Прибрежная деревня.
Отдаленная от Изнанки петля.
Эндрю отложил лопату и опустился рядом с кустиками, которые сегодня впервые распустились. Маленькие фиолетовые венчики даже несмотря на отсутствие яркого солнца смело тянулись ввысь и набирались сил, чтобы полностью раскрыться. «Ирис» — кажется так назывался этот цветок. По крайней мере это название сказал Антонио. Могильщик видел, как к храму женщины приносили букеты с орхидеями, и отдаленно этот маленький цветок чем-то напоминал эти душистые цветы, но был гораздо меньше и пах не так оглушительно. Более скромный, но от этого не терявший своей красоты. На лице альбиноса появилась бледная улыбка. Он выращивал эти кустики просто так, чтобы окончательно не сойти с ума, пока Эдгар ищет выход или других выживших, и теперь его труды были вознаграждены приятным видом. Он решил, что обязательно их потом покажет художнику, возможно он нарисует с них картину и немного расслабится. А еще хотелось бы показать их Виктору. Он бы точно удивился и обрадовался… Стоило Могильщику вспомнить о друге, как улыбка тут же пропала, а алые глаза подернулись грустной дымкой. Эндрю отказывался принимать новость, что почтальон бесследно пропал, и хорошо, что Эдгар полностью поддерживал его идею. Просто им нужно время, чтобы найти его, вот и все. Сегодня художник остался в их пристанище — Антонио обнаружил его порезы на руках и строго отчитал, запретив покидать укрытие до полного выздоровления. Эндрю был со скрипачом полностью согласен — он не хотел потерять еще одного друга… Он дрожащими руками вытащил из кармана мантии сложенный вчетверо лист бумаги и бережно огладил его. Это письмо он не показывал никому, даже Антонио его ни разу не видел, хотя он очень внимателен к альбиносу. Бумага уже потеряла свой изначальный цвет, однако чернила все еще были четкие, и каждая буква, каждое слово, написанное на листке до сих пор наполняли надеждой его сердце. --- Дорогой Эндрю! Надеюсь, что ты найдешь это сообщение быстро. Прости, что ухожу так внезапно, и ничего тебе не сказал, но боюсь, что ты бы начал отговаривать меня от этой идеи всеми способами. Однако я уже принял решение и не хочу менять его. Сегодня я смог обнаружить дверь в нашей петле. Ее ручка странным образом менялась, за тот час, что я за ней наблюдал, символы успели смениться трижды. Сперва она была обычной, без символов и совершенно новая, потом стала старой и потрескавшейся, с большой римской цифрой «пять». А потом она стала белой, и только знак, похожий на тот, что вел нас в каждую Игру остановил меня. Эндрю, я уверен, что эта дверь — тот выход, который мы так давно ищем. Коридор Безвременья, способный вывести нас из Поместья в реальный мир. Мне страшно от одной мысли, куда может нас увести этот запутанный путь, но я готов рискнуть ради нашего общего блага, и проверить его. Не переживай за меня, я буду не один. Уик никогда меня не бросит. А тебе лучше остаться здесь, с Эдгаром и Антонио. Этот скрипач… ты явно ему приглянулся, и он сможет тебя защитить, а Эдгару нужна поддержка. Он сейчас неспокоен из-за того, что мы сотворили, и ему нужна помощь. Как моральная, так и физическая. И еще кое-что. Я вернусь. Я не брошу тебя здесь. Мы выберемся из Поместья вместе, как мы и говорили там, в темнице. И ты посадишь ирисы возле нашего дома. Я знаю, что тебе нравятся эти цветы. Дождись меня, и я выведу нас с тобой в наше новое будущее. Виктор. --- Могильщик бережно сложил письмо и спрятал его во внутренний карман плаща. Я вернусь… Только эта маленькая фраза и давал ему хоть какую-то надежду. Эндрю винил себя за то, что не ушел вместе с ним, однако