Лечиться, греться, повторить

      Моблит не слышал своего раздирающего крика. Он не ощутил, как замерло сердце, словно перестав стучать от жуткого хода вражеского солдата и её сдавленного хрипа боли. Не знал он, что его ясные глаза могут вмиг побелеть от увиденного, слившись с бледными белками. Не помнил он, как омертвевшие руки отпустили оружие, когда она безвольно отскочила от кристального столба и полетела вниз, напоследок стукнувшись затылком о торчащий отступ. Не чувствовал он, как застыла кровь в жилах от увиденной багряной лужи, что увеличивалась и растекалась из-под её плеча.              Нарушив устав, не помня рванул вперёд с громким воплем: «Ханджи-сан!». Не потеряв она сознание, пожурила бы прилюдно, но наедине в лаборатории одёрнула бы его рукав и пробормотала, мол: «Моблит, я не серьезно тогда, это так, для остальных». Для остальных, офицер Бернер исполнял свой долг, под обстрелами пробираясь к своему раненному командиру. Для себя в душе, беспамятно влюблённый Моблит бежал спасать любимую женщину. И лишь шокированный Армин, очнувшись от испуга, стал случайным свидетелем шепота его губ, и того, что именно они шептали.              В повозке женщина очнулась. Ханджи молчала, старалась сдерживаться при детях, но Моблит, слыша приглушённые стоны, чётко видел спиной её мучения от неминучей тряски в дороге. Каждая колдобина, каждый бугорок сообщали всем о её физических страданиях. В такие моменты Моблит нелестно выражался, тихо ругаясь на собственные навыки вождения, что уже не казались такими отточенными. Потом все было как в тумане: сражение в районе Орвуда, уничтожение Рода Райсса… Плечо он перевязал сам — Ханджи потеряла достаточно крови, но умело затянутый жгут его ветеранской рукой частично устранил проблему. Со временем показался неизвестный врач, в полевых условиях наложивший на рану командира грубый шов. Известил, что будет уродливый шрам. Сам он уродливый, разве может какая-то сморщенная кожа избавить Ханджи от её красоты? Внутренней, в первую очередь. Рубашка во всей плечевой зоне окрасилась в грязно-красный, но Ханджи отдавала чёткие приказы и стремилась поучаствовать во всем, не показывая человеческой слабости.              Вернулись в штаб лишь спустя несколько дней, измученные нахлынувшими событиями и тяжелой дорогой, утомленные разведчики разбрелись кто куда. Моблиту хотелось поскорее очутиться в кровати, залезть под старое, такое родное одеяло, и выпасть из внешнего мира хотя бы на полчаса. Но прежде, предстояло завершить одно дело, иначе он не сможет спокойно заснуть. Несколько дней прошло, и рана майора нуждалась в качественном осмотре и повторном перевязывании. Кроме того, наспех оказанная первая помощь охватывала только плечевую часть — вдруг они пропустили ссадины в других местах? Обстоятельства могли её отвлечь, и Ханджи просто упустила свои ощущения. Или промолчала в свойственной манере.              Поборов внутренний порыв проверить сию минуту, Моблит всё же решил заскочить в душ. Половина недели за пределами штаба сказались на каждом, и смыть всю прилипшую грязь казалось правильным решением. Не хотелось сделать процесс осмотра дискомфортным для командира, к тому же самому было неприятно пахнуть чем-то помимо травяного мыла. По телу прокатилась легкая волна удовольствия от набежавших из душа капель. В детстве Моблит усвоил простую истину: как бы скромно ты не был одет, чистоплотность всегда украшала больше любых тряпок.              Наспех натянул чистый комплект формы на непросохшее тело, вылетая из душевой. По прибытию майор пожелала отдохнуть, оставшись в своём кабинете. Добравшись к двери, Моблит осторожно постучал — вдруг провалилась в сон. Услышав негромкое разрешение войти, тут же дернул ручку. Ханджи растянулась на диване, от усталости закинув ногу на ногу. Здоровой рукой подперла голову, ремни УПМ небрежно ослабила, несвежая рубашка торчала из-под брюк и оголяла выраженный пресс, кожаный пояс валялся где-то у ножек соседнего кресла. Красота. Моблит вздохнул, делая шаг навстречу. Ханджи неохотно распахнула веки, тут же расплываясь в легкой полуулыбке. Обрадовалась:              — О, это ты. Зачем пришёл ко мне?              