***
К завтраку сестер позвали очень скоро, и им наспех пришлось разбежаться по комнатам, чтобы собраться и предстать перед матушкой благопристойными девицами. До самой обеденной они бежали сломя голову и затормозили лишь перед дверьми, чинно вошли в комнату, где за столом их уже ждала Изабель де Фуа, со снисхождением качавшая головой. Это была красивая женщина, которая выглядела моложе своих лет, в особенности, когда на лице ее было написано счастье. Светлые волосы и ясный взгляд достались младшей дочери именно от нее, а Эстель в наследство перешла разве что улыбка, нечастая, но непременно искренняя. Изабель была родом из чистокровной, но со временем обедневшей и потерявшей свое влияние семьи. В конце концов, она осталась последней, кто когда-либо носил фамилию Лакруа и помнил о былом величии, и это было для нее сродни большой ответственности. Приемы пищи обычно были целыми ритуалами, нарушать порядок которых не решался никто. Все должны были спуститься вовремя, пожелать доброго утра и занять свои места. А дальше платок — на колени, приборы — в руки и сдержанные отвлеченные разговоры. Мадам де Фуа тщательно следила за соблюдением этикета дочерями. Не сказать, что она была до крайности педантична и консервативна в сохранении этих традиций, но считала, что определенные знания никогда не должны исчезать с течением времени. Она помнила, что и ее мать так же прививала ей чувство такта и хорошие манеры, умение преподнести себя в обществе было очень ценным. И теперь она хотела передать свой опыт дочерям в самом обширном понимании. Раньше, когда отец девочек еще был жив, он мог одной шуткой разрушить эту строгую и натянутую атмосферу в комнате, где все сидели с постными лицами и маленькими кусочками поглощали блюда. Изабель, конечно, сердилась, но все же и на ее лице расцветала улыбка, и все могли вдохнуть глубже. Но уже полтора года стул во главе стола пустовал, и больше не было забавных анекдотов, и улыбка на лице маман появлялась все реже. Единственная оставшаяся ее радость — Эстель и Сесиль, и они изо всех сил старались не расстраивать ее понапрасну, хотя и постоянно опаздывали на завтрак. — У меня для вас новость, — сдержанно произнесла женщина, отпив чай из фарфоровой чашки. — Да? И какая же? — светским тоном поинтересовалась Сесиль, уже зная, о чем пойдет разговор, но хватаясь за любую возможность разнообразить медленно текущее время. Сесиль каждый раз изнывала в эти сорок минут, ведь ей до безумия хотелось рассыпаться в тысячах фраз и испытать с десяток эмоций сразу, пока все эти фразы будут произнесены. — Пришло письмо от мадам Блэк. — Цепкий взгляд ухватился за эмоции дочери, которая изо всех сил старалась себя не выдать. — Ты не рада? — Очень! Очень рада, — спохватившись, протараторила она. — Просто не ожидала, что мы так скоро получим от нее ответ. Это замечательно, что все сложилось наилучшим образом. — А разве я говорила, что все хорошо? — приподняла она бровь, заставив Сесиль растеряться и покрыться стыдливым румянцем: сама себя выдала, и кто только за язык тянул? — Негодницы. Значит, сами ведете тайную переписку с моей будущей сватьей? — Изабель покачала головой, но в глазах ее было веселье. — И кто же это придумал? Сесиль опустила взгляд в вазу с сахарным печеньем и уже хотела было заговорить, но Эстель, отлевитировав к себе клубничное пирожное, спокойно призналась: — Я предложила самостоятельно написать мадам Вальбурге. Си была очень взволнована в ожидании ответа, и я подумала, что Полетта отнесет письмо быстрее, чем папина старая Персефона. И не ошиблась, — уголки губ чуть приподнялись вверх. — Вся в отца, — вынесла со вздохом вердикт Изабель. — Ну, что ж, раз вы уже в курсе, то должны прекрасно понимать, что не можете ударить в грязь лицом. Так что выпрямись, Сесиль. Эстель, — строго посмотрела она на дочь, — локоть со стола. И стоило попросить сестру перенести к тебе всю тарелку целиком, а не самостоятельно брать бедный кекс, как будто ты его воруешь. Эстель выполнила указание, переглянувшись с сестрой, и продолжила трапезу, пустым взглядом блуждая по тарелкам и стенам комнаты. Мыслями она была уже и на городском рынке, и на цветочном поле, и под огромным деревом на холме с книгой в руках. Она со вздохом отрезала кусок пирожного так, что нож с неприятным скрежетом проскреб поверхность тарелки. Мадам де Фуа поморщилась и с упреком посмотрела на старшую дочь, которая и вовсе отложила приборы. — Благодарю за прекрасный завтрак, — сказала она, поднимаясь