Где-то в жилых комнатах больницы…
— Нет! Нет! НЕТ! Все не так! Крики эхом шли по коридору, вперемешку со звуком, напоминающим разбивание твердого камня. Вот в коридор вылетел серый осколок, и на нем четко был вырезан человеческий глаз, полный грусти и отчаяния. Такими многочисленными камнями был усеян почти весь коридор рядом с этой палатой, и уже было привычным делом. Благо хотя бы не кровью… Но вот спустя время крики прекратились, и был слышен только прерывающийся хриплый то ли плач, то ли смех. Заскрипели колеса старой инвалидной коляски. Она осторожно выкатилась из комнаты, а сидящая в ней болезненного вида девушка с темными затуманенными глазами печально смотрела на то, что не так давно было цельным произведением. В правой руке она все еще сжимало старое долото, а левая почти не двигаясь лежала на подлокотнике. Катетер капельницы только чудом еще не слетел с руки, и то скорее всего, потому что та не двигалась. Она уже давно не вставала с инвалидного кресла. С тех пор, как ее невежественный отец выкинул ее лучшее творение из окна, а она, пытаясь его спасти выпрыгнула следом. С тех пор тщетные попытки восстановить лицо этой скульптуры стали навязчивой идеей, и хоть несколько раз успех был потрясающе близок, так ничего и не получилось. И никто не мог понять ее эмоционального состояния, ни врачи в больнице, в которую родители ее упекли, ни они сами. Только другие статуи. И новые друзья, что привели ее сюда. Только здесь ее память и состояние пришли в определенное равновесие и спокойствие, и вот такие вспышки агрессии как сейчас случались крайне редко. — Ох, дорогая… Ты опять ее случайно разбила? Девушка подняла голову, встречаясь с собеседницей взглядом. Идра как всегда приходила неожиданно, но не пугала, а утешала и даже оказывала поддержку. А еще иногда помогала поспать. Стараясь не расплакаться от обиды на саму себя, девушка откинулась на спинку кресла. — Я… я не знаю, что случилось… Просто это лицо… Оно СЛИШКОМ печальное! Это не верно! — Галатея, дорогая, тебе нужно отдохнуть. Ты явно перетрудилась. — Думаешь? — усталый взгляд затуманено смотрел словно сквозь нагайну. — Но мне не хочется. — Ты принимала лекарства? — заботливо спросила Ведьма снов. — Приму позже, — отмахнулась Галатея и выпрямилась настолько, насколько смогла. — Лучше скажи, зачем пришла. Явно не для того, чтобы о моем здоровье спрашивать. Идра шипяще рассмеялась и игриво поправила волосы. Кончик змеиного хвоста слабо затрепетал, словно она была гремучкой. — Твоя правда. Джек привел к тебе новых гостей. — Что-что? Долото чуть не выпало у нее из пальцев, но она крепко обхватила рукоятку. Пелена с глаз слегка спала, разум прояснился, а в голосе послышались счастливые нотки. — Вы что? Игру решили устроить? Здесь? — Почему нет? — Идра развела руками. — Это будет интересно. Да и в данной атмосфере… уж очень хочется посмотреть, как они отреагируют на обстоятельства в данной локации. — А нам не будут мешать? — саркастично спросила скульптор. — А то помнишь, чем кончилось все в прошлый раз? Петля едва не схлопнулась! — Даже если и вмешаются, Игра будет аннулирована, — успокоила ее Идра. — А теперь, дорогая, слушай меня внимательно. Мы запустим всего одну куклу для уравновешивания Выживших. Помнишь Хелену? — Ох, ну ты опять? — Галатея расстроено посмотрела на нее. — Бедная девочка и так уже мертва, чего же ее память-то так невежественно омрачать? — Вот уж не поверю, что ты ей сочувствуешь, — хмыкнула Идра. — Это просто кукла, детка, уймись. И сосредоточься на поимке Бегуна. — Что?! Галатея взвизгнула и воткнула долото в деревянный подлокотник с такой силой, что он едва не треснул, а вторая рука чуть сжалась в кулак. Темные глаза заискрились, пелены почти не осталось, а губы сами собой расползлись в довольную улыбку. Кажется, что если бы она могла встать, то тут же бы побежала и обыскала каждую комнату в этой убогой больничке. Но она парализована. Однако все еще есть кресло, и оно поможет ей в этой цели. — Скажи мне имя, Идра, — попросила она, и было видно, как неожиданная новость взбодрила ее. — Скажи, и я приложу все усилия, чтобы доставить его в Изнанку. Идра довольно улыбнулась. Похоже, и она, и Джек, сделали верный выбор насчет поля для Игры. — Лука Бальза.***