в какой-то мере Виктор был прав. Он нужен здесь. Они обязательно снова встретятся. В этой мире, или в другом, но встретятся. — Эндрю? Парень вздрогнул и резко выпрямился, быстро схватив лопату, но это был всего лишь Антонио, который с беспокойством осматривался вокруг, и он быстро успокоился. Подойдя к скрипачу, он осторожно взял его за руку, отчего Охотник одарил парня широкой улыбкой и ласково потрепал по белоснежным волосам. — Вот ты где. Все хорошо? — Да, Антонио. П-прости, я немного задумался. — Пойдем в дом. Мистер Вальден хочет обсудить дальнейший план наших действий. Коротко кивнув, Эндрю последовал за мужчиной. На месте и правда не стоило оставаться. Он прижал руку к карману, в котором находилось письмо почтальона, и чуть улыбнулся.***
— Где это мы? Эмма с удивлением оглядывала пространство вокруг них. Лука и Эмиль выглядели не менее удивленными, чем садовница, и тоже с интересом осматривали местность. Здесь было настолько пусто и в какой-то степени уныло, что непроизвольно по коже побежали мурашки. Даже редкие деревья и те были абсолютно голые и без листвы, да чего уж там, даже без паутины. — Может это заброшенная петля? — предположил Эмиль. — Помнится ребята, которых мы встречали в Играх, упоминали такие. — С какой стати Охотникам создавать петли, а потом забывать про них? — недоверчиво проворчал Лука. — Думаешь я знаю? Может быть тут была неудачная Игра. Или наоборот, успешная. Или случилось еще что-то… Пока ребята строили предположения, вдали снова послышался отчаянный собачий лай. Эмма готова была уже броситься вперед, на звук, но «заключенный» ловко поймал ее за руку и остановил. — Не торопись, Эмма! Дверь. Ты не забыла? — Ой… — садовница потупила взгляд. — Простите… Просто у меня нехорошее предчувствие… Эмиль бегло осмотрелся. Возле их маленькой сторожки-крематория было несколько поломанных возвышений и крупных валунов, а также небольшая куча со строительным мусором. Внимательно осмотрев все это, пациент выбрал прочный кусок камня, скорее всего отколовшийся от одного из надгробий, и заложил его в дверную щель, чтобы та не закрылась от порывов ветра. Зафиксировав дверь в едином положении, они слегка успокоились. — Вот. Так мы будем уверены в том, что у нас есть выход. — Отлично, — Лука одобрительно кивнул. — Если честно, я не против осмотреться в этом месте. Кто знает, может быть мы найдем какие-то подсказки от других игроков. — Разделяться не очень хорошая идея, — скептично заметил пациент, слегка поправив гарпун на руке. — Согласен. Но так мы справимся гораздо быстрее. — Я пойду в сторону лая, — сразу же вызвалась Эмма. — Попробую найти этого песика. Вдруг он тут не один, а с хозяином? — Возможно, особенно учитывая, что это щенок, — кивнул изобретатель. — Я пойду в эту церковь. Осмотрюсь внутри. Эмиль, а ты? — Проверю что за церковью, — пожал плечами пациент. — А потом пойду к Эмме. Будем держаться вместе. — Хорошо, похоже на план, — Лука улыбнулся. Он покопался в сумке и вытащил из нее старые потрепанные часы. Бегло посмотрев на них время, он что-то быстро посчитал. — Давайте условимся на час. Вот, возьми, — он протянул их Эмме. — После все возвращаемся сюда, хорошо? — Договорились. Эмма бережно взяла часы и первая устремилась вперед. Лай уже не было слышно, но она запомнила, откуда шел звук. Эмиль последовал за девушкой, а Лука свернул в другую сторону. Заприметив разрушенное окно с боковой стороны церкви он ловко перелез внутрь.***
