БОГАТЫРИ КРУГЛОГО СТОЛА Книга 1 КАЛИНОВ МОСТ

Вспомнил я имя того паладина, что на турнире (который предшествовал первому походу на Калинов Мост) победил двух рыцарей Круглого Стола — сэра Агровейна и сэра Брандала. Хотя… Не стоит повесть сию лжою начинать. Раз уж взялся я за перо, то хоть и корявыми словесами, а должно мне писать правду — всю, какая она есть. Тако пусть начертания сии будут правдивы от изначального слова до оконечного. В общем — и не забывал я его имени, а просто не хотел упоминать сего воина в повествованиях своих. Почему не хотел? Да невелика птица… Так… Принеси-подай… Ну был где-то, ну видел чего-то… Так, а кто не был? А и видели многие… Кто-то и поболее видел, и что теперь? Да и чай поди не главный герой, и не воин великий… Не Ланселот, и не Галахад, и не Кэй, и даже не Саграмор с Дезимором. Да и даже не Персиваль, который и победил этого воина на турнире. И, как бы не хотел я его не упоминать, а вельми сложно сие будет. Ибо придётся тогда ещё про что-то не упоминать, что-то умалчивать. А вот про что-то умолчать не получится и тогда придётся врать, а сие мне претит совершенно, аще возжелал я написать повесть сию без единого слова лжи, а рассказать одну только правду, каковой бы она не была. Звали этого воина — Ольберг. Хотя, Мерлин настаивал, что правильно говорить — Ольбер. Оно конечно, аргументы великий маг приводил весомые. Сей мудрый муж обяснял, что слово «Ольберг» означает — масленая гора, или гора масла, что в свою очередь означало — гора всякого добра. Вот только добра всякого у ратоборца этого сроду не водилось. Даже малой кучки и той не было, а уж горы и подавно. Если и заводилась у него какая деньга, то быстро уходила сквозь пальцы, да вываливалась из худого кошеля его. Ну не умел он копить деньгу — всё спускал: то на зелено-вино, то на красных-девиц, то гуслярам всё отдаст за песни их и былины, то горемыкам каким, то каликам перехожим на святое дело, то лихие люди облапошат его… Одним словом — какая уж там гора добра… А коли и гора, то совсем не добра и не масла, а совсем другого. Как пошутил по этому поводу Мерлин — в этом случае подошло бы ему имя — Шайзберг. Что означает — гора… ну сами понимаете, чего гора… Потому и настаивал Мерлин, что правильнее было прозываться Ольбергу — Ольбером, что означает — масляный (намасленый) медведь, ну или медведь в масле. По мне, так чепуха какая-то. Уж не в обиду Мерлину, ну какой из него медведь? Ни обликом, ни силушкой совсем он на медведя не похож. Разве что характером своим поганым? Вот тут — да. Всё переломать, изгадить, испоганить, орать дурниной (что во хмелю, что во трезвости), буйствовать, сквернословить, дерьмом своим всё заляпать вокруг — в этом смысле действительно похож он на медведя. Такой же гадский норов. Вопрошал я тогда Мерлина, а причём тут тогда масло? И в чём намасленность? На что маг великий мне отвечал, что воин сей, как намасленный, везде пролезет. Как говорится — без мыла в гузно… И опять несогласен я с Мерлином. Вот не тот это человек, чтоб везде пролезть. Вот совсем не тот. Другое дело, что вылезть мог отовсюду — вот это точно про него. Уж сколько раз должны были убить дурня, а он всё живой. Ну в общем, пусть Мерлин на меня не обижается, но буду я величать этого воина так, как его нарекли. Так вот, звали воина сего — Ольберг. Ольберг из рода Рабитиборова. Ратибором деда его величали, да только то не имя было, а прозвище. Прославился дед Ольберга подвигами ратными по всем побережьям Варяжским, а также во многих землях славянских. А Ратибором нарекли его богатыри Забо́й и Славо́й, вместе с которыми он громил полки германских князей, что покорить хотели храбрых славян. Ну и самое главное — был этот Ратибор десятником Дружины Храма Святовита, что на Святой Арконе. Ходили слухи, что сей Рабитибор — потомок Микулы Селяниновича. Да врут поди люди, ибо