Лука внезапно остановился и громко чихнул. Орфей и Эмма от неожиданности вздрогнули и остановились. — Ты чего, простыл? — Эмма заботливо похлопала его по плечу. — Нет, все хорошо, — «заключенный» улыбнулся. — Должно быть вспомнил кто-то в неприятном ключе, вот и чихнул. Орфей улыбнулся уголками губ. Несмотря на всю ситуацию, в которой они сейчас находились, Лука все еще продолжал шутить. Даже про старое суеверие вспомнил. Они давно покинули тот коридор, в который вышли после того, как из воздуха внезапно появилась таинственная дверь с цифрой «один» на дверной ручке и теперь медленно обследовали пространство, и это действительно очень сильно напоминало старую больницу. Даже можно сказать заброшенную. Нет, тут не было паутины и обвалившихся от старости стен, но вот сама атмосфера напоминала ту, как когда он гулял по старым заброшенным домам в своей юности. Сейчас, к примеру, они спустились на первый этаж и осматривали старую столовую с одинаково неудобными скамейками у каждого стола. Самое странное, что в ней даже спуск в подвал был, но они туда идти не стали. Просто молчаливо переглянулись и согласились с неозвученным мнением. Эмма опустилась на одну из скамеек и зевнула. А ведь и правда, они устали. Орфей вместе с садовницей почти весь день ходили по Поместью, прервались только дважды на обед и ужин, а после появления Луки и вовсе почти не приседали. «Заключенный» так и вовсе кроме короткого обморока не отдыхал и теперь сонными глазами смотрел в пространство. К тому же его, похоже, снова начала беспокоить мигрень, Лука периодически хватался за голову и морщился от боли. — Я проголодалась… — тихо выдохнула Эмма. — Да и поспать немного нужно. — Как думаете, здесь есть жилые комнаты? — спросил Орфей, тоже присев на скамейку. — Чтобы хоть немного отдохнуть. — Я здесь не был ни разу, друг, — Лука покачал головой. — Да и с запоминанием карт у меня плохо, прости. У меня сейчас в принципе голова болит. — Я… Я знаю, где. Эмма сказала это, не поднимая головы. Сейчас она в старалась не смотреть на остальных и нервно теребила край своего зеленого фартука. — Правда я могу неверно указать дорогу… В последний раз я тут была лет десять назад… — Не надо, Эмма, — Орфей мягко взял ее за руку. — Я же вижу, тебе здесь неприятно находиться. Лучше не заставляй себя. — Спасибо, Орфей. Эмма шмыгнула носом. Лука попытался лечь на скамейку, но отказался от этой идеи, когда кольцо на шее больно врезалось в бинты и просто сел на пол, положив голову на деревянную поверхность. Прохладная древесина хоть немного помогала утихомирить мигрень, и это его радовало. — Можем остаться тут. Хотя бы не потеряемся. — В свете последних событий звучит как неплохая идея. Эмма переместилась к Луке, сев рядом с ним и положила голову ему на плечо, прикрыв глаза. Уже через несколько минут эти двое заснули, вымотанные общей усталостью и беготней. Лука даже патрон не убрал обратно в сумку, и лампочка тускло мигала в темноте, а через минут пять и вовсе потухла. Только Орфей не мог уснуть. Голова была переполнена мыслями, и он понимал, что должен срочно записать все в свою тетрадь, иначе просто или забудет все самое важное, или не сможет уснуть. На его счастье, тут свечи все-таки оказались, стояли на одном из столиков, частично прогоревшие, но все еще пригодные. Орфей держал при себе зажигалку, когда-то для имиджа пробовал курить, но это дело ему не понравилось, а эта маленькая коробочка так и осталась с тех пор. Немного повозившись, он смог зажечь огарки, и когда слабый свет наполнил комнату, достал из кармана тетрадь и поменял поврежденное перо. --- Запись третья. Мы находимся в странном месте. Уайт-Сент-стрит. Похоже на старую заброшенную больницу, однако я вижу, что тут все еще кто-то присутствует. Свечные огарки на столах, исписанные местами стены, работающий фонтан на улице — все это неспроста, я уверен. Здесь есть люди, и я надеюсь, что мы кого-нибудь сможем обнаружить. Я встретил еще одного человека в стенах Поместья. Хотя тут правильнее сказать в пространстве, наверное. Лука Бальза, молодой