Церковь и правда была внушительной, даже если и старой. Возвышающийся на несколько метров вверх потолок уже покрылся дырами, а потому внутри было достаточно ярко для того, чтобы осмотреться. Почти большую часть пространства занимали скамейки для прихожан, красная краска, которой они были покрыты заметно облупилась и потеряла яркость, на одной даже была заметна истлевшая от времени старая шаль. С северной стороны, по левую руку от окна, через которое Лука забрался внутрь находилась стойка первосвященника и большой каменный крест. По полу была выстлана красная ковровая дорожка, она вела к южному выходу, где виднелся свадебный алтарь. Почти у самого выхода стояла на треноге старая фотокамера-обскура, направленная затвором чуть левее стойки священника, там где виднелся спуск в подвал. «Заключенный» поборол приступ мурашек и чуть нахмурился. В отличие от обстановки в церкви, камера не выглядела старой. Наоборот, тренога словно недавно отполирована, фокусировочный мех совершенно новый, линза тоже без единой трещинки. Отсек для фотокарт был пуст, словно фотографию только что сделали, вот только ее нигде не было видно. От нацеленного объектива было неспокойно, а потому Лука взял со скамейки потрепанную шаль и занавесил объектив. Немного успокоившись, он прошел к стойке священника, внимательно ее осматривая. Она была пуста, если не считать нескольких старых листов, заполненных цифрами, напоминающих страницы конторских книг и одиноко лежащей тетрадки в кожаном переплете. Как и камера, она не выглядела старой, да и на корешке тетради была подпись не латынью. Подстегиваемый любопытством, «заключенный» взял ее в руки и открыл на первой странице. Почерк владельца был быстрым и суетливым, но почти сразу же получилось прочитать имя: Кричер Пирсон. А в углу стояла дата: двадцать девятое апреля тысяча восемьсот девяносто девятый год. — Минуту… Знакомое имя… Лука как мог напряг память, чтобы вспомнить, где он мог слышать об этом человеке, но голова отозвалась только привычной мигренью, и он тяжело вздохнул. Ничего не поделаешь, придется показать дневник позже остальным. Он уже хотел убрать тетрадь в сумку и покинуть церковь, но тут, в тишине громко щелкнул затвор фотокамеры, заставив парня вздрогнуть и резко обернуться. Шаль слетела с объектива, теперь линза слабо светилась в тусклом освещении. От камеры, словно от небольшого проектора бил луч света, на нем четко отражалась картина, которую смог зафиксировать объектив. А именно — вход в подвал и край стойки. Лука недоверчиво посмотрел на фотоаппарат и потряс головой. Он точно знал, что он не должен работать таким способом, тем более без фотокарточки невозможно сделать снимок. Подозревая неладное, изобретатель быстро развернулся и направился к окну, но тут он заметил за стойкой еще один предмет и сердце гулко застучало в груди от увиденного. Это был серый чемоданчик Карла, который Бальзамировщик приносил с собой в темницу. Сейчас он был открыт, и одна из баночек была полностью опустошена и опрокинута на землю. — Что за… Лука не успел выразить вслух свои мысли. Неожиданно «заключенного» резко дернули назад. Правую руку заломили за спину, крепко сжимая запястье, а рот зажали широким платком. От неожиданности парень подавился криком и рванул вперед, стараясь вывернуться, однако от ткани тянулся странный аромат, от которого, через пару вдохов голова закружилась еще сильнее. Лука с ужасом узнал запах эфира и попытался задержать дыхание, но было уже поздно, веки подернулись сонной дымкой, а тело сковывала усталость. Сопротивление было очень вялым, от безысходности он схватился свободной рукой за рукав держащего его человека, но тело постепенно начало плохо слушаться его, тем более, что напавший успел застать его врасплох. Теряя