Биография неизвестного

      Тяжелые облака наслаивались друг на друга, наконец сливаясь воедино и размазывая по небу грязный серый. Не было среди них движения или проблеска солнечного луча. Они безмолвно опускались все ниже, с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой грозясь захлопнуть пока еще свободное пространство, пропитанное зимним морозом.       Нехотя и с отчаянием парили снежные хлопья, оказываясь на земле среди бездушной белой массы, на которую потом непременно наступит чья-то нога. Нога того, кто проберется сюда по утру или заглянет вечером, чтобы увидеть имя близкого человека, высеченное на камне, и ощутить, как болезненно сожмется сердце, когда в глаза бросится дата смерти.       Может быть, этот кто-то положит на снег цветы и пропитает его слезами или сухо кивнет, подойдя к могиле, на мгновение в глазах отразится печаль и почти сразу спрячется за суетностью жизни. Но хлопья все так же будут спускаться из грязного серого и примешиваться в белый, даже если кладбище будет пустовать и только вороны почтут его своим присутствием.       И небо было таким же тяжелым и грузным, когда один из множества деревянных гробов навсегда опустился в глубокую яму и напоследок успел покрыться заиндевевшей коркой. Горсть мерзлой земли глухо ударилась о крышку. Затем еще и еще. Стоявшая позади девушка закрыла глаза, вздрагивая в такт этому ритму.       Вскоре звуки стали едва различимы, гроб скрылся внизу, и на его месте стало насмешливо гладко и чисто. Строгая надгробная плита опустилась, обозначив этот кусок кладбищенской земли местом паломничества.       Женщина впереди издала странный звук, похожий не то на всхлип, не то на испуганный вздох задыхающегося. Ноги ее подкосились, и она упала на колени, сжимая замерзшими ладонями снег. Мужчина, до этого державший ее под руку, с трудом заставил ее подняться и прижал ближе к себе.       И хотя лицо его оставалось неподвижно, во взгляде просквозила глубокая боль и усталость, когда он вновь посмотрел на появившиеся буквы. Издевательски ровные, каллиграфические, они складывались в имя, которое еще недавно аккуратно было написано в конце письма его хозяином.       С минуту люди в траурных одеждах простояли в молчании. Потянулась блеклая вереница заплаканных и отрешенных лиц, цветы ложились к камню, закрывая его не меньше, чем на половину.       Чьи-то холодные пальцы легко касались и поглаживали ледяную поверхность надгробья. Все шаги постепенно стихали. Ушли и мужчина с женщиной, стоявшие впереди. Поднялся промозглый ветер, припорошил их следы.       Девушка, прижимающая к груди нарциссы, наконец открыла глаза и сделала два неровных шага к могиле. Трясущимися руками она положила цветы и вновь поднялась, не отрывая глаз от желтых лепестков. У нее не было сил посмотреть выше, и легче было представить, что здесь и вовсе лежит другой человек. Не он.       Но и уйти она не могла, продолжая стоять и дрожать от порывов поднимающейся вьюги. Темные волосы бились на ветру, впутывая снежинки. Еще неделю назад он говорил, что зима ей к лицу, когда она мерзло перетаптывалась с ноги на ногу и смотрела на заснеженную долину. А теперь? Она подняла взгляд. Как бы ей хотелось услышать это вновь.       Две старые женщины, усохшие, словно из них уже давно выкачали остатки жизни, медленно шли из дальней части кладбища. Первая шагала впереди, с трудом переставляя клюку и хмуро осматривая посмертные памятники. А вторая семенила следом и поминутно вздыхала, сильнее кутаясь в свое поношенное и проеденное молью пальто.       Они свернули на новую тропинку, когда та, что шла позади, вдруг остановилась и охнула. Старуха с клюкой обернулась в ее сторону с недовольством и проследила за взглядом:       — Нечего глазеть на чужое горе. Идем.       Подруга глянула на нее и сделала было шаг, но вдруг произнесла:       — А, погоди, лицо-то больно знакомое, — она прищурилась и прижала морщинистую тонкую руку к губам. — Да это ведь та девочка, которую мы видели здесь еще осенью. Только стояла она у другой могилы. Бедное дитя, — с тяжелым сердцем прошептала старушка, качая головой. — Проклятие какое или просто судьба такая? Все, что дорого ее сердцу, гибнет.       — И правда, — сильнее нахмурилась женщина. — Еще ребенок, а уже стольких схоронила. Носит траурные одежды не снимая.       Темная фигура попятилась и, шатаясь, едва не падая, двинулась дальше от душившего аромата цветов. Она запрокинула голову, стягивая с себя шарф, затягивающийся вокруг петлёй, и рвано выдохнула, прикрывая глаза. Забыть, стереть этот день из памяти, похоронить все воспоминания здесь же, в одном из тесных гробов.