изобретатель, по всей видимости отбывал тюремное заключение. И хотя на нем кандалы и тюремная роба, я доверяю ему. Он не выглядит как человек, который склонен к тяжким преступлениям. Да и еще, похоже, у него проблемы с памятью. Имя мое он явно пока не запомнил, да и сам признался, что многое забывает. Лука немного рассказал нам с Эммой о доме, в частности я узнал больше о странном человеке. Таинственный страж дома, что охраняет его, и являющийся причиной того, что люди здесь исчезают. Хотя, по большей части мне кажется, что он просто проводник, а не каратель. Я уже вторые сутки нахожусь здесь (где бы я ни был на самом деле), но я чувствую, что что-то не так. Словно Поместье похоже на загадочную нору белого кролика. И почему-то мне кажется, что чем глубже я провалюсь, тем сложнее будет выбраться. Проблема в том, что там для Алисы это было сном, а вот то, что творится с нами — явь. Или мы все начали коллективно сходить с ума? А еще я очень хочу теперь найти человека из дневников. Если Поместье не то, чем кажется, то возможно… Карл тоже жив? --- Орфей привычно заложил пером тетрадь и закрыл ее. Вот теперь усталость начала накатывать и на него. Веки потяжелели, а огоньки свечей стали расплывчатыми. Эмма уже крепко спала на плече Луки и немного ежилась от сквозняка, парень держал ее за руку и тоже провалился в глубокую дрему. Ему досталось явно больше, чем им. Осмотревшись, романист увидел, что на скамейках у стола, за которым сидели главы больницы, есть что-то похожее на шерстяные одеяла. Спрятав тетрадь в карман пальто, Орфей осторожно прошел туда, выбрал наименее поврежденное из стопки, и осторожно накрыл друзей по несчастью. Про себя он тоже не забыл, взял то, что осталось лежать сверху кучи и опустился рядом. Уже закрывая глаза он подумал, что предложение Луки уснуть в саду было не такой уж и плохой идеей.***
Солнце поднялось и уже начало опускаться вновь, завершая свой цикл. Даже здесь, в этой обманчивой реальности оно было и хоть немного согревало разбитую душу. Однако ничто не заменит свободы и воли, ведь даже там все будет казаться радужнее и ярче, чем оно есть на самом деле. Молодой парень оторвался от своей работы и уныло посмотрел в окно, провожая уходящий алый круг за горизонт. Итак, уже шел шестьсот восьмой закат с момента его заключения. Нет, ему можно сказать еще повезло, по крайней мере он жив и может помогать другим, кто также как и он оказались здесь. Но вот что делать с теми, кто потерялся в лабиринте? Или еще хуже… с теми, кто погиб? Он откинул со лба пепельные пряди волос и чуть приспустил маску с лица. Закатанные рукава рубашки распрямляются, а перчатки откладываются в сторону. Кукла, которую он сейчас готовил, была уже на игровых полигонах. Однако всякий раз ее чинили и в итоге она почти не отличалась от живых людей. Правда вблизи все равно будет заметно, что руки шарнирные, а за очками вместо глаз два стеклянных шарика. Одежду он чинить не стал, ему разрешили это не делать, а наименее пострадавшей была трость куклы. Обычно с такой ходили слепые люди. Хм… Слепая… — Все готово? Он вздрогнул, когда за спиной послышался голос, а после на плечо опустилась рука в белой шелковой перчатке. Тихо. Не надо резких слов и других подозрительных действий, это только раззадорит пришедшего. А нрав у его вынужденного хозяина был очень крутым. И порой до невозможности садисткий. Он мягко берет в руки ладонь и оборачивается, припав на одно колено, прямо как слуга во дворце, не встречаясь с пришедшим взглядом. — В лучшем виде, месье. — Ох, mon chér… ну зачем, я же просил без официализма. Рука в перчатке мягко берет его за подбородок, поднимая вверх, и в который раз парень ловит себя на мысли, что никак не привыкнет к его глазам. Таким ненастоящим, но чарующе красивым, как морской бриз. А золотые локоны рассыпавшиеся по плечам и не собранные лентой… На их фоне все было еще ярче. Но нельзя быть обманутым красотой. — Délicieusement! — мужчина мягко коснулся губами лба парня и отпустил его. Он мысленно поблагодарил своего ангела-хранителя, что тот защитил его от нежелательной беседы и действий. — Будь добр, отведи ее в коридор. Последовательница