Моблит опомнился, вспомнив точную причину своего визита. Ведь он совсем не продумал, как сообщит майору, что ему придётся её раздеть и тщательно осмотреть не только полученную рану, но и кожу на подмышках, ключицах, ребрах и… груди. Да, жар сам прибил к лицу. Ханджи непонимающе на него уставилась, и он, сглотнув, несмело начал:              — Майор, вам нужно промыть шов и сменить грязную повязку. Кроме того, я подумал, что вы могли быть ранены в других местах. Позволите вас осмотреть ещё раз? — на последних словах голос дрогнул, но Моблит довёл мысль до конца.              Ханджи сморгнула, окинув взглядом саму себя, поджала ноги. Помощник тут же встрепенулся, помогая ей принять сидячее положение. Страшила пробежавшая мысль, что он не сможет спрятать свой смущённо-любопытный взор. Смущённый точно.              — Да-да, конечно, как скажешь, — устало затрясла затекшими ступнями. — Ох, ну и деньки выдались… Так что, мне раздеваться?              — Нет, что вы, подождите, — он в панике замахал ладонями, получая её снисходительную усмешку. — Я отвернусь! Или может, вы хотите, чтобы вместо меня Ниф…              — Та сплюнь, Моблит, кому я ещё так могу довериться? — она прыснула от его реакции. — Ну, чего стоишь, как не родной?              «Легко вам говорить, Ханджи-сан».              Он поспешно отвернулся прежде, чем эмоции проявились на его незагорелом лице. Майор доверяла ему больше других? Сказанная фраза звучала отрадно, и Моблит внутренне ликовал от проявленного внимания. Пусть оно и значило для него больше, чем для самой Ханджи. Однажды он решится, набравшись смелости, раскрыть майору о своих глубоких чувствах, но не сейчас. Когда-нибудь, позже.              Командир зашуршала фиксаторами ремней, как вдруг притихла.              — А хотя, помыться хочу, до перевязки, — ему послышались ноты лукавства. — Наберёшь мне ванну? Замееерзла, — словно ребёнок, майор схватилась за голову и жалобно протянула последнее слово.              Моблит удивленно развернулся обратно, глядя в её совершенно серьезные глаза. Он и сам думал предложить ей отогреться после. Если подумать, командир не намочит новую повязку, и он спокойно выдохнет, зная, что ему не придётся краснеть от повторного перевязывания. Оставалось только нагреть воду для командирской купальни, а после он закроет дверь в её кабинет… Нет, даже отряду знать не стоит, не то дурные шушуканья о Ханджи не ограничатся «сумасшедшей военной, ненормальной учёной, неадекватной начальницей, болеющей титаноманией…». Список регулярно пополнялся, но допустить, чтобы поговаривали о том, что майор спит со своим подчиненным… Моблит бы себя никогда не простил!              — Можешь прямо там меня осмотреть, я как раз буду без одежды, ха-ха! — совершенно не смущаясь хохотнула она, легонько хлопая ассистента по руке.        Пунцовые щёки кричали громче изумленного Моблита, что замер, забывая дышать. Мысль была самой логичной. Какая же майор непритязательная! И смотрела на него так, совсем проникновенно, не отпуская рукав рубашки. Ханджи совсем расслабилась, и в наклоне головы внезапно подметила:              — Ты, я смотрю, и сам весь мокрый, — губы, её прекрасные тонкие губы маячили перед взором. Майор вдруг напряглась, пройдясь языком по верхней. — И волосы такие мокрые… Так, всё, приходи в себя и беги набирать ванную! — увидев его нерешительность, отчеканила: — Это приказ. Приказ командира.                            Приказа ослушаться он не мог, и Моблит на автомате побрёл его исполнять. Вода в деревянной ванне была не слишком горячей — на теле майора наверняка немало свежих ссадин. За спиной послышались хромающие шаги. Ханджи.              — Командир, вы что! Я бы за вами пришёл, помог дойти, — Моблит в панике развернулся, вскакивая с принесенной им табуретки.              Ханджи заливисто рассмеялась, неловко наведя здоровую руку за спину.              — Да я тут, это, как почувствовала, — придерживаясь за бортик, поводила рукой по глади нагретой воды. — Ммм, как тепло! Уже можно?..              — Да можно, можно, — Моблит по-доброму покачал головой, видя её ребячество, и поспешил отвернуться.              Прямо за его спиной происходило самое желанное действо из возможных — любимая женщина поочередно стаскивала с себя брюки, затем наверняка рубашку, а затем всё, что было под низом. Раздевание длилось нарочито медленно, ведь майор орудовала одной рукой. Тело напряглось от мысли, что темная копна волос бессильно расположилась по её покатым плечам, укладываясь в произвольном порядке и срывая с губ командира несдержанный стон от распущенного тугого хвоста. Спина намокла, как он представил её изящные щиколотки, поджарые икры, мягкие складочки под коленями, что наверняка так приятно было бы целовать, и то, куда переходят её широкие упругие бёдра… Захотелось самому окунуться в воду, желательно ледяную аж до крика — он когда-нибудь перестанет фантазировать о таких непристойных вещах? Ведь Ханджи стояла прямо за его затылком, напевая под нос невнятную мелодию и кажется, ногой толкнула гору одежды куда подальше. Тёплая улыбка на мужском лице. Она не меняется.              — Я почти всё…              Расслышанная реплика вывела из транса. Моблит принял её за знак, поспешив развернуться и приступить к делу, но… Но он повернулся слишком рано. Ресницы распахнулись, а губы едва сдержали шумный вздох от вида её гибкой спины и округлостей бёдер, что не успели скрыться в прозрачности воды. Она, словно зная, что находится под его пылким присмотром, вытянула запястье, и исполняя игру, маняще оголила вытянутую шею, перекидывая волосы на здоровое плечо.              «О чём я только думаю?! — её спина слегка прогнулась назад. — Нужно отвернуться, сейчас же».              Голова неохотно дернулась, глаза потупились в набухший от влажности пол. Наполненная вода в плеске качнулась, извещая о полном погружении её тела.              — Моблит? Я всё, можем начинать.              Он развернулся через другое плечо, шурша взглядом в поиске оставленных медикаментов.              «Не смотреть на командира, не смотреть на командира».              По всей видимости, Ханджи свесила здоровую руку в поисках джутовой мочалки, так, что та мелькнула в его глазах. Она блаженно промычала, греясь от вечерней прохлады, начала растирать омертвевшую кожу. Ванна наполнена не до краев, чтобы её травмированное плечо и верхняя часть туловища оставались в воздухе. Грудь тоже не скрылась в прозрачной воде. Промыв спешно ладони, Моблит кашлянул:              — Майор, я начинаю.              — Давай уже! А то вода быстро стынет.              Моблит поднял глаза. Ванна стояла боком, и Ханджи сосредоточенно тёрла левое бедро, вытянув ногу во всю длину. Он опустился на табурет, нервно облизнув губы. Осторожно потянулся к раненному плечу, но Ханджи дернулась от его прикосновения, резко разворачивая глаза. Зачем она так на него смотрит? Неловко. Моблит замешкался, опустив взгляд, дрожащими пальцами начал плавно разворачивать повязку. Чем дальше он разматывал, тем громче мычала Ханджи, болезненно прикусив губу. Шов совсем новый, и кожа наверняка не успела затянуться полностью, раз с каждым новым слоем ткань темнела всё сильнее.              — Простите, майор, я стараюсь, — заявил он с тревогой, стараясь дышать неглубоко, поменьше вдыхая аромат запекшейся крови.              — Порядок, терпимо. Только ты у меня такой, Моблит, — Ханджи заговорила мягче, придавая голосу ласковые интонации.              Слова проникли в сознание, и он отчаянно убедил себя, что эти слова произнесла его внутренняя Ханджи. Последнее движение, и вот пред его взором показалась засохшая кровавая рана. Растерявшись, вероятно дернул сильнее, и Ханджи мучительно вскрикнула, ширя карие глаза под запотевшими очками.              — Командир!              — Всё хорошо, Моблит, всё хорошо, — проглотив новый стон боли, попыталась убедить его в обратном. — Просто продолжай, ладно?              