I'm afraid of all I am My mind feels like a foreign land Silence ringing inside my head Please carry me, carry me, carry me home
восемь недель назад
В последние месяцы Каччан вел себя очень странно. Задерживался на работе, находя миллион предлогов, вроде несданных отчетов или внеплановой смены, витал где-то, не реагируя на реплики Изуку, а если и отвечал что-то, то нехотя и односложно. Теперь они целовались сухо и быстро, едва клюнув в губы, а объятия сменились коротким похлопыванием плеч. Каччан даже взял в привычку отворачиваться, когда засыпал, и его напряженная, сгорбленная спина недовольно дергалась, стоило лишь дотронуться до нее. Изуку не понимал, что случилось. Пытался поговорить, поделиться с ним своими переживаниями, но чем больше старался пробиться, тем выше становилась стена между ними. Выглядя все мрачнее и мрачнее, Каччан отдалялся от него, утекал сквозь пальцы, словно вода. Что-то грызло его изнутри, не давая есть и спать, истязало, делало озлобленным и нервным, полностью погруженным в себя. Изуку даже с ностальгией начал вспоминать его школьную версию: тогда они хотя бы разговаривали, а теперь тот отказывался даже смотреть на него. Но сегодня все должно было измениться. Изуку больше не собирался мучиться от неизвестности, неся черный камень непонимания, сжимающий горло каждый раз, когда любимый человек показывал свое безразличие. Он решил поставить на кон все, что у него было: огромную, распирающую сердце любовь и безграничную благодарность. В замочной скважине повернулся ключ. Спрятавшийся в комнате Изуку теснее прижался к щели между дверью и косяком, наблюдая, как Каччан заходит в квартиру. Тот выглядел хмурым и совершенно измотанным. Включенный в спальне ночник давал в прихожую совсем мало света, но даже в этих слабых лучах его тело — скрытое простой серой футболкой и джинсами — волновало воображение, а лицо, родное и близкое, заставляло пульс ускоряться. Со своими невозможными скулами и алыми глазами тот казался Богом, спустившимся с небес, и казалось совершенно невероятным, что тот выбрал именно его, Изуку. Прошло уже почти пять лет, а он до сих пор не верил своему счастью, влюбляясь заново каждый день. Словно почувствовав чужое внимание, Каччан замер и посмотрел в сторону спальни. Складка между бровями при этом стала глубже и тревожнее. Вздохнув, устало повел плечами, а потом кинул ключи на тумбочку и сбросил кеды. Собирался было пройти вперед, но Изуку не позволил ему — вышел вперед, распахивая руки для объятия и широко улыбаясь. В своей обычной пижаме, босиком: будто ничего особенного не происходило, будто и не готовил сюрприз на сегодняшний вечер. Каччан замер, как вкопанный. Расширил глаза, словно увидел не своего парня, а оживший ночной кошмар. Его руки совершили странное, оборванное движение: поднялись было, чтобы обнять, но остановились на полпути, бессильные и потерянные, и начали медленно опускаться. Бросившись вперед в едином порыве, Изуку смял того в отчаянных объятьях, обвил, пытаясь держать радостную улыбку и не поддаваться грызущему сердце беспокойству. С облегчением, от которого закружилась голова, почувствовал, как Каччан прижимает его в ответ. Глубоко выдыхает в волосы, зарывшись куда-то в макушку. Горячие нежные ладони обожгли кожу ниже лопаток, от желанной близости внутри все затрепетало, ожило. У них давно ничего не было, и Изуку почувствовал, как пламя внутри разгорается даже от такого невинного прикосновения. — Привет. Запах жженой карамели окутал теплым коконом, а от хриплого тихого голоса по позвоночнику пробежала дрожь. На мгновение он даже забыл о своих планах, потерявшись в ощущении правильности, дома, которое принес с собой Каччан. — Привет, — шепнул Изуку с закрытыми