сознание, «заключенный» попытался крикнуть, чтобы предупредить остальных об опасности, но с губ сорвался только слабый стон. Уже проваливаясь в темноту, парень услышал голос напавшего на него человека и похолодел. Он слышал его только один раз, но запомнил надолго, потому что другие заключенные в Изнанке много успели о нем рассказать. — Si facilement pris au piège, M. Balza? «Тот француз… Джозеф!» Вот теперь и камера получила объяснение. Наиб предупреждал его, что аристократ был увлечен искусством фотографии. И даже в Изнанке он получил прозвище Фотографа. Самого искуснейшего из всех Охотников.***
Эмма обходила уже третий ряд могил. Письмена на камнях уже потрепало временем и некоторые имена садовница даже не могла прочесть. На мгновение она подумала о своих родителях, об отце, якобы сгоревшем на заводе и пропавшей без вести матери, и уныло опустила голову. Даже если они умерли, могил у них нет. То есть даже нет места, куда бы она могла прийти и принести цветы на память. Девушка вспомнила про Эмили, погибшей в Игре и слезы снова сдавили горло. Почти все дорогие ей люди либо пропали, либо погибли. Ну как тут быть спокойной? Эмма опустилась у одного из надгробий, где некто оставил свечи и попыталась успокоиться. Не время киснуть. Она должна быть сильной. Ради остальных. У нее появились новые друзья, ради которых стоит продолжать бороться, в том числе и те, с которыми она даже еще не знакома. Они все слышали рассказ Кевина о других пленниках Изнанки, и также как и Лука в свое время твердо сошлись на мнении, что должны помочь им, что бы не случилось. Немного собравшись с мыслями, садовница вытерла слезы, проступившие на глазах и выпрямилась. — Не время раскисать. Надо действовать. Внезапно совсем рядом с ней раздался лай и от неожиданности девушка даже взвизгнула. Она резко развернулась, пытаясь увидеть источник. Получилось не сразу, однако вскоре она его увидела и даже тихо засмеялась. За одной из могил, прижавшись к камням сидел маленький щенок французского бульдога палевого окраса. На шее красовался красный ошейник, а между ушами неизвестным образом держалась шапочка, напоминающая небольшой цилиндр. На спине песика был закреплен небольшой кожаный рюкзак, из которого проглядывали конверты. Щенок с опаской наблюдал за садовницей, однако был настроен не враждебно, а когда она чуть присела на колени и приветливо вытянула ладони с радостью бросился к ней, счастливо тявкая и утыкаясь мокрым носом в ее руки. — Привет малыш! — Эмма с улыбкой почесала его шею. — Ты потерялся? Песик пару раз тявкнул и завертелся волчком. Девушка осторожно прощупала ошейник, но никаких бумажек от владельца там не оказалось. Медальончика с именем тоже не было. И тем не менее, Эмма рада была видеть хоть какое-то живое существо, кроме ворон, в этом унылом месте. — А где твой хозяин? — попыталась спросить она пса. — Ой, прости, я наверное глупая. Как же ты мне ответишь… Щенок однако еще раз тявкнул и слегка отбежал от садовницы. Ненадолго остановившись, он повернулся к ней, еще раз звонко залаял, и потоптался на месте. Как только Эмма встала и пошла к нему, он быстро побежал вперед, периодически оглядываясь. — Ой! Постой! Следуя за бульдогом, Эмма периодически оглядывалась. Щенок уверенно вел ее к концу второго ряда могил. Он остановился у одного из надгробий и немного потоптался, после чего тихо заскулил. Садовница точно помнила, что проходила уже этот ряд, однако теперь она обратила внимание на небольшой участок у разрушенного надгробия и вздрогнула. Здесь явно произошла борьба. Земля была взрыта, на ней четко отпечатались две пары неизвестных следов. Тут же лежал еще один конверт, частично порванный, и небольшая красно-желтая шапка с черным козырьком. Эмма вспомнила, что такую она видела у почтальонов, которые разносили утренние газеты у нее в городе. Бережно взяв шапку в руки и стряхнув с нее землю, она с сочувствием посмотрела на щенка. — Это твоего хозяина? Он в беде? Бульдог снова заскулил и прижался к ногам девушки. Она сочувственно погладила его и взяла на руки. Подумав о том, что надо найти Эмиля, который ушел за церковь, она развернулась и обомлела. Садовница увидела в конце ряда грозно возвышающееся «миленькое креслице», словно ждущее, пока в него сядут. Эмма четко помнила, что раньше его тут не было, потому что этот ряд она проходила дважды, но теперь тревога усилилась. Неужели они вляпались в неприятности? — Так… — она поудобнее перехватила щенка в руках. — Держись малыш. Мы найдем твоего хозяина, не переживай! Перебарывая предательскую дрожь в теле, она побежала вдоль рядов, пытаясь как можно скорее выбраться с кладбища и найти Эмиля.***
Эмиль с восхищением осматривал свадебную площадь, которая надежно притаилась за красной церковью. Да, со временем она тоже утратила былой шик и яркость, однако все еще была достойна восхищения. Ковровая дорожка вела прямиком от церкви к алтарю, а по бокам ровными рядами стояли скамейки для гостей. Где-то даже сохранились цветы, они высохли и частично истлели, но дополняли картину как нельзя кстати. Пациент вздохнул и посмотрел на кольцо на своем пальце. Оно было из самой обычной строительной проволоки, однако ценилось как никогда. Эмиль сделал это кольцо самостоятельно, для себя, и еще одно для Ады в первый год их присутствия в больнице. Именно тогда они вдвоем поняли, что не смогут уже жить друг без друга и заключили союз. У них не было пышной свадебной церемонии, гостей, да даже собственного дома, однако в тот момент они были счастливы. Ада пообещала ему, что когда они выберутся и он поправится, они обвенчаются по всем правилам и будут вместе всегда. Это была их маленькая мечта, к которой они стремились… Пациент встряхнул головой. Сейчас было не время углубляться в воспоминания. Осмотр территории не принес ничего нового, только дал понять, что за площадью есть еще какие-то развалины, от которых шел неприятный мороз по коже. Ни дневников, ни подсказок Эмиль тут не обнаружил, только в одном богом забытом сундуке он нашел старые карманные часы на цепочке и пассатижи. Довольно странный набор, но парень решил взять их с собой, на всякий случай. Соловей как-то упомянула, что даже самые обычные вещи здесь могут сотворить необычные чудеса, и он решил, что при случае обязательно проверит это на практике. Внезапно со стороны церкви послышался лай. Резко развернувшись, он увидел, как по дорожке к нему бежит запыхавшаяся Эмма, держащая на руках щенка французского бульдога. Увидев пациента, она подбежала к нему, опустив щенка, который тут же принялся прыгать рядом с ним, и попыталась отдышаться. — Эмиль… Нам надо… Уходить… — Эмма, что такое? — пациент нервно съежился. Почему-то присутствие щенка, даже такого дружелюбного сильно напрягло его. — Ты кого-то увидела? Где Лука? — Я не знаю… — садовница сделала несколько глубоких вдохов. — Я не знаю, я его не видела. Но здесь повсюду ракетные кресла! — Что?! Ее паника передалась частично и ему. Он торопливо присел за одну из скамеек и усадил садовницу тоже. Даже щенок, почуяв, как сменилась обстановка затих и опустился на лапы. — Тут есть еще кто-то кроме нас! — Эмма нервно сжимала в руках фуражку почтальона, которую нашла. — Возможно и сам Охотник! Надо срочно найти Луку и бежать отсюда! — Найдем, не переживай, — Эмиль кивнул. — Он сказал что пойдет в церковь, я не думаю, что она сильно большая. Лучше скажи, чей это пес? — Не знаю… Но его хозяин явно здесь! — она показала шапку. — Надеюсь он не попал в беду! — Все, не продолжай, — Эмиль поправил гарпун на руках. — Идем внутрь. Надо поторопиться, пока этот некто не нашел нашу дверь, иначе мы тут застрянем! Эй, малыш! — он свистнул бульдогу. — Идем. Ищи хозяина! Пес встал вместе с ними. Звонко тявкнув, он побежал вперед, виляя хвостом.***
Возвращение в сознание было чертовски неприятным. Первое, о чем подумал Лука, постепенно просыпаясь, что будет всегда оглядываться, даже если обстановка спокойная. Ноги затекли без движения, в коленях отозвалась старая неприятная боль, напоминающая о месяцах в инвалидном кресле. «Заключенный» попытался размять отчаянно ноющие виски, но быстро понял, что не может этого сделать — руки нагло заковали в цепи и зафиксировали у него над головой, к тому же еще и стянули перчатки. Пальцы привычно покалывало от напряжения, но при соприкосновении со старой цепью по собственному телу прошелся неприятный заряд, и изобретатель торопливо сжал руки в кулак. — Какого черта…? — О, уже очнулся, мистер Бальза? Лука вздрогнул и резко повернул голову. Пришлось правда перетерпеть очередной приступ мигрени, вспыхнувший в виске от столь резкого движения, но он смог быстро прийти в себя и сфокусировать взгляд. Первое что бросилось в глаза — очередная зарешетчатая дверь. Еще одна темница. Только на этот раз Лука видел все не через маленькое окошко, как в Изнанке. Прямо за решеткой стоял Фотограф, с улыбкой глядя на пленника и покручивая в руках маленькую фотокарточку. Лука отметил, что сейчас он выглядит гораздо более ненормально, нежели в Поместье на той стороне, он словно выцвел как старая картина. По коже Графа расползлись трещины, одежда изорвана и поношена, а золотистые локоны стали седыми. Пожалуй живыми в этом призраке были только глаза, все того же потустороннего бирюзового оттенка. — Джозеф, верно? — хрипло уточнил изобретатель. — О, ты помнишь мое имя? Je suis impressionné. Эзоп говорил, что у тебя проблема с запоминанием имен. — Эзоп? — Лука чуть зажмурился, перебарывая пульсирующую боль в виске. — Ты про кого? — Ну вот собственно и оно, — усмехнулся Джозеф. — Он приходил к тебе, когда тебе было плохо. Парень в сером костюме. «Карл» — услужливо подсказала плохая память. Лука тихо фыркнул. — Очень мило. Чем обязан таким повышенным вниманием к своей персоне? Мы же вроде не в Игре, так какого черта? — Mon cher Лука, когда вопрос касается тебя нам не требуется причина, вроде Игры, чтобы поймать тебя, — тихо усмехнулся Фотограф. — Или ты еще не понял? — Тело, которое украли, да? — Лука недовольно сжал зубы. — Exactement! Я бы рассказал тебе более подробно, но боюсь надо сообщить Хастуру, что я нашел тебя. Такого шанса мы упустить не можем, а у меня не хватит сил, чтобы лично доставить тебя на Изнанку. Хотя ты можешь более подробно расспросить своего соседа по несчастью, я думаю он тебе расскажет. Не так ли, Виктор? Граф повернул голову назад, и Лука с удивлением и страхом понял, что он в этой темнице не один. С той стороны за решеткой сидел еще один парень. Его пшеничные волосы были взъерошены, а светлые, почти янтарные глаза смотрели на Охотника со страхом. Красная туника и темные брюки заметно испачканы, словно его волокли по земле как игрушку, на ботинках осела пыль. На правой руке виднелись часы с разбитым стеклом. На поясе парня висела почтовая сумка с порванным ремешком из нее проглядывали бумаги. Он тоже был прикован, только если «заключенному» заковали руки и зафиксировали над головой, то с ним обошлись проще — просто надели цепь на ногу. Парень и так был слишком напуган обстановкой, а от слов Джозефа у него и вовсе словно отнялся язык, он с ужасом замотал головой и тихо захныкал. — Ах, прости! — Джозеф усмехнулся. — Я уже и забыл, что ты у нас не особо общителен. Ну ничего, на Изнанке мы тебе быстро язык развяжем. — Прекрати издеваться над ним! — рявкнул Лука, дернувшись вперед. — Ой, да не переживай так, мистер Бальза, — Фотограф скалисто улыбнулся. — Вы оба скоро вернетесь в Зеркальное Поместье. А там нам останется только найти то, что у нас украли. Виктор как раз знает, куда спрятали гроб, он же один из сбежавших, не так ли? Почтальон готов был плакать от ужаса. Он отпрянул от дверей так далеко, как смог и сжался в комочек. Фотограф этой картиной остался вполне удовлетворен, и отвернулся. — Ну да ладно, разговоры окончены. Я вас оставлю. Данная петля все равно пустая, так что вы точно никуда не уйдете. А я скоро вернусь. Он ловко прокрутил в пальцах фотокарточку и сделал разворот вокруг себя. В тот же момент Фотограф словно испарился, только какое-то время оставались его призрачные следы на полу, но потом и они исчезли. «Заключенный» снова попытался коснуться цепи, но новый заряд тока мгновенно прошиб его тело, и он устало повис в цепях. — Черт! — ругнулся он. — Ну почему мне так не везет… Он поднял голову и посмотрел на вынужденного соседа по несчастью. Парень немного успокоился, когда Джозеф исчез, и теперь с сочувствием смотрел на изобретателя. Лука тяжело вздохнул. — Прости, я не смогу тебя вытащить… Я даже до сумки не дотянусь. Виктор издал странный звук, не то фырканье, не то легкий смешок. Он вытащил из почтовой сумки небольшую записную книжку и ручку и быстро что-то написал на бумаге. После он подошел вплотную к зарешетчатым дверям и показал запись Луке: «Все хорошо. Ты не виноват». — Да как сказать… Надо было быть внимательнее, — парень грустно опустил голову. — Тебя зовут Виктор, да? Короткий кивок. Он перелистнул страницу в записной книжке и снова что-то быстро написал, после чего развернул лист к Луке: «Виктор Гранц. Приятно познакомиться!» — Прости что спрашиваю, — Лука прикусил губу. — А почему ты пишешь? Ты не можешь разговаривать? И снова этот странный звук со стороны почтальона, после чего он немного смутился. Он писал так быстро, что казалось, что ручка не касается бумаги, однако фразы было видно очень четко: «Могу… мне просто так удобнее…» — Хорошо, — изобретатель чуть улыбнулся. — Не унывай, хорошо? Я тут был не один. Я не знаю, сколько времени пролежал без сознания, но мои друзья должны скоро забеспокоиться, если меня не будет в условном месте. Нам помогут. Надеюсь что до возвращения Фотографа. Виктор снова перелистнул страницу и бегло написал: «Я заблудился в коридоре Безвременья. Дверь вывела нас с Уиком сюда. Я не знал, что Джозеф здесь…» — Уик? — Лука моргнул. — Ты тоже был с кем-то? Почтальон коротко кивнул и быстро написал на том же листе. «Это мой щенок. Он пытался меня защитить.» — Так вот чей лай мы услышали! — осенило Луку и он улыбнулся. — Все хорошо, Виктор. Нас найдут, вот увидишь. Твой пес приведет их к нам. Виктор ничего не написал в ответ, но в его глазах промелькнула надежда, и он даже слегка улыбнулся. Лука искренне надеялся, что то, что он только что пообещал действительно исполнится. Сейчас его беспокоила даже не собственная судьба, а этот съежившийся и напуганный мальчишка, которого Поместье также как и всех их подвергло тяжелому испытанию. «Эмма… Эмиль… Прошу, поторопитесь!»