из-за стола. — Хочу до обеда потренироваться в трансфигурации в саду, пока не стало слишком жарко. Девушка быстро склонила голову и покинула обеденный зал, вздохнув с облегчением и направившись к боковой лестнице. — Она ведь знает, что я бываю в саду каждый день и ни разу не видела ее упражняющуюся хоть в одной из дисциплин? — уточнила женщина у сдерживающей улыбку Сесиль. — Знает. Ступени быстро мелькали под легкими ногами Эстель, и пальцы едва касались перил. Она будто летела вниз по лестнице, ей обязательно нужно поспешить, чтобы весь день не пошел наперекосяк. Оказавшись на первом этаже, она свернула в затемненный коридор и прошмыгнула в небольшую дверцу. В нос тут же ударил букет из приятнейших ароматов. На столах стояли заготовки для полуденного перекуса и остатки сегодняшнего завтрака. Те же самые блюда никогда не пахли так вкусно во время самого приема пищи, и потому Эстель обожала заглядывать на кухню к домовым эльфам. Здесь кипела своя жизнь, полная забот и трудолюбия, и девушка могла просидеть на кухне и несколько часов, помогая с нарезками или просто рассказывая маленьким помощникам о прошедшем дне. Они были благодарными слушателями и с огромной радостью встречали молодую хозяйку. Вот и сейчас эльфийка, стоявшая у плиты, увидев Эстель, отбросила поварешку и бросилась ей навстречу, хлопая в ладоши. — Мадемуазель проголодалась? Может быть, она хочет шоколад или бисквит, яблоки на прогулку? — тонко защебетала она, смотря глазами, полными любви. — Нет, Рози, я наелась до отвала, спасибо, — отказалась девушка (слышала бы ее выражения маман). — Омлет сегодня был потрясающий. Ты превзошла саму себя. Она засмущалась и сцепила пальцы, опустив голову. — Рози очень рада, что молодой мадемуазель понравился сегодняшний завтрак. — Глаза ее вновь метнулись к фигуре де Фуа. — Но все же, Рози может чем-нибудь помочь? — с надеждой спросила она. — Да, мне очень нужен Динки. Он ведь еще не отправился на рынок? — Нет, Динки еще в доме, Рози сейчас же позовет его, — с энтузиазмом проговорила эльфийка и по щелчку пальцев исчезла. Несколько секунд Эстель, нервно кусая губы, простояла на пороге кухни. Наконец на том же месте возникло уже два существа. Старый сморщенный эльф оттолкнул от себя тоненькие ручки Рози и хмуро взглянул на нее, только потом поклонившись девушке. — Динки, у меня есть к тебе просьба, — начала она, и эльф внимательно посмотрел на нее. — Матушка ведь уже дала тебе список продуктов, за которыми нужно сходить? Умоляю, отдай мне его, я сама все куплю, честное слово, ничего не забуду. — Но хозяйка поручила покупки старому Динки, разве может он ослушаться хозяйку? — с сомнением спросил эльф. — Прошу тебя, хозяйка ни о чем не узнает. К тому же ты и меня должен слушаться, разве нет? — изогнув бровь, сказала Эстель, и домовику ничего не осталось, кроме как покорно закивать головой и протянуть листок, исписанный витиеватым почерком матери.***
Узкие улочки французского провинциального городка буквально дышали летом. Яркие невысокие дома теснились друг к другу, балкончики и окна были усеяны цветами и причудливыми растительными кустиками. Июньское солнце пропитывало воздух жарой, и духота заставляла людей остаться на время в домах или тени, чтобы переждать наступающий полдень. Эстель любила этот город, он за много лет стал по-своему родным, хоть ей и приходилось бывать здесь в разном обличье. Никто из магглов не знал о том, что недалеко находится большой белый особняк, где жило уже несколько поколений самых настоящих волшебников. Появление в городе одного и того же лица в конце концов привело бы к вопросам о том, что же за молодая девушка изредка посещает городские лавки или просто прогуливается по чистым улицам. Эстель была осторожна, и потому по городу шагала девушка совершенно неприметной внешности, удлиненный белый сарафан из шелка был вынужден превратиться в аляповатое нечто, что сейчас магглы называли модным. Кратковременные чары, казалось бы, изменили ее до неузнаваемости, но всего-навсего стал шире нос, глаза с карего цвета поменялись на серый, на лбу пролегли горизонтальные морщины, и губы стали пухлее. Так или иначе самым важным было то, что незнакомка с внушительным списком покупок не вызывала никаких подозрений, сливаясь с окружением. Девушка свернула в один из менее привлекательных проулков, где находились задние дворы заведений. Здесь и была вся подноготная кафе, бутиков и мастерских, расположенных на центральной улице. Эстель точно знала, куда идти и в