Он тут же кивнул, активнее орудуя спиртовым раствором. Слова можно заглушить, но плоть выдавала её сполна, когда Ханджи сотрясалась на дне ванны. Уже было не важно, что она обнажена, и Моблит незаметно задержал взгляд на ложбинке открытой груди, рассматривая грубый шрам. Не имело значение, что в периферийном зрении мелькало тёмное пятно под тяжестью воды, где-то между усталых мышц бёдер. Он совершенно точно старался забыть её ладную линию шеи, что так красиво открывалась его художественному взору. В памяти держались вздымающиеся соски, что мерзли в холоде сквозняка, и то, как её пальцы сжимали пушистую мочалку… Моблит готов был поклясться, что всё бы отдал, лишь бы ощутить вес её бёдер на своих плечах, и эти пальцы в своих волосах. У неё больше шрамов чем он думал, они красовались даже на её ступнях. Так близко майор пахла лесной свежестью и остатками вербенового мыла, которыми пропиталась основа мочалки.              Чем больнее становилось, тем теснее она жалась к нему, хватаясь за запястье, впивалась ногтями в мокрую рубашку и взглядом искала его смущённые глаза. Последний раз Моблит видел командира в скрипе старого диване. В рассеянной теплоте воздуха он видел только взмокшее, полное боли и внимания к нему лицо Ханджи. Не командира.                                                                      Карие зрачки сверкают и становятся больше, связывая невидимой нитью его ореховые глаза. Тонкие губы маняще блестят, и стекающая капля с чёлки ударяется прямо о них, делая те ещё более влажными. В купальне становится жарче, и Моблита одолевает нестерпимая жажда. Хочется снять с себя липкую от пара одежду, и оказаться рядом, в этой глади остывшей теплоты. Он мечтает её согреть. Лишь бы только эти ноги обнимали его талию, не давая воздуху проскользнуть между их горячими телами. Лишь бы только эти губы кричали от его умелых пальцев, приказывая продолжать. Лишь бы только эта грудь вздымалась над его лицом, предоставляя шанс обхватить губами разгоряченную кожу сосков. Лишь бы только эти вскинутые брови сводились не в мучениях, а в неудержимой истоме. С намокшей каштановой чёлки всё течёт и течёт, и он сам промокает насквозь от одного её жадного взгляда. Она, точно мифическая выдумка из сказаний, тянет свои смуглые руки к нему. Кровавая ватка уплывает в остывшую воду, размокая, как их прежние сомнения. Так ли ценна жизнь, раз они бегают по кругу, упуская моменты простой и чистой нежности? Моблит покрывается мурашками, что набегают от её нежных поглаживаний мужской щеки. Ресницы прикрыты в своей таинственности, и он готов поклясться, что не помнит, как она адресовала столь чувственный взгляд кому-либо ещё. Силуэт мокрой женщины притягивает врачевателя, желанно увлекая в их первый поцелуй.                                                                      В коридоре ни души, и у него нет нужды изъясняться. Окна через один распахнуты, и ставни бесшумно замирают от вечернего ветерка. Ночного, он бы поправил, и на его напряженные руки падает свет неполного месяца. Женщина утыкается в его подмышку, щекоча носом ткань накрахмаленной рубашки, легонько толкается в его объятиях. Заливистый смех слышен только им. Её ноги в коленях свисают в воздухе, пока Моблит несет на руках мускулистое и до абсурда невесомое тело. Ханджи спокойно удержалась бы на своих двух, но он вызвался донести её до комнаты, а она и не сопротивлялась. Больной нужен покой, раненное плечо требует восстановления и крепкого сна. Моблиту хочется верить, что тёплая ванна поспособствовала этому, а касание его губ растворилось в аромате спиртовых лекарств, и ему не будет так неловко смотреть в её большие глаза. Ханджи что-то несёт, неразборчивые фразы бросает свои расслабленным голосом, задавая вопросы, не получает его вразумительных ответов. Замолкает на миг вместе с ним, а потом продолжает болтать без умолку, словно так и надо.              Предпоследний этаж штаба, левый закуток поодаль лестницы. Как давно майор последний раз ночевала в своей комнате, а не истощенно падала на старый диван лаборатории? Она тянет руку и помогает ему, отворяя дверь. Он уже бывал здесь — «принеси, где-то у меня в комнате» Моблит впитал, как слоган их совместной службы. Путь к кровати освещается всё тем же месяцем, сквозь самые крупные окна в штабе. Комната опрятна и почти не пахнет пылью — завтра он приберётся здесь, всё завтра, лишь бы уложить беспокойного командира поспать. Он делает последний шаг к её кровати, прежде чем осторожно уложить Ханджи на бок — излюбленная поза сна на животе теперь невозможна на добрые пару месяцев. Спина тоже не подходит — ворочаясь, командир может разодрать засохшую корочку раны и незаживший шов. Придётся научиться спать неподвижно, лицом к стене. Ханджи молчит и не двигается, чувствуя, как его пальцы вертятся вокруг её ступней, стягивая поношенные кожаные башмаки. Считай домашние, те, что она часто надевала перед сном. На ней простая белая футболка и свободные штаны, комплект ночной «униформы». Последняя деталь, конечно, свежая повязка, обездвиживающая руку будто при переломе.              Майор уложена в постель, и ему нет смысла оставаться в любимой комнате. Блокируя свет, он пробегается глазами в поисках спасительного дела, на которое он может потратить ещё пару минут, оставаясь с ней чуть дольше. Ничего. Избегая неловкого взгляда напоследок, стремительно проносится мимо её постели, но Ханджи резко приказывает подождать:              — Моблит, ты ничего не хочешь мне сказать?              — Что бы вы хотели услышать, командир?              — Твои мысли по поводу недавнего происшествия, — с каждым слогом она притихает, сверля стену. Ждёт его объяснения.              — Виноват, командир, — стыдно признать себе как солдату, что он, Моблит Бернер, не сожалеет о нарушенном уставе. — Мне перед вами очень неудобно.              Ханджи молчит, слегка ворочаясь на покрывале. Он остаётся стоять — разрешение выйти не давалось.              — Кто я для тебя?              «К чему она клонит?»              — Командир и лидер отряда, в коем я состою. Вы моя наставница и командующая нашими совместными научными проектами, — Моблит нависает над ней, видя, как её густые брови сводятся на переносице. Хмурится.              — Кого ты мыл, Моблит? Честно отвечай, я отдаю приказ, — межбровная складка становится выраженной, а голос принимает остроту. — Скажи, что ты мыл своего командира, и я до конца жизни не буду тебе доверять.              Он поджимает губы, нервно бегая глазами в поисках графина с водой. Ханджи прислушивается, как он наполняет стакан, оживленно борясь с подкатившей жаждой. Потерять её благосклонность было бы выше его чести. Моблит слишком ею дорожит.              — Я мыл тебя, Ханджи. Не могу обратиться на «вы», это будет нечестный ответ.              Она поджимает пальцы в носках из тонкой шерсти — ветер вылетает из окна и пробегается по кругу, не разделяя между ними кислород. Оглаживая перевязанное плечо, шипит от дискомфорта.              — Ты не можешь врать своей пациентке, — Ханджи хочет услышать полную правду. — Моблит, побудь эгоистом хоть раз и признайся мне, о чём ты мечтаешь больше всего. Именно ты, в глубине души?              — Я… — Моблит решительно выдыхает, переминая вспотевшие ладони. — Я мечтаю сделать вас счастливой и любить столько, сколько мне лет отведено.              Она слишком устала, чтобы реагировать притворно. Ханджи ширит глаза под очками, немо распахивая губы, тут же складывает их в мягкую улыбку. На щеках красуются ямочки — она довольна.              — У меня так болит плечо. Мой врачеватель останется со мной, чтобы унять боль? — голос сипит сильнее, и для уверенности она добавляет: — Моблит, я разрешаю. Я всё тебе разрешаю, только останься со мной на ночь.              Она тихо кричит, не сдерживаясь, как на духу молит его исполнить свою мечту. Если он спит, пусть же никогда не проснётся! Ханджи зовёт громче. Моблит, не веря собственным ушам, в спешке стаскивает обувь и укладывается на бок лицом к ней. Последний раз она смотрела на него так всего полчаса назад, в стенах купальни. Сейчас он тянется первым, прижимаясь к ней так близко, как только возможно. Прикрыв глаза, мягко целует, приобнимая за талию. Этот момент эгоистично заполнит его память. Ханджи глубоко вздыхает, переключаясь на его нижнюю губу. От них веет прохладой и некой твердостью, но они всё равно нежнее, чем она представляла. Моблит утыкается в её очки, и скользко двигает рукой, убирая те на тумбочку. Куда большее значение имеют её теплые руки, оглаживающие его крепкие плечи. Ханджи тянется к нему и тянет на себя, закидывая бедро. Увлекшись слишком сильно, он забывается. Отпуская её губы, нетерпеливо оставляет следы на нежной шее, в несдержанности кусая за ушко. Слетает женский стон, и Моблита словно головой окунают в ту самую стылую воду. Он рвано одергивается, отодвигаясь подальше. Ханджи удивленно щурится, сжимая его бок.              — Моблит, ты чего?              — Я… Я подумал, что поспешил, ты же не говорила, что… Ничего не говорила, я это, — он запинается, подбирая слова. — Ты хотела просто поспать?              — Я хотела тебя, — она снова обнимает его, смещаясь немного вниз, запрокидывает голову. — Продолжай пожалуйста, я этого хочу.              Почему-то не хочется её целовать, не прямо сейчас. В этот миг важны лишь её глаза, которые он открывает полностью, пальцами откидывая упавшую чёлку. Какое же у Ханджи красивое лицо, в мягкости её доброй улыбки он видит одобрительную реакцию, только его шершавые пальцы забираются под футболку. Она издаёт стон, чувствуя его напористые прикосновения. Моблит поражён мягкостью её кожи. Ханджи смотрит мыльными глазами, наверняка видя лишь наброски черт его лица. Он поочередно обхватывает грудь, кружа ладонями, гладит, ощупывает, ласкает, мнёт. Очерчивает ложбинку, собирая ребром ладони капельку сладкого пота. И смотрит прямо в глаза.              — Так хорошо? Продолжать?              — О-очень, пожалуйста! — она жалобно смаргивает от затекших слёз наваждения.              Его сноровистые пальцы вертят соски, то останавливаясь подушечками на податливых, и по ощущениям крупных ареолах, то переключаясь на всю длину, он оттягивает и ловит её хриплый стон губами. В этом нет нужды, он точно знает, что соседние комнаты пусты и не имеют живых обладателей, но как же Моблиту нравится чувствовать её дрожащее тело. Она податлива, беспомощно отдаёт всю себя, дрожа на подушке с прикрытыми глазами. Ханджи тянется рукой к его животу, намереваясь принять активное участие в их создании любви, но Моблит елозит по покрывалу, и она распахивает веки, чувствуя касание его носа под коленкой. Его мягкие волосы вздымаются, как только она остаётся без брюк.              — Ты что делаешь? — она не может говорить чётко, и он улыбается, умилительно качая головой.              — Боль снимать буду. Ты же у нас в этом нуждаешься, забыла? — Моблит усмехается, раскидываясь между её ног. Закидывает бедро поверх шеи, так, что он лежит лицом к ней. Ханджи вдруг робеет, смущенно перебирая пальцами простыню. Сама же хотела, просила его, пусть не прямо, но Моблит слишком хорошо её знает, угадывая такие непристойные намёки. Мысли тлеют, когда указательный палец касается её сквозь намокшую ткань белья.              — Ммм!..              Моблит одобряет её реакцию и подключает ещё два, оглаживая чувствительную плоть. Преграда ещё никогда не значила так много. Он поддевает край резинки, и Ханджи закусывает губу от его неторопливых движений. Неустанно следит за ним из-под век. Скорее же! В растущем желании трётся бедрами, и Моблит ловко раздвигает ноги, пропадая из её взора. Голос непослушно выдаёт женщину, когда он пробует её впервые. Ханджи невероятно влажная, и у Моблита сносит крышу от её сладостного вкуса. Она хочет его, хочет его язык, губы, пальцы, всего жаждет! Моблит не закрывает глаза, осматривая её в белёсом свете месяца. Пальцами раздвигает складки, ныряя глубже, лишь усиливает давление языка, быстро-быстро