Торью

— Тут так ярко,- медленно, щурясь на солнце, сказал лохматый мальчик лет шести,— даже непривычно как-то,— он оглянулся на свою мать, чей гордый образ всегда вселял уверенность в его душу. Она была настоящим примером для подражания. Сейчас они находились в каком-то поле, на которое набрели абсолютно случайно, когда обходили местность клана. Хаширама, который, как обычно, был заводилой, выводил Кавараму на игры и разного рода активность. Женщина усмехнулась, отвечая,— Да уж, мальчик мой, ты когда последний раз свет-то белый видел? Пропадаешь то за книгами, то за тренировками. Переживаешь, что не справишься с ответственностью, которая на тебя навалится в следующем году?— чуть помолчав, женщина продолжила,— Переживаешь, я знаю, но ты не забывай, что я рядом и всегда готова тебе помочь,— Тобирама промычал что-то задумчиво в ответ. Его мать была права, он сполна ей доверял. Устои клана вынуждали его в следующем году вступить на службу, ведь всё ещё идёт ожесточённая клановая война, но разве от него такого будет польза? Он часто болел, редко выходил из дома, нетипичная для клана внешность отталкивала от него всех, кого могла, а красные, как кровь, глаза внушали во многих лишь страх, напоминая о грозном сопернике, даже несмотря на то, что внешность у него была целиком и полностью… материнская. Наверное, она за всё проведённое в клане время просто заставила себя уважать, но Тобирама пока не имел достаточных навыков, чтоб поступить подобным образом. Его детское сердце хотело игр и дружбы, а не вечных тренировок и запретов, но его сторонились, к сожалению, не только из-за внешности: ему «повезло» родиться вторым сыном в семье главы клана. Глянув на мать, устало прикрывшую глаза, он прижался к ней в порыве нежности,- Правда поможешь?- еле слышно спросил он, уже зная ответ,- «Конечно»,- последовало короткое. Она прижала его к себе крепкой, характерной для опытного воина, хваткой. Другие могли бы счесть такие объятия слишком грубыми и неприятными, но не Тобирама: он давным-давно уже привык к такому проявлению материнской любви и всегда был ему рад. Одарив уставшую мать лёгкой улыбкой, Тобирама прижался к ней покрепче. Он не хотел задумываться о будущем и о том, как скоро оно настанет. Так или иначе, уже через полгода у него будет день рождения, а там уже и первые задания, связанные с патрулём. Только что вступившим на нелёгкую дорогу воина детям не давали в первые два года серьёзных миссий, не давали бы и дольше, но люди погибали пачками, поэтому и выбора особо ни у кого и не было. Людей было немного, надо было взращивать новое поколение опытных воинов, но была проблема: этих маленьких «воинов» зачастую слишком быстро выводили из игры. Средний возраст в клане составлял где-то тридцать пять лет лишь потому что соклановцы умирали либо в семь, либо в шестьдесят, а многие просто получали травмы, с которыми невозможно было сражаться дальше. Оставалось вопросом лишь кому больше повезло. Пару раз махнув головой, отгоняя от себя гнетущие мысли, ребёнок посмотрел в свиток, который взяла с собой его мать. Помимо огромного количества текста, там были изображены рисунки, видимо, каких-то техник. Тобирама всегда с огромным интересом наблюдал за соклановцами, которые их тренировали. У него пока получалось очень плохо, но тренера и мама всегда его успокаивали и подбадривали, говоря, что всё ещё впереди и что для своего возраста он всё ещё является очень способным малым. Единственным, кто был недоволен, являлся его отец. Буцуме всегда имел довольно высокие требования, требуя иногда от своих сыновей невозможного, потому что они «родились в семье, на которую потом будет полагаться весь клан». А ведь у Хаширамы получалось… Получалось быть хотя бы сносным для него. Торе всегда приводили его в пример, да и его улучшеный геном не давал никому никакого покоя. Все гадали, насколько удачной может быть эта способность, и ликовали, когда у Хаши, хоть и с трудом, но появлялись новые древесные техники. Уже в таком возрасте ему пророчили великое будущее, а остальным сыновьям оставалось лишь пытаться не ударить в грязь лицом. Почему столько времени проводил в библиотеках и за тренировками? Чистая детская зависть и соперничество между братьями. Тобирама надеялся однажды обойти брата в силе, тогда, может, и в клане его полюбят и признают. Правда же? Аяме заметила внимательный взгляд ребёнка, мысленно отмечая, что подобный интерес к техникам может хорошо сказаться на его будущем как воина. Подумав, как бы поаккуратнее подобраться к собственному сыну, она задала осторожный вопрос,— Тебя интересует какая-то определённая техника или стихия?