Не делай зла, добро не обязательно

Сложнее чем общение с Андреем, ей давались какие-либо контакты с Романом. Малиновский, конечно, сперва не искал с ней встреч, не пересекался в коридорах. Да и сделать это было крайне проблематично, учитывая то, что теперь, что он, что Жданов, обитали фактически в подвале, в святая святых производственного этажа. Но, рано или поздно, работа должна была свести их вместе. Но, Катя оказалась к этому не готова. Когда Малиновский вошел в кабинет, нагруженный документами, которые им двоим, следовало обсудить, Пушкарева подобралась, внутренне сжимаясь… от страха? От волнения? Она не могла признаться себе, да и не успевала. Катерина сжала руки перед собой в замок, кивком позволяя Роману присесть напротив. - Отлично сегодня выглядите, Катерина Валерьевна, - Малиновский разместился с комфортом, принимаясь выстилать перед собой папки и документы. Под ними Катерина с легкостью угадала несколько новых набросков Милко, которые только вчера попали ей в руки от Уютовой. - Спасибо, Роман Дмитриевич, холодно ответила она Малиновскому, - жаль, что я не могу ответить тем же, - это был не просто сарказм, и даже не попытка уязвить врага, которым Катерина его бесспорно ощущала. Роман, и правда, выглядел не очень. Несмотря на привычно идеальные костюм и рубашку, казалось, что он плохо спал, а по цвету лица и кругам под глазами можно было предположить, что еще и пил. Неужели низвержение на производственный этаж так повлияло на Малиновского? - Увы, увы, слишком много хлопот, - он скалится, словно принимая правила игры, - теперь я могу сказать, что вы, аристократы, нас, простых тружеников не понимаете и не цените. Возможно, это поможет заслужить немного вашей благосклонности? - Я не думаю, что вам в этом поможет что-либо в целом, - намекает Катя на то, что ее отношение к нему меняться не собирается совершенно. Роман кивает, но не выглядит расстроенным. Хотя, с чего бы ему? Не рассчитывала же она, что когда появится здесь, то ей в ноги тут же упадут и будут вымаливать прощения? Нет, не рассчитывала… хотя, не отказалась бы, наверное, от раскаяния, как Малиновского, так и Жданова в содеянном. Но… Воропаев тогда отговорил ее от того, чтобы принимать любые извинения. Чуть больше высокомерия, нетерпимости, дистантности. Они не заслуживали быть прощенными, по крайней мере, пока они не будут страдать по-настоящему. Была ли она такой же кровожадной, как и Александр, она не знала, но в этом она соглашалась с ним, подписываясь буквально под каждым его словом. И если Андрея ей иногда становилось жаль, та Катя, что когда-то так самозабвенно была влюблена в Жданова, пищала тонко и упрямо, что он не такой, он не мог и ему можно дать еще шанс. То Роман не заслуживал от нее даже жалости, она хотела заставить его испытывать те же чувства что и она - боль, опустошение, ненависть. Но, Воропаев столько смеялся над ней, уверяя, что уж это у нее никогда не получится. Она была слишком мягкой для этого, слишком доброй, слишком отходчивой, уверял ее Александр, и советовал такой и оставаться. Правда, несколько раз предложил ей сделать жизнь Малиновского и Жданова просто невыносимой. Катя знала, что он мог, ему бы это не просто не составило труда, нет, ему бы это даже доставило некое удовольствие, но… она не была готова. Точнее, была, но… ей казалось неправильным вовлекать его так глубоко в этот конфликт, его руками доставляя неприятные минуты тем, кто когда-то так болезненно ранил ее саму. А все от того, что она беспокоилась. Да, Пушкарева переживала, что когда все закончится и ЗимаЛетто станет на круги своя, а она сама уйдет прочь от компании, Александру придется видеться с этими людьми, жить с ними не только в одном городе. Не будет ли потом ему… плохо. Катя знала, что Воропаев был упрямцем, гордецом, и, совсем немного глупцом, когда дело касалось излишне эмоциональных решений. А ей так хотелось, чтобы ему не приходилось постоянно бороться со всеми. Катя старалась запереть свои глупые мысли подальше. Одно дело Воропаева хотеть, совершенно другое - привязываться к нему все больше, не желая, например, отпускать его руку при очередном контакте. Господи, Пушкарева, ведь это уже было, зачем ты все усложняешь? - Учитывая то, что финансовое положение компании стало куда лучше, - тем временем Малиновский вернулся к теме, ради которой они встретились, - у нас все равно крайне стойко ощущается нехватка не только