстранился. Ничего. Ничего не произошло. А чего он, собственно говоря, ждал? Пожалуй, глупее было бы только рассказать эту идею Хинате. Какаши встал и вышел в кухню, решив, там дождаться, когда девушка обретет человеческий облик и проснется. Однако, кое-что всё же произошло, а может это была просто игра света, но кристалл слегка помутнел, обретя внутри лавандовые блики. На следующее утро после третьего превращения в девушку прямо на руках у Какаши, Хината разбудила последнего незадолго до рассвета. Сама она уже неделю как перешла на ночной образ жизни, потому что только ночью она была человеком, который может делать человеческие дела: принятие ванны, готовка еды или даже небольшая тренировка, правда, совсем небольшая по двум причинам — габариты кухни Хатаке не позволяли развернуться и рука, которая была раненным крылом, была ещё в перевязи. Кстати, превращение доставляло беспокойство не только обнаженностью девушки, но и сменой строения костей. Каждое утро Какаши накладывал повязку с учетом строения крыла, а каждый вечер делал перевязку на человеческую руку. Его крайне беспокоил процесс срастания кости в такой ситуации, но Хината контролировала процесс бьякуганом, и пока всё было в порядке. Проснувшийся от уже почти привычного легкого прикосновения к плечу, Какаши, с трудом разлепив глаза, принял из рук девушки чашку с кофе и кивнул ей, приглашая рассказать её о том, как прошла ночь и нашла ли она что-нибудь полезное. — Доброе утро, Какаши, — начала она, — можно как-то мне достать газеты? Архивные и новые, — заявила она. — И для чего? — уточнил Хатаке, уже свыкшийся с мыслью, что оставляемая им наедине с собой девушка часто забывала проговаривать цепочку умозаключений вслух. — Ах, да, точно… — смутилась она, а Какаши в который раз отметил странное чувство возникающее внутри при их утренних беседах, назвать точно он его не мог, но оно ему нравилось. — Понимаешь, я всё думала, что если это мне не приснилось… — Не приснилось, — подтвердил он, отпивая ещё кофе. Какаши прекрасно запомнил, как единственный выходной месяца он потратил на однодневную ходку туда-обратно до города, где началась вся эта история для Хинаты. Ярмарки, конечно же, уже не было, и никто из опрашиваемых им жителей не мог вспомнить никакую торговку украшениями, но все как один утверждали, что видели необычную девушку-ниндзя. Хозяин гостиницы также подтвердил историю Хинаты, мол, заселилась такая-то такая, а на утро и след простыл, только дурацкая птица была в номере. Почти отчаявшись узнать, была ли в этой истории торговка, Какаши уже выходил из города, как вдруг его осенила догадка, и он обратился к страже у ворот. Они обязаны были записывать всех, кто входит и выходит из города, если и есть шанс что-то узнать, то вот он! Если конечно, эта торговка не ходит сквозь или над стенами. К счастью, спустя пару минут препирательств, разрешившихся, когда Хатаке нехотя заявил, что он Хокаге, стражники нашли запись о визите мастера ювелирных дел. Однако, вот незадача! Имя, гильдия и откуда этот мастер были затерты, только время входа и выхода да цель визита остались целыми — «Продать украшение» — очень точная формулировка, даже слишком, чтобы быть просто совпадением. Но это наблюдение Хатаке оставил при себе и поспешил в деревню. — Да, — протянула Хината, а потом тряхнув головой, продолжила, — так вот, мы можем считать, что девушка, продавшая мне эту диадему, тоже настоящая, и она, наверняка, продолжает свое дело, а сейчас, — она сделала выразительную паузу, — самый сезон передвижных ярмарок! О них даются объявления в газетах, заранее, а значит есть шанс попасть в город к началу ярмарки и попробовать найти её! — радостно заключила Хината. Идея была хороша, но… У Какаши язык не поворачивался озвучить вслух, все эти «но», начиная с того, сколько газет нужно просмотреть и ярмарок посетить, заканчивая тем фактом, что это могла быть простая прихоть этой ведьмы, как про себя окрестил торговку Какаши, прийти на ярмарку. Наверняка, и сама Хината в курсе того, насколько этот план сложный, зависящий от многих мелочей, но это уже что-то. В отличие, от него она искала пути решения в реальности, а не среди сказочных историй. — Хорошо, ты молодец, — и он ободряюще потрепал девушку по