глазами. Под щекой отчаянно билось чужое сердце. — Ты как? — Нормально. Конечно же это не являлось правдой. Как сотня ответов до. Пульс на мгновение сбился, выдавая своего хозяина, а в следующее мгновенье тот оттолкнул его, положил руки на плечи, удерживая на расстоянии, не позволяющем считать реакции тела. Покрасневший и взволнованный, Изуку вгляделся в любимое лицо. — Ты почему не спишь? — спросил тот требовательно, но все же мягко. — Ждал, чтобы кое-что сказать. — Кое-что? Улыбнувшись, он накрыл одну из ладоней и сжал. Потянул вниз, привычно переплетая пальцы. Каччан не сопротивлялся, ничего не говорил, безропотно позволяя отвести себя в спальню. Изуку отпустил его руку сразу, как только они оказались внутри, и шагнул в сторону. Ему хотелось, чтобы все, ради чего он трудился сегодняшний день, предстало в лучшем свете. С любовью расставленные маленькие свечи, смесь ванили и перца, расставленные по полу, лепестки роз — кремовые, потому что это был цвет Каччана, на расстеленной кровати. Фотографии с последней вечеринки, когда все еще было в порядке, на лентах, прикрепленных к стенам. Пара бокалов вина на тумбочке. Не то, чтобы Изуку думал, что они будут пить: Каччан ненавидел алкоголь. Рядом с бокалами лежала маленькая черная коробочка. К ней-то Изуку и направился, вдоволь насладившись изумлением в алых глазах. Обернулся, держа в руках то, что выбирал так тщательно, о чем думал так долго. Каччан смотрел на него с непередаваемым острым выражением, которое искажало черты до неузнаваемости. Это не было обычным раздражением или чем-то подобным, нет, скорее отчетливо написанным страхом и уязвимостью, да такой открытой, что внутри все похолодело от нехорошего предчувствия. Даже в самые трудные моменты Каччан не показывал своих слабостей, но сейчас, когда Изуку шел к нему с коробочкой в руках, тот казался открытой раной. Болью, пульсирующей в расширившихся зрачках. На мгновение, Изуку даже почудилось, что тот сорвется с места и убежит, но этого, к счастью, не произошло. Остановившись перед Каччаном, он широко и счастливо улыбнулся. Все или ничего — крутилось у него в голове — все или ничего. Настал момент, о котором он грезил, о котором мечтал, представляя короткое и емкое «да». Изуку хотел быть для него не только парнем, но и навсегда приковать к себе человека, который составлял его существо. Человека, который сделал его таким, какой он есть. Без которого Деку не существовал бы вовсе. Изуку любил его так, что становилось больно. До дрожи в коленях, до выпрыгивающего из груди сердца. Он просто не мог потерять его, и решил поставить на кон все, что у него было. Не отрывая взгляда застывшего у двери Каччана, опустился на правое колено. Коробочка открылась с негромким щелчком, являя взору широкое золотое кольцо с россыпью изумрудов. — Кацуки, — от его охрипшего взволнованного голоса тот дернулся. Втянул воздух резко, будто разом лишился кислорода. — Я люблю тебя. И всегда буду любить, что бы ни случилось. Выходи за меня. Пожалуйста. Тот молчал. Смотрел на кольцо со смесью ужаса и паники, переводил взгляд на его ждущее лицо и обратно. Пальцы сжимались и разжимались, Изуку видел, как тот дрожит, но не понимал, чего так боится. Что могло настолько сильно терзать его? Когда тот, наконец, разомкнул губы, Изуку успел передумать тысячу причин: — Они похожи… на твои веснушки, задрот. — М-мои? — Зеленые камни. По четыре на каждой стороне. — А-ах, да, — начал бормотать он, нервно сжимая бархатный футляр. — Я н-надеялся, что ты поймешь, и… — Изуку. Он мгновенно замолк. Каччан очень редко называл его по имени, а если и делал это, то в самые значимые и глубокие моменты, звуча с той сокровенной, тайной интонацией, что заставляла сердце трепетать. Вот