оборудования, но и людей. - Я так понимаю, сейчас вы намекаете на то, что Павлу Олеговичу пришлось сократить заработные платы и перевести людей на полдня соответственно, - Катерина чуть приподнимает брови. Со стороны старшего Жданова решение было правильным, хотя и не слишком дальновидным. С одной стороны, он попытался сохранить всех работников ЗимаЛетто, не увольняя никого, несмотря на тяжелую финансовую ситуацию компании. С другой стороны, он сократил, по сути своей, количество рук на производственном этаже ровно вдвое. Это и стало одной из главных проблем на данный момент. Остановкой это, конечно, не грозило, но, легче компании от этого не стало. Когда Катя в самом начале разбиралась со всеми делами, то очень удивилась тому, насколько снизился выпуск не только базовых коллекций, но и дополнительных заказов, на которых ЗимаЛетто раньше имело очень хороший доход. - А нам, труженикам иглы и ткани, совершенно не важно, кто это начал, - Малиновский старался поддеть ее как можно сильнее, складывалось ощущение, что ему доставляло удовольствие следить за тем, как теперь пыталась выплыть на этом месте Катерина. Интересно, он не менее злорадно следил за Павлом? - Сейчас, это ваши проблемы, и я пришел, чтобы вы их для меня решили. Ведь, если мы не успеем изготовить все заказы в срок, мы снова потеряем деньги, и, конечно же, можем немного уронить репутацию. Что, как вы сами знаете, для нашей компании смерти подобно. - Мы пока не можем позволить себе вернуть прежние зарплаты, - Пушкарева нахмурилась, углубляясь в изучение сроков и скорости производства, старательно игнорируя замечание о репутации компании, которую чуть было не уничтожили именно они втроем, - но, если вы дадите мне несколько дней, я думаю, что смогу представить вам способ выхода из кризиса, - она подняла глаза на Романа, глядя серьезно и строго, - насколько люди заинтересованы в работе именно в нашей компании? Мне нужен будет срез по цехам, кто и при каких обстоятельствах готов оставаться работать с нами, а кто предпочел бы зарплату повыше. - Как интересно, - Малиновский чуть приподнимает брови вверх, - неужели вы хотите начать с кадровой чистки? Даже Павел не решился на этот этап. Возможно, он слишком сильно любил ЗимаЛетто? - он пожимает плечами, всем своим видом старается показать недоумение. Но, у Романа не получается вызвать у Катерины чувство вины. Она открывает очередную папку. - В любой компании рано или поздно происходит кадровая чистка, это необратимый процесс, который не просто позволяет попрощаться с не заинтересованными сотрудниками и набрать, скажем так, свежую кровь, но и заметить тех, кто может беспрепятственно пойти на повышение, - Катерина снова поднимает глаза на Романа, - я практически уверена, что нам нет необходимости в увольнении сотрудников, у меня сейчас немного иные идеи. Но, если вы хотите уличить меня в желании кого-то уволить, то я открою вам то, что совершенно секретом не является. Если бы мне было нужно с кого-то начать, то я бы с огромным удовольствием начала с вас. Малиновский прекращает улыбаться и даже немного хмурится. Он, скорее всего, не ожидал от нее такой честности, ведь, она так долго играла в игнорирование ситуации между ними. Ни слова, ни полслова, а теперь… она и сама не знала, что подвигло ее сказать эти слова. Она смотрит на него в ответ, не отводит взгляд, будь что будет, она не сожалеет, и если он сейчас решит заговорить об Инструкции, она выдержит. Не может не выдержать. А потом, она позвонит Воропаеву и попросит отрубить ему голову. Да, звучит как идеальный вариант. - И, когда же мне ждать расправы? - да, теперь окончательно видно, что ему совершенно не смешно, видно, что он напряжен, взволнован, хотя и старается оставаться бесстрастным. Катя специально молчит. Да, она понимает, что этой тишиной она доставляет ему дискомфорт, едва ли не муку, и это ей… нравится? Нужно будет рассказать об этом ощущении Александру, ей бы не хотелось привыкать к этому, это было неправильное, деструктивное чувство, которое не может приносить удовольствия по определению. Она позволила себе улыбку, чтобы сбить Малиновского с толку еще больше, и преуспела. Катерина была готова прыгать буквально до потолка и кричать от счастья, у нее получилось задеть его, получилось. Но, правдами и неправдами она смогла удержать спокойствие на лице. - Я бы могла сказать вам, что это произойдет изо дня на день, но не сегодня, и