Fed Up

      I miss you so, Seems like it's been forever, That you've been gone, Please come back home...

      Кацуки позабыл обо всем на свете. Друзья приветствовали сидящих за столом, а он просто смотрел и молчал. Даже не шевельнулся, когда бакусквад двинулся вперед, собираясь присоединиться к остальным, и отмер только тогда, когда Деку первым отвел глаза. Улыбнулся кому-то из вошедших, тоже здороваясь.       — Привет, Бакуго-кун!       Это был Аояма, который строил ему глазки, хлопая по пустующему месту рядом с собой. Коротко кивнув, Кацуки прошел к столу и сел. С волос продолжала капать вода, и он недовольно потер лицо, молясь богам, чтобы поскорее согреться. Хоть помещение и было хорошо натоплено, он продрог в своей мокрой насквозь одежде.       Стоило всем занять свои места, как разговор возобновился. Он оказался напротив Киришимы с Миной, которые втиснулись на противоположный край дивана, а Серо с Каминари сели на дополнительные стулья.       Давненько Кацуки здесь не был. Раньше компания собиралась почти каждую пятницу, а теперь у всех были какие-то проблемы: кто-то отсутствовал из-за смены, кто-то из-за проблем со здоровьем, другие и вовсе не хотели проводить вечер в баре. Хоть эта забегаловка и была открыта только для героев, все равно атмосфера в баре была соответствующая — курево, пьяные посетители и подмешанные в коктейль наркотики. Именно здесь когда-то он принял самое ужасное в жизни решение — отказаться от Изуку, а теперь мечтал о том, чтобы вернуть хотя бы его дружбу.       — Безалкогольное?       — Да, — ответил он Киришиме, который собрался идти за выпивкой.       Стол, за которым они сидели, занимал чуть ли ни всю длину помещения, и это было одной из причин, по которой они выбрали это место. Двадцать человек могли проводить время вместе и не кричать через проход.       — Тебе тоже, Мидория-кун?       Против воли Кацуки бросил взгляд на Деку, что сидел достаточно далеко — напротив, через три места влево:       — Да, пожалуйста.       Неудивительно, что Киришима спрашивал его: хоть тот и не пришел вместе с бакусквадом, они долгое время были вместе, и почти год разрыва не изменил старых привычек. Искалеченные пальцы нервно смяли салфетку. Кацуки отдал бы все, чтобы узнать, что творится у того в голове.       Изуку ни разу больше не ответил на его взгляд: смотрел в стол, болтающих о чем-то Круглолицую или Ииду, куда угодно, только не на него. Кацуки даже начал сомневаться в причине, по которой пришел сюда: Деку действительно хотел с ним поговорить? Тогда почему тот выглядел так, будто не хотел даже глядеть в его сторону?       Застарелая боль сжала сердце, но он тут же затолкал ее обратно, туда же, где жили нетерпение и желание заговорить первым. Он дал себе слово, чтобы больше не будет ни на чем настаивать, принуждать или требовать. Изуку был волен делать то, что ему хотелось, а Кацуки собирался принять любой выбор. Уже одно то, что ему позволено было снова увидеть его, оказаться рядом, наполняло душу теплом. Удивительно, как много счастья он находил теперь в простых вещах — дышать одним воздухом, слышать голос, видеть румянец и дрожащие темные ресницы. Раньше Изуку постоянно был рядом, а Кацуки не ценил этого, принимая как должное, теперь же кожей чувствовал малейшее движение, вдох или поворот головы. Всей душой желал приблизиться к нему.       Киришима вернулся с подносом, на котором стояло несколько бокалов, и вручил один из них Кацуки:       — Босс.       — Ах, да, Бакуго-кун! — тут же раздался жеманный голос Аоямы, который неприкрыто жался к его плечу. — Ты же теперь руководишь агентством! И как тебе роль лидера?       Кацуки повернулся к нему, заставляя себя сосредоточиться на разговоре. Раз уж он застрял здесь, то мог и потренироваться в светских беседах. Его социальность сильно хромала, и одни книги не способны были в одночасье сделать из него вежливого бизнесмена.       — Нормально, — честно сказал он. А потом добавил, видя, что не только Аояма, а почти все, кто сидел рядом, слушают его. — Было довольно трудно убедить всех в моей надежности, но кто я, если не Бакуго Кацуки, чтобы заставить их сотрудничать со мной.       Весь бакусквад взорвался довольным хохотом, а в голубых глазах одноклассника зажглись звездочки:       — Ты наслаждаешься этим, да, Бакуго-кун?       — Вполне. Мое Агентство станет лучшим в Японии.       — Оно уже лучшее! — воскликнул Серо. — У нас есть негазированная вода и полезные батончики!       — И шикарный зал!       — Если мы устаем, то можем отдохнуть в гостиной, — Мина подмигнула удивленной Круглолицей.       — Бакубро заботится о нас, — акулья улыбка словно по команде передалась всем остальным восхваляющим его идиотам, и Кацуки ощутил, как предательская краска приливает к лицу.       — Прекратите, — пробурчал он, но вызвал этим лишь очередной шквал смеха.       Разговор все продолжался и продолжался, плавно перейдя в обсуждение геройских миссий и многочисленных рекламных компаний, благодаря которым Кацуки удалось вылезти из долговой ямы. И, конечно, ребята обсуждали то самое интервью, после которого отношение общества к нетрадиционным отношениям заметно смягчилось, а люди начали выходить с признаниями, о которых раньше боялись даже подумать. Все восторгались смелостью его поступка, совсем позабыв о том, что веснушчатая причина этой самой смелости сидела в нескольких метрах, краснея и нервно сжимая салфетку. Атмосфера за столом словно сгустилась, но никто этого не заметил, продолжая болтать и смеяться. Кацуки кожей ощущал напряжение, что тянулось между ним и Изуку, от которого все внутри натягивалось и дрожало, словно натянутая тетива лука. И вот стрела полетела к цели — тот встал с места:       — Каччан, — тихое обращение для него прозвучало как гонг. Деку глядел куда-то поверх его головы и кусал губы. — Выйдем на минутку?       Все за столом мгновенно умолкли, переводя глаза то на одного, то на другого. Кацуки даже забыл, что должен был что-то ответить: настолько невероятным ему казалось то, что тот хотел говорить с ним. Все вокруг перестало существовать: ни других голосов, ни взглядов, ни эмоций. Даже чувствительный тычок от Киришимы едва привел его в чувство:       — Да.              Они медленно направлялись к выходу из бара, шагая друг за другом на расстоянии вытянутой руки. Кацуки никак не прокомментировал выбранный маршрут, хоть и не горел желанием снова оказаться на улице, только послушно шел следом и с наслаждением вдыхал яблочный запах, шедший от кудрявых волос. Гипнотизировал взглядом небольшую родинку в основании шеи — едва заметную, но такую же родную, как и весь Изуку. Аккуратно соблюдал дистанцию, чтобы случайно не коснуться, не спугнуть, не выдать отчаянной нужды в нем.       Улица встретила их холодом и пронизывающим ветром. Капли остервенело барабанили по козырьку, стекали по желобу и единым потоком падали на асфальт. Кацуки поежился в своем так и не успевшем высохнуть свитере и мокрых брюках: ему вдруг показалось, будто его обернули в ледяную воду. Изуку, кажется, не испытывал подобной проблемы: стоял в своей тонкой футболке и задумчиво смотрел вдаль.       Как же давно Кацуки не оказывался к нему так близко. У него вдруг возникло пугающее чувство, будто он видит сон, который скоро закончится. Снова проснется за письменным столом, посреди кипы бумаг, и пойдет в зал, чтобы выбить из тела ковыряющую ребра тоску.       Потому что во сне задрот просыпался с ним вместе. Целовал в кончик носа и говорил, какой Кацуки замечательный. Во сне тот все еще принадлежал ему.       — Каччан, — негромко позвал его Изуку, заставляя вынырнуть из мыслей. — Я много думал о том интервью. О твоих словах и просьбе снова стать друзьями.       Его голос не был радостным, скорее очень печальным и… сдавшимся? Будто тот боролся с самим собой и проиграл. Пальцы Кацуки против воли сжались в кулаки, когда тот наконец-то перевел на него глаза:       — Я не уверен, что мы можем сделать это.       — Но почему?! — воскликнул он, а потом мысленно дал себе оплеуху. Глубоко вдохнул и продолжил уже более спокойным голосом, хотя внутри все кричало от отчаяния. — Почему, Деку? Я не буду больше ни на чем настаивать, я сделаю все, что ты захочешь. Только пожалуйста, не…       Его горло сжалось спазмом.       — Не отказывайся от меня.       Изуку невесело и нежно улыбнулся:       — В этом-то вся и проблема. Я не хочу, чтобы ты унижался передо мной, как и не хочу унижаться сам. Мне не нужна такая дружба, когда один командует другим. Каччан, я хочу равенства.       Слова доносились до Кацуки сквозь оглушающий стук сердца. Тот… давал ему шанс? И смотрел с таким смирением, будто и не надеялся, что окажется услышанным, будто уже подписал им смертный приговор.       — Равенства?       И тут случилось нечто удивительное - в невероятном порыве ладони Изуку схватили его кулак и прижали к груди, прямо туда, где билось сердце:       — Да! - воскликнул тот. - Я хочу чтобы мы оба — оба! — были равны, понимаешь. - зеленые глаза вдруг засияли надеждой, а пальцы крепче сжали его собственные.       — Значит, — едва слышно выговорил Кацуки, теряясь в магии момента, в том дрожащем и хрупком, что строилось между ними с каждым новым вдохом, с каждым его осторожным словом, будто ступая по льду. — Если мы попробуем сделать это вместе, то… мы сможем остаться друзьями?       Изуку улыбнулся и кивнул, продолжая смотреть пронзительно и солнечно, будто все еще не верил, что его поняли, что пошли навстречу. Держал руку Кацуки в своих и молчал, а по крыше продолжал стучать дождь, только на душе у них больше дождя не было.