I want to break free, yeah I want, I want, I want I want to break free Ooh yeah I want to break — yeah eah I Want To Break Free — Queen
Мирабель, сгорбившись, сидела на обшарпанной скамейке автобусной остановки. По металлическому козырьку барабанил дождь, ее знобило от холода и сырости, но она почти не обращала на это внимания. В ушах стоял громкий крик Исабеллы: «Да отстаньте вы все от меня наконец!», голос абуэлы: «Теперь ты довольна, Мирабель?» и, самое страшное, громкий, оглушительно громкий звук, когда свеча… Мирабель прижала ладони к лицу, давясь сухими — слезы уже перестали течь минут двадцать назад — всхлипами. Она столкнула свечу, которую абуэло подарил их абуэле на день рождения тройняшек. Она убийца семьи. На самом деле, конечно, это была не свеча — ночник из стекла в виде свечки, с маленькой лампочкой внутри, но абуэло Педро сам его сделал… И подарил за неделю до своей трагической смерти. — Эй, чикитита, выше нос, — кто-то сел рядом, и Мирабель шарахнулась в сторону. Какой-то мужчина подмигнул ей. — Хочешь, я дам тебе волшебное средство от любых проблем? Почти задаром, такая красавица уж сможет отработать… — Нет, спасибо, мне ничего не нужно, — Мирабель поспешно вскочила на ноги, выбегая под дождь, который и не думал прекращаться. Телефон снова завибрировал у нее в кармане джинсов, но Мирабель, не обращая внимания, с деловым видом двинулась в сторону магазина. Домой она не вернется, это однозначно. Во всяком случае, не сегодня. Может, позвонить Сессилии, или Алехандре, напроситься с ночевкой… Мирабель вытащила телефон, смахивая вызов от tíа Пепы, и взглянула на время. Десятый час. Поздновато уже напрашиваться к подругам… Остановившись у витрины с шоколадками, Мирабель промотала список контактов. Итак, у нее два варианта — вернуться домой и выслушать все, что наверняка захочет сказать абуэла, или… Или ночевать на улице. — Сеньорита, вы покупать что-то будете? Мы закрываемся, — с раздражением заметил продавец, и Мирабель, вздрогнув, затравленно помотала головой. У нее и денег-то нет… Идиотка. Как есть идиотка. Мужчина с остановки уже ушел, но могли быть и другие. И будут… Мирабель прерывисто вздохнула: на телефон пришло сообщение от Камило. Мило: эй, ты вообще живая?! Вернись домой, быстро! Не тупи, Мира, тебя не убьют! Мирабель свернула мессенджер и потерла глаза под стеклами очков. Наверное, кузен прав. Да, она сбежала, трусливо поджав хвост, хотя после того, что они с абуэлой наговорили друг другу оставаться дома… Она не могла. Мирабель открыла мессенджер и замерла, не донеся палец до контакта мамы. Ее tío Бруно был в сети. Tío Бруно, который переехал из общего дома, когда ей исполнилось пять, tío Бруно, который навещал семью только на Рождество и Пасху, а вся семья словно закрывала глаза на его присутствие. Как будто он был тенью, невидимкой. Она долго пыталась вызнать причины такого отношения, но… «Мирабель, детка, мы не говорим о Бруно» — сказала ей тогда tía Пепа, а мама, отведя взгляд в сторону, сказала, что ее брат сам захотел уйти. Последнее сообщение от него было как раз на ее день рождения: стандартные сухие пожелания здоровья и счастья, на которые она не задумываясь ответила таким же безликим: «Спасибо, tío Бруно»… Мирабель покусала себя за губы и, пожав плечами, нажала на вызов. Хуже не будет. Tío Бруно ответил на вызов после третьего гудка, когда Мирабель уже была готова нажать на отбой. — Мирабель? Что-то случилось? — услышав его голос — немного уставший, немного напряженный, Мирабель на секунду растерялась. — Эй? Sobrina, ты там? — Д-да. Tío… Я… — Мирабель икнула, не то от холода, не то от подступивших снова слез. — Ты можешь меня забрать? — Черт побери, девочка, ты где? — усталость из голоса пропала, а вот напряжения стало больше. Мирабель продиктовала адрес