подтверждений тем словам нет. А вот то, что Олег Вещий был ему сродственник, так то вроде как и правда. Правда, сродственник дальний. Да и, скорее всего, даже не кровный, а побратимственный, но тем не менее… Родом Ольберг был… да какая, бес его дери, разница, откуда он родом. Сие совсем не важно, чай не король и не Илья Муромский. А вот, что действительно важно, так это то, что в юные его годы напали василиски на поселение в котором он проживал. Юный Ольберг тогда, проснувшись среди ночи, первым обнаружил этих тварей и ударил в сполох. Одного из василисков Ольберг лично запорол рогатиной, а остальных перебили люди. Но не всех перебили — несколько тварей скрылись в ночном лесу. Вот тогда и решил юный победитель василиска — пойти по стопам дедовым и отправиться на Аркону. Надел Ольберг кольчугу, в которую дед его в детстве пеленал, взял лук со стрелами, булатную саблю дедовскую, да и отправился в путь дорогу. В дружину Святовита попасть было непросто — брали туда лишь лучших из лучших. Однако внука Ратибора, да ещё и убившего василиска, воевода Будан принял. Правда, принял не в саму дружину, а взял в качестве стремянного сотника Медведя. Ох и доставалось ему там, ох и доставалось. Гоняли его до седьмого пота и семь шкур с него снимали, как сам Медведь, так и полусотник Кручина, и десятник Лютобор, а больше всех — дядька Сечеслав, что управлял сворой таких же, как Ольберг, соплежуев. Кое-что из ратного искусства Ольберг умел (особенно в фехтовании). Однако, кое-что для лучшей конницы всех земель славянских было маловато. Вот и гоняли его вместе с остальными от рассвета до заката. Учили строй держать — стремя в стремя, ратовищем владеть, как собственной рукой. Учили искусству меча. Учили бою ножевому и рукопашному. Могу сказать совершенно точно — ратоборцев в Арконе готовили ничуть не хуже, чем в Камелоте. Ничуть не хуже. И вот однажды наступил момент, когда стал Ольберг полноправным витязем Дружины Храма Святовита. И были походы, и были битвы. Угры, саксы, фризы, даны… Никто не мог устоять под ударами конной дружины Арконы. И вот однажды король саксов Оттон I решил покорить северных славян. И пришла тогда дружина воеводы Будана на помощь князю Стойгневу. И была сеча лютая. Гремели мечи, ржали кони, свистели стрелы, трещали щиты и копья. И тогда вонзился болт арбалетный в бедро Ольберга. Истекал он кровью, но строя не покинул. Однако далее, в очередной сшибке витязей Арконы с рыцарями Оттона ослабевшего от потери крови воина выбили из седла. Рыцарский лэнс сбросил наземь Ольберга, и рухнул тот в беспамятстве, и чудом его тогда не затоптали борзые кони. После боя подобрали дружинники товарища своего и передали волхвам на врачевание. И вот тогда, пока находился Ольберг в бреду, явился к нему василиск и начал соблазнять и манить его, как манит порода их примерзкая детишек малых. И с тех пор, каждую ночь стал являться к нему василиск. И был это тот самый василиск, что выжил из той стаи, с которой повстречался юный Ольберг. Теперь мстила эта тварь ему за родичей своих погубленных. От ран Ольберг излечился, а вот разум его, василиском терзаемый, помутился. И от той болезни разума — стала болезненной и плоть его. И то шатало его на ровном месте, то задыхался он, то меч из рук его валился, а то и на коня взобраться не мог. Суров закон Дружины Храма Святовита — нет в ней места хворым и немощным. Покинул Ольгерд дружину. Обнимали бедолагу на прощание его товарищи. А воевода Будан за службу верную вручил бывшему дружиннику меч* его булатный с серебряными рунами (что от нечисти оберегали) на клинке, да кошель серебра звонкого. Ходил Ольгерд по волхвам, по бабкам, по кудесникам, по ведунам да ворожеям. Пил травки и эликсиры чудодейственные. Но пуще всего изводил себя упражнениями ратными, да чтением начертаний старинных. Ходил Ольберг в хранилища храмовые и читал там скрижали, бересты, папирусы, фолианты да манускрипты. Радовались тогда волхвы — ибо считали, что прибыло их полку, вот только того они не ведали, что не столько знания ищет бывший храмовник, сколько разум свой отвлечь пытается — дабы не дать василиску совсем себя с ума свести. Долго ли, коротко ли, а настал тот миг, когда смог Ольберг вновь держать оружие в руках. И вознамерился он тогда искать василиска. И нашёл он тварь эту в лесах храброго племени вагров. Утыкал Ольберг василиска стрелами калёными, а после зарезал ножом, как свинью. Вот на этом хворь разума его и закончилась. Возвращаться в дружину Святовита Ольберг не стал. Ибо мыслил так, что раз уж вюрд увёл его из дружины, то значит так тому и быть. И стал тогда Ольберг наниматься в хирды варяжские… Много он махал веслом, сцеплялся баграми, звенел мечами. Много было добычи и славы. Да всё это было не то… Три года ходил по морю Ольберг, да и плюнул, и сошёл на мать сыру землю. А дело было вот в чём… В те поры ходил по Фризскому и Варяжскому морям страшный Чёрный Конунг. Много зла он чинил народам прибрежным, и не чтил ни Божественной Упсалы, ни Святой Арконы. Мечтал Ольберг скрестить клинки с этим Чёрным Конунгом, да всё никак не пересекались их пути дорожки. Подбивал Ольберг товарищей-варягов на поход против Чёрного Конунга. Во хмелю лихие варяги били себя в груди богатырские и обещали «вот прям завтра» снарядить лодьи боевые и двинуть на поиски сего злодея. Однако наутро, опохмелившись, забывали они о своих обещаниях и откладывали поход против Чёрного Конунга на потом. В общем устал Ольберг зазря кровь лить, и сошёл с шаткой палубы ясеня боевого на твёрдый скалистый брег. И пошёл тогда Ольберг гулять по свету. Причём, гулять — во всех смыслах логоса сего. Попил, погулял, красных девок потешил, да песен поорал — вдоволь. А на последние деньги купил дестриера доброго, ратовище ясеневое и отправился на ближайший турнир. Как уже упоминал я выше — искусству ратоборцев в Арконе учили не хуже, чем в Камелоте. Тут и началась белая полоса для Ольберга. Бродил он по землям саксов, фризов, бургундов и франков от одного ристалища к другому. Многие из этих турниров он мог бы выиграть, но не желал Ольберг наживать врагов себе. Он действовал иначе — выбирал какого-нибудь состоятельного увальня и выбивал его из седла. Выкуп он брал в пол, а то и в треть цены, чем сыскал себе большую благодарность побеждённых. Вот тогда его и прозвали — Серверный Лев, либо Лев Севера. Эх… Ну, что ты будешь делать… Вопрошаю я вас, други мои, ну какие, скажите на милость, львы на севере?! Одно слово — дурак народ, и мелет, что ни попадя. Вот таким вот простым и совсем не кровавым путём Ольберг и зарабатывал себе хлеб насущный. Но не лежало сердце Ольберга к такой жизни. Пуста была эта жизнь и бессмысленна. И вот однажды ратоборец сей купил двух вьючных лошадей, нагрузил их припасами и оружием и направился на Русь, что терзаема была злыми хазарами. Мерзкие слуги рептилоновы отравили хазар ядовитой кривдой и науськали их творить зло великое благородным народам. Вот с той силой тёмною и решил преломить копьё Ольберг. Прибыл он в стольный Киев град, где правил великий князь Игорь, который с радостью принял в дружину свою нового воина. Ходил Ольберг с Игорем один раз на печенегов и два раза в полюдье. Не по нраву ратоборцу пришлась такая служба, а вот на хазар поганых князь Киевский идти не желал. Ушёл тогда Ольберг из Киева и направился на север в Господин Великий Новгород. И уже там в Новогороде пристал он к ватаге лихих ушкуйников, коих и сманил идти на великую Ра реку — громить стойбища хазарские. Хорошо погуляли ушкуйники по великой реке, которая ещё Итилем прозывается. Вот только, взяв добычу богатую, варяги новгородские охладели к войне и вернулись восвояси. Плюнул тогда Ольберг на всё, да решил встать на тропу чемпиона, или, как