кружа в определенном порядке. Где-то выше слышится неравномерное дыхание, словно кто-то отчаянно глотает кислород. На его макушку опускается здоровая рука, когда её обладательница жалобно всхлипывает от наплывшей пелены перед глазами. Пальцы тем не менее тянут за волосы нежно, не доставляя дискомфорт. Он поднимает открытые глаза, и Ханджи пылает от того насколько смело Моблит пожирает её взглядом. Он смотрит, Стены, как он смотрит! В языке нарастает усталость, но мужчина не собирается прекращать ласки. Подбородок влажный и слегка липкий, ему хочется облизать себя самого, слизать весь её сок, где бы он ни был. Клитор пульсирует и он прерывается, сжатыми губами оттягивая поочередно малые губы. Пальцы щекочут поджарый пресс, то мимолетно порхая по коже, то зарываясь в приятной мягкости её груди. Спустя время опускаются вниз к её крепкой заднице. Она уже откровенно не здесь, рвано двигаясь навстречу его порхающему языку. Моблит смыкает руки кольцом, притягивая её за ягодицы. По мягкой коже прилетает несильный шлепок. Слыша одобрительный вскрик, шлепает снова, легонько кусая за внутреннюю поверхность бедра, там, где самые нежные паховые волоски. Словно заведенный прибор, он просто не останавливается, держа сумасшедший темп, то всасывает чувствительную точку, то «подзывает» её изнутри, ощущая, как Ханджи туго сжимает его палец. Покрывало путается под её потной футболкой.              — Да, хааа, да!.. Стены, прошу…              Мускулистые ноги обхватывают его голову, сдавливая до предела. Его снятая наспех рубашка давно покоится поверх её башмаков, и шерсть на её ступнях несомненно колет его намокшее тело.              — Моблит!              Последний вскрик прежде, чем она проваливается так глубоко, как только позволяет матрас. Мышцы продолжают сокращаться, когда Моблит устало выдыхает, онемевшим пальцем выскальзывая из неё. Спина затекла, и он выгибается, осматривая свою любимую. Ханджи никак не может отдышаться, и Моблит пугливо придвигается в страхе, что она вот-вот потеряет сознание. Глаза закрыты и сжаты в напряжении, из губ срываются совершенно нечеловеческие всхлипы, пока она не может прекратить биться непроизвольных конвульсиях. Жар никак не отступает. Конечности расслабляются, и она, мыча, на ощупь находит его руку. Моблит сам переплетает пальцы, включая тот, что так горяч и липок от его стараний. Отдышавшись, они счастливо улыбаются, нескромно глядя друг другу в глаза.              — Ты… Ты!..              — Тшшш… — он подставляет палец к её губам, принимая сидячее положение. Её растрёпанные волосы будет трудно расчесать утром, но это не имеет значения в момент, когда он легонько целует её щеку. Затем горбинку носа, родинку под бровью, достаточно глубокую морщину на лбу, закрытое веко. Каждое поцеловал, каждому достались его любовь и внимание.              — Ещё, — её глаза всё ещё закрыты, и она лукаво улыбается в такт уверенному движению руки, что опускается на его возбужденный пах. Дразня, теребит сквозь плотные брюки. Желание принято, нужно исполнять. Метал пряжки щёлкает, и его рваные движения не сразу приносят результат. Форменные брюки падают на её истоптанные башмаки вместе с бельём.              Словно не она только что испытала свой самый сильный оргазм. Словно не он облизал вкусные губы, что онемели с непривычки. Словно не их тела освещал яркий свет в тот миг, когда Моблит поднялся на негнущихся ногах, только чтобы лечь снова, удобно устроившись у её спины.              — Давай попробуем так. Не стоит дергать твоё плечо.              Ханджи тихо охает, когда он осторожно вдавливает её в стену, нуждаясь в пространстве. Не слишком церемонясь, Моблит резко задирает футболку, утыкаясь щекой в её влажную шею.              От проскочившей мысли, что обычно собранный и доброжелательный ассистент так рвётся к ней, в возбуждении проявляя скрытую натуру, у Ханджи пересыхает в горле.              «Какой же он!..»              — Ну, давай же, — в голосе читается хитроватая улыбка, когда он грубовато подхватывает её бедро, утыкаясь твёрдой плотью в задницу.              