Я хватаю, как за нить, за платье белую богиню Висящей луны вдалеке, чтоб не сесть на мель И если карты нет — я ориентируюсь по ней
pyrokinesis
Ross Copperman — Holding On And Letting Go
Драко
14 сентября 2014 года 7:57 am Почему никто не говорил, что быть соулмейтами так сложно? Как любить девушку, внутри которой целая вселенная? Опираясь на капот своей машины, втягиваю в лёгкие сигаретный дым, ожидая Блейза. Он должен был уже подъехать, но пока я в одиночестве смотрю на забор, который разграничивает футбольное поле и парковку. Прошла неделя с того дня, когда мы с Гермионой общались у неё дома, и я чувствую себя так, будто часть меня отрезали раскалённым лезвием, и теперь это место кровоточит. Боль разрывает меня на куски день за днём. Сердце похоже на изодранный пульсирующий орган. Слышу рёв двигателя за спиной, но не оборачиваюсь. В такое время здесь редко кто останавливается, значит, это Забини. Он подходит ко мне из-за спины, и я улавливаю треск, издаваемый зажигалкой, когда Блейз поджигает сигарету. Он встаёт рядом со мной, но ничего не говорит. С минуту мы стоим в тишине, прерываемой воем ветра. — Как ты сегодня? — спрашивает он, выпуская дым. Я не смотрю на него, но тихо отвечаю: — Сносно. — Собственная ложь горчит во рту, словно кто-то приложил к нёбу апельсиновую кожуру. Блейз хмыкает и потирает большим пальцем бровь. — Что ж, я так и думал. Затем замолкает, ожидая, когда я буду готов к тому, чтобы сказать больше. — Она мой соулмейт, и я… — Замолкаю, не зная, как описать то, что сделал, но Забини не требует продолжения. — Я так и понял. — Он качает головой и следом повторяет: — Так и понял. Повернувшись, я смотрю на его профиль. У Блейза слегка покрасневшие глаза, а ещё след от подушки на бронзовой коже. — Дурная ночь? Кончик его губ приподнимается в печальной улыбке. — Типа того. Я изучаю его несколько секунд, прищуриваясь. — Что на этот раз? Он кладёт сигарету в зубы и двумя руками хлопает себя по карманам, ища телефон. Затем достаёт его и трясёт. — Всю ночь переписывался с Дафной. Мы с родителями вчера ужинали с её матерью. Прошло хреново. — Сделав последнюю затяжку, он выкидывает окурок на землю и притоптывает носком кроссовка. — Что именно случи… — Это не моя история, — просто отрезает он. — Но у вас с Дафной всё хорошо? — Я хмурюсь, прислоняясь бедром к машине. У Блейза с Дафной, по моему впечатлению, одни из самых здоровых отношений, которые я наблюдаю, поэтому, если даже у них есть проблемы, тогда я не знаю, существуют ли идеальные пары. — Всё в порядке. — Он проводит ладонью по кудрявым чёрным волосам, а затем продолжает: — Я люблю её больше всего на свете, но она тоже человек. — В каком смысле? Пару мгновений Блейз молчит, явно подбирая слова. — Наши соулмейты — не идеальные люди, и, если ты хочешь построить что-то прочное, тебе нужно принять это правило и начать с ним жить. Раньше я обожествлял Дафну и ожидал от неё невозможного. Но в какой-то момент понял, что она не идеальна, и осознание этого — совершенно нормально. То, что я избегал негатива, не привело меня ни к чему хорошему. Я, как и сейчас, буду рядом с ней, когда она в полном беспорядке или у неё плохие дни, недели или даже месяцы. На первых порах все так увлекаются новой любовью, что просто забывают о том, что наши партнёры — просто люди, как и мы. Просто люди. Это фраза заставляет меня вернуться к мыслям о Гермионе. Я видел в чертах её лица ангела, нарисованного моим детским воображением, когда мама мне рассказывала о соулмейтах, но её крылья оказались сломанными, как и мои. Мы оба — всего лишь люди, которые пытаются познать, как им быть в этом мире. — Поэтому я полюбил Дафну за все ошибки и провалы так же сильно, как за таланты и достижения. — И она тебе позволила? — задаю вопрос я. — Ну, сперва мне пришлось разбираться со своими тараканами. Потом стало лучше. Порой неважно, насколько сильны твои чувства. Важно лишь то, как ты их испытываешь. Иначе какой смысл в любви, если ты не можешь показать её. — Невесёлый смешок слетает с его губ. — Тогда в чём секрет? — спрашиваю я немного погодя, потому что пытаюсь осмыслить каждую услышанную фразу. Блейз чаще всего немногословен, но если мне удаётся быть тем счастливчиком, с которым он чем-то делится, то я внимаю. Чаще всего он озвучивает дельные мысли. — Ты удивишься, но девчонки такие простые, когда ты действительно хочешь их узнать и понять. Когда Дафна целует меня, её розовая помада остаётся на моих скулах. — Он переводит глаза на меня, и впервые за утро мы встречаемся взглядами. — Я не смываю её. Только предлагаю ей прогуляться по Лондону в новом боевом раскрасе, даже если она смеётся и умоляет меня смыть пятно. Я беру её запястье, когда она пытается ладонью стереть помаду, и это лишний повод для меня поцеловать её ещё раз. — Даже если она противостоит? — со смешком спрашиваю я. — Я вижу по её глазам, что она шутит. Ей приятно. Я снова устремляю взгляд на футбольное поле. — Что ещё? — Я не жалуюсь, когда она включает одну и ту же песню два раза подряд. Или три раза. Или пять. — Он снова делает паузу, и я вижу, что он крутит телефон между пальцев, но в итоге продолжает: — Вообще ничего не говорю. Просто делаю погромче и подпеваю припеву, который только что выучил. — Лицо Блейза принимает мечтательный вид, будто он погружается в воспоминания. — Первая наша ссора была громкой. Примирительный секс — тоже громким. Мы сорвали голоса, — посмеивается он, а потом становится серьёзным. — Поэтому я сделал ей чай с мёдом. А потом мы поссорились по той же причине на следующей неделе. И на следующей. И ещё. В итоге мы поняли, как заниматься примирительным сексом, не ссорясь перед этим. Это то, что я понял за полгода отношений с Дафной. — Весомо, — серьёзно говорю я. — Дальше ещё больше. — Он глубоко вздыхает. — Отношения сложны тогда, когда ты не хочешь ничего делать для того, чтобы они были лёгкими. — Блейз пожимает плечами и отталкивается от капота машины. — Если ты будешь стараться и не сливаться, то всё получится. А теперь поехали, я хочу ещё прокатиться по пустым улицам перед уроками. Я смотрю на газон футбольного поля ещё немного, а потом киваю. Мне казалось, что соулмейт — это тот, с кем твоя жизнь по умолчанию будет проста, но всё оказалось иначе. Мы остаёмся простыми людьми, ищущими в этом мире крупицы радости, когда всё вокруг кишит несчастьем. У обоих из нас дрожат колени от того веса, который мы держим на своих плечах, и, превозмогая всё, делаем шаг на тропу, что выведет нас из захолустья. Отчаянно хотим, чтобы всё в этом мире шло само к нам в руки, но, если судьба и существует, она не глупа, потому что посылает нам то, что мы заслуживаем. То, через что мы должны пройти, чтобы стать сильнее, ведь там, впереди, на дороге к счастливой жизни, нам придётся встретиться не только с чужими монстрами, но и со своими. Поэтому я должен принять своих чудовищ, прежде чем породниться с её. Прежде чем помогать кому-то, нужно начать с себя. Мы заводим двигатели машин и отъезжаем с парковки. Каждый из нас оставляет что-то из прошлой жизни там, где когда-то в воздух выдыхали сигаретный дым.***
Вечером того же дня я подхожу к дому, подбирая слова, с помощью которых расскажу отцу о своих планах на будущее. Уже будто бы вижу, как его ноздри раздуваются, а вена на лбу пульсирует от ярости. Но меня не покидает решимость наконец-то оставить этот разговор позади. Я ускоряю шаг, сжимая руки в кулаки. Как только открываю дверь, слышу грозный голос отца раздающийся из гостиной. — Просто посмотри, Нарцисса. Этого ты ожидала, когда давала ему больше пространства? — Его голос срывается от злости, становясь ниже с каждым произнесённым словом. Смятение затапливает меня. Что могло его разозлить? Пройдя по коридору, останавливаюсь в арке, ведущей в комнату, из которой слышна их громкая беседа. Отец замечает меня краем глаза и поворачивается. Всё так, как я и представлял. Только я не рассчитывал, что Люциус будет не в духе в момент, когда я начну свою речь. — А вот и наш сын, — выплёвывает отец, и мама тоже обращает взгляд на меня. — Кого избил сегодня? Может, сына одного из моих инвесторов? Глаза распахиваются, а рот приоткрывается, но я не успеваю ничего сказать, потому что отец вручает мне телефон, и я вижу, как мой кулак летит в лицо Крама. Брови Люциуса сходятся на переносице, а рот искривляется в презрении. — Что ты себе позволяешь?! Много свободы действий, да? Я сглатываю. «Ты готов, Драко», — говорю я себе. «Слишком долго откладывал этот разговор, когда мог уже избавиться от страха, что он узнает сам». Сдерживая внутреннее желание перейти на крик, я спокойно начинаю с самого начала: — Вообще-то да. И ещё: я не собираюсь поступать на бизнес-направление. — Следя за его реакцией, вижу, как светлые брови отца взлетают в удивлении. — И не собираюсь возглавлять компанию вместо тебя. — Делаю глубокий вдох, чтобы следующую фразу выдать на одном дыхании: — Я хочу переехать в Америку после выпускного. Испытующе смотря на отца, я умышленно опускаю подробности о писательстве — не желаю быть высмеянным Люциусом. Едкий смешок срывается с его губ. — Интересное заявление, и ты думаешь, что я... — Я не ожидаю понимания, поддержки или чего-то подобