«Ужасная трагедия»
«Непоправимая потеря»
Они умудрились всё обставить так, будто бы кому-то было дело до моей смерти. Нет. Всё было совсем не так, и я это точно знаю. Им станет дело только тогда, когда они поймут, что виноваты в том, что со мной произошло. Я не собиралась кому-то что-то доказывать своей смертью. Я не настолько глупая. Моя смерть доказала лишь то, что я не смогла приспособиться к этому миру, не получила базовые настройки Вселенной, чтобы справиться с тем, с чем мне пришлось столкнуться. Я была слишком умной для кого-то. Слишком плоской для некоторых. Слишком удобной для пары человек. Слишком не такой, какой принято быть для всех. Я оказалась ошибкой, которую нужно было исправить. Ну, раз уж мне не посчастливилось понравиться, то повезло хотя бы найти способ устранить неполадку. Ну, же, Пэнси, я вижу, как ты смотришь на эту коробочку гламурного изумрудного цвета. Я специально выбирала этот цвет для тебя, ведь он тебе так нравится, словно на Слизерин тебя определила не Шляпа, а ты выбрала этот факультет только из-за модного оттенка. Что же тебя сейчас так пугает: моя подпись, которую ты точно узнала, или ты просто догадываешься, что лежит в этой коробке? Я стою у тебя за спиной, я слышу, как твоё сердце выскакивает из груди, как оно быстро стучит. Тебе кто-то когда-то говорил о том, что у страха есть свои вибрации, свой вкус и даже оттенок? Скорее всего, что нет. Я бы обязательно тебе сказала об этом, но не могу. Пока что не могу. Мне нравится наблюдать за тобой, за тем, как бегают из стороны в сторону твои бездонные тёмно-карие глаза, которыми так восхищается твой парень — Теодор Нотт, которому ты несколько часов назад изменила с его другом — Драко Малфоем. Что больше тебе мешает нормально дышать, Пэнси Паркинсон? Моё внезапное появление в твоей жизни, полной дерьма или чувство вины перед тем, за кого ты собираешься выйти замуж после выпуска из Хогвартса? Ты очень забавная, Пэнс. Правда. Твои дрожащие руки не решаются открыть коробку. Я знаю, что ты хочешь просто выбросить её, забыть о ней, словно ты никогда её не видела, но ты не можешь этого сделать. Я точно это знаю, иначе ты бы уже это сделала. Аккуратный почерк на крышке выдал меня с первых секунд, так ведь?От серой мышки Джин
Помнишь, как ты называла меня так? Это может показаться милым, но ты же преследовала тогда совсем другую цель, Пэнси? Ты не была моей подружкой, но почему-то решила, что знаешь меня лучше, чем кто-то другой. Тебе вздумалось, что ты можешь позволить себе привселюдно унижать меня, а теперь так дрожишь перед простым напоминанием обо мне. Ты знаешь, что ты виновата. Всегда это знала, но пыталась затолкать эти мысли глубоко под корку сознания, но я-то наблюдала за тобой. Паркинсон сидит на полу, её руки подрагивают, но она всё же решает наконец-то открыть коробку, где лежит только небольшой волшебный шар. Внутри него переливается красивый перламутровый дым, но Пэнси боится прикоснуться к холодному шару, потому что об него легко можно обжечься. Они проходили на Прорицаниях подобные магические артефакты — что-то вроде портативного омута памяти, для которого не нужно извлекать воспоминания — они уже заперты внутри шара. Просто нужно прикоснуться, но это так страшно. Она же знает, от кого эта коробка. — Зачем ты вообще притащила это сюда? — приговаривает Пэнс и отворачивается от коробки. — Дура ты, Пэнс! Просто выбрось это дерьмо. Она бы с радостью, но страх сильнее. Если эта посылка дошла ей спустя три месяца после смерти Грейнджер, то где гарантии, что через три месяца не придёт ещё одна? Или ещё чего хуже: такая же придёт кому-то другому, что обернётся громким скандалом и новой волной разбирательств. — Грёбанная Грейнджер! — выкрикивает Пэнс. — Не уймёшься никак! Сука! От тебя дохлой даже проблемы есть! Паркинсон закрывает глаза и пытается выровнять дыхание, но ничего не получается. Становится только хуже. Уши начинает закладывать, а виски разрывает от несносной боли. Ей через полчаса нужно быть в Большом зале, а не сидеть в этом душном кабинете чар, уставившись на чёртову коробку. Она сегодня и без того на нервах, а теперь ещё и это. — Сука! Сука! Сука ты, Грейнджер! Гори в аду, блядь! Ей нужно успокоиться, нужно утихомирить разгоревшуюся панику под кожей. Паркинсон подрывается с места, отшвыривая ногой коробку подальше от себя. Нет, она сейчас не готова прикоснуться к этому шару. Тонкие пальцы сжимают подол короткой юбки, а правая нога начинает подрагивать в колене. Она вернется сюда