смотреть, как вы будете ожидать… ведь, ожидание, это самое худшее, что может случиться с человеком, особенно, если это ожидание чего-то плохого, - Пушкарева качает головой, - но, в такие игры я не играю, и вам не советую. Увы, как бы прискорбно это не звучало, мой успех на этом месте, - она потирает стол двумя руками, - нужен и вам, и мне, чтобы ускорить сперва выход ЗимаЛетто из кризиса, а потом мой выход из этого здания раз и навсегда. Но, мой успех не возможен без вас, Роман Дмитриевич и, конечно же, без Андрея Палыча. Мне нужен ваш опыт, ваши знания и ваша… хитрость. Я не предлагаю вам дружбу, я даже перемирие не предлагаю. Я призываю здравый смысл, с которым, я знаю, вы хорошо знакомы. Я не тороплю вас с решением, можете и дальше упражняться в сарказме и иронии, сколько влезет, но, - снова пожатие плечами, - продолжайте работать с той же интенсивностью, как это было при Павле Олеговиче, и вы попрощаетесь со мной даже раньше. Катя переводит глаза на документы, чтобы дать хоть немного мнимой приватности для Малиновского. Она увлеченно погружается в изучение, тут же принимаясь переносить некоторую информацию себе в ежедневник. А Роман все молчал, она, конечно, не собиралась его подгонять, но эта нарочитая тишина постепенно начинала напрягать. Когда Катерина все-таки решила обратиться к Малиновскому, тот опередил ее буквально на несколько секунд. - У нас есть несколько отпаривателей, которые работают уже меньше чем на треть мощности, - Пушкарева поднимает на него взгляд, принимаясь внимательно слушать. Ей подходит и такой ответ. Она понимает, что он сделал свой выбор, и была готова забыть, что это подобие внерабочего диалога вообще было между ними. Катерина поняла для себя две вещи: первая, она была способна работать и с Малиновским, и со Ждановым, даже весьма плодотворно, потому, что была профессионалом своего дела; и второе, давать отпор кому-то было гораздо легче, если представить себе Воропаева, который одаривает ее своей ободряющей улыбкой. Хороший способ, нужно его сперва запомнить, а потом запатентовать. Но, что же там с этими отпаривателями?

* * *

От возмущения ее буквально колотило, она ходила вперед-назад, руки ее были сплетены на груди. Катерина так и не переоделась после работы, продолжая мерить шагами комнату. Воропаев сидел на диване, наблюдая за ее метаниями. - Нет, ну ты только подумай! Какова наглость! - возмущалась она, и злость клокотала в ней без остановки, - они обсуждали нас… ну, - она вскинула руки вверх, - как мы… вот как они могли? - Катя круто разворачивается, чтобы оказаться лицом к лицу с Александром. Она замирает, и на этот раз возмущение перебрасывается на этого, едва ли не лопающегося от смеха мужчину, - тебе смешно? - Катя, ну что ты как переживаешь, - он откидывается на спинку дивана, потирая глаза, - в том, что размышляют о том, как у нас обстоят дела в постели нет ничего странного. Меня больше удивляет то, что ты не просто случайно услышала их разговор, но еще и осталась послушать, о чем они будут дальше говорить, - Воропаев качает головой, - даже не знал, что ты так хорошо можешь заниматься шпионажем. - Саша, я не могу понять, - Катя хмурится, косясь на довольное лицо Александра, - они обсуждают, что, якобы, по нам видно, что вместе мы не спим! - Ну и пусть обсуждают, - веселье у Воропаева не проходит, - если говорят, значит, их наша пара волнует куда больше, чем я мог бы рассчитывать. Вот, пусть и мучаются, как там это все у нас… - он замолкает, словно задумываясь, а потом спрашивает, - а вы с Андреем когда, - пауза, словно он специально пропускает слово, - ты могла оставлять на нем какие-то следы? - Александр приподнимает бровь, а Катя краснеет. - Да при чем тут… - она собирается возмущенно отмахнуться от раздражающего и даже немного беспардонного вопроса, но, задумывается. Андрей, как бы это было не стыдно признавать, знал ее поведение в постели. Катерина невольно сглотнула, она никогда не была “кошкой” в постели, никаких попыток подрать партнера ногтями, но… За ней был один грешок, который было крайне сложно игнорировать. Воропаев буквально прожигал ее взглядом, явно заметив, что она вспомнила что-то… - я кусаюсь, - она буквально выдавила из себя эту информацию, заставив Александра податься вперед, чуть склонив голову к правому плечу. - Что-что ты делаешь? Я не расслышал, - он явно издевался. Катя сжала руки в кулаки, сопя грозно и недовольно, но Воропаев