Идры сопроводит ее в петлю. — Я мог бы и сам это сделать, разве нет? Закидывает удочку. В который раз он пытается торговаться с охотниками? Это уже наверное где-то за тридцать второй. Пару раз это работало, и ему даже удавалось принять участие в Игре, но вот выйти из нее… Это отдельная история. Ну раз он все еще здесь. Его собеседник медленно и задумчиво обошел парня со всех сторон, покручивая в двух пальцах черно-белую фотографию и улыбаясь уголками рта. — Ах, Эзоп… А разве я тебе не говорил, что ты пока в Играх не участвуешь? — Я же просил меня так не звать… Джозеф. Он недовольно вздыхает, видя улыбку на лице фотографа. Этот аристократ просто неисправим. Иногда ему кажется, что тому нравится смотреть, как он мучается, как страдает из раза в раз… Ах да, так ведь оно и было. Уже почти два года. — Ах, прости, mon chér! Карл. Хотя я искренне je ne comprends pas, почему ты так не любишь свое имя. «Потому что его произносишь ты!» — вот что хотел высказать Эзоп в лицо своему собеседнику, но лишь крепче сжал зубы. Он в принципе не любил, когда его так звали. Только двум людям он позволял это делать, и то… Один пропал в многочисленных мирах этого проклятого Поместья, а второй… впрочем неважно. — Так значит нет? — Верно понимаешь, — Джозеф кивнул и улыбнулся. — Я не забыл, как ты пытался сбежать, и как помог других провернуть их маленькое грязное дело. Тем более, нам потребуется еще одна кукла. А кроме тебя, кто ее сделает? Карл не смог подавить тяжелый вздох. Что ж, он пытался. Но видимо не в этот раз. Он молча надел маску обратно на лицо и повернулся спиной к французу, уже не слушая то, что он ему скажет. И как только он ушел из комнаты разочарованно поставил еще одну палочку карандашом в своей тетради, отмечая прошедший день. Я просто хотел поискать Виктора…***
— Орфей! Орфей! Лука! Просыпайтесь! Романист с трудом открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Уснуть не получалось долго, и в целом было ощущение, что он не ложился. Лука выглядел не лучше, еще более помятый и сонный, однако почти сразу же вздрогнул и выпрямился. — А? Что такое?.. — Ничего, сони! Вставайте, а то и всю ночь проспите! — В смысле всю ночь? Орфей посмотрел на окна и вздрогнул, увидев уходящие за горизонт лучи солнца. Разочарование горькой желчью расползлось по желудку, когда он понял, что они проспали все то время, которое он хотел потратить на исследование больницы. Но тут с этим ничего нельзя было поделать. Потянувшись, романист размял затекшие без движения руки и шею, и немного смутился, почувствовав как в желудке пусто. Однако не успел он спросить насущный вопрос, как увидел, что подруга-садовница уже решила данную проблему, потому что на столе красовался скромный завтрак-ужин из поджаренного хлеба, яичницы, пары кусочков сыра и консервированной фасоли. А еще открытая бутылка с молоком. — Ты где продукты нашла? — удивленно спросил Орфей, выпрямляясь. — Ты будешь смеяться, — Эмма потупила взгляд. — Но когда я проснулась оно уже тут стояло… — Ты серьезно? — Лука немного размял ноющие виски и тоже потянулся. Цепь на кольце в тишине комнаты звенела чуть громче, чем обычно. — Типа нас так поприветствовали? — Уж не знаю, приветствие это или нет, но я бы не отказывалась от этого предложения, — Эмма развела руками. — Кто знает, может потом времени у нас не будет не то, что на еду, но и на сон. — Справедливо. Больше не обсуждая странные явления, троица села за стол и управилась с нехитрым угощением. Даже такая передышка была получше, чем бесполезная ходьба вслепую, и ребята смогли немного расслабиться. И как только тарелки опустели, а бутылка с молоком закончилась, они собрались уходить на обследование больницы, но Эмма заметила, что на столе есть еще кое-что, помимо тарелок. Маленький кусок картона на котором был изображен символ в виде девяти сходящихся к одной точке линий. Тот самый, что Орфей видел в дневнике Карла. Символ девятиглавой гидры. — А это что? Орфей, тоже обративший внимание на записку, взял ее в руки и перевернул. Почерк был незнакомый, но довольно аккуратный. На картоне была написана всего одна фраза:Согласны ли вы принять участие в Игре?
— Стой. Лука нервно схватился за столешницу. Он даже побледнел, когда прочитал записку. — Что такое? — Орфею не понравилась его реакция. Он понимал, что «заключенный» возможно не даст точный ответ, что именно ему не понравилось в записке, но даже если в памяти нет воспоминаний, то вот реакции его не подводили. Прямо как в случае с погоней или с лампочкой. — Я… Я не могу сказать точно, что не так… Но мне это не нравится. — Лука? — Эмма осторожно коснулась его руки. — Я понимаю, тебе тяжело. Но попытайся вспомнить. Это может быть очень важно! Какое-то время стояла гнетущая тишина, только с улицы слышалось карканье ворон. Но вот, изобретатель словно в замедленной съемке опустил руку к поясной сумке и достал из одного из карманов еще один кусочек картона. Почти такой же. Только цвет был немного другой, да и почерк слегка более косой. А еще на бумаге стояло три подписи. И одна из них принадлежала явно ему самому. Орфей осторожно взял его записку и сравнил. Почти нет отличий. — Ты уже участвовал в Играх. — Я мало что помню о тех днях, — очень тихо ответил парень. — Мы… мы все подписали это. Отказаться или проигнорировать это сообщение не получилось, хотя мы пытались. Но этот листок просто появлялся постоянно, пока мы не сдались. Нам объяснили правила. Четверо участников. Наша цель — ворота. Они зашифрованы, а шифр можно найти в специальных печатных машинках. Это новые экспериментальные модели, которые могут расшифровывать закодированные данные и вывести необходимые ответные комбинации. Эти штуки… — тут Лука немного замялся, — они как-то соединены с помощью электричества, мне удавалось даже пару раз перенаправлять ток между ними, чтобы ускорять процесс. Получив пять комбинаций на выбор, мы открываем ворота, и если уходим — побеждаем. — Если уходим? — переспросила Эмма дрожащим голосом. — Нам мешают. Орфей снова взглянул на знак гидры. Он вспомнил строки из дневника Карла, но не стал прерывать Луку. Лишь кивнул, чтобы тот продолжал. — Пожалуйста, говори дальше. Кто вам мешал? — Если бы я знал! — воскликнул Лука и стукнул кулаком по столу. — Они называли себя Охотниками. Примерно как тот, с которым мы столкнулись в саду. Игр было много, а они пытались нас… ну поймать или что-то вроде этого. Для чего не знаю, клянусь! А все, кто участвовал… — он запнулся. — Сперва исчезла она… Та механик, с которой я прибыл. Пропала за дверью с цифрой «семь», после того, как мы выиграли. А вот… а вот тот парень… Н-Нортон кажется… Он не покинул последнюю Игру. Я вышел оттуда один. Наверное он остался там, на том поле. — В этот раз один ты никуда не пойдешь! Орфей не стал спрашивать, что же было дальше. Он посмотрел на Эмму, которая также много слышала про Игру, но не участвовала, однако сейчас она получила ответ, где может быть человек, которого она так долго ищет. Он достал из кармана пальто ручку и оставил подпись на свежем листке бумаги. — Если от Игры нельзя отказаться или проигнорировать, то я согласен принять в ней участие. И не позволю тебе одному проходить через этот ад. — Я… я тоже согласна, — Эмма осторожно взяла ручку у него из рук и тоже коротко подписала картон. — Я хочу… хочу найти Эмили. Я надеюсь, что она выжила и просто не нашла дорогу обратно. Лука с немым шоком и страхом смотрел на них. Вот так просто. Даже у него не было столько смелости в этот раз. — А вы уверены? Ну то есть… вы же не знаете, что нас ждет. — А мы и не узнаем, если не попробуем, — пожал плечами Орфей и протянул ему ручку. — Но лучше держаться вместе, тебе не кажется? «Заключенный» тихо усмехнулся. Пожалуй не только он тут сумасшедший. Взвесив все «за» и «против», он берет ручку левой рукой и тоже оставляет подпись на картоне. — Бог с вами. Вместе, так вместе. Я согласен. Не успело эхо от его голоса затихнуть, как в больнице внезапно взвыла сирена, заставив их всех ощутимо вздрогнуть и подскочить. В помещении частично зажглось освещение, а на улице прекратилось громкое карканье ворон. Солнце совсем исчезло за горизонтом, погружая их в полумрак, и теперь больница выглядела еще более жутко, чем обычно. Орфей почувствовал, как закололо пальцы. Он посмотрел вниз и с криком выронил картон, который все еще сжимал в руках. Плотная бумага неизвестным образом воспламенилась и быстро сгорела, оставив после себя лишь едкий дым, заставивших всех очнуться и стать немного серьезнее. Пора было выдвигаться. Игра началась.