после ужина, а пока что стоит просто захлопнуть за собой дверь этого пыльного и всеми забытого кабинета. Вряд ли сюда кто-то решится зайти, а она придёт потом, когда нервы перестанут бить фонтаном через край. Осталось только нацепить на мордашку свою дежурную улыбку, чтобы не объясняться перед Блейзом и Тео за недовольное и обеспокоенное выражение лица. Пэнс закрывает глаза в очередной раз и выдыхает, как будто это хотя бы когда-то помогало. Спустя минуту она всё же выходит из кабинета, захлопнув дверь намного громче, чем рассчитывала. Она не контролирует себя, а перед глазами витает образ чёртовой коробки — «привета» от Грейнджер, будь она проклята. До ужина ещё полчаса, но ноги буквально не несут её. Пэнси останавливается через каждый шаг, хватаясь руками за голову, которая раскалывается на миллион осколков из-за несносной головной боли. Ей тяжело дышать, будто бы в лёгкие кто-то насыпал пресного пепла. Под носом чувствуется отвратительный приторный запах вишнёвого цвета, от которого ей не удаётся избавиться уже который месяц. Почему именно он? — Ты что тут вздыхаешь, Пэнс? — к ней из-за спины подходит Блейз. — Я думал, что ты ушла с девчонками. — Нет… то есть, я была с ними, но решила, что с этими клушами мне нечего делать, — отмахивается она, пытаясь отыграть своё коронное безразличие. — Они опять начали обсуждать у кого длиннее, а меня такие разговоры утомляют. — Ну да, ты же у нас хранишь целомудрие для Нотта, — подмигивает Блейз. — Ты в таком хорошем настроении, — неуверенно произносит Паркинсон, кидая на Забини слегка обеспокоенный взгляд. — А чего мне расстраиваться? С тобой точно всё хорошо, Пэнс? Ты выглядишь… не очень здорово. — Я устала. — Смешно шутишь, Паркинсон. Неужели даже после своей смерти эта гриффиндорская выскочка решила только её достать? Пэнс сцепила зубы и, подняв гордо подбородок, более уверенной походкой направилась в сторону Большого зала, оставляя Забини где-то позади. Теперь под рёбрами начала бурлить ещё и злость. Почему только она? Ведь эту Грейнджер доставали все, кому не лень, и Блейз не был исключением. Порой он весьма жёстко попускал несчастную гриффиндорскую мышь, но сейчас за всё отдувалась только Пэнс. Это бесило. Она садится на своё место, но в голове такая каша, что не хочется даже смотреть на еду. Ей бы сейчас куда-то на свежий воздух, подальше от глаз Малфоя, Нотта и Забини, перед которыми нужно сохранять спокойствие. Её совсем не трогает то, что час назад она стонала под Драко, как и самому Малфою на это плевать, а вот изумрудная коробка, подписанная аккуратным почерком заставляла ёрзать на месте. В какой-то момент Пэнс даже начинает дёргать правой ногой под столом, совсем потеряв над ситуацией контроль. — Ты что притихла? — Тео кладёт ей руку на колено, успокаивая нервный тик девушки. — Что-то случилось? — Ты не против, если я сегодня проведу вечер в компании с самой собой? Мне нужно кое-что обдумать. Она обязана вернуться в тот кабинет. Ей нужно прикоснуться к этому шару, чтобы закрыть этот вопрос. Она не позволит Грейнджер быть лучше даже после смерти, нет. Она же — Пэнси Паркинсон — всегда лучше, чем какая-то плоская и уже давно мёртвая заучка с красно-золотым уродским галстуком на шее. — Как пожелаешь, — Тео пожимает плечами и снова возвращается к своему рагу. — Увидимся в гостиной, — моментально выпаливает Пэнс и подрывается со своего места. Ей хочется, чтобы на это резкое движение обратил внимание Малфой, но он даже бровью не повёл. Ему абсолютно плевать, словно Паркинсон — просто пустое место. Она не привыкла к подобному отношению к себе. И только мысли о коробке от Грейнджер сдерживают её от колкости в сторону одногруппника, но она обязательно ещё припомнит ему это, когда покончит с напоминаниями о прошлом — ужасном и мерзком прошлом с дурными оттенками львиного факультета. По пустующим коридорам Хогвартса раздаётся эхо цокота её каблуков. Она спешит, потому что страх не отпускает её. А что, если кто-то решил заглянуть в кабинет? Что, если кто-то уже прикоснулся к этому злосчастному шару и узнал то, что не должен был? Грейнджер заставляет её нервничать, даже будучи давно съеденной червями. — Мерлин, как только можно быть такой навязчивой, Грейнджер? — сквозь зубы шипит Пэнс, снова оказавшись в кабинете. — Ты правильно сделала, когда решила сдохнуть. В этот раз она не медлит. Просто открывает коробку и сразу же касается шара, чтобы вновь не встрять в долгие и мучительные размышления. Огромная просторная комната, которая отдалённо напоминала ей одну из гостиных её семейного поместья. Такие же высокие потолки, большие окна, очень много света и много-много живых цветов вокруг. — Привет, Пэнси Паркинсон, — раздаётся её голос у неё за спиной. — Я рада, что ты всё же решилась заглянуть ко мне в гости. — Что тебе нужно от меня? Какого дементора, Грейнджер? Почему ты не оставишь меня в покое? — А разве должна? — Гермиона стоит в нескольких шагах от неё. На ней красивое светло-розовое платье чуть выше колен, волосы аккуратно лежат на плечах, а на лице застыла миловидная и невинная улыбка. А ещё очень бледная кожа, как у мертвеца, но ведь так и должно быть — она же умерла, это просто иллюзия. — Ты сдохла, Грейнджер! — давясь слезами выкрикивает Пэнси. — Тебя больше нет. Знай своё место, грязнокровка! — Смешно это слышать, когда моё место уже давно занято, Пэнси. Её голос сводит с ума. Пэнси закрывает глаза, но всё равно продолжает слышать, как Грейнджер говорит. Она так сильно ненавидит её, так сильно радовалась её смерти, хотя и понимала, что это неправильно. Сердце подсказывало ей, что так нельзя, но она ничего не могла поделать с собой. — Зачем ты это делаешь? Ты этим ничего не изменишь, Грейнджер! Ты — просто воспоминание. Ты — ничто, простая иллюзия. — Да, я ничто. Я — серая мышь, заучка, плоская доска. Я — уродина, да, Пэнси? — Заткнись, просто заткнись! — Ты так отчаянно ненавидела меня, Пэнси. Я только после смерти поняла, как сильно ты меня ненавидела. Или нет? Кого больше ты ненавидела: меня или себя? От неё пахнет вишней. Это ещё больше заставляет ненавидеть её. Пэнси ненавидит вишню, не переносит этот сладко-приторный запах. Ей так хочется смыть его со своей кожи. — Прелесть подобных воспоминаний в том, что они абстрактные, — Гермиона делает шаг, подходя ближе к Пэнс. — Я говорю только то, что думаешь ты. Я делаю только то, что представляешь себе ты, Пэнси Паркинсон. Я просто оставила свой образ в этом шаре, а всё остальное — это ты. — Исчезни! Просто свали с моей головы, Грейнджер! — Ты ненавидела себя так сильно, что решила, будто эту ненависть излечит только моя смерть, да? Ты же виновата в том, что я сделала, не так ли? В этом была правда, от которой Паркинсон продолжала отмахиваться даже в этот самый момент. Ей противно слышать и видеть Гермиону, из уст которой льётся горькая правда. — Моё место занято, да, Пэнси? — продолжает Грейнджер. — Моё место заняла ты, Паркинсон, но тебе легче не стало от этого, правда? — Замолчи, тупая сука! Просто заткнись! — Он не перестал меня любить, да? И тебя он не полюбил? Он хочет, чтобы ты пахла вишней, чтобы ты носила коричневый джемпер и сменила шампунь, да? Он хочет, чтобы ты была похожа на меня, Пэнси. И ты превращаешься уже в меня. Так кого же ты тогда ненавидишь больше? Она громко плачет, лишь бы заглушить голос Грейнджер, но это вовсе не помогает. — Ты заставила меня поверить в то, что я — бракованная, неправильная, уродливая и никому ненужная. Ты виновата, Пэнси Паркинсон. Потому что оказалось, что на самом деле, это ты — бракованная, неправильная, уродливая и никому ненужная. Это была гостиная Малфой-Мэнора. Она поняла это в последнюю секунду перед тем, как Гермиона исчезла. Она всё ещё слышит её голос. Не видит больше её перед собой, да и дымка в шаре пропала, но вот голос продолжал звучать в голове. Пэнси поджала под себя ноги и положила голову на колени. Смерть Гермионы не сделала её счастливее. Всё стало только сложнее, потому что больше некого винить в том, что Малфой ей не принадлежит. Пустота поселилась в ней, пустила корни глубоко в душе, отравляя каждую клеточку организма. — Чёртова Грейнджер… — тихо всхлипывает Пэнси. — Просто гори в аду… Это всё равно уже ничего не изменит. Через час Паркинсон будет лежать в объятиях Тео — живая и почти невредимая, а вот Грейнджер так сделать не сможет. Это просто больное напоминание о том, что случилось месяцами ранее, но не более того. Да, Пэнс, для тебя это сейчас выглядит, как простое напоминание, но потом это превратится в гниющую рану. Твоё сердце и душа порочны, пропитаны ненавистью и яростью, которые разрушают постепенно твой внутренний мир. Я ведь за тобой наблюдаю, Пэнси Паркинсон. Я ведь вижу, что с тобой происходит. Прямо сейчас я сижу напротив тебя, а ты меня не видишь. Я чувствую твою боль, твой страх и твою безысходность. И мне тебя не жаль, хотя раньше я была уверена в том, что ты можешь всё изменить. Но это было до того, как ты стала первой причиной, по которой я решила умереть.