только скалился сильнее. - Я кусаюсь! - она чуть вздернула подбородок вверх, да, она была полностью готова к тому, что он сейчас начнет над ней издеваться. - Никогда бы не подумал, - он качает головой, снова откидываясь назад, - ты выглядишь более… - Александр скользит по ней заинтересованным взглядом. - Деревянной? - Катя выпаливает это, сама не понимая зачем, и глаза у Воропаева распахиваются широко, в полнейшем непонимании. - Нежной, - голос его вдруг становится хриплым, и Пушкарева ощущает, что ей жарко, очень жарко в этом глупом жакете и тонкой блузе, - я думал, что ты предпочитаешь нежно, неспешно, чтобы долго-долго добираться до основного. Думал, что прелюдии, это твое все, - он прокашливается, словно сказал слишком много, - но, я не припомню, чтобы видел на Жданове хоть раз следы от… ни разу. - Просто, - Катерина принимается нервно потирать пальцы, принимаясь разглядывать пол с максимальным интересом, - я знала… что нельзя… был только раз, когда я… и больше никогда, потому что… - Он встречался с Кирой, у него не могло быть на теле следов чужих зубов, - помогает ей Воропаев и Пушкарева с облегчением выдыхает. Она бы и правда не смогла сформулировать все это быстрее. - Да, именно так, - подтверждает она свои слова еще и кивком, - поэтому, учитывая, что мы ни от кого не скрываемся, Андрей… Жданов решил, что я тебя должна была искусать всего и… - ей вдруг становится нехорошо, голова идет кругом. Он говорил с Малиновским обо всем! Даже о таких личных, интимных моментах, которые она бы никогда… ни за что… Ужасно, просто ужасно. Катя пошатывается, но ее придерживают руки Александра. Когда он успел встать с дивана? Его руки были не ее плечах, уверенные, сильные, теплые. Она прикрыла глаза, чем напугала Воропаева больше, чем тем, что чуть не свалилась от своих метаний. - Катя, ты чего? Может, ты не ела ничего сегодня? - он подталкивает ее к дивану, усаживая ее, становясь рядом с ней на одно колено, - Катя, - снова зовет он ее. - Все хорошо, - она открывает глаза, чтобы не пугать его больше чем нужно, он вообще не обязан с ней возиться. Но, он смотрит на нее с тревогой, участием… нежностью? - я просто, - она смеется как-то надрывно, надтреснуто, надсадно, - я не думала, что он будет обсуждать с Малиновским… - Забудь, - Воропаев сжимает ее плечи немного сильнее, делая ей больно, но, это помогает ей, отрезвляет, - ты и без этого знала, что он скотина, поэтому, просто не смей сейчас расклеиваться, - он даже встряхивает ее для пущей убедительности. Глаза его загораются страстью, тем привычным выражением контролируемого безумия. Странно, но она любуется ним. Ей вдруг хочется коснуться его лица, погладить пальцами щеку, Катя присматривается, замечая, что у него пробивается щетина, едва заметно, легкая тень на такой светлой, которая бывает только у рыжих людей, коже. Интересно, он мог бы завести бороду, если бы захотел? Ему бы подошло? Александр медленно поднимает одну бровь, явно замечая то, как она разглядывает его. Интересно, она сейчас выглядит глупо или странно? - Я просто каждый раз удивляюсь, что это все еще больно, - Катерина вздыхает, - мне кажется, что должна привыкнуть к этому чувству, но… все никак, все впустую. - Ты живой человек, то, что ты испытываешь боль - нормально, то, что тебя снедает обида - нормально. Но, это должно оставаться здесь, - говорит Воропаев с нажимом, - для их глаз ты должна оставаться идеальной, непоколебимой и, по возможности, счастливой, - он поглаживает ее плечо, - ты ведь можешь, я знаю, - а потом он улыбается. Не скалится, как сытая акула, не излучает сарказм влажным блеском зубов, не оскорбляет привычной едкой ухмылкой. Эта ровная мягкая улыбка красит его просто неимоверно. Ну почему он делает это так редко? - Ты хорошо успокаиваешь, - Катя старается немного сменить тему, - никогда не думал пойти на психолога? - Александр поигрывает бровями, словно раздумывая над ее предложением, а потом качает головой. - Мои советы были бы слишком радикальными и страшными, - на этот раз он скалится, - я был бы самым кровожадным психологом этого города. - Зато честным, - уверенно заявляет Пушкарева, и он щелкает ее по носу, подмигивая. - У меня две полоумные сестры, - хмыкает он, - у одной вечная-не вечная любовь, с которой она носится до сих пор, а у второй начиная с Па… - он осекается, - собственно говоря, проблем всегда было достаточно. Я научился их решать, помогать, так