говорили на Руси — богатыря народного. Выходил он поединщиком за бедняков супротив богатых. Ну а поскольку был он обоерукий — ну то есть двумя руками бился: в деснице — меч арконовский, а в шуйце — сабля дедовская. И так ловко он пластал клинками с двух рук, что мало кто устоять мог. Возрадовался тогда чёрный люд на землях Новогорода, что появился у него богатырь-заступник. Вот только, на Руси не зря говорят: «что мне законы, коли судьи знакомы», «закон — что дышло: куда повернул, туда и вышло», «судьи гладки со взятки». Одним словом — перестали судьи назначать поединки, и лишился народ простой последней защиты. Совсем тоскливо стало на душе у Ольберга — уж очень не понравились ему порядки, что на Руси завелись — тяжело там было люду простому. И хазары дань требовали, и князья со своими дружинами их обдирали. Понял наш поединщик, что нет правды на Руси. Собрал тогда Ольберг ватагу людей гулящих, людей пропащих, и стал сам правду вершить. Ну… Вершить так, как он её понимал. Нападая на караваны работорговцев, как хазарских, так и нурманских, уходила ватага всё дальше и дальше на юг. И там, на юге — резали ватажники хазарских сборщиков дани. С тех пор, стали ходить хазары в земли славянские только с охраной сильных отрядов конницы латной. Собрался в те поры князь Игорь идти на Царьград. Но сильно мешала ему ватага Ольберга, ибо злила она хазар, и мог разгневаться свирепый каган и ударить в спину князю Киевскому. И послал тогда Игорь Вольгу с дружиной — изловить и покарать ватажников. Ушёл тогда Ольберг обратно на север. И там в землях новгородских вступил его в ватагу лихой ушкуйник Тороп, что ходил вместе с Ольбергом на хазар. И стал тот Тороп правой рукой Ольберга. И запылали тогда дворы судей неправедных, да тиунов жадных. А ещё вызывал Ольберг на поединки вождей наёмных нурманов, да бояр до чуждого добра жадных — и бил их. А побив, требовал прекратить лиходействовать против люда чёрного. Был тогда посадником в Новогороде сам боярин Добрыня Никитич. И вот однажды утомили посадника жалобы на ватагу Ольбергову, и решил он воровскую шайку сию изловить. Собрал боярин дружину верную и двинулся в путь. Вот только Добрыня Никитич был не един, кто возжелал отыскать Ольберга. В те поры прибыл в Господин Великий Новгород славный рыцарь Круглого Стола могучий сэр Дайнадэн. Был рыцарь этот под стать Добрыне — такое же телосложение имел богатырское. Ну правда, чтобы не покривить душой, хоть и гораздо более мне по-сердцу добродушный сэр Дайнадэн, чем суровый Добрыня, да и раз уж наложил я на себя обет — писать чистую правду, то вынужден я сказать, что боярин новгородский был гораздо сильнее, чем приезжий рыцарь. Да и по мастерству воинскому быть бы Добрыне в пятёрке лучших рыцарей Круглого Стола, но не выпал ему такой вюрд. Да оно может быть и хорошо, что не выпал… А вот чего у сэра Дайнадэна точно было поболее, так это ума… Но об этом попозднее, а пока — пристроился рыцарь Круглого Стола к дружине Добрыни и отправился в поход вместе с ним. Поскольку был Ольберг народным поединщиком, да и вообще заступником за чёрный люд, то этот самый люд и предупредил своего защитника об том, что идёт супротив него сам Добрыня Никитич. Не стал биться Ольберг с Вольгой, не стал и с Добрыней. Был он на Руси человек пришлый. И поелику размышлял он так: одно дело — натыкать рылом в кал зазнавшегося богатея или наёмника, и совсем другое — ратиться с лучшими витязями Земли Русской. Вот поэтому и носился по лесам Добрынюшка, и всё без толку — ватаги Ольберга давно уже и след простыл. Рвал посадник новогородский волосы на гузне своём и дружинников своих изводил, и поэтому весь отряд имел вид — краше на погребальный костёр кладут. Один только сэр Дайнадэн сохранял прекрасное расположение духа, да посмеивался в усы, глядя на Добрынины неудачи. Гонял Добрыня дружину по лесам, гонял, да