какие неприметные проходы протискиваться, чтобы наконец пройти через еле держащийся старый забор и оказаться у неопознанного крыльца. Она осмотрелась, как будто не была здесь уже много раз, в глаза бросилась гора мусора в углу, которая с каждым разом только увеличивалась, на брусчатке виднелись пятна от выливаемых помоев, которые жадно облепили мухи. Здесь уже не пахло цветами или особенным полуденным зноем. Зрелище было не самое приятное, но Эстель ничем не показала своей неприязни, даже в лице ничего не изменилось, все та же равнодушная маска. Серые глаза и непривычные черты вновь сменились на обычную внешность де Фуа. Здесь ее знали, и скрываться было незачем. Резко открылась дверь, отлетев и ударившись о стену, где в облицовке уже была целая выбоина от такой неосторожности. На крыльце показался мужчина лет сорока, с обрюзгшим рябым лицом, прищуренные глаза создавали впечатление вечной подозрительности и неприязни ко всему миру. Он почесал подбородок с отросшей щетиной и выудил из кармана проношенных штанов сигарету, щелкнул зажигалкой, бумага затлела, и он, откинувшись на дверной косяк, затянулся. Только отняв от губ сигарету, он заметил Эстель, наблюдающую за ним возле забора. — Опять ты? — грубо одернул он, сплюнув. — Проваливай или позову полицию. — Мне нужен Фернан, — холодно произнесла девушка. — Без него и с места не сдвинусь. Мужчина гаденько усмехнулся. — Вот незадача, он мне тоже нужен. Восемь пар обуви к завтрашнему утру кто мне сделает? Может, ты, красавица? — Я заплачу, как и раньше. Дело ведь в деньгах? — высокомерно приподняв подбородок, спросила Эстель, пропустив мимо ушей сальный комплимент. — Интересно, откуда же у такой молодой девки находятся такие деньги? Чем же ты зарабатываешь? — взгляд его прошелся по всей его фигуре, не упустив ни одной детали, которая могла бы охарактеризовать Эстель, как более чем привлекательную особу. — Тебя не касается. — И об этот резкий тон можно было порезаться. — Позови Фернана. — Э-э-э, нет, деньги вперед, — сложил он на груди руки. Де Фуа в несколько шагов преодолела разделяющее их расстояние и достала мешочек с монетами. Мужчина с ухмылкой протянул к нему руку. — В следующий раз неси купюрами, с твоими железяками еще надо мучиться, перепродавая их. Пальцы его почти дотронулись до легких денег, но неожиданно Эстель отпустила мешочек, он кувыркнулся в воздухе, и монеты, со звоном ударяясь, разлетелись по крыльцу и земле. В проходе появился ошарашенный юноша приятной внешности, сходств с человеком рядом почти не было. Каштановые волосы свободно завивались, обрамляя загорелое лицо, крепкие плечи были обтянуты самой простой рубашкой с закатанными рукавами. Он посмотрел на то, как с чертыханием собирает монеты его отец, и посмотрел на Эстель, улыбнувшуюся на один короткий миг. Она развернулась и, как призрак, исчезла с заднего двора, Фернану оставалось лишь поспешить за ней и наконец-то освободиться от присутствия самого ненавистного человека. Он нагнал ее, когда она уже шла в сторону центральной улицы. — Опять спасаешь? — спросил он, поравнявшись со вновь изменившейся Эстель. — А что? — немного оскорбленно спросила та. — Сильно пострадало мужское самолюбие? Тогда прости. — Не злись, — искренне попросил Фернан. — И спасибо. — Можно я в очередной раз скажу кое-что? — вдруг произнесла девушка и после неуверенного кивка продолжила: — Твой отец — отвратительный человек. Пяти минут рядом с ним хватает, чтобы захотеть придушить его, а потом три раза вымыть руки. Я знаю, ты терпишь его из-за матери и сестер. Но поверь, вам будет лучше без него, а ты все боишься рискнуть и уйти. Она шла по улице дальше, когда юноша задержался ненадолго, но потом вновь прибавил шаг. — Ты всегда была смелее, чем я. Еще с первой нашей встречи. Но у меня нет волшебной палочки, чтобы наколдовать себе деньги или дом, или вовсе стереть отцу память о нас, чтобы сбежать. Я не могу рассуждать как ты. Реальный мир куда более сложный, чем тебе представляется. — Да, может быть, я и не могу понять всего, — согласилась Эстель, — но я уверена, что, пока ты не попробуешь что-то изменить, никогда не узнаешь, есть ли у тебя шанс на другую жизнь. Де Фуа не часто поднимала в разговоре тему семьи Фернана. Когда в одиннадцать лет она первый раз сбежала в город и спасла его от шайки хулиганов, запугав их до смерти, она поняла, что защищать-то его особо некому, и дома тогда еще хилый мальчишка едва ли чувствует себя в большей безопасности, чем на улице. Она помогла