Ханджи нетерпеливо ворочается, пытаясь протянуть здоровую руку к члену, но это откровенно неудобно, учитывая, что она буквально вжата между стеной и его сильным телом. Он так крепок, весь он, мышцы живота, груди, рук и сильнейших ног чётко ощущаются её наготой. Моблит выносливый и порой агрессивный солдат на поле боя, не уступающий ей в опыте, но в их личной битве она послушно сдаётся, проигрывая его внутреннему желанию. Наконец, он располагается у её входа, поддразнивая, трётся о влажную промежность. Ханджи слышит его тихое рычание и намокает сильнее, заводясь до невозможности. Плавный толчок, и она звонко хныкает, пытаясь привыкнуть к его размеру. Естественной смазки так много, что это не составляет трудности, и они протяжно стонут от нахлынувших ощущений. Его горячее дыхание обжигает ключицы, когда влажный язык скользит по солоноватым от пота изгибам шеи. Моблит не оставляет без внимания ни сантиметр её тела, мягко прижимаясь к её раненой руке, устремляет ладони к качающейся груди. Сжимает ревностно, жадно, словно это всё его. Ханджи без раздумий с этим соглашается. Его бедра начинают медленно двигаться, устанавливая определенный темп.              «Какая она горячая».              Ханджи пылко обхватывает его изнутри, поддаваясь приятной наполненности, и Моблит чувствует это, протяжно хрипя. Далеко не новая кровать тихонько скрипит от каждого движения, и он испытывает сомнения, так ли непонятно остальным, что происходит в поздний вечер в комнате командира. Член едва не обжигает, и пока её запрокинутая голова где-то далеко, Моблит замедляется. Опять нежится в её объятиях, отчего-то одаривая громкими поцелуями щеку. Ханджи несдержанно хохочет, и он пускает ответный смешок, посасывая мочку ушка. Она хватается рукой за край кровати — член внутри двигается быстрее, выходя лишь наполовину, чтобы прижаться к ней снова. Согреть. Её губы точно кричат, когда Моблит ощупывает её всю, от складки талии до царапин на бёдрах. Толчок, толчок, и Ханджи умоляет найти её губы.              — П-поцелуй меня.              Моблит охотно повинуется. Губы её, прекрасные тонкие губы, как же приятно их целовать! Можно чмокнуть с разок, затем легонько потянуть за нижнюю, поднявшись к верхней, куснуть неощутимо, играючи, впиться грубее, подключая язык. Как в этот раз, он притягивает Ханджи к себе, проглатывая исходящие от неё звуки. Сладко, влажно, она такая сочная и там, и здесь, и везде. Любопытно, Ханджи видит хоть отдалённо, как он сходит по ней с ума? Их бёдра уже не двигаются хаотично, и мышцы в дрожи ждут скорейшей разрядки. Мягкая ткань неснятой повязки холодит его кожу, когда Моблит сплетает их пальцы, сжимая их так крепко, точно крича: «Я всегда буду рядом, обещаю, Ханджи!». Он точно попадает в цель, раз она не может сделать вздох, безвольно плача от их близости. В глазах вмиг темнеет, сыпется блеск, и Моблит реагирует прежде, чем всё могло бы закончиться неправильно. Под её шумный стон, он изливается на скомканную простыню, служившую вместо одеяла. Что ж, Ханджи не замерзнет ночью, он согреет её и тогда.              Оргазм окончательно его изматывает, и сон внезапно подкрадывается к сознанию. Нужно… нужно что-нибудь сказать, нельзя заснуть вот так сразу. Моблит оборачивается, осматривая в край обессиленную женщину. Вид у неё потрёпанный, но самый счастливый.              — Надеюсь, мне не придётся получать травмы ради такого лечения, — она сонно бормочет последние слова на сегодня. Моблит одергивает её футболку, и даже находит белье. Чувствуя его мягкие губы на своём виске, Ханджи млеет, зная, что он точно закатил глаза от сказанной реплики.              Ветер с новым запалом толкает ставни, и те качаются неслышно. За густыми зарослями ясеня, что частично закрывает вид из её окна, засыпает пара, пронзительно честно искавшая простое счастье друг в друге. И нашла.                            В этом мире время течёт только для них. Хоть бы его было больше, чем достаточно.