волосам, — я постараюсь сегодня принести тебе как можно больше газет и объявлений, всего, что хоть отдаленно связано с ярмарками. — Спасибо! — просияла девушка и едва сдержала порыв обнять мужчину. Она была так рада! Дело сдвинулось с мертвой точки! Возможно уже в ближайшее время она сможет вернуться к нормальной жизни и тогда… Странная оторопь и сожаление поселились в маленьком уголке её сознания — тогда она больше не будет сидеть так с Какаши. Он снова станет просто Хокаге, которому нет дела до просто Хинаты. И это огорчало больше, чем Хината предполагала. К моменту, когда Какаши сделал последний глоток кофе, первый луч рассвета скользнул по деревни Скрытой в листве, и Хината обратилась в лебедя, который, понурив голову, сидел на ворохе одежды. — Не расстраивайся, — ободрил её Какаши, вставая с постели и идя на кухню, где была аптечка. Птица засеменила следом. — Ты же придумала план. И с этими словами он приступил к очередной перекладке повязки на крыле. Закончив завтракать, Какаши накинул плащ Хокаге и уже был готов выйти из дома. Обычно, точнее, как бывало в последние дни, Какаши брал Хинату с собой, понимая, что девушке будет скучно постоянно сидеть у него в квартире, а на другой день она отдыхала. Так вот, вчера она сидела с ним в кабинете Хокаге, поэтому сегодня по плану Хината оставалась, но, наверняка, же она изведется, пока Какаши вернется к ней с газетами. — Хочешь пойти со мной? Я куплю пару газет, сможешь поизучать в перерывах между приемами посетителей, — предложил Какаши. Лебедь склонила голову на бок, а затем изящно кивнула. И хотя Хатаке ощущал неловкость при общении с девушкой в таком виде, но не восхищаться природной грацией птицы и самой девушки не мог. Аккуратно взяв на руки лебедя, Какаши вышел из дома. Снова половина улицы провожала взглядами странную пару, но ни одного из них это не беспокоило. Хината дремала, удобно обняв своей шеей шею мужчины, благо возможности тела птицы позволяли, а Какаши в первый раз за всё время украдкой представил какого это, когда бы его обнимала Хината-человек, а не птица. В кабинете Какаши устроил Хинате что-то вроде насеста на коробках с бумагами, которые должны были вскоре отправится в архив, но почему-то до сих пор были в кабинете. Убедившись, что лебедь устроилась, и газеты перед ней лежат не слишком подозрительно, Хатаке приступил к работе, разрешив себе на время выкинуть из головы все мысли, касаемо лебедей, ведьм, планов и девушек. Однако, с сожалением или всё же без него, выгнать все мысли о Хинате не получалось. К своему удивлению, Какаши уже который день обнаруживал, что о ней напоминает множество вполне повседневных мелочей, например, чашка с кофе, которую он только что себе сделал. Кофе у Хинаты был другой, нельзя сказать, что вкуснее, но пить его было приятнее. Затем мужчина перевел взгляд на развернутый перед ним свиток, исписанный вдоль и поперек не слишком понятным почерком, в отличии от изящного и каллиграфического почерка задремавшей девушки. Тряхнув головой, Какаши заставил себя отвернуться от лебедя и вернуться к работе, чтобы с чистой совестью помогать ей вечером. Как видите, выгнать мысли о ней было совсем непросто. День прошел вполне мирно, изредка заглядывали привычные лица, вроде Изумо, Котецу, Ямато и Гая, изредка появлялись просители из различных департаментов. Хотя Какаши и до того, как стал Хокаге подозревал, что правительственный аппарат деревни не ограничивается Хокаге, отрядом АНБУ и советниками. И всё же его порядком удивило обилие различных подразделений, занимающихся неочевидными для шиноби, но важными для жителей деревни вещами — финансы, медицина на постоянной основе для всех, аграрный департамент, торговое отделение и даже центр культуры и истории! Хотя последний был и не слишком большим, но всё же, был! И это далеко не полный список. Какаши со вздохом подписал очередной приказ на рефинансирование, которое принесли из бухгалтерии, вот куда он реже всего заглядывал, туда вообще редко, кто заглядывал, кроме тех, кто там работал. Но работал на славу, все дебеты и кредиты сходились идеально, руководил этим отделом вполне обычный на взгляд любого ниндзя человек, но Какаши преклонялся перед ним. Внезапный шелест страницы отвлек его внимание, лебедь