хромающему Фернану дойти до дома и затем с ужасом наблюдала, как с силой откинулась дверь, вновь ударившись о стену, и как отец тащил его за волосы в дом. А мальчик терпел, запинаясь о грязные ступени крыльца. С того дня она всеми силами пыталась заставить его смеяться и проживать свое детство так, как позволяли ей. Скрываясь от всех, они гуляли, Эстель приносила ему самые разные приключенческие книги, но самое главное, она открыла ему свой секрет — рассказала о магии. Так завязалась дружба волшебницы и маггла, которая длилась от каникул до каникул, когда девушка, возвращаясь из Шармбаттона, бежала к дереву, где они договорились встретиться еще несколько недель назад. Она была удивительным светом, который рассеивал темноту его жизни, она была из другого мира, и вместе с ее появлением все не казалось таким уж отчаянно невыносимым. — Что ты придумала на этот раз? — тихо спросил юноша после затянувшейся паузы. Эстель кинула на него странный взгляд и повела плечом. — Забрала у Динки список запланированных покупок, так что он остался в доме и не сможет увидеть молодую хозяйку в маггловском городе, чтобы доложить моей матери. — Так для тебя неожиданная работенка нашлась? — усмехнулся он, обрадованный развеявшейся натянутой атмосферой. — Для нас, мой дорогой друг, — с лукавой улыбкой поправила она. — В конце концов, я потратила на твое освобождение кругленькую сумму. — Да неужели? — покачал юноша головой. — Что ты превратила в монеты на этот раз? — Новое удобрение для крокусов, — равнодушно ответила Эстель, а Фернан рассмеялся. — Странно, что ваше Министерство еще не отследило твои махинации. В конце концов, ты можешь неприлично разбогатеть в мире обычных людей. — Я всего лишь упражнялась в трансфигурации. Даже не знаю, как мои наработки попали в руки какого-то маггла. — Прозвучало это настолько честно, что не поверить было бы сложно. — В любом случае, за тобой должок, а я знаю, как ты не любишь находиться у кого-то в долгу, так что шагай на рынок, а мне нужно за новыми тканями. Справились со своими задачами они не слишком скоро и встретились на площади у часов на сорок минут позже, чем договаривались. Эстель наедине со своими мыслями посетовала на то, что даже несмотря на совершеннолетие, все равно в полной мере не может использовать магию. Домовым эльфам было куда проще: их магия никаким образом не отслеживалась Министерством, и они могли вполне безобидно применить легкий Конфундус, взять все, что нужно, оставив в кассе нужную сумму и уйти незамеченными. Только у человека потом немного кружится голова, и он не может вспомнить, откуда взялись новые деньги, и досчитаться товара. Раньше считалось позором пользоваться благами магглов, даже если это вкуснейшая на свете клубника. Но, с возвращением отца в родные Пенаты и появлением жены и маленьких дочек, эти устои весьма быстро искоренились. Хотя на подобное министерские сотрудники, если прознают, явно не закроют глаза. Фернан правильно удивлялся, как это до сих пор следы магии в маггловском городе не заинтересовали их? Обычно они пеклись о судьбе немагического населения куда больше, чем о самих волшебниках. Так что Эстель с трудом удалось улучить момент и в безлюдном проулке положить рулоны тяжелых тканей в сумку с чарами невидимого расширения. Фернану же так не повезло, и он нес огромные пакеты в руках, сдувая прилипающую к потному лбу челку, до самого выхода из города. Только там без лишних глаз девушка в очередной раз удивила его возможностями магии и освободила от почти неподъемной ноши. Наконец-то можно было свободно выдохнуть, и они, чувствуя необычайную легкость, пошли к их привычному месту встреч. Старый развесистый дуб стоял на одном из холмов, глядя на простирающиеся внизу поля, летом покрытые цветом и кружащим голову ароматом, а зимой выцветшие и поблекшие в ожидании весны. Чтобы добраться сюда от особняка, Эстель нужно было выйти с задней стороны сада, где прибранные аллеи и подстриженные газоны переходили в дикие заброшенные пейзажи. Редкая рощица, долгий подъем, и перед ней открывались и цветочные поля, и соседняя вершина с деревом, приветливо шепчущим листьями. Здесь детьми они играли в непобедимых воинов, здесь Эстель колдовала, поражая воображение друга, здесь они часами болтали, мечтая о судьбах великих политиков, путешественников и народных мстителей. И в этом месте де Фуа находила свое спокойствие, когда случилась первая в ее жизни смерть, которую она смогла осознать и прожить в полной мере. Если бы кто-то