и решил обратно воротиться. Вот тогда дорожки посадника и рыцаря разошлись. Добрыня, в печали глубокой, поплёлся несолоно хлебавши восвояси, а сэр Дайнадэн, напевая некую бравурную мелодию и имея прекрасное настроение и не менее прекрасный аппетит, завалился на двор постоялый. И вот там — на постоялом том дворе — объявил сэр Дайнадэн, что вызывает на поединок ратоборца Ольберга, именуемого Львом Севера. Не прошло и трёх дней, как прибыл на тот двор постоялый сам атаман ватажников Ольберг и его есаул Тороп. Сошлись сэр Дайнадэн и Ольберг биться на копьях. Две сшибки не выявили победителя, и только в третьей — вылетел наш ратоборец из седла, как камень из пращи, и со страшным грохотом (опять со страшным грохотом… ну что за бульварщина… клянусь мечом — почему-то захотелось на этом месте изобразить голову человеческую, дланью чело прикрывающую) рухнул на траву. — Вижу — не соврали менестрели — здоров ты биться на копьях! — сквозь добродушный смех вымолвил сэр Дайнадэн. — Да и ты, сэр рыцарь, тоже вижу не лаптем щи… , — отвечал Ольберг. — Продолжим? — широко улыбаясь, предложил рыцарь. — А давай! — тут же отвечал ратоборец. В этот раз на траву (со страшным грохотом) повалился сэр Дайнадэн. И забились тогда поединщики биться до пяти побед. Весь день съезжались воины. Весь день они ратились. Пока наконец-то, хоть и с трудом великим, но всё же победил сэр Дайнадэн со счётом: 5-4. А после, поединщики весь вечер и всю ночь кутили (за счёт рыцаря) на постоялом дворе. Затем повалились спать богатырским сном и спали до следующего утра. А выспавшись — порешили биться на мечах в конном строю. Вот это, доложу я вам, други мои, была рубка… Всем рубками — рубка… Оно конечно не битва «Единорога со Львом», но звон стоял на всю округу. Нелегко тогда пришлось сэру Дайнадэну, и семь потов сошло с него, прежде чем он смог выбить из седла своего супротивника. И признался тогда благородный рыцарь, что если бы не весил он сам, как корова, то ни за что бы ему не одолеть Ольберга ни на мечах, ни копьях. И ведь не солгал тогда сэр Дайнадэн ни единым словом: ведь действительно — будь он одного веса с Ольбергом, быть бы ему битым по всем статьям. — А пойдём, брат мой Ольберг, выпьем да закусим на путь-дорогу, — промолвил рыцарь, тряхнув звонкой мошной артуровой, — и оруженосца своего бери — я угощаю! И там, за столом, явствами и питием полным, и молвил сэр Дайнадэн да таковы слова: — Брат мой названый Ольберг, да не честь-похвала такому витязю во лесах дремучих пропадать проподом! А ступай ты, братец, в светел Камелот! Ступай ко двору короля Артура, что силушку собирает биться с самою главною силою тёмною, что тиранит матушку нашу Землю-Мидгард! Закручинился тогда Ольберг, запечалился. Хоть и любы были ему слова Дайнадэновы, да не мог он оставить ватагу свою лихую. А тут голос подал есаул Тороп: — Ой ты гой еси, атаман-батюшка! Да не кручинься ты, да не печалься. Да ты ступай, ясен-сокол, да в светел Камелот. А дружинушку нашу я на Волгу уведу. — На Волгу — где тешат уд подолгу! — срифмовал сэр Дайнадэн, да залился хохотом богатырским, да на весь, да на постоялый двор. — На Волгу, батюшка, на Волгу, — рассмеявшись озорной шутке, повторил Тороп, — кровя хазарам попущаем! Пошшупаем их нутро гнилое! А придёт нужда — сам знаешь, где нас сыскать — при этих словах есаул хитро подмигнул своему атаману. На том и порешили. А с утра — обнялись все трон витязей, да и отправились каждый своей дорогой. И обернулся тогда Ольберг и окликнул сэра Дайнадэна, да вопрошал его: — А сам-то ты, славный рыцарь, куда теперь путь держишь? — А погуляю я ещё по Руси! Сердце мне вещует, что найду я здесь против тьмы поединщика! *Меч булатный с серебряными рунами — мечи сеи каждому витязю Дружины Храма Святовита вручались, дабы биться могли храбры-дружинники не токма с людьми, а и с силою злою, силою тёмною.