Kumiho

Всю ночь Чонгук спал из рук вон плохо. Сначала он очень долго не мог заснуть — перед глазами упрямо, не желая уходить, торчала нахальная морда кумихо, скалящаяся в жуткой ухмылке, а затем начинающая плакать навзрыд, часто-часто моргая, из-за чего серебряные капельки слёз стремительно слетают с длинных пушистых ресниц и падают на щеки. Каждое такое короткое сновидение, длившееся от силы пару секунд, сопровождалось у парня крупной дрожью и резким пробуждением. Затем, когда надежда наконец заснуть полностью иссякла, его голову заняли сложные и почти несопоставимые по своему составу и содержанию размышления, и все они были о рыжем оборотне, находившемся сейчас в соседнем помещении. «Интересно, как он там?» — такая мысль внезапно вспыхивает в его голове. Оборотня ему не было жаль, но его впервые в жизни его разрывали такие противоречивые чувства — интерес к удивительному существу и непреодолимая ненависть к нему. Засыпает он только к утру, когда рассвет уже трогает розовыми полосами горизонт, а первые птицы тихонько распеваются перед утренними трелями. Его голова по-прежнему пухнет от мыслей и раздумий, а тело будто только сейчас приняло на себя всю тяжесть и груз многомесячной охоты. Ему удалось поспать всего пару часов, после чего какая-то ошалевшая белка свалилась с дерева прямо ему на подоконник с жутким грохотом. Раздирая сонные глаза, он проклинает весь свет (в частности, белку) и громко ворчит себе под нос, неторопливо слезая с кровати, как вдруг он резко вспоминает: кумихо. Сейчас, прямо сейчас, у него дома, в клетке сидит пойманный им кумихо. Тут уже не до сна — Чонгук одевается так быстро, как не одевался никогда, а в жилы будто залили вместо крови волшебный эликсир, позволяющий делать все в три раза быстрее. И в считанные минуты он стоит перед дверью в комнату с лисицей, полностью готовый к встрече с огненным созданием, с оружием в руках. Его зубы плотно сжаты, пальцы крепко держат заточенный клинок, а глаза горят нетерпением и ненавистью. Остаётся только толкнуть дверь, и войти в кладовку, чтобы наконец улицезреть свою жертву. Однако внутри подозрительно тихо, а в клетке ничто не показывает признаков жизни, будто бы и не было там никакой лисицы. – Эй! Кумихо, где ты? Волнение и злость охватывают его с головы до ног, и этот порыв заставляет его рвануть к железным прутьям, чтобы в следующую секунду отпрянуть назад с болезненным шипением. – Ах ты, тварь! – кричит Чонгук, зажимая порез на плече. Кумихо в человечьем обличье злобно скалит зубы, прижав лисьи уши к голове, и утробно рычит на чужое высказывание, словно угрожая снова накинуться и ударить рукой с выпущенными когтями. Его обнаженное тело подрагивает от природного гнева и чувства опасности, заставляющего напрячь каждую мышцу худенького создания; в глазах будто голубые озера плещутся, только вот вода в них подернута кромкой яркого обжигающего пламени лютой ненависти к человеку, стоящему перед ним и достающего острое лезвие из ножен. Буквально на секунду кумихо отвлекается на лёгкую ухмылку человека, но этого Чонгуку хватает, чтобы схватить его за плечо и приставить клинок к горлу. – Слушай сюда, тварина. Если ты будешь сопротивляться, я убью тебя раньше, чем планировал, и церемониться с тобой не буду, будто ты бессмысленный скот. Ты понял меня? В ответ ему кумихо щелкает зубами, пытаясь задеть руку, сжимаюшую его шею и мешающую дышать, очередной раз убеждая охотника, что оборотень его слушать по-хорошему не намерен, а так же обладает на редкость дерзким для загнанного в угол и закованного в цепи выражением лица. Одна его щека прижата к холодным прутьям, а тело вывернуто относительно головы под неудобным и даже болезненным углом, так что дышит он тяжело, похрипывая и пытаясь ухватиться руками хоть за что-нибудь. Уже почти придушив кумихо, Чонгук вдруг замечает, насколько крохотными выглядят его ладони, слепо шаращие в поисках опоры и пытающиеся спасти своего хозяина, и незаметно для себя ослабляет хватку на плече настолько, что оборотню удается извернуться и выскользнуть вглубь клетки, а затем опять наброситься на человека. Чонгук абсолютно растерян и абсолютно не ожидал этого, видимо, волшебная тварь наложила на него какие-то отвлекающие чары, чтобы сбить прицел. Однако когда острые когти оказываются буквально в миллиметре от его шеи, он реагирует мгновенно — со всей силы вонзает клинок в чужое плечо. Пронзительный, полный боли и отчаяния крик, от которого у охотника на секунду сжалось сердце, и лиса падает на пол, поражённая точным ударом. Второй рукой она пытается остановить кровь из зияющей раны, но красные струи даже не думают