у нее спросил, как должен выглядеть ее райский уголок, то она бы вспомнила старый дуб, пыльцу ирисов, которая вечно пачкала платье, когда она пробиралась через них сюда, светлый родной особняк, сад и рояль, на котором в четыре руки играли она и мама, а рядом танцевали отец и Сесиль, стоящая на его ногах и задорно хохочущая. Эстель сидела на клетчатом покрывале, откинувшись на ствол дерева. Голые стопы ее лежали в мягкой траве, и по лодыжке с любопытством ползла божья коровка. Редкие облака лениво плыли по ослепительно ясному голубому небу. Солнечные лучи встречали препятствие в виде пышной кроны и оставляли девушку в некоторой прохладе. Хотя порой она сама поднимала глаза наверх и, жмурясь от яркого света, смотрела на позолоченные прожилки листьев. В руках ее был новый том современной истории магии, и глаза расслабленно скользили по строчкам, иногда отражая недоумение или негодование. Страницы с шелестом переворачивались под нежными пальцами. Легкие наполнялись запахами травы, цветов и книжных страниц со свежей типографской краской. Дочитав очередную главу о деяниях Гриндевальда, Эстель отложила книгу и поднялась на ноги. Босые шаги по примятой опушке дарили ей какой-то первобытный восторг, легкий ветер беззастенчиво игрался с ее шелковым платьем, поднимая подол до колена. Темные пряди, заколотые на затылке, выбились и создавали ощущение странной естественности. Она вышла из тени и, приложив ко лбу ладонь, всмотрелась вдаль. С широкой улыбкой постепенно приближался Фернан, пряча за спиной руки. Эстель покачала головой, думая о том, где опять он пропадал и что бы могла значить эта его улыбка. Божья коровка слетела с ноги и оказалась на ладони. Девушка подняла ее к лицу, с особой любовью осмотрела и дунула на пальцы. Раскрылись крылышки, и гостья закончила знакомство, улетев куда-то в древесную листву. Фернан остановился в нескольких шагах от Эстель. Она подняла на него оскорбленный взгляд с яркими нотками веселья и сложила на груди руки. — Я уж думала тебя до смерти закусали шмели. Хотела с воинственным кличем спасать. — Я бы на это посмотрел, — задумавшись на секунду, ответил юноша и вытащил из-за спины букет полевых цветов, шутливо склонившись и протянув свой дар. — Ах, вы собрали сей букет душистого счастья для меня? — с изумлением спросила Эстель, принимая цветы. — Для вас, миледи, — в тон Фернан, но вдруг задиристо улыбнулся. — Побоялся, что вам не хватит ловкости поймать букет невесты и придется прослыть старой девой. — Паршивец! — воскликнула Эстель, замахиваясь на него этим самым букетом, но все же никак не могла сдержать смех. Юноша отшатнулся от нее и, заливаясь хохотом, побежал по склону вниз, вынуждая ее отправиться за ним. Он быстро отдалялся от старого дуба, закрыв глаза от горящего и жгущего солнца, и лишь на секунду обернулся, чтобы заметить поднятую палочку. В лицо ему ударила струя воды, и он опешил, остановившись и вытирая ладонями лицо. С волос его капала вода, стекая по шее на рубашку. — Против правил, — возмутился он, глядя на сияющую самодовольством девушку. — Что-что? — нахмурилась она, пятясь назад. — Ничего не слышу, — крикнула она и побежала дальше, продолжая смеяться. А Фернан на пару секунд помедлил, наблюдая, как струится по длинным ногам светлая ткань, как отливают блеском волосы и как улыбка отражает в карих глазах неизмеримое счастье. Он мягко улыбнулся и сорвался за ней, дразнящей его вдалеке.***
Эстель возвращалась домой в приподнятом настроении. На лице ее то и дело сама собой появлялась улыбка, которую она не в силах была сдержать. Время клонилось к вечеру, но солнце еще не было готово утонуть в закатных лучах. Жара немного отхлынула, и теперь в воздухе повисло совершенно новое приятное ощущение — это было дыхание приближающихся сумерек, с ласковой прохладой касающееся кожи. Девушка не торопилась и позволяла себе впитывать каждое мгновение, запоминать каждый фрагмент увиденного. Она вся обратилась в слух и с жадностью наблюдала за тем, как колышутся ветви в роще, как легкая рябь проходит по глади небольшого пруда и как по-особенному поют птицы. Эстель вновь вспомнила какую-то искрометную шутку Фернана, и смешок против воли сорвался с ее губ. Впереди наконец замелькал особняк, и показался знакомый, изученный вдоль и поперек еще лет в пять сад, за которым самостоятельно следила мама, не без помощи эльфов, конечно. Де Фуа остановилась и сняла с плеча небольшую сумку, в которой скрывалась целая прорва самых разных вещей. — Рози, — негромко