***
Потребовался еще час разговоров ни о чем, чтобы все легли спать. Теперь кроватей в комнате было семь — пространство словно само ощутило, что их стало больше, так что Виктор не остался без спального места. Усталость настигла всех, едва они коснулись головой подушки, однако Орфей все никак не мог уснуть. Мысли словно потревоженный рой ос проносились в голове, заставляя его беспокойно ворочаться. Он и сам не мог понять причину этого беспокойства, но после нескольких неудачных попыток сомкнуть глаза и забыться он сдался и сел в кровати, устало протирая глаза. Стрелки часов тикали слишком громко в этой иллюзорной тиши, каждый щелчок неприятно отзывался эхом в ушах. Подумав о том, что возможно нужно выпить еще немного чаю, романист выпрямился и накинул плащ. И тут же едва громко не ойкнул, почувствовав, как перо буквально прожигает внутренний карман. Оно было настолько горячим, что коснуться его голыми руками было непростительно больно. «Что? Что ты пытаешься мне сказать?» Не успел Орфей подумать о том, что возможно слишком переутомился, как из главного зала послышался тихий детский смех. Он оторопело посмотрел на дверь и потряс головой, наивно подумав, что из-за усталости у него начались слуховые галлюцинации, однако смех повторился. Тихий и невинный, он был похож чем-то на трели Соловья — странно успокаивали и напрягали одновременно. Осторожно пройдя мимо других, писатель вышел из спальни и как можно тише закрыл дверь, чтобы никого не разбудить, после чего осмотрелся. Первоначально он даже расстроился, не заметив ничего необычного. Ни за столом, ни на кресле никого не было. Бульдог мирно дремал у кресла, чуть вытянув лапы. В камине уже догорели дрова и только угольки слабо тлели во тьме. Орфей снова подумал о галлюцинациях и устало моргнул, подумывая о возвращении в кровать, но тут смех послышался так близко, что заставил вздрогнуть, а перо снова неприятно обожгло его сквозь карман. Взгляд писателя зацепился за небольшую лавку-качелю в комнате, которая едва заметно подергивалась. Вначале он подумал, что заметил просто белое пятно на подушке, но потом понял, что ошибся. Он был в комнате не один. На качели весело улыбаясь сидела маленькая девочка. Ее белоснежное платье было словно слегка изодрано, чулки выше колена в пятнах, напоминающих сажу, а красные туфельки немного облупились. Золотистые волосы рассыпались по плечам неаккуратной волной, их бы не мешало причесать. В руках девочка сжимала маленькую игрушку, напоминающего мужчину в шапке детектива. Сейчас она внимательно смотрела на Орфея и он буквально чувствовал, как эти призрачные золотисто-карие глаза пронзают его насквозь. Девочка казалась смутно знакомой, словно она вышла из его воспоминаний. Стоило об этом подумать, как романист едва не взвыл от осознания. — Алиса?.. — едва шевеля губами спросил он в пустоту. Девочка ему не ответила, однако тут же спрыгнула с качели и спустилась к плотно закрытым дверям с моноклем на ручке. Словно в беспамятстве романист пошел следом за ней. Поудобнее перехватив в руках куклу, она смело открыла дверь, выжидающе глядя на Орфея, и поманила его за собой. На секунду парень засомневался в своих действиях, но любопытство пересилило осторожность, и он последовал за девочкой, оставив дверь слегка приоткрытой. Он справедливо опасался потеряться в коридорах Безвременья, и не хотелось пугать остальных. — Алиса… куда мы идем? И снова в ответ ничего. Девочка не говорила, а просто молча шла вперед, иногда показывая, куда свернуть. Коридор казался бесконечно длинным, впереди даже света не было, однако она видимо прекрасно здесь ориентировалась. Это Орфей понял, когда они остановились в широком зале, где смутно угадывались силуэты дверей. Странное дело, сейчас пространство выглядело чертовски похожим на тот самый холл с дверьми, куда писатель поднялся после того, как приехал в Поместье. И правда: вот статуи, которые предыдущий хозяин расставлял в качестве украшения обстановки и семь (или все-таки восемь?) дубовых дверей с разными ручками. Присмотревшись внимательнее, Орфей сразу увидел знакомую серебристую, открыв ее на удачу он увидел ту самую комнату, в которой ночевал. Точная копия. Он осмотрел другие, и по коже прошлись мурашки, когда на нескольких он увидел римские цифры. Сомнений не осталось — это дороги в другие петли. Дверная ручка с цифрой пять была разбита несколькими ударами тупого предмета и заклинила. Алиса даже специально ее подергала, видимо чтобы показать, что теперь она не откроется. Знакомую дверь с цифрой один романист сразу пропустил — у него не было абсолютно никакого желания возвращаться в больницу. Еще две ручки оказались без рисунков и цифр, также как и дверь со спальней. У самой дальней мрачно выделялся символ девятиглавой гидры и ее тоже не особо хотелось трогать. Мало ли куда она приведет. — Зачем мы здесь? — Орфей посмотрел на Алису с непониманием. — Я что-то должен отыскать? Девочка с грустной улыбкой посмотрела на него. Подошла поближе и знаком попросила достать тетрадь и перо. Стараясь не обжечь пальцы о раскалившийся предмет памяти, писатель осторожно достал все и присел на колени, чтобы ей было удобнее все рассмотреть, однако она безбоязненно взяла перо в руку, даже не поморщившись, и написала на чистом листе несколько строк, которые Орфей уже не раз слышал от других: «Стены помнят все…» Алиса вырвала листок из тетради и мягко подкинула его вверх. Тонкая бумага быстро истлела, а пепел подхватил внезапный порыв ветра. Он серой змейкой скользнул к дверной ручке с цифрой восемь и покрыл тонким слоем трещины, отчего они засветились. В тишине зала послышался сухой щелчок. Алиса ласково взяла застывшего от удивления романиста за руку и провела к двери, смело открывая ее и заходя внутрь. Орфей не говорил ничего, а только внимательно наблюдал за всем, что происходит, старательно запоминая детали. Под ногами стелилась пожухлая трава. Где-то горел строительный мусор в бочках, заполняя пространство размеренными звуками. Впереди возвышалось знакомое двухэтажное здание оружейного завода, который Орфей видел во время предыдущей Игры, однако теперь это была не заснеженная поляна. Нет, по времени он словно очутился на этом месте в период середины июля-августа, когда еще было достаточно тепло, а темнело рано. Со стороны завода слышались голоса мужчины и женщины и романист вздрогнул, узнав один из них. — Эмили… Он хотел тут же побежать на завод, однако маленькая ручка лишь сильнее вцепилась в его пальцы. Алиса медленно покачала головой. — То, что здесь случилось уже нельзя изменить, — тихо сказала она. — Просто смотри. Осознание ее слов пришло не сразу, однако писатель все понял. Кукла Эмили упоминала, что локация их предыдущей Игры была создана на основе воспоминаний настоящей девушки. И раз Алиса говорит, что ничего изменить нельзя, и стены помнят все… «Должно быть эта петля тоже заброшенная. Но здесь я смогу увидеть что-то важное…» Заняв место молчаливого наблюдателя, Орфей стал внимательно следить за событиями, случившимися некоторое время назад…***
— Отлично, это последняя! Громко взвыла сирена, знаменующая близкий конец Игры. Доктор устало осмотрелась, видимо решала к каким воротам направиться, чтобы не столкнуться с Охотником нос к носу. Приняв решение, она направилась к разбитому окну завода, чтобы двинуться к дальним пристройкам, однако ее остановил напарник. Орфей не видел этого человека, но предположил, что это адвокат Райли. Эмма прекрасно описала его внешность, когда рассказывала о других приехавших с ней в Поместье, сделав акцент на круглых очках в ляповато-черной оправе и слегка выдающихся передних зубах, как у «кролика из мультфильмов». В руках мужчина держал нечто, напоминающее карту местности и теперь он торопливо сверялся с ней, нервно топая ногой. — Не думаю, что идти к дальним воротам хорошая мысль, мисс Дайер, — сказал он. — Что такое? — женщина встревоженно посмотрела на него. — Охотник? — Да. Ну или его странные порождения, точно сказать не могу, — адвокат замялся. В любом случае, лучше направляйтесь к ближним воротам. А я обойду полигон по краю, если потребуется — привлеку его внимание, и сбегу через запасной выход. — Люк откроется, если Кричер и Эмма тоже выйдут, не забывайте! — напомнила она. — О, об этом беспокоиться не стоит, они уже движутся в направлении выхода. — Это вам карта так сказала? Он пропустил ее скептическое замечание мимо ушей и быстро свернул небольшой предмет в руках и спрятал. — Как вам угодно. Я просто пытаюсь помочь. — Хорошо-хорошо, я вам доверяю, — поспешно успокоила она его. — Только будьте осторожны! Глядя на то, как адвокат медленно перелезает окно и крадется в сторону развалин, Орфей понял, что кое-что не сходится. Эмили только что в разговоре упомянула имя Эммы. А это совсем не вязалось с ее рассказом, который он слышал, ведь по словам садовницы до их Игры в психиатрической больнице она и знать не знала о том, что происходит в Поместье. Так как же тогда она тут могла присутствовать? Может быть доктор что-то перепутала? Писатель вопросительно посмотрел на Алису, но она только покачала головой и приложила палец к губам, напоминая сохранять тишину и наблюдать. Адвокат уже давно скрылся из глаз, и Эмили решилась тоже двигаться. Она направилась к другому выходу, сохраняя спокойное выражение лица и абсолютно не обращая внимания на то, что у дверей вырос чужой силуэт. Крик застрял в горле у Орфея, когда он понял, что адвокат ошибся — Охотник был непростительно близко. Его изуродованное тело, покрытое травмами и ожогами едва покрывали бинты и обгоревшая одежда, маленькие призрачно-зеленые глаза следили за женщиной с нескрываемой яростью. Словно внутри этого мертвого тела горел какой-то сильный огонь, поддерживающий его силы, и не позволяющий вот так просто упасть. Доктор тоже слишком поздно заметила опасность. Она успела только слабо вскрикнуть, когда большая булава в виде раскрывшей зубастую пасть акулы настигла ее. Охотник в беспамятстве ударил женщину три раза, и после последнего она более не двигалась, растянувшись на земле. Кровь тонкой струйкой начала вытекать из-под ее чепца на землю. Глядя на столь жестокую расправу, Орфей сразу все понял. Адвокат специально сказал ей, что выход безопасен, чтобы она пошла тем путем. Сам же наоборот — скрылся по заведомо безопасному пути, чтобы спастись и не попасться. «Оставим ее смерть на совести ее убийцы» — пронеслась в голове последняя фраза куклы, и писатель раздраженно сжал руки в кулаки. Это была очень несправедливая и мерзкая смерть. Алиса мягко взяла Орфея за руку и потянула за собой, отводя его к выходу с полигона. Возможно к тому самому, куда должна была в конечном итоге прийти Эмили, чтобы сбежать. Ворота стояли широко раскрытыми и словно ждали, когда выжившие уйдут прочь, но тут писатель увидел еще одну знакомую фигуру и обомлел. Он мгновенно узнал Эмму, она выглядела точно так же, как и в тот день, когда он встретил ее. Садовница стояла практически у самого выхода и встревоженно всматривалась вдаль, надеясь увидеть знакомый силуэт, но вокруг не было никого. Только старое пугало, Мистер Страшила возвышался у самого выхода, рядом с перевернутой тачкой, на котором Эмма судя по всему привезла его. Романист недоуменно осмотрел его — это явно было еще одно чучело, в Поместье оно было в другой одежде и с немного другим лицом. Вокруг пугала наспех было разбросано несколько пучков соломы, а в руках Эммы была маленькая серебряная зажигалка. Девушка чуть покачивалась из стороны в сторону, но спустя время грустно развернулась и подошла к чучелу. — Ее не видно, Страшила… — она грустно улыбнулась. — Наверное потерялась. Небольшое молчание. Садовница тихо хихикнула и игриво поправила ему шляпу. — Да ты прав. Стоит ей