что, - пожатие плечами, - мини-курсы психолога в кармане. - Им очень повезло с тобой, - идиотка, она не должна говорить это, но, не может, просто не способна удержаться, ей кажется это ужасно неправильным, и она отругает себя потом. Воропаев вздыхает, как-то болезненно, обреченно. А потом принимается расстегивать пуговицы рубашки у горла, одну за другой. Катерина следит за его движениями словно зачарованная, - Саш, а что ты делаешь? - она едва ли не шепчет. - Добавим реалистичности к историям этого идиота, - буднично, словно не происходит ничего особенного, отвечает ей Александр, - поставишь мне пару укусов в относительно видном месте. А я, словно бы невзначай, продемонстрирую их Кире. Она обязательно возмутится, что увидела у меня синяки, и, - он заканчивает расстегивать рубашку так, чтобы можно было оголить ключицы, - Жданов снова будет мучиться, а Малиновский недоумевать, что, оказывается, у нас все по-настоящему. - Я… я не буду тебя кусать! - Катерина даже отдергивается назад, она не хотела делать ему больно, это вообще должно было быть не так. Вернее, этого вообще не должно было быть! - Саша, это… я не хочу, понимаешь, это неправильно и… - Кать, расслабься, - вздыхает Воропаев, понимая ее отказ превратно, - я понимаю, что я не Жданов, и слава Богу, но, я и не прошу тебя о ласках. Ничего такого, просто цапнешь меня и все. Раз уж Андрюшенька знает об этой твоей особенности, то пусть теперь исходит злобой от того, что достается не ему. - Саша, - Катя даже брови поднимает от удивления. Он что, правда думает, что она не хочет к нему прикасаться… так, потому, что он не Жданов? Он что, думает, что она все еще любит Андрея? Пушкарева хмурится, вздыхает, - это будет как минимум больно, чтобы остался видимый след, - она касается воротника его рубашки кончиками пальцев, - это же не так… происходит. - Катя, я не маленький мальчик, - скалится Александр, - я знаю, как ЭТО происходит, но, мне хватит пары укусов, поверь, - он поднимается со своего места, и Катерина позволяет себе шепнуть чуть слышно: - А мне нет, - она следит за тем, как он присаживается рядом с ней, устраивая голову на подлокотнике дивана, открывая ворот рубашки шире. - Давай, не стесняйся, раз и готово, а завтра я пойду пить с Кирой чай у нее дома, - он закрывает глаза, - идеальное преступление. - Это какое-то безумие, - бухтит Катя, придвигаясь к мужчине поближе, и разглядывая его шею очень внимательно, - я же не вампир, - она следит за тем, как его грудная клетка вздымается. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Ей казалось, что он уснул. Сколько они так просидели? Минуту? Десять? Час? - Кать, - тянет он скучающим тоном, - ты там давай, решайся, а то мне еще домой ехать, - он не поворачивается к ней, не открывает глаз, просто ждет, что же будет делать Пушкарева. Она сглатывает. Это плохая идея. Катерина становится на колени на диване, чтобы было удобнее, упирается в плечи мужчины. - Ты думал, - говорит она из вредности, - ты мог бы оставаться здесь, - она склоняется ниже, щекоча дыханием его ключицу, - я уверена, мы бы не подрались. - Я не люблю спать на диване, - хмыкает Александр, и немного поводит плечами, - щекотно, ты что там делаешь? - Примеряюсь, - Катя ощущает, как краснеет, она отводит нос от кожи мужчины, как же хорошо он все-таки пахнет. Она сглатывает. Кусать? Она следит за тем, как бьется жилка на его горле, так быстро, неистово, часто. - Ты мне главное сонную артерию не прокуси, - смеется он, - а так, можешь чувствовать себя как дома, я даже… ах, - он резко втягивает воздух, когда Катя прихватывает кожу у основания шеи губами. Она никогда не ставила засосов, но теоретические познания у нее были. А это, считай, пятьдесят процентов успеха. Она оторвалась от его кожи и… ничего. Она вскинула брови вверх. Что не так? - молодец, - тем временем хвалит ее Воропаев, - а ты боялась, - он пробует встать, и ей приходится немного толкнуть его назад. Он недоуменно смотрит на нее, чуть улыбаясь. - Вот только давай без этого, - Катя хмурится, - без хихиканек твоих, - она смотрит на его шею снова, - у меня ничего не вышло. Поэтому, пробуем еще раз, - она прижимает его к дивану сильнее, - пробуем, пока не получится. Александр снова покорно замирает, даже не комментируя ее подход. Катерина снова склоняется над его шеей. Мало ей было снов? Теперь еще и наяву приходилось страдать. Попытку номер два постигает участь первой.