позвала она. Вмиг перед ней оказалась домовиха, сложившая на груди руки и преданными влюбленными глазами посмотрела на Эстель. — Хозяйка вернулась! Хозяйке что-нибудь нужно? Рози может ей помочь? — она сделала маленький шажок к девушке, искренно желая, чтобы та засыпала ее просьбами, но, к сожалению, Эстель не могла позволить испытать ей подобный восторг. — Да, Рози, — с улыбкой кивнула она. — Ты можешь мне помочь. — Протянутая сумка оказалась в морщинистых руках эльфийки. — Сверху должно быть все то, что поручала купить моя мать. Но дальше не копайся, — шутливо пригрозила Эстель, — просто отнеси сумку в мою комнату. — Что вы, хозяйка! — испугавшись, воскликнула Рози. — Разве можно рассматривать вещи, которые принадлежат молодой мадемуазель? — Не волнуйся, Рози, — рассмеялась девушка. — Я верю, что ты бы не стала этого делать, всего лишь шучу. А теперь поспеши. Домовиха с благодарностью и почтительностью склонилась и вновь с хлопком исчезла. Эстель потянулась, прикрывая глаза, и, прибавив шаг, направилась к месту, где с почти непоколебимой уверенностью могла найти сестру. Сесиль, глубоко задумавшись, сидела на качелях, скорее машинально двигая ногами и немного раскачиваясь. Старая незатейливая конструкция служила уже не один десяток лет и оставалась неизменной, только за многие годы вырос ясень, к чьей ветви были привязаны крепкие веревки. Неожиданно чьи-то руки подтолкнули качели сзади, и Сесиль ойкнула от испуга, тут же обернувшись к обходящей ее со спины Эстель. — Пикси тебе в волосы, зачем же так пугать? — спросила она, наблюдая, как девушка опустилась в траву перед ней, подтянув к себе колени, и с каким-то любопытством рассматривала ее. — Где ты опять пропадала? — Хотя на этот вопрос она и сама прекрасно знала ответ. — Я была с Фернаном, — без утаек ответила Эстель, сделав вид, что не заметила разочарованный вздох. — До сих пор удивляюсь, как папа тогда тебя в особняке не запер, а наоборот позволил с ним общаться? Так странно, — она ненадолго погрузилась в размышления. — Он, конечно, никогда не имел никаких предрассудков на этот счет, но все же, будь на его месте мама, то она бы даже из соображений твоей безопасности не допустила подобного. — Значит, хорошо, что она ни о чем не знает, — хмуро ответила Эстель. Воспоминания из прошлого опять затопили все ее мысли, а она ненавидела, когда такое происходило, поторопилась задвинуть все вырисовывающиеся в голове картины как можно дальше. — В конце концов, она, наверняка, догадывается, стоит только попросить кого-то из эльфов проследить за мной. Но… — Меньше знаешь, крепче спишь, — в голос произнесли сестры и улыбнулись. — Тебе бы тоже не мешало прогуляться, — Эстель тонко увела разговор в другое русло. — А то скоро будешь прожигать свои лучшие дни в сером Лондоне и забудешь, что такое солнце. — Это ты без него увядаешь, я же вовсе не против, если не будет такой жары, — пожала она плечами. — К тому же ты прекрасно знаешь, что мне категорически нельзя попадать под прямые солнечные лучи. Это тебе к лицу легкая смуглость, а мне с моими волосами ни в коем случае нельзя допускать загара. А веснушки? Это же настоящая напасть! Как наступает май, в пору и совсем закрыться в доме до самой осени, — с запалом проговорила Сесиль, и на лице ее отразилось такое негодование, словно именно пресловутые веснушки отравляли ее в общем-то счастливую жизнь. — Мне кажется, они тебя красят, — отозвалась Эстель, едва заметно приподняв уголок губ и тут же наблюдая, как выпрямилась и нахмурилась сестра. — И чем же? — с вызовом произнесла она. — Не знаю, это довольно мило. — Мило?! — воскликнула Си, даже качели под ней дрогнули. — Мило для шестилетней девочки или какой-нибудь простодушной, глуповатой и неловкой Мэридит Блам, — она даже поморщилась, называя имя однокурсницы, с которой у них возникла взаимная неприязнь еще при первой встрече по пути в школу. — Я уже давно переросла подобное. Я должна выглядеть как взрослая утонченная девушка, чтобы соответствовать своему статусу. — Во-первых, тебе только полгода назад исполнилось семнадцать. А во-вторых, когда ты успела понабраться подобного снобизма? Успеешь еще стать скучной постной аристократкой. — При этом лицо Эстель скривилось так, будто она съела что-то горькое и малоприятное. — Просто я все вспоминаю Регулуса, мадам Вальбургу, — со вздохом сдалась Сесиль. — Их безупречные манеры… — За свои манеры тебе явно нечего волноваться, — одернула она. — То, как они держатся в