помочь. Эмили обязательно найдет выход. А я подожду ее возвращения… И мы наконец-то уйдем отсюда… Как и обещали друг другу. «Что это с ней такое?» — пронеслось в голове у Орфея. Эмма была сама на себя не похожа. Словно в беспамятстве, она говорила с кем-то, невидимым ему, тихо смеялась, огорчалась, а потом резко чиркнула зажигалкой и подожгла солому у пугала. Пламя быстро лизнуло высушенные полые стебли и понеслось наверх, почти разом охватывая все чучело. Садовница в последний раз оглянулась на полигон, с надеждой глядя вдаль, после чего подхватила свой ящик с инструментами и покинула его через выход, оставив полыхающую куклу за собой. Алиса снова взяла Орфея за руку и показала на пугало, в ее глазах были заметны слезы. Проследив за ее взглядом, романист похолодел и едва не закричал. Одежда и солома уже начали опадать вниз с чучела, а под ним едва заметно проглядывались человеческие руки и тело. Человек терпел достаточно долго, прежде чем цепенеюще закричал от боли, пожирающей его тело. Из прожженного пиджака выпал небольшой карманный фонарь, и писатель понял, что человеком в пугале был тот самый мистер Пирсон, которого неоднократно упоминала Эмма. Пламя горело очень долго и ярко, а тот словно не мог выйти из оцепенения и просто стоял, медленно умирая в мучительной боли и агонии, почти не крича. — Почему… Эмма… У Орфея была путаница в голове. Он не понимал ничего. Что он только что увидел? Неужели это было на самом деле? Эмма уже была на Игре? Она… убила этого человека? Эта маленькая девушка, которая плакала у него на плече и боялась, когда он уходил на Игру сам? Ноги устало подкосились и он упал на колени. Почему она ничего не рассказала? Почему она соврала?.. — Она не обманывала тебя. Романист перевел взгляд на девочку. Она смотрела на Орфея так грустно и печально, что у него невольно побежали слезы из глаз. Алиса мягко вытерла своей маленькой ладонью мокрые дорожки с его лица. — Эмма не помнит ничего из того, что случилось в этой петле. Это было последнее желание ее отца. — Отца?.. — романист непонимающе моргнул. — Ты про кого? — Этот Охотник. Его зовут Лео Бек. После несчастного случая на заводе Минерва, его душа осталась в Чистилище. — Хочешь сказать, что это… это чудовище, убившее Эмили ее отец?! — Он пожелал, чтобы его дочь никогда не запомнила, что здесь произошло, — девочка говорила, и ее слова эхом отзывались в мыслях романиста. — Именно поэтому ты встретил Эмму в Поместье. Он посчитал, что сможет искупить ее грех вместо себя. Но Поместье решило иначе, и она снова попала сюда, с тобой. Стены помнят все, Орфей. В ее руках появилась маленькая карточка со знакомым знаком девятиглавой гидры на обороте. Приглашение на Игру. Тут было четыре подписи и одну из них — подпись Эммы, Орфей узнал сразу же. Сжав в руках карточку он сделал усилие и встал на ноги. — Но Эмма не знала, что Кричер спрятался в этом пугале! — громко сказал он. — Разве можно это считать грехом, если она была в неведении? Зачем он вообще залез внутрь?! На этот вопрос Алиса ему не ответила. Мягко прикрыв глаза, она внезапно вытащила из-за пазухи небольшой тетрадный лист и бросила его себе под ноги. Почти сразу же Орфей ощутил, как невидимая волна оттеснила его прочь к воротам и вновь вынесла в коридор Безвременья. — На эти вопросы тебе придется дать ответ самому. Алиса прикрыла глаза и исчезла, словно ее тут никогда и не было, а дверь с цифрой восемь захлопнулась буквально перед носом писателя. Дверная ручка громко треснула и развалилась на куски. Больше внутрь попасть было нельзя. В абсолютном беспамятстве Орфей вытащил из кармана свою тетрадь и раскаленное перо и начал спешно записывать все, что увидел, стараясь ничего не упустить. Перо с каждой буквой начало остывать, пока снова не стало обычным средством для письма. Он даже не читал написанное, просто молча заложил внутрь приглашение и убрал все обратно в карман. Перед глазами все еще была жуткая картина, как Кричер Пирсон медленно умирал, объятый пламенем и лишенный всякой возможности кричать или хотя бы плакать…***
— Орфей! Орфей! Романист содрогнулся и резко открыл глаза. Перед глазами мелькнул уголок его подушки, завернутый в небесно-синюю наволочку. Он непонимающе моргнул несколько раз, прежде чем осознал, что находится в своей кровати и сжимает в руках сбившееся покрывало. Возле него стоял Лука, изобретатель держался одной рукой за спинку кровати, а второй устало придерживал голову. — Лука?.. Что произошло? Все еще плохо понимая, что происходит, Орфей сел в кровати. Прошедшие события в коридоре Безвременья были такими яркими, что он все прекрасно помнил, но вот как он вернулся обратно? Неужели просто вернулся и лег в кровать, как ни в чем не бывало? — Это я у тебя хотел спросить, — «заключенный» чуть склонил голову вбок. — Ты разговаривал во сне. Все в порядке? — Правда? — романист моргнул и потряс головой, отгоняя остаточные воспоминания прочь. — Возможно дурной сон приснился… — Ничего, бывает, — Лука улыбнулся вымученной улыбкой. Еще раз взглянув на него, Орфей понял, что что-то не так. — Что такое? — быстро спросил он. — Голова болит? — Д-да, — Лука даже не стал спорить и болезненно поморщился. — Не так сильно, конечно, как могло быть, но неприятно… Орфей сочувственно посмотрел на него и поспешно встал с кровати. Он помог изобретателю пройти в зал и усадил его в кресло. Лука сильно жмурился и держался за голову, не говоря ни слова. Решив попросить о помощи Аду, он попросил его подождать и снова прошел в их общую спальню. Разбудить девушку оказалось не сложно и она проснулась сразу же, как только он потряс ее за плечо. — Прошу прощения, мисс Месмер, — Орфей старался говорить тихо. — У Луки голова разболелась. Можете его осмотреть? Она коротко кивнула и быстро собралась, взяв с собой свисток и аптечку. Орфей проводил ее взглядом и снова вернулся к себе на кровать. Его тетрадь лежала рядом на тумбочке, а не в кармане пальто, и это показалось ему странным. На секунду он подумал, что все события, которые случились с ним возможно просто плохой сон, и не стоит придавать им значение, однако из любопытства раскрыв тетрадь, чтобы привычно посмотреть записи он вздрогнул. Приглашение так и лежало внутри вместо закладки, а мелко исписанный текст остался на листах. Это все действительно произошло. Он отложил перо и карточку в сторону и медленно прочел все записанное, снова переживая случившееся у себя в голове и чувствовал, как внутри начинает кипеть кровь. Он не соврал Алисе, когда говорил ей все, что думает об этом. Взгляд сам собой переместился на спящую Эмму — она даже не подозревала ничего. Орфей снова взял в руки приглашение, долго разглядывал подписи на нем, а потом резко разорвал его пополам. Затем еще на две части, и еще. Он хотел уничтожить все, что касалось этих воспоминаний и не собирался ничего и никому о них рассказывать. Внезапно разорванные клочки бумаги рассыпались пеплом, который тонкой струйкой скользнул к его рукам и вытянулся в форму изящного вороньего пера с острым концом. Его записи в конце остались незаконченными. Он долго смотрел на текст, обдумывая все снова и снова и в итоге сделал еще одну запись, крепко держа в руках новое перо:Эмма Вудс невиновна в случившемся. Она не заслуживает наказания.
Чернила, которыми он писал были ярко-красными и сильно выделялись на бумаге, а закончив запись, романист ощутил острую боль на тыльной стороне ладони. Словно невидимый скальпель вырезал на его коже символ — одну из «голов» той самой гидры, что мелькала на приглашениях. Романист мрачно подумал о том, что возможно взял ее ношу на себя, но он не жалел о принятом решении. Алиса сама предоставила ему право решать. И он решил. Быстро спрятав перья и тетрадь в пальто, он снова лег в кровать и притворился спящим, чтобы Ада и Лука ничего не заподозрили. Близился новый день...