Желанный и недоступный

***

      День у Антона начался как обычно: живя в углу перехода, имея достаточно средств, но не имея никакого желания жить, как нормальный человек, ты можешь избегать строгого режима, но не забывать, что нужно постоянно скрываться от смертоносцев. И он отлично справлялся. Проснулся он на час раньше подъëма и обхода конвоя, собрал свои небольшие пожитки в виде матраса, небольшой подушки и пары сменных комплектов вещей, а также набора посуды, состоящего из аллюминиевых тарелки, вилки и кружки, и пошëл в общий душ Дальнего отсека, дабы если вдруг прикопаются – он просто рано проснулся на ремонтные работы. Душ встречает его холодными струями, напрочь пропахшими железом. Ему не привыкать – в то время, когда он встаëт, электрогенераторы ещë выключены, так как изрядно износились за 120 лет, и вода в душе не прогревается. Но Антону всë равно, ведь как тебя будет что-то беспокоить, если ты неметафорически видишь мир в чëрно-белых красках? Ему всë равно на холод, на боль и на свою душу. Он не ведëт внутренних диалогов, не рефлексирует и почти не думает о своём существовании. Просто плывëт по жизни, не видя в ней смысл. Кроме, конечно, дел его банды. Только в ней он становится мужественным лидером, амбициозным и безжалостным, жестоким мстителем, который не остановится перед своей целью. За пределами их маленькой компании – унылое существо, бесцельно скитающееся по Бункеру в поисках подработки или просто скрывающееся от строгого контроля конвоев, чтобы не загреметь в тюрьму, помимо всего прочего.       Быстро сполоснувшись, Антон надел заранее выстиранный им новый комплект одежды, состоящий из тëмно-синих джоггеров с потëртостями, чëрной растянутой кофты с длинным рукавом и такого же тëмного синего цвета с потëртостями, как и джоггеры, бомбер. Старый комплект одежды он наскоро сполоснул, так как время подходило к подъëму и в душе скоро будет много людей, вышел из отсека и направился на поиски еды. Ну как, на поиски. Он отправился напрямую в магазин, где работала его старая подруга.       У него было немного денег, но он знал: Окс сделает ему скидку по старой дружбе. Поэтому пришëл к магазину за час до открытия. Магазин находился в Северной части Бункера, поэтому ему пришлось пересекать почти всю территорию, оглядываясь на наличие конвоев. Этот человек никогда не задумывался о том, что он делает, обычно, все его действия – хаотичные всплески, которые никак нельзя предсказать, даже дорогу до магазина он выбирал каждый раз разную. Дойдя до желаемой цели, он обошëл магазин вокруг и встал с торца, осмотревшись на наличие выходящих на него окон, и закурил. Да, вот так просто. В месте, где это не просто под запретом, а где об этом даже не думает никто. У теплиц он собрал сорняки и прочую траву, выкинутую Аграми (так сокращëнно называют Агро-специалистов) и по старым книгам узнал, как делать самокрутки. Из смеси сорняков и отходов теплиц получились слабенькие, но толковые сигареты, которые вполне заглушали желание выпилиться. И сегодня у Шастуна был именно такой день. Вот проснулся он с диким желанием что-нибудь с собой сделать, вот такое у него сегодня настроение. Напоминающее о шрамах запястье предательски чесалось, а самодельное лезвие в кармане прожигало кожу ледяными прикосновениями и напоминало о кайфе, который получаешь, пуская кровь из открытого пореза. Антон не был суицидником и резал себя не от тягостных мыслей или нелëгкой судьбы, не найдя другого выхода, нет, я уже говорила, он не думает ни о чëм, ему не больно и не тяжело. Он искал в жизни кайф и нашëл его в лезвии. То, как оно откликается жгучим холодом, покоясь в ладони, то, какие чëткие и ровные кровавые линии оно делает на коже, сами порезы, собственная кровь, струйками стекающая по запястью – всë это доставляло Шастуну чуть ли не дрожащий кайф. Его как будто било током от испытываемых ощущений. Он любил эту боль и любил шрамы. Друзья думают, что он удачно скрывает свои суицидальные наклонности, что на самом деле ему нужна помощь и всеми силами пытаются еë оказать, но, повторюсь, парню абсолютно всë равно. Он лишь рявкает на друзей в ответ, просит оставить его в покое и не забивать голову подобной ерундой. – Шастун! – послышался громкий голос девушки, – Сколько можно тебе говорить, хватит здесь дымить, не только себя же подставляешь! – на этих словах Оксана перешла на шëпот, кто знает, где их могут услышать. – И тебе доброе утро, Суркова – ответ сдержанный, спокойный и капельку наглый. Оксана давно могла сдать его властям, или хотя бы конвою, но до сих пор держала в секрете Шастуновскую привычку. – Он ещë и ëрничает, гляди-ка. Я серьëзно, Шаст, ещë раз увижу – отберу всë, что есть, и останешься ты без последней радости в жизни, – даже сейчас она не грозится сдавать его. Они стоят с торца здания