— Тобирама медленно кивнул в ответ, произнося с расстановкой,— Техника водяного дракона… Выглядит очень разрушительно. Почему такое огромное количество печатей? Даже просто чтоб все их сосчитать требуется немало времени,— мальчик задумчиво наклонил голову, а его мать довольно улыбнулась. — Ты всё правильно заметил, мой хороший. Эта одна из самых обильных на печати техник. — Она не популярна из-за этого, да? —Да, не популярна. Её можно использовать ещё и для разведки, но мало кто этим промышляет, а в бою её вообще почти не встретишь. Много времени требуется на активацию, но… Кто-то может достичь таких успехов в пользовании стихии, что может сократить количество печатей. Так, мне требуется всего десять,— мать довольно глянула на ребёнка, который глядел в её глаза ещё с большим восхищением, чем прежде. В её сердце появилась тёплая гордость, она хотела сделать его либо таким же сильным, либо ещё сильнее самой себя. За беседами о техниках, стихиях и мастерстве, никто и не заметил, как начало смеркаться. На небе загорелись звёзды, успевшая расслабиться Аяме торопливо начала собираться и подзывать сыновей. Тобирама тут же примостился к дуэту Хаширамы и Каварамы, превращая его в трио. Дома их ждал четвёртый — Итама, который был ещё пока мал для подобных прогулок, но Тобирама искренне надеялся, что когда-нибудь они будут не только весело проводить вместе время, но и сражаться бок о бок, повергая всех в шок своей боевой мощью. Проснувшись утром, Тобирама потёр устало глаза. Он совсем не выспался, ему то и дело мешал Хаширама, который в свою очередь, видимо, отоспался просто превосходно: тот лежал как-то сильно извернувшись, пуская слюни на простынь и иногда комично похрапывая. Тобираму всегда удивляло, как он умудрялся спать в таких странных позах… Ночью он обязательно съедет градусов на девяносто минимум, а затем примет одно из тысячи положений, которых и вообразить-то невозможно. Спина у Хаши почему-то никогда не болела, конечности не затекали, зато жили своей жизнью: Торе за ночь пару-тройку раз точно от него прилетало. Спасибо хоть во сне не ходит, хотя от этого ситуация, наверное, не сильно поменялась бы. Пока Тобирама пытался собраться с мыслями и спокойно встать, рука его старшего брата благополучно плюхнулась на его лицо. Пробурчав что-то злобное, мальчишка просто взял и куснул того за палец, из-за чего Хаширама тут же проснулся, подскочив на месте. Обиженный взгляд встретился с разозлившимся, Хаширама сделал шутливо-страдальческий вид, проговаривая, — Какой же ты жёсткий, Тобирама! — младшего эти слова только сильнее выбесили, он со словами, — Дурак! — отвесил лёгкий щелбан Хаши и вышел из комнаты, недовольно проговаривая, — Чтоб не повадно было. Хаширама, сидя на своём спальном месте, потёр палец и невольно рассмеялся, смотря Тобираме вслед. Укусил младший его не сильно, а чисто символически. Хаширама знал, что Тобирама никогда всерьёз не сделает ему больно. Посидев ещё с минуту, наслаждаясь моментом, он наконец поплёлся лениво на кухню. Они с Тобирамой всегда встают последними, но оно и небезосновательно: первый уже ходит на миссии посерьёзнее, а второй слишком ответственный, поэтому отдаёт сейчас все свои силы учёбе. Ступая по прохладному деревянному полу, он услышал возмущённый голос Торы, — Да я же ничего не сделал! — из-за чего Хаширама ускорился и зашёл на кухню аккурат в тот момент, когда отец отвесил лёгкий подзатыльник брату. Алый взгляд обидчиво упёрся в стол. Тора хоть и знал, что спорить с отцом бесполезно, но попытал удачу и с треском провалился. Грубый голос отца тут же обратил на себя внимание Хаширамы, — Проснулся, второй полуночник! Есть режим в доме, так соблюдайте его, — мальчугана сразу бросило в холодный пот, но Тобирама принял на себя почти весь гнев родителя, поэтому Хаши отделался лишь небольшим выговором. Младший брат совсем поник, не обращал внимания ни на шумы, ни на старшего, который пытался поднять ему настроение, щёлкая того по носу, смеясь и шутя, но, встретив холод, он быстро осёкся. Они боялись отца. Тобирама, казалось, боялся особенно сильно. Единственное, где он мог встретить защиту — рядом с матерью, которая всегда с ним была намного мягче, не винила за мелкие проступки, не спешила с телесными наказаниями и считала, что разговор — лучший метод донесения информации. Когда отец сел рядом за стол, принимаясь за завтрак, Тора дрогнул и отвёл взгляд. Буцуме прекрасно видел отношение сыновей к нему и от этого раздражался ещё сильней. Красные глаза смотрели понуро в тарелку, мальчишка уже не столько ел, сколько просто ковырялся в еде, но он помнил, что надо поторапливаться: от отца может прилететь и за это. — А мама далеко? — послышалось с его стороны тихое. Тора хотел начать с ней тренировки поскорее, ведь лучше неё стихией воды в клане никто не владеет, а у Тобирамы, скорее всего, эта же стихия. Сегодня он будет это проверять. — Говори громче, — проследовало железное.— Скоро должна прийти, — всё же ответил он в итоге. В комнате повисла мёртвая тишина, которую никто не смел нарушить. Атмосфера запуганности давила на детей, но уйти сейчас было непозволительно. Хаширама метнул быстро взгляд на Тобираму, в тарелку и принялся разбираться с едой побыстрее, дабы ретироваться по явной причине и младшего с собой прихватить заодно. Через пару минут вернулась задумчивая мать, которая успела уловить в воздухе угрожающие нотки. Она глянула с непониманием на Буцуме, но тот предпочёл объяснениям недовольное покачивание головой. Женщина проводила его взглядом и перевела своё внимание на детей: Аяме сразу всё поняла. Отношение старших к Буцуме всем уже было известно, но этот неудобный факт всегда предпочитали игнорировать… Любил его пока только лишь совсем ещё маленький Итама, который не успел ещё сполна прочувствовать неоправданную жестокость этого человека. Мать выдохнула шумно, подзывая к себе своих сыновей. Те переглянулись, но всё же подошли к ней. Она обняла их за плечи и начала негромко, — Слушайте, может отец и очень строг и холоден внешне, но он вас любит, правда, — на её лице можно было прочесть сожаление о происходящем и надежду на понимание, но Тобирама только нахмурился, а Хаширама горько хмыкнул. Он и сам всегда хотел верить, что это так, но он первенец, а это значит, что на его плечи ложится большая ответственность. Может даже слишком большая. Завышенные стандарты, которым он всегда должен был соответствовать без шанса на ошибку — это и была почти единственная мысль от «любимого папы», которую он усвоил. Видя реакцию детей, Аяме продолжила как-то грустно, — Да, я понимаю, что вы сейчас чувствуете, но он переживает за вас, пусть этого и не показывает. Мир бы не рухнул, будь он чуть более открытым, но этот сухарь считает, что любое проявление заботы — слабость, в чём в корне не прав. Тем не менее, когда мы с ним остаёмся одни, он всегда спрашивает у меня про ваши проблемы и успехи, узнаёт про самочувствие. Самое главное, что он вами гордится. И я вами очень горжусь. Будьте к нему чуть более снисходительны, а я с ним поговорю, договорились? — на лице у женщины появилась лёгкая сочувствующая улыбка, она поцеловала детей в лоб, вызывая тем самым улыбку и у них. Тобирама был абсолютно сбит с толку, хоть и внешне это было не заметно. Разве его отец может быть таким? Можно ли оправдывать его отстранёность? Ему очень хотелось верить, что этот человек на самом деле их любит, он же всё-таки их отец, но внутри его что-то съедало. В нём боролись надежда на лучшее и реализм.