и, выслушав уже окончательно встревоженное: «Никуда не уходи, ни с кем не говори, я буду минут через двадцать», снова расплакалась. От нее только проблемы. Всегда. Всем. Наверное, абуэла была права, когда сказала ей, что она — разочарование всей семьи. Мирабель обхватила себя руками за плечи, пытаясь согреться. Она скорчилась на самом дальнем уголке скамейки, надеясь, что никто на нее не обратит внимания. К счастью, царящая непогода была ей неплохим помощником — желающих прогуляться было мало. Хоть в чем-то ей везет. Она совсем потеряла счет времени, и когда рядом с ней остановился какой-то человек, просто еще ниже наклонила голову, надеясь, что незнакомец уйдет. — Мирабель? — она недоверчиво вскинулась, щурясь от бившего прямо в глаза фонаря. Tío Бруно покачал головой, протягивая ей толстовку. — Пойдем, sobrina. Хватит уже тебе мокнуть. Натянув теплую сухую ткань и забравшись в машину, Мирабель поняла, что замерзла, как бродячая собака. Она пыталась не стучать зубами, но tío Бруно все равно услышал — и включил обогреватель. — Я тебе сиденье испорчу, — пробормотала она, кутаясь в толстовку — оказывается, она была не черной, как ей поначалу показалось, а темно-зеленой. — Мирабель, не глупи. Последнее, что меня сейчас беспокоит — это сиденье. Тебя отвезти домой? — Нет! — выкрикнула она, и tío Бруно задумчиво уставился на нее. Мирабель, смешавшись, опустила голову, разглядывая свои колени. — Пожалуйста, можно… к тебе? Я… я поссорилась с абуэлой. Она замолчала, борясь со слезами, и tío Бруно кивнул. Он больше ни о чем не спрашивал, и Мирабель, притихнув, прислонилась лбом к окну, по которому стучали дождевые капли. — Мама знает? — он нарушил тишину, и Мирабель снова покачала головой, прикусив губу. — Ясно. Приехали. Мирабель выбралась наружу, ежась от сырости. Идя следом за tío Бруно в его квартиру, она чувствовала, как внутри расползался стыд: она нахально вломилась в чужое жилище, нарушила его планы на вечер, свалилась ему со своими дурацкими подростковыми проблемами, как… как мешок с мусором на голову. Бруно, разувшись, махнул рукой в сторону двери. — Там ванная. Погоди, я сейчас дам полотенце и… поищу что-нибудь из одежды. — Спасибо, — тихо сказала Мирабель, и tío Бруно обернулся к ней, разглядывая с каким-то странным выражением на лице. — Пожалуйста, sobrina. Всегда пожалуйста. Он прошел в свою спальню, на ходу набирая чей-то номер и прижимая трубку плечом к уху, и Мирабель нерешительно двинулась за ним следом. — Джулс… погоди, да, она у меня. Нет, она не хочет. Джул… Джульетта, черт возьми, успокойся! — tío Бруно распахнул шкаф, вытаскивая полотенце, а Мирабель заметила гитару, стоявшую в углу комнаты. — Она переночует у меня, утром, на свежую голову, уже будете решать свои проблемы… Нет. Нет, не будет. Все, Джул, я устал, Мирабель тоже. С ней все хорошо… Сейчас, — он обернулся к Мирабель, протягивая телефон. — Поговорите пока. Мирабель выслушала поток просьб вернуться, обвинений, что она не берет трубку, слезных увещеваний и с трудом ухитрилась вставить пару слов: — Мам, все хорошо, я сегодня хочу остаться здесь. — Мирабель!.. — Пожалуйста, мам… — Мирабель прикрыла глаза, чувствуя, как в голове начинает пульсировать боль. Tío Бруно протянул ей полотенце и стопку вещей, отбирая телефон. — Все, Джул, завтра мы все поговорим с новыми силами. Да, я тебя тоже. Пока, — он закончил вызов и покачал головой. — Ладно. Ты будешь спать здесь или на диване? — На диване! — поспешно ответила Мирабель, и tío Бруно кивнул. — Хорошо, сейчас расстелю… Давай, sobrina, в душ и спать. Сегодня у тебя, кажется, выдался непростой день. Мирабель слабо улыбнулась. — Ты себе не представляешь… Стоя в ванной, Мирабель с задумчивой миной разглядывала одежду, которую ей выделил tío Бруно. И если футболка с