неловко смахнула очередную газету и с очевидно расстроенным видом спрятала голову под крыло. Какаши вздохнул, одно дело знать, что будет непросто и мучительно, другое дело столкнуться с этой безысходностью лицом к лицу. Кажется, это была уже двадцатая газета, не давшая ни одной зацепки. Он мельком взглянул на дверь и прислушался, вроде никто не идет… — Не огорчайся, скоро обязательно что-то попадется, — прошептал он, легонько поглаживая птицу по здоровому крылу. Лебедь не шевельнулась. Скорее всего уснула, и не удивительно, ночью она не спит, а большую часть дня изучала объявления о ярмарках. День клонился к вечеру, ещё немного, и они пойдут домой, на этот раз спокойно, без беготни по крышам. И надо бы заглянуть в ту кондитерскую, Какаши уже вычислил, какие пирожные Хината любит больше всего. Он потянулся и размял затекшие плечи, всё же быть Хокаге — это своеобразная насмешка тому, над чем шиноби трудятся практически всю жизнь, вся твоя тренированность, вся отточенность владения техниками оказывается отложена до лучших или экстренных времен. Честно говоря, порой это удручало, но Какаши каждый раз одергивал себя — мир и спокойствие важнее, чем его неудовлетворенные амбиции. Из дворца Хокаге они вышли с запасом, за что Какаши себя прям похвалил, он был трудоголиком, но забота о Хинате с успехом помогала бороться с этой проблемой. Смотря на птицу у себя в руках, Хатаке поймал себя на мысли, немного меркантильной, но возможно ему в самом деле не хватает того, о ком он мог бы так заботиться, что оставлять кабинет Хокаге во время, а не с переработкой до поздней ночи. В кондитерской ему запаковали черничные кексы с шапочками из лимонного крема, Какаши уже видел перед глазами счастливое лицо своей гостьи, с наслаждением одними губами снимающей часть кремовой макушки пирожного. Лебедь ещё спала, когда на выходе из кондитерской Какаши столкнулся нос к носу с бывшим учеником, который на удивление галантно распахнул дверь прямо перед ним. Хатаке уже собрался удивиться этому, но потом понял, что дверь открывали не ему на выход, а Сакуре на входе. Вся деревня наблюдала триумф преданности — Харуно Сакура уступила ухаживаниям Наруто, теперь блондин от счастья не находил себе места, их постоянно видели то тут, то там на свиданиях. Количество назидательных тумаков Сакуры стремилось к нулю — это была чистая победа искренности Узумаки против трагичности Учихи. И Какаши хотел бы искренне порадоваться за счастье учеников, но…его взгляд опустился на лебедя у него в руках, она спала. Хатаке облегченно вздохнул, он знал о чувствах Хинаты, и даже думал о том, что Наруто, наверное, мог бы снять проклятие, ведь, по крайней мере, Хината его обожает! Но смотря на счастливое лицо блондина и вспоминая грустные глаза Хинаты, он отмел эту мысль раз и навсегда, зачем снова разбивать девушке сердце? Дома он уложил лебедя на кровати, при превращении она всегда просыпалась, значит, нужно просто ещё немного подождать. А пока можно разогреть вчерашний ужин и заварить чай. Как раз к моменту закипания чайника, Какаши заметил отблеск вспышки — превращение произошло. Тем временем в комнате Хината растеряно сидела на кровати, кажется, она снова проспала большую часть дня и это вместо того, чтобы искать зацепки! Но сил злиться на саму себя не было, она медленно оделась и снова села на кровать, почему-то не хотелось идти на кухню, хотя там и были любимые пирожные… Девушка откинулась назад и подняла руки, какое наслаждение знать, что у тебя руки — такие удобные, умелые, которыми можно столько всего сделать! Например, обнять дорогого человека, перед глазами Хинаты возникла сутуловатая от сидячей работы спина Какаши, хотя раньше воображение рисовало одетую в мешковатую оранжевую куртку спину Наруто. Что-то поменялось, приоритеты сместились, словно кто-то встряхнул её мир и все фигурки поменяли места. И хотя Какаши думал, что она спит, Хината не спала в кондитерской — она видела Наруто и вместо ноющей боли в груди, она почувствовала облегчение и удивление. Уже — всё, прошло, теперь даже по инерции не нужно его любить, он любим той, к которой всегда стремился. Свобода! Она вольна отдать свое сердце кому угодно! Ну почти кому угодно… Она вспомнила, как сам того не замечая, Какаши