останавливаться. В глазах кумихо появляются жемчужины слёз, и Чонгук слегка усмехается, убирая окровавленный клинок в ножны, и быстрым шагом уходит прочь от клетки. На сегодня встреча с кумихо закончена. *** Уже вторую ночь Чонгуку не спится. То и дело в его голове меркает странное существо с рыжими лисьими ушами и девичьим станом, принимая разные образы: то оно тянет к нему худые руки, то ли в мольбе, то ли просто от тоски, то грозно скалит зубы и тихо рычит, показывая свою злость. Но чаще всего оно просто неотрывно смотрит в глаза охотнику, в какой-то момент начиная плакать, обхватывая свое тельце руками, будто пытаясь защититься. Все его мысли сводились к кумихо, не давая спокойно спать, и к двум часам ночи охотнику это надоедает. Он резко садится в кровати, затем встаёт, и спешно одевшись, собирается направиться на улицу, в сад, чтобы просто провести пару часов наедине с шумящими кронами деревьев и поющими ночными птицами. Уже внизу, перед самой дверью его останавливает мягкий, мелодичный звук. Даже самое жестокое и грубое сердце бы всколыхнул бы тихий плач, раздающийся из глубины зала с клеткой. Будто не осознавая, что он делает и куда идёт, Чонгук на цыпочках направляется в сторону массивной двери, из-за которой и слышатся всхлипывания. Он торопливо отодвигает тяжёлый засов, шипит, когда звук от резко дернувшегося в сторону железа оказывается слишком громким, и наконец оказывается внутри. Несколько секунд его глаза привыкают к темноте, а затем выхватывают из черной бездны маленький силуэт, скорчившийся комочком на холодном каменном полу клетки. Кумихо лежит в лужице собственной крови, вытекшей за день из раненой руки, обхватив себя руками, будто пытаясь имитировать объятия, и тем самым образом успокоиться. Его глаза закрыты, но по щекам бегут блестящие струйки, а сжатые губы подрагивают, как и озябшее тело, трясущееся в рыданиях. Лунный свет точным узким лучом падает ровно на бледное лицо оборотня, делая его ещё более выразительным: впавшие от голода скулы и щеки, капли слёз на подбородке и ресницах, размазанная по щекам красная краска, перемешанная с кровью из раны. Такой одинокий, крохотный, беззащитный. Чонгук обрывает себя на этой мысли. Ещё сегодня днём лиса напала на него, собираясь убить, перерезав когтями кожу на шее, а сейчас он уже думает о ней, как о существе, нуждающемся в защите. Неужели он сходит с ума? Утром охотник не вспомнит ни сколько он пробыл еще в том зале, молча наблюдая за бьющемся в плаче оборотнем, ни как он оказался у себя в кровати, но знает одно: больше он на эти чары не попадется, больше ни за что не сломит своего боевого, настроенного против нечисти духа. Однако уже на следующую ночь он опять стоит под дверью в зал, слушая стенания обезумевшего от голода, страха и смертельной тоски кумихо, одной рукой сжимая тяжёлое железное кольцо на двери, а другой — свое стремительно колотящееся сердце. Он вновь и вновь ловит себя на том, что его дыхание сбито, руки дрожат, а душа просится зайти внутрь и... успокоить? Да что же с ним не так, в конце концов, он ведь должен его ненавидеть! Он и ненавидит. Только не за то, что тот принадлежит к роду лесной нечисти, а за то, что в голове беспорядок, а глупое сердце путает мысли, смешивая их в одну большую, липкую кучу, в центре которой лежит худенький обессилевший паренёк с лисьими ушами, и крупные слёзы катятся из его глаз. Больших, умоляющих, чисто-голубых глазок, с, будь он неладен, абсолютно круглыми, человеческими зрачками. Чонгук ненавидит его. Ненавидит ярким пламенем ненависти его, и всё его дьявольское племя. Ненавидит так сильно, что хочется рвать на себе кожу. Он готов убить лично каждую лесную тварь, убить так жестоко, как только сможет. Так почему же хочется приласкать, согреть и утешить? Он не может понять. Не смог бы, даже если бы хотел. Слишком сильно в его сердце перемешались две противоположные силы: днём он видел в оборотне лишь его животную сторону, и лишь чистая злоба к созданию занимала всё его сердце, а по ночам, едва раздавались звонкие всхлипы из глубины клетки, появлялась тревога. Тревога за раненного кумихо и за свой рассудок, позволяющий себе проявлять хоть какие-то теплые чувства к твари, которую нужно безжалостно уничтожить. Каждый день он борется за то, чтобы не сжалиться над лисой и не проявить сострадание. А пока у него есть только плачущий по ночам кумихо и его нестерпимый голод, от которого он, кажется, скоро начнёт грызть собственные запястья. На следующее утро он приходит к клетке с миской горячего риса и кусочками свежего мяса. Любую тварь можно приручить, и Чонгук собирается это сделать.