и говорят тихо, почти бесшумно. – Накормишь бедолагу? – переводит тему Шастун, вытачивая на лице нечто, похожее на улыбку, несмотря на гневное пыхтение и злой вгляд откуда-то снизу. Шастуну вообще казалось, что все смотрят на него снизу, а в случае с Оксаной – особенно. Девушка по росту: метр с кепкой, но это не мешало ей быть бойкой и опасной для окружающих. Работа в магазине давала свои плоды. Еë обязанности незамысловатые – принимать продукты и готовую еду с кухни, раскладывать по прилавкам, сверять или менять цены и стоять за кассой. Но вот обязанности, не входящие в основной список намного интереснее и сложнее – каждый день приходилось выгонять из здания и с порога наглых Ремонтников, уставших и злых после смены, или вернувшихся после месячных, а то и полугодовых работ. Каждый день новые кадры и каждый день минус тысяча нервных клеток. Эта хрупкая на вид девушка так огрубела спустя три года после окончания школы, что Шастун, порой, не узнаëт еë. Она одевалась всегда так, чтобы на плечах, коленях и локтях были шиповые нашивки, поэтому на девушке всегда были любимые ею косуха и кожаные штаны, а туловище, от ключиц до пояса, Суркова закрывала плотной водолазкой, на ногах, кстати, тоже – кожаные потрепанные берцы с шипами на носу. Волосы девушка собирала в низкий тугой пучок, чтобы не мешались в очередной битве за целостность прилавков. Казалось бы, крутой рокерский прикид, но только вот в Бункере не знают, что такое рок, а по подобной одежде видно – человек пытается защититься. – Накормлю, чучело ты тепличное, – раздражëнно буркнула девушка и, гордо выпрямив спину, пошла на крыльцо магазина.       Далее диалога не получилось – Антон получил свой скудный, зато свежий, паëк и был позорно выгнан из здания.       Он никогда не мог понять, как к нему относится Оксана. С одной стороны, за его выходки, а если точнее, вот уже как два года парень курит рядом с магазином каждое утро, она могла бы его уже возненавидеть, но, с другой стороны, он каждое утро и вечер получает почти бесплатный паëк, небогатый, но каждый раз свежий. Если бы власти узнали, что такое творится, Шастуна бы просто убили, а Оксану заперли в тюрьму на несколько лет. Но девушке удавалось с лëгкостью избегать придирок от ежемесячной проверки и подделывать счета так, что никаких убытков магазин не терпел. Антон не раз предлагал ей быть частью банды, но знал, что та не согласится. Несмотря на свою нервную работу, Оксану устраивало еë положение в обществе, она никогда бы и не подумала ругать Систему, не было в еë жизни потрясений и разочарований, всë шло своим чередом.       Сначала Антон завидовал людям, которые могли жить так – беспрекословно подчиняться Системе, при этом не утрачивая способность быть человеком. Но потом он понял, что никогда бы так не смог, для него не существует жизни здесь, в этом Бункере, под землëй. Даже если бы он стал заниматься, чем хотел, если бы не разочаровался тогда, два года назад, обязательно разочаровался бы позже. Гадать уже бессмысленно, у него тоже всë идëт своим чередом, разве что в бессмыленных скитаниях по просторам Бункера и в бесконечных прятках от смертоносцев.       Когда с едой было покончено, Шастун сверился с временем – десять часов утра. Его, на самом деле, тошнит от того, что они продолжают прибавлять к цифровому значению эти «утро», «день», «вечер», «ночь», как делали их предки. И правда, зачем? Здесь Солнце не встаëт и не садится, разве что электричество на ночь отключают и заменяют фонарями на батареях. Ради чего это? Чтобы лишний раз напоминать таким, как Антон, что когда-то давно был другой мир? Красивый, широкий, просторный, свежий мир? А многие ведь даже не задумываются над тем, что так когда-то было, но Шастун, будучи натурой любопытной, в своë время перечитал все книги в школьной библиотеке, хоть как-то связанные с Землëй, даже учебники по Географии и Атласы, и во время прочтения у него щемило сердце от того, как он ненавидит свою жизнь здесь и как сильно хочет хотя бы во сне увидеть, какая она, Земля. Вот только... Она не снилась ему никогда, ни разу за все двадцать лет, он рисовал в голове картинки, засыпал с книгой в руках, но никогда не наблюдал заветную Землю в своих снах. Это над ним голова так издевается, или уже мозг стал противоречить самому себе? От этой мысли Шастун не понимал себя ещë больше, а надежда на скорую смерть возрастала. Нет, Антон не суицидник, он всего лишь надеется на смерть, а не провоцирует еë самостоятельно – разные вещи, прошу заметить.       Меж тем, Антон добрëл до своего тайного места, а точнее, переулка между Дальним отсеком и Психлечебницей, сел на бетонный пол, достал из рюкзака блокнот и ручку, любезно подаренные ему Димой, и стал прописывать план нового обхода Системы, а если точнее, нового свершения для банды.