и сейчас имя мгновенно вывело его из строя, пульс ускорился, а губы приоткрылись. Он все еще стоял с протянутой рукой, глядел вверх с кристальной надеждой, которая зажигалась в душе каждый раз, когда он слышал чувства в любимом голосе. Может, Изуку все надумал, и у них все будет хорошо? Следующее короткое слово разрушило мечты, как карточный домик: — Поднимись. — Н-но… — Ну же, — тот схватил его за запястье и резко дернул вверх, Изуку пошатнулся, но все же сумел принять вертикальное положение. После этого Каччан положил пальцы на коробочку и резко надавил: крышка захлопнулась с громким, бьющим по ушам звуком. Зеленое и золотое пропали с глаз, сменившись бархатно-черным, окончательным. Недоуменно Изуку смотрел на свою ладонь, не в силах поверить, что Каччан, вроде как, отказал ему? Словно в трансе он поднял взгляд, пытаясь найти ответы на свои вопросы, но с лица Каччана пропали все эмоции, тот глядел на него в ответ пустым и стеклянным, тщательно контролируемым. — Это… отказ? — Изуку не мог не спросить очевидное, хотя и звучал жалко. Против воли глаза начали наполняться слезами, но он упрямо держал их открытыми, неуверенный, что предательские капли не упадут вниз. Тот криво ухмыльнулся: — Деку. Ты серьезно думал, что мы… поженимся? А старуха поведет меня к алтарю в подвенечном платье? Что, блять, творится в твоей голове? Он все-таки моргнул, и теплая влага упала на одну из дрожащих рук. Пальцы на запястье сжались так сильно, словно пытались сломать кости, прикосновение обжигало раскаленным прутом. Каччан ухмыльнулся еще шире, издевательски, хотя глаза остались такими же неживыми. — Я тоже хотел поговорить. Ждал подходящего момента, но ты, кажется, не оставил мне выбора. Они стояли друг напротив друга, замерев и почти не дыша. Теплый ванильный аромат окружал их, мерцали свечи, улыбающиеся фотографии смотрели со всех сторон — счастливый кусочек из другого, ускользающего в небытие мира. Изуку вглядывался в лицо Каччана и понимал, что теряет его. Тот уже все решил, опустил их отношения на плаху, собираясь отрезать прямо сейчас. Пальцы на запястье разжались. — Мы должны расстаться. Он ожидал этого, но все равно ощутил, как земля уходит из-под ног. Облокотился на стену, маленький и слабый, с перекошенным от горя лицом. Это была его вина, его вина, его вина. — Я… все испортил? — Блять, Деку, прекрати уже делать это! — Каччан неожиданно разозлился. Принялся ходить туда-сюда, похожий на напряженный комок нервов. — Проблема во мне! Я не могу встречаться с тобой и быть номером один. Прошло уже сколько? Два года после Академии? И где я сейчас?! Жалкое двадцать второе, когда ты на седьмом. Вместо того, чтобы продвигаться дальше, я теряю время, просиживая задницу дома, хожу на тупые свидания, вечеринки. Моя мечта… Мне нужно осуществить ее. Изуку едва слышал его, едва видел через размывающую зрение пелену. Тот продолжал ходить, дерганый и рассерженный, наконец-то похожий на самого себя. Коробочка выскользнула из руки и покатилась по полу, никем не замеченная. — Мне нужно сделать это. Я не могу больше терять время. — Я понял, — он и сам не узнал свой голос, настолько глухо и безжизненно тот прозвучал. — Тогда я… пойду, да? Дерганое движение прекратилось так резко, будто кто-то нажал на стоп: — Ч-что?.. — Доброй ночи, Каччан. Он вышел в коридор так спокойно, будто ничего и не произошло, подхватил телефон легко и непринужденно, словно всего лишь направлялся в магазин. Даже раздумывал, взять ли ключи, но без сожалений оставил их на комоде. Только оказавшись снаружи, на улице, Изуку дал волю эмоциям: сорвался на бег так быстро, что отсвет от зеленых искр еще мгновение оставался там, где его уже не было. Там, куда он больше никогда не вернется.