бормотал, что именно черничные пирожные нужны на вечер, когда разглядывал витрину в кондитерской. Что-то радостно трепетало внутри при мысли об этом, кому-то не всё равно на её любимый десерт, кто-то запомнил это. И всё же, были сомнения, что её чувства к Наруто пронесенные сквозь года оказались не столь бесконечными, как она думала, да и возможно ли так быстро найти им замену? Но замену ли? Или это что-то новое? Принципиально другое? Хината вздохнула. Кажется, ей нужно придумать ещё один план — план как разобраться со своими чувствами. — Хината? Всё в порядке? — раздался голос Какаши из кухни. — Д…да, просто задумалась, — заикнувшись, отозвалась Хината и поспешила в кухню, в конце концов, у неё целая ночь впереди, чтобы всё обдумать, да и пирожные сами себя не съедят. Теплые бока чашки приятно грели руки, густая ночь опускалась на деревню мягким покрывалом, звезды подмигивали из вышины, тусклый свет над раковиной едва освещал небольшую кухню Хатаке. Он и Хината сидели в этой густой тишине, со вкусом черники и ароматом лимона. Хината сильнее сжала чашку, ей казалось, что именно эта чашка была последним якорем реальности, и, если её отпустить, то черничная ночь немедленно унесет её куда-то на край грез. Убедившись, что якорь пока надежен, Хината перевела взгляд на Какаши — ему шла ночь, его серебристые волосы вторили лунному свету, черные глаза будто вбирали в себя оттенки полутьмы, движение, казавшиеся, порой нарочито неуклюжими, обретали изящность и плавность. Она сама не заметила, как одна из рук, выманенная из прикрытия чашки, скользнула через стол к его руке и робко коснулась кончиками пальцев. Если Какаши и был удивлен, то он этого не показал, только мягко накрыл прохладную ладонь Хинаты своей. Всё было проделано в полной тишине, они оба знали цену слов и их порой разрушающую силу. Это было удивительное ощущение, чувствовать кожей то, что не может быть высказано в силу их собственных сомнений. Однако, почти убаюканная едва ощутимым, на кончиках пальцев биением пульса Какаши, Хината подумала, что человек, проживая жизнь, покрывается шрамами, словно глиняный сосуд трещинами, однако, в отличие от пустого сосуда, внутри человека есть душа, и в один удивительный миг ты видишь в узоре трещин, в щербинах по их краям свет души, ты видишь человека гораздо глубже, чем когда-либо до этого. И возможно, завтра она уже не будет видеть то, что видела сегодня в том множестве историй, покрывающих жизнь и тело Хатаке Какаши, но она будет помнить, а потом верить, что там, в самой глубине есть бессмертная и прекрасная душа, и она её увидела, увидела по-настоящему. Милосердная, мягкая ночь окончательно оплела Хинату своими объятиями, баюкая и качая её в своих невесомых руках. А Какаши боялся пошевелиться, чтобы не разбудить девушку, боялся, что от одного неловкого движения эта маленькая ладошка выскользнет из его руки. Его ориентир в этой ночи и, кажется, что уже и в мире, обрел слишком реальные очертания, он никогда не думал о том, что можно взять и развернуть всего себя на одного человека, даже акт жертвы себя во имя друзей был другим. В нем он оставался собой для себя, хотя и с принесением своих возможностей на алтарь дружбы, но полностью положить себя другому человеку.! Впервые в жизни Какаши почувствовал это, даже если это мелочи, ежедневные небольшие акты, где вся твоя глубина направлена на другого, где в другом ты открываешь целый мир, удивительный, ни на что не похожий, и этот мир не поглощает тебя, но дополняет, собирает воедино всю разбитую вселенную. Даже если это может принести боль — это не казалось страшным. И это было удивительно. В конце концов, ночь сжалилась и над ним, он уснул, подложив свободную руку под щеку, а второй продолжал сжимать уже ставшую теплой от его тепла ладонь Хинаты. Утром Какаши разбудила вспышка света, напротив него на стуле сидела лебедь. На столе стояли чашки с недопитым чаем и тарелка из-под кексов. Кажется, они оба были немного обескуражены и растеряны тем, что наступило утро. Какаши украдкой взглянул на Хинату, а она, хоть и в образе птицы, исподтишка смотрела на него. Всё было и всё правда, каждый из них вчера что-то понял. И, возможно, это только игра света, но камень в диадеме слегка помутнел.