Желанный и недоступный

***

      Ну и, наконец, вишенка на торте, а точнее, на чëрствой и прогорклой корке хлеба – их украшение и источник силы – восемнадцатилетняя Саша Куратова. Эту девушку нельзя описать, она похожа на закаты и рассветы – каждый день новая. Она хотела быть много кем – от актрисы в скудном театре Бункера до переводчика-историка. Хотела. До тех пор, пока не погибли еë родители во время взрыва на ремонтных работах. И отец, и мать, одним днëм.       Ей тогда было всего шесть лет, но она уже знала, кто такой Антон Шастун, он учился на два года старше и с самого появления Саши в школе стал еë личным телохранителем (да, ему не хватало, что у него дома младший брат, ему нужно было и в школе заботиться о ком-то). Когда Саша попала в приют, а он, к слову, в Бункере ну очень так себе, Антон бегал к ней каждый день после уроков и приносил нормальную еду с кухни (и находил же где-то, ловкач).       Девочка тогда повзрослела лет так на пять. Смертоносцы к ней пришли ночью, забрали, не давая времени собрать вещи, и той же ночью бросили в приюте, оставляя на попечительство злобной и жестокой няни Маши. Все в приюте знали, как звучат еë шаги, знали, как она дышит, когда злится, знали, куда прятаться, если она не в духе. От еë рук многие дети попадали в больницу, кто-то спивался из-за неë и в пятнадцать лет отправлялся в тюрьму, кто-то становился одним из тех, на кого надевают рубашку, сковывают руки и уводят в самый дальний отсек Бункера, в психлечебницу. Все немногочисленные дети приюта (их было там человек пятнадцать, от силы) боялись няню Машу и слушались беспрекословно. Все, кроме Саши. Она стойко давала отпор всем еë оскорблениям и требованиям, за что та еë потом не один раз так отхаживала всеми попадающимися под руку предметами, что остальным детям было страшно, а выживет ли Саша вообще. Но она выживала, и более того, так терпела, что не издавала ни звука, даже когда няня Маша не рассчитала и полоснула десятилетнюю девочку кухонным ножом-пилой по спине. После того раза Саша ещë долго не могла спать на спине и носить плотную одежду, но не проронила ни слезинки. Как и вообще, по жизни. Это стойкий оловянный солдатик в обличии девушки. Единственный, кто видел еë слëзы – лучший друг и названный старший брат Антон Шастун. Стоило им запереться в школьном туалете во время урока – она выплакивала всë, что накапливалось: злость, ненависть, обиду, тоску. Он выслушивал, успокаивал, прижимал к себе и давал силы продолжать держаться.       В шестнадцать лет, по окончании школы, няня Маша вышвырнула Сашу из приюта со словами: «Удачной дороги, малолетняя шваль и хорошей тебе работы потаскухой». А она и не слушала даже. Она не ушла, она выбежала, ретировалась, как хотите называйте, оттуда. Она не знала, куда идëт и чего хочет, потому что ровно десять лет своей жизни думала лишь о том, как не откинуться раньше прежнего, а теперь, когда еë выпустили в вольное плавание, она даже не знала, куда податься.       Но у неë всегда было одно «Но» в жизни – девочка до ужаса любила танцевать. Понятно, что приют не стал бы раскошеливаться на хобби детей, поэтому всë, что было у Саши – доступ к книгам и самоучителям. В семь лет девочка нашла на пыльной полке в библиотеке самоучитель по балету и по ночам, в тайне от всех, а главное, от няни Маши, она тянулась, разрабатывала стопы, учила первые балетные па, вместо станка использовала стену. За девять лет девочка научилась не просто двигаться – она научилась грациозности, женственности, она научилась танцевать. В Бункере танцы были чем-то из ряда фантастики. В скудном и потрëпанном театре шло всего лишь четыре драматических спектакля, две оперы и два балета. Общие праздники, такие как новый год, редко давали ей возможность показать себя. Поэтому, выйдя из приюта, поплутав по Бункеру (не сказать, что дети-сироты хорошо его знали, если быть точнее, они знали дорогу приют-школа, некоторые знали, где лазарет), Саша, взвесив все «за» и «против» направилась в театр. Только желание танцевать и поддержка Антона хранили в ней мотивацию жить, держаться, терпеть.       В театре девушку сразу приняли в труппу, с оговоркой на то, что раз самоучка, будет тяжело. А ей никогда и не было легко. Вопреки всем «Я справлюсь» и «Я выдержу», девушка не выдерживает. Даже в таком маленьком театре нашлось место конкуренции и насмешкам. Прошло уже два года, как Куратова поступила в труппу. Она провела огромную работу над собой и не планирует останавливаться. Еë берут на главные роли, видят потенциал, но коллеги не дают расслабляться – на их лицах ненависть, а в глазах – зависть, ведь девушка красива и талантлива, она высокая, стройная, у неë мягкие каштановые волосы и прекрасные глаза цвета горького шоколада, у неë аристократичные черты лица – чëткие скулы, тонкий нос и губы-бантиком. Она рождена для сцены, для того, чтобы быть примой, с еë приходом, в театре появился новый балет, поставленный на неë, люди стали ходить сюда чаще. Никто из труппы не мог похвастаться такими же достижениями.       Но Саша устала. Устала от взглядов, устала быть стойким оловянным солдатиком, устала терпеть. Поэтому она в банде. Там она может выпускать своего маленького капризного ребëнка внутри, может поплакать и покрыть всех благим трëхэтажным, а потом посмеяться во весь голос. Банда, так же, как у Антона – еë семья. И она предана только им.       Да, вот такая вот банда. Они вчетвером – смесь человеческой боли и поломанных судеб, но благодаря друг другу они держатся в этом мире.       Их знает каждый. За три года, что банда существует, они натворили уже столько всего, так помешали Бункеру и Системе, что у властей волосы дыбом стояли, когда они пытались найти их. Но банда существует, только если они вместе, по отдельности – обычные люди, живущие свою жизнь. Все знают, кто они, но никто не знает, в какой комбинации они становятся непобедимыми мстителями, жаждущими как следует навредить всем, кто им не по вкусу. Власти клянутся, что если узнают, кто это, им придëтся по полной ответить за свои действия. Банда знает. Но не останавливается, уверенная в себе. Но сыграет ли это с ними злую шутку?