обществе, гордые, безэмоциональные и сдержанные — я так не могу и боюсь, что в самый серьезный момент совершу неловкость или ляпну какую-нибудь глупость. — От этих мыслей вертикальная морщинка прорезалась между тонкими бровями. — Мы совсем другие — вот, что я хочу сказать. И если в детстве это было не так уж заметно, то теперь… Я боюсь, что все слишком изменилось за последние годы, мне страшно, что там уже нет места для меня. — Откуда же в тебе столько необоснованного страха и неуверенности, Си? — серьезно спросила Эстель. — Ты замечательная, светлая, образованная девушка, которой достоин далеко не каждый. И хорошо, что в тебе нет этой чопорности и холодной маски, скрывающей настоящие чувства. Ты самый искренний человек, которого я когда-либо встречала, и твоему жениху безумно повезло. И если Блэк хоть на секунду позволит себе думать о тебе плохо, летучемышиный сглаз ему манной небесной покажется. — Сесиль слабо улыбнулась. — Не пытайся себя переделать. Если хочешь, теперь каждый день буду начинать со списка комплиментов и дифирамбов в твою сторону, чтобы у тебя не возникало сомнений в том, что заслуживаешь самого лучшего. — Вот уж спасибо, — поморщилась Сесиль. — Приступы лести мне ни к чему. Эстель рассмеялась. — Жаль, что папы нет рядом, — вновь погрустнела младшая сестра. Последнее время такие перепады настроения случались с ней постоянно, едва ли не ежеминутно. — Мне бы так пригодились его ободряющие шутки или какой-нибудь дельный совет, да и с ним не было бы так страшно. Как представлю, что под венец пойду без него, становится тоскливо. Лицо Эстель тоже вмиг помрачнело, казалось, даже ветер как-то затих и духота вернулась. Обычно она старалась отшутиться, даже если было совсем невесело, но сейчас в душе стало как-то чересчур неприятно, и язык не поворачивался произнести нужные слова. Слишком мало времени прошло. Слишком часто и слишком сильно возвращалась скорбь. — И знаешь, я думаю, он бы гордился тобой, тем, как ты держишься, — продолжила Сесиль, и Эстель с легким удивлением приподняла брови. — Без тебя мы с мамой бы давно зачахли. — Год назад ты говорила иначе, — тихо ответила она. — Я сказала тебе много гадких вещей тогда и теперь безумно стыжусь этого, — поморщилась Си, опустив глаза в ноги. Эстель промолчала и не стала открывать ей глаза на то, что, в сущности, она была права тогда во всем. — В общем, здорово, что ты у нас есть, — наконец улыбнулась Си. — Есть у меня. Девушка подняла на нее глаза. И вроде бы сама сказала об искренности Сесиль, но было так странно слышать эти признания в любви, эту благодарность, ведь где-то в глубине души она осознавала, что не сильно заслуживает такой преданности. Взять даже ее спрятанные где-то на задворках мысли, которые не раскрывала никому. Она могла быть сколько угодно открытой этой миру, но с людьми, даже самыми близкими, все равно постоянно держала дистанцию. Легкость, умение перестраиваться на нужный лад в общении с разными собеседниками, острый ум сколько угодно вырисовывали из нее идеальную частицу общества, но она-то знала, что чаще всего это было той самой маской, о которой, воротя нос, говорила сестре. И потому сказанные Сесиль слова болезненно ударили по сердцу. Но секунды хватило, чтобы вновь скрыть все это внутри и снова попытаться почувствовать ту свободу, которая была с ней еще полчаса назад. — Кстати, тебя мама искала, — хитро улыбнувшись, произнесла Си. — Что? — вышла она из оцепенения. — Когда? — Может быть, час назад? — ожидая скорой расправы, ответила она, продолжая сдержанно улыбаться. — Ты невозможна, — в сердцах воскликнула Эстель, подрываясь с места и уже на ходу ткнув палочкой в живот сестры. — Лучше к моему возвращению найди для себя хорошее оправдание. Спустя какие-то пять минут Эстель стояла перед дверью кабинета, занимаемого мамой для некоторых редких официальных встреч или дел, касающихся жизни в особняке. Девушка поправила платье, заправила неряшливые пряди за уши и, выдохнув, постучала и приоткрыла дверь. — Заходи, блудная дочь, — послышался голос Изабель, и Эстель осторожно проскользнула в комнату. Женщина сидела за дорогим столом, обшитым бархатом, перед ней лежали стопки бумаг, от которых она оторвала взгляд из-за стекол очков лишь на секунду, чтобы посмотреть на Эстель, севшую в кресло напротив. Дочь с напряжением сидела, не решаясь задать вопрос и лишь внимательно наблюдала, как маман утомленно потирает переносицу, берет в руки какой-то пергамент и затем с подозрительной обреченностью снимает очки, которые так не любила носить. Что-то определенно было не так, и это вызывало смятение в душе Эстель. В иной ситуации между ними наверняка случилась бы словесная перепалка, в которой, впрочем, никогда не было враждебности — только игра из упрямства и веселья. Но сейчас чувствовалось что-то, что угнетало Изабель, она ведь даже привычно не спросила о том, где пропадала Эстель и почему так долго не могла найтись. — Прочти, — со вздохом произнесла она, протягивая тот самый документ, который выудила из небольшой стопки. Слегка нахмурив брови, девушка взяла лист в руки, и глаза наскоро забегали по цифрам и расчетам под заголовком «Расходы за текущий год». В конце был подведен итог, и оттого, насколько баснословной была сумма, в глазах Эстель ненадолго отразилось самое настоящее изумление. С немым вопросом она посмотрела в уставшее лицо матери. — Мы на грани разорения, — без лишних эмоций сказала Изабель, и Эстель догадалась, что узнала она это намного раньше. — Ты знаешь, что у меня за душой едва ли было хоть какое-то состояние, и то, оно все было потрачено еще в первые годы жизни с Роджером. А его семейка, мне кажется, не против сжить нас со свету. Несмотря на то, что твоему отцу в наследство перешла внушительная сумма и множество древних ценностей, едва ли все это оставалось нетронутым хоть день. Многочисленные кузены, племянники, тетушки, и всем он был обязан обеспечивать их бессмысленное существование. — Губы матери сжались в тонкую линию. — А после его смерти снимать с нас обязательства магического договора никто не стал. Наша семья, видите ли, должна продолжить благородную волю ее главы. И всем плевать, что его вынудили согласиться на подобное только, чтобы он мог устроить свою же жизнь по собственному желанию. — Мысли эти видимо давно не находили выхода, и потому от этой горячей неприязни сейчас в глазах ее зажегся знакомый огонек, который выдавал сильную и волевую женщину. — Ячейка почти опустела, Эстель, — теперь уже с другой интонацией продолжила она, откинувшись на спинку стула. — Совсем скоро мы не сможем выполнять условия пресловутого договора, но есть возможность переписать все, что осталось, на Сесиль. Она вскоре станет Блэк, поэтому у нее появится право покончить со всем этим многолетним бредом. — Но ведь до этого момента пройдет не меньше месяца, платить все равно придется, пока брак не будет официально закреплен, — с серьезной задумчивостью возразила Эстель. — Да и к тому же расходы на свадьбу и проживание в Лондоне не будет таким дешевым. Неожиданно на лице девушки отразилась целая смесь из эмоций: вспышка осознания, неверие, злость и непоколебимое упрямство. — Ты все правильно поняла, — кивнула головой Изабель. — Нам придется продать особняк, чтобы потянуть все расходы. Эстель поднялась на ноги, все же не сдержав в себе возрастающее негодование. — Как ты можешь так говорить об этом, мама? — покачала она головой, сжимая в ладони этот никчемный пергамент. — Это наш дом, это вся наша жизнь. Как можно отказаться от него? И что с нами будет, где мы окажемся? — Ты молода, красива и образованна, даже несмотря на все отчаянное положение, ты сможешь стать завидной женой, — холодно ответила женщина. — Женой? — неверующе переспросила Эстель. — Ты и в правду считаешь, что наши с Сесиль замужества могут решить все проблемы? Немыслимо. О чем ты вообще? Это не просто груда камней с многолетней историей, за которую можно выручить деньги, это память, в том числе и о папе. Мы прожили здесь столько лет, здесь хранится столько воспоминаний. — Достаточно романтических рассуждений, Эстель. Таков мир, в котором мы живем, ничего не поделаешь. Это единственный наш выход. Все может быть и хуже, — невозмутимо перебила Изабель. — Не поверю, что других вариантов нет. Позволь мне самой изучить все бумаги, я докажу, что ты ошибаешься, — с запалом произнесла девушка, щеки ее раскраснелись, а грудь тяжело вздымалась. На лице Изабель промелькнула нежность и раскаяние, когда она посмотрела на взбудораженную дочь. В этот момент она до боли напоминала Роджера, все-таки характером дочь пошла в него. — Хорошо, — сдалась она. — У тебя есть неделя, чтобы переубедить меня и предложить что-то другое. Только прошу тебя не говорить ничего Сесиль. Ей не стоит знать о том, что происходит. Иначе она с благородным пылом откажется от всего, что хочет, только чтобы мы ни в чем не нуждались, — уголки губ дрогнули в задушенной полуулыбке. — Пускай думает о приближающейся поездке в Лондон и помолвке.