логотипом AC/DC ей была большой — впрочем, она и для tío Бруно была бы такой, он был худощавым и лишь немного выше ее самой, то насчет бриджей у нее были серьезные сомнения. Впрочем, неоправдавшиеся — она их не только смогла надеть, но и даже застегнуть. И не чувствовала себя так, словно ткань сейчас лопнет. Одернув подол футболки, доходивший ей до бедер, Мирабель вышла из ванной, осторожно заходя в гостиную. Диван уже был раскрыт, и она с непонятным щемящим чувством в груди увидела свежее, только из упаковки, постельное белье и одеяло поверх него. — Спасибо, tío! — снова сказала она, чуть повысив голос. Бруно отозвался из кухни. — Ерунда. Ты голодная? У меня есть… Ну, на самом деле, из того, что можно приготовить сейчас и сию минуту, у меня есть лапша быстрого приготовления и десяток яиц, так что могу сделать тебе полуночный омлет, потому что за лапшу на ночь Джульетта меня убьет. — Нет, я лучше спать, — Мирабель обернулась, встречаясь с ним взглядом и улыбнулась. — Прости, что свалилась на тебя вот так неожиданно. — Мирабель, мы — семья. На кой черт еще нужны родственники? — tío Бруно кивнул ей и зевнул, прикрывая рот ладонью. — Ладно, тогда, с твоего позволения, я тоже спать пойду. Утром она проспала все на свете — в том числе и уход tío Бруно на работу. Мирабель, вспомнив его вчерашние слова, сделала себе омлет и, вздохнув, взялась за телефон. Разговор был выматывающим и горьким, но самое главное она узнала: Исабелла уже в порядке, абуэла пока еще лежит и не встает, но опасность миновала (Мирабель остро захотелось удавиться или утопиться в унитазе, и только мысль о том, что это будет свинством по отношению к tío Бруно, не дала ей осуществить эти желания), и что в семье ее никто не винит… разве что совсем немного. Мирабель сухо улыбнулась — она прекрасно знала, что виновата. Некоторые слова невозможно забыть, некоторые вещи нельзя починить, так что они с абуэлой квиты. — Я попрошу Бруно заехать, передам твои вещи, — наконец, сдалась Джульетта. — Мира, mi vida, пожалуйста, возвращайся домой. — Конечно, — согласилась она. Но не уточнила, когда именно. Вечером tío Бруно вернулся с объемной сумкой, которую протянул Мирабель. — Я в твоих вещах не рылся, — сразу сказал он, словно она его в чем-то обвиняла. — Все укладывала Джульетта, я даже не открывал. — Спасибо, — кажется, у нее вошло в привычку благодарить tío Бруно за все на свете. Он задумчиво глянул на нее и кивнул. — Так, sobrina, сейчас я быстро вымоюсь и мы будем думать, куда переложить твои вещи… — Я приготовила Chuleta de Pollo с рисом, извини, что хозяйничала на кухне, пока тебя не было, — осторожно сказала Мирабель, и tío Бруно осекся на полуслове, растерянно глядя на нее. Взяв себя в руки, он хмыкнул. — Мирабель, все нормально. Ты тут живешь — пусть и временно. Так что не извиняйся… — Спасибо! — И, пожалуйста, sobrina, завязывай с благодарностями, а то мне уже неловко. — Договорились, — Мирабель протянула ему руку, и tío Бруно, помедлив, пожал ее. После ужина — tío Бруно одобрительно отозвался, что готовит она так же хорошо, как и Джульетта, и Мирабель покраснела от похвалы — они перебрались в гостиную, которая стала временной спальней Мирабель. Tío Бруно, после недолгих размышлений, стал разгружать тумбу под телевизором. — Не самый лучший вариант, но, думаю, сойдет на время? — он сидел на полу, вытаскивая из тумбы коробки. — Нет, я, конечно, могу освободить тебе половину своего шкафа, но боюсь, будет неудобно… — Все отлично, tío! — Мирабель удержалась от очередного «Спасибо» и вместо этого осторожно заглянула в коробки: там лежали диски и… — Кассеты? — удивленно спросила она, и tío Бруно повернулся к ней. — Ага. Что-то покупал, что-то записывал… ну, переписывал. Ты, наверное, уже и не застала таких… — Нет, почему, у папы есть магнитофон, — Мирабель вытащила пару кассет без опознавательных знаков. — А что тут? — Тут — Rolling Stones, — tío Бруно улыбнулся. — Переписывал у своего друга, хотел сделать вкладыш, но забыл, а потом уже и руки не дошли. — Кто-кто? — Мирабель пожала плечами. Большую часть групп, которые были тут на дисках и кассетах, она даже не знала. Бруно уставился на нее со скорбным видом. — The Rolling Stones. Ты что, правда не слышала их?.. — он негромко напел мелодию, и Мирабель развела руками. — Н-нет, извини. — А Queen? Led Zeppelin? Ну хоть Металлику ты знаешь? — Смутно, — покаянно вздохнула Мирабель, и tío Бруно задумчиво провел пальцами по старым кассетам. — Да, еще никогда я не ощущал себя настолько древним… — О, Нирвана! — обрадовалась Мирабель, схватив подписанную кассету, и у Бруно в глазах мелькнуло облегчение. — Ладно, еще не все потеряно. Забыв про одежду, они устроились на полу, разложив кассеты веером. Мирабель слушала про его любимые группы, потом, спохватившись, достала телефон, находя песни через приложение, и дело пошло гораздо веселее. — О, я ее знаю! — Мирабель даже подпрыгнула. — Я просто не знала, кто ее поет. «Девятнадцатый нервный срыв»? Хорошее название, прям как про вчера… — Так… что было вчера? — tío Бруно осторожно дотронулся до ее руки, и Мирабель опустила голову. — Я… я разбила свечу абуэлы. И довела Исабеллу до нервного срыва. И абуэлу до сердечного приступа. И вообще, я… — она замолчала, кусая губы. Tío Бруно молчал, не торопя ее, но она чувствовала его взгляд, и Мирабель прорвало. — Понимаешь, абуэла хотела, чтобы Исабелла стала моделью или актрисой, и она записала ее на кастинг какого-то сериала, но Исабелла этого не хочет! Я знаю это, потому что видела, как она рыдала над письмом, что ее кандидатура одобрена и ее приглашают на съемки… правда, она на меня наорала, сказала, что я лезу не в свое дело. Потом еще абуэла сказала, что у ее внучки — «любимой внучки», — Мирабель изобразила воздушные кавычки пальцами, — должна быть идеальная жизнь, которая включает в себя известность, славу и богатого красивого мужа. А я сказала, что Иса должна сама решать, и что если бы она была счастлива, то она бы не ревела и не проклинала этот сериал и все на свете… Абуэла сказала, что я просто завидую, потому что я… Мирабель запнулась и поняла, что у нее пересохло в горле. Tío Бруно поднялся с пола и вышел из комнаты — до ее слуха донесся шум из кухни. Он вернулся со стаканом воды, и Мирабель благодарно кивнула. — В общем, она сказала, что я никогда не буду такой умницей и красавицей, как ее золотая девочка Исабелла, мама расстроилась, папа возмутился, а Исабелла… она швырнула на пол горшок с какими-то фиалками, или я не знаю, чем, и заорала, что она не хочет быть идеальной. Что она в гробу видела этот сериал, актерское искусство и богатого мужа. Абуэла сказала, что это из-за меня, что я внушила ей такие мысли… Боже, я словно какая-то la bruja! — Мирабель хлопнула себя по колену, и tío Бруно осторожно положил ей руку на плечо. — Потом еще Луиза сказала, что выбывает из подготовки к олимпийским играм, потому что она не может выдержать все сразу — и университет, и спорт, и что она хочет поехать в Боготу в полицейскую академию… Абуэла была против, она заявила, что это будет чудовищный позор для нашей семьи, если Луиза бросит учебу… — Tío Бруно на этих словах странно улыбнулся, и Мирабель пообещала себе однажды спросить его об этом. — Ну а я сказала, что ей плевать на нас — зато над репутацией она трясется. Ей важно, чтобы была красивая картинка, а что внутри… Мирабель с сомнением покосилась на tío Бруно. Тот не выглядел удивленным, скорее — он словно знал, что так и будет. — Ну, в общем, абуэла мне бросила, что я совсем как… кхм, как ты. — Дай угадаю: мне плевать на семью, на свое будущее, которое я спустил в унитаз, и я думаю только о себе, потому что я чудовищный эгоист? — с улыбкой предположил tío Бруно, и Мирабель потрясенно уставилась на него. — Ты что, ясновидящий?! — Нет, просто я все это уже слышал. Итак, абуэла тебя обвинила в эгоизме, и ты… — И я… вспылила, — Мирабель зажмурилась. — Я швырнула тарелку… я даже не целилась, просто она попала точно в свечу. И… и она разбилась. И вот тогда уже начались проблемы. Все кричали, а абуэла сидела и молча смотрела на меня. А потом сказала, что я… я убила последнее, что у нее осталось на память об абуэло Педро. Tío Бруно качнулся к ней, обнимая за плечи, и Мирабель разрыдалась. Она понимала, что рубашка tío уже мокрая от ее слез и не только, но не могла остановиться. — Я убийца, — выдавила она, когда слезы слегка утихли. — Не говори глупости, хорошо? Отца убила не ты, а какой-то дегенерат под кайфом, и это было задолго до твоего появления на свет, а свеча… Да, ее жаль, но наша мама забывает о том, что лучшая память — это ее дети и внуки… которых она не щадит, — tío Бруно говорил жестко и спокойно, и Мирабель осторожно приподняла голову, глядя ему в лицо. Заметив ее взгляд Бруно слегка пожал плечами. — Прости, sobrina, но у твоей абуэлы свой взгляд на то, какой должна быть идеальная семья, и она не хочет замечать ничего, что не вписывается в идеальную картинку. — А… — Я знаю это, потому что с некоторых пор я тоже не вписываюсь в идеальный образ. Впрочем, я уже начиная с шестнадцати лет туда не очень-то вписывался, но она тешила себя надеждами. Все, Мирабель, не плачь. Умойся и давай, наконец, разложим твою одежду на новом месте. Мирабель сморгнула последние слезы — во всяком случае, ей хотелось верить, что они на сегодня действительно будут последними, — и снова обняла его. Просто чтобы действительно опять не начать твердить: «Спасибо». Абуэла позвонила ей через три дня, и Мирабель весь разговор просидела, судорожно сжимая телефон — она даже боялась, что раздавит корпус, но нет, он просто был мокрым из-за вспотевших ладоней. И через пару дней она вернулась домой вместе с tío Бруно, и тот очень долго беседовал с абуэлой. Мирабель боялась, что снова придется вызывать карету скорой помощи, но… обошлось. Мир в семье — хрупкое его подобие — был снова установлен, а tío Бруно стал навещать семью не два раза в год, а дважды в месяц — хотя, в основном, первое время с ним общалась только Мирабель.***
На коробку с размашистой подписью: «Личные вещи Бруно, РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ!» Мирабель наткнулась совершенно случайно. Она хотела найти свои старые игрушки, чтобы их модернизировать, и абуэла небрежно махнула рукой в сторону кладовки. На самом деле это, скорее, был чердак, и Мирабель застряла там почти на два часа. Кроме своих старых игрушек она нашла выпускной альбомы своей мамы и tía Пепы, попыталась найти альбом tío Бруно — и вместо этого отыскала целую коробку его вещей. Вытащив телефон, Мирабель набрала своего tío, разглядывая «Личные вещи Бруно» с хищным блеском в глазах. За прошедшие три года она успела немного узнать его — и, черт возьми, Бруно был отличным человеком. Возможно, лучшим в мире. — Да, малыш, что такое? — раздалось в трубке, и Мирабель быстро затараторила. — Tío, я тут на чердаке нашла целую коробку твоих вещей… — Быть не может! Мамита клялась, что сожгла их в тот час, когда я покинул ее дом. Открой, там наверняка старые вазы и ветошь на тряпки. Мирабель, получив разрешение, тут же вскрыла коробки и присвистнула. — Tío Бруно, тут куча твоих старых рубашек, твои драные штаны — ого, tío, ты был бунтарем?!.. о, и какие-то видеокассеты. — Madre de Dios! — в голосе tío Бруно слышалось веселое изумление. — А что там написано?! — Признавайся, это твоя любимая порнушка? — поддела его Мирабель, зажимая телефон между ухом и плечом, и из трубки донесся смех. — Тут написано… Черт, нихрена не вижу… Ага, Reyes de las Ratas. Tío Бруно издал какой-то очень странный звук, нечто среднее между воплем и стоном, и Мирабель перехватила трубку поудобнее. — Так что, я угадала и это твоя любимая порнушка? — Мирабель, как тебе ни стыдно о таком говорить?.. Нет, это… Это мой позор. Я сегодня заеду и заберу всю коробку. Мирабель только хмыкнула в трубку. Определенно, это был лучший способ заинтриговать ее. Стоило Бруно переступить порог дома, как Мирабель тут же повисла у него на шее. — Что в коробке? Что в коробке?! — с трагическим видом прокричала она почти ему на ухо, и Бруно, рассмеявшись, пощекотал ей ребра — Мирабель тут же с визгом отпрыгнула в сторону. — Ты не похожа на Брэда Питта, малыш, к счастью. Там просто мои вещи молодости. Ерунда. — Что за Крысиные короли? Признавайся, tío Бруно, — Мирабель снова повисла на нем, на этот раз со спины, с удовольствием вдыхая его запах — что-то хвойное и темное. Бруно пошевелил плечами, пытаясь ее сбросить. — Малыш, ты меня хочешь уронить на землю? Это просто подростковые глупости… — Ты же знаешь, что я не отстану? — уточнила Мирабель, и, не удержавшись, поцеловала его в колючую щеку. Бруно рассмеялся, заводя руку назад и снова пытаясь дотянуться до ее ребер. Из кухни выглянула Джульетта и с мягкой укоризной покачала головой. — Мира, mi amor, отпусти своего бедного tío. Дай ему хотя бы вымыть руки. Бруно, давай за стол, ахияко уже готов. — Будет исполнено, — Бруно шутливо отсалютовал ей, и Мирабель с неохотой разжала руки. За обедом Бруно мастерски увиливал от расспросов, но у Мирабель был уже заготовлен план. — Мама, сегодня я ночую у tío Бруно, — заявила она, и Бруно чуть не подавился стаканом сока. — Спасибо, что я об этом узнаю сию секунду, — проворчал он, пытаясь пихнуть ее ногой под столом. Мирабель показала ему язык и тут же умоляюще уставилась на свою маму. — Ты же правда не против, мами? — Дорогая, это тебе надо спрашивать у tío Бруно, — отозвалась Джульетта, с любовью глядя на них. Бруно только махнул рукой, и Мирабель торжествующе вскинула руки. Альма, закатив глаза, протянула: — Мирабель, ты ведешь себя так, словно он твой ровесник. Прояви немного уважения… Хоть это и сложно. Мирабель моментально ощетинилась, но Бруно поднял руку, с прищуром глядя на мать. — Все в порядке. Меня устраивает такое общение. — Ох, это просто еще один признак того, что ты так и не повзрослел… — Мама, если я не веду себя так, как тебе хочется, это не значит, что я все еще неразумный мальчик, — огрызнулся Бруно, и над столом повисла неприятная тишина. Мирабель была готова провалиться сквозь землю — это все из-за нее. Опять на tío Бруно посыпались камни по ее вине… Бруно осторожно подтолкнул ее ногу своей и улыбнулся. Их совместные ночевки не были чем-то из ряда вон выходящим — после того, как ей исполнилось шестнадцать, Мирабель выпросила себе в подарок разрешение иногда ночевать у tío Бруно, при условии, что он не против, и Джульетта со вздохом разрешила. На памяти Мирабель, tío Бруно никогда не был против ее присутствия. В его квартире теперь были ее вещи, в ванной в шкафчике стояла ее зубная щетка, у нее была персональная чашка… Мирабель не видела в этом ничего странного — они ведь семья. Всего лишь семья. Привезя ее к себе, Бруно с обреченным видом достал из своего шкафа старый видеомагнитофон, и Мирабель красноречиво присвистнула. — Tío, ты настоящий фанат ретро. — Просто я старый, малыш. Вот и вся разгадка. — Ты еще ляпни такое в присутствии мамы или tía Пепы… Ты не старый! — запротестовала она. — Просто у тебя есть стиль. Знаешь, что-то такое, — Мирабель прищелкнула пальцами. — Винтажное. — Проще говоря, старость, — подытожил Бруно, подключая магнитофон к телевизору. Мирабель нетерпеливо заерзала на диване. — Так, я предупреждаю сразу, мне было семнадцать, я был молод и глуп. — Очень смешно, — Мирабель скривилась. — Мне восемнадцать, если ты забыл. — Угу, ты на целый год старше меня на этих записях и ты умница. Бруно, тяжело вздохнув, нажал на Play и с обреченным видом закрыл лицо ладонями. Мирабель, затаив дыхание, смотрела на появившееся на экране круглое лицо в россыпи веснушек. — Ага, работает! Ну что, Короли, готовы? Встречай, Колумбия! Мы зажжем эту ночь! ¡Reyes de las Ratas! — парень отошел в сторону, и Мирабель издала придушенный писк — за его спиной стоял ее tío Бруно. Ну, точнее, тогда он еще не был tío, он был просто Бруно — худой, угловатый, в драных джинсах и черной футболке с изображением стальной крысы. Длинные — гораздо длиннее, чем сейчас, — волосы были собраны в хвост, из которого выбилось несколько прядей. Через плечо был перекинут ремень с гитарой, и Бруно немного неуверенно начал играть. Мирабель даже не сразу обратила внимание на второго парня с гитарой — более высокого, чем Бруно, но тоже патлатого, разве что волосы были прямыми, а не кудрявыми. Мирабель перестала хрипеть от переполнявших ее чувств, и прислушалась — ее tío, хоть немного неуверенно, но узнаваемо играл Smells Like Teen Spirit. Веснушчатый парень, единственный с короткими волосами, начал петь, безбожно фальшивя на первых строчках. Может, дальше он пел лучше, но Мирабель, как зачарованная, смотрела на молодого Бруно. То, как он закусывал губу, перебирая аккорды, как двигались его пальцы, как он встряхивал головой, избавляясь от непослушных прядей… «Господи, я его хочу» Мирабель показалось, что ей на голову вылили ведро ледяной воды. Она испугано глянула в сторону, но Бруно по-прежнему делал вид, что умирает от стыда, и рук от лица не отнимал. Она снова уставилась на экран, пытаясь вернуть себе здравомыслие, но тут Бруно-из-прошлого стянул футболку, ненадолго прервав игру, и ей пришлось зажать собственную ладонь зубами, борясь с желанием завыть в голос и побиться головой обо что-нибудь твердое. Запись, слава Богу, закончилась, и tío Бруно поспешно выключил телевизор. — Гос-с-поди, я забыл, как мы лажали, — простонал он, сдавленно смеясь. — Это было чудовищно, гораздо хуже, чем я помнил. Это нужно сжечь, это страшнее, чем та кассета из «Звонка»… Мирабель продолжала кусать собственную руку, глядя на tío Бруно. Это было странно, но теперь она видела в нем что-то еще. Этот жест, когда он отбрасывал волосы, редкие улыбки, в которых сквозило бунтарство, надежно похороненное под минувшими годами, руки… Мирабель сглотнула и выдавила слабый смешок. — А мне понравилось. Ты круто играл, — сказала она, надеясь, что Бруно не обратит внимания на дрожащий голос. Он только помотал головой. — Малыш, да мне за такую игру надо было руки отрубить! — Но, сейчас ведь лучше? — Мирабель, немного успокоившись, мотнула подбородком в сторону его спальни. — У тебя же гитара есть, и не говори, что ты на ней не играешь. Бруно быстро замахал руками. — Нет-нет-нет, сейчас точно еще хуже. Я и не играл последние лет… десять уж точно, и… — А сыграй мне что-нибудь, — неожиданно ляпнула Мирабель, и Бруно осекся, после чего рассмеялся. — Ты хочешь проверить, когда я лажал больше, в прошлом или сейчас? Оба варианта, малыш, оба… — Ну… пожалуйста? — Мирабель умоляюще сцепила пальцы под подбородком. — В честь моего дня рождения. — Он был два месяца назад, и я тебя уже поздравил. — Но ты столько их пропустил! Тебя даже не было на моей кинсеаньере! — тут же вспомнила она, и Бруно скорбно поджал губы. — Ладно, твоя взяла. Только… не смейся громко, ладно? У меня долго не было практики, у меня уже не те пальцы, не те руки… Мирабель лихорадочно закивала. Бруно, тяжело вздохнув, побрел в спальню, откуда скоро вернулся с гитарой. Повертев головой, он принес из кухни табурет, на котором устроился, поджав одну ногу и укладывая гитару на колено. Мирабель заворожено следила за его действиями, борясь с идиотской мыслью, что хочет оказаться на месте гитары — чтобы tío Бруно так ласкающее провел пальцами по боку, прижал к себе, опуская руку на… Мирабель резко встряхнула головой и мысленно посоветовала себе найти, в конце концов, парня, и переспать с ним. И перестать пускать слюни на своего tío, черт побери! Она понятия не имела, хорошо он играл или плохо — для нее это было идеально. То, как Бруно выглядел, взяв в руки гитару — она видела, как он наслаждался каждым аккордом, как его губы шевелились, когда он беззвучно напевал слова, как в его взгляде то и дело мелькала искра, легкая чертовщинка, вернувшаяся из прошлого… И Мирабель понимала, что медленно жарится на адском огне. — Вот так. Только не кидайся помидорами, — Бруно прижал струны ладонью и отставил гитару в сторону. Мирабель отчаянно захлопала в ладоши — только поздний час удержал ее от вопля: «Жги еще, Бруно!». — Это было потрясающе. Tío… почему ты никогда не рассказывал об этом? Что ты играешь на гитаре, что у вас была группа… и кто эти двое? Бруно вздохнул, слезая с табурета. Поколебавшись, он уселся на пол, рядом с диваном, и Мирабель улеглась на живот, так, что их лица были теперь рядом и на одном уровне. — Да знаешь, нечего рассказывать. Тот, кто пел — это Эрнандо, второй — Хорхе. Это два брата и мы втроем дружили в средней школе… — Бруно потер затылок, разглядывая свою руку, и Мирабель не могла не задуматься — а правду ли говорят, что у гитаристов чуткие пальцы?.. — Потом был университет, а парни переехали в Боготу с матерью, там была своя история, папаша у них тот еще козел, прости меня, Дева Мария Гваделупская… — Но ведь вы играли в группе? — Мирабель не собиралась сдаваться, и Бруно кивнул. — Да. Крысиные короли — и, как ты сама слышала, играли мы соответствующе. Были королями местных забегаловок с живой музыкой, каждый вечер пятницы был наш. Однажды мы играли на чьих-то поминках. — ¡Dios! — Да нет, судя по тостам, почивший был тем еще куском… сама понимаешь чего, так что у нас просили только самые веселые и разухабистые песни. Хорхе потом клялся, что столько чаевых мы никогда раньше не получали и вряд ли получим в будущем, так что это венец нашей карьеры. И он оказался прав, — закончил Бруно и, хлопнув себя по колену, поднялся с пола. — Все, на сегодня мой сеанс позора закончен, предлагаю нам ложиться спать. — Tío, ты отлично играешь, — Мирабель торопливо вскочила с дивана и, потеряв равновесие, чуть не свалилась на пол — Бруно успел ее поймать и резко дернуть на себя. — Да вот уж точно говорят: стоит взять в руки гитару — и хорошенькие девушки так и падают к ногам, — отшутился он, и Мирабель неловко улыбнулась, чувствуя, как он обнимает ее за талию. Казалось странным, что еще несколько часов назад она спокойно висела у него на шее, не задумываясь о том, что ее tío — мужчина. Красивый мужчина. Обаятельный, талантливый и… Бруно сглотнув, разжал руки и отступил назад. — Спокойной ночи, Мирабель, — торопливо бросил он, подхватывая гитару. Дождавшись щелчка двери его спальни, она быстро переоделась — его футболка AC/DC окончательно стала ее футболкой, равно как и еще парочка других, — и забралась под одеяло. Надо было избавиться от этих мыслей, которые кружились у нее в голове, и как можно скорее. Он ее tío. Он ее tío Бруно, и она не может, она не должна испытывать к нему чего-то кроме родственной приязни и теплоты. В памяти снова всплыло его лицо, когда он играл на гитаре, его пальцы, скользящие по струнам, и Мирабель, выругавшись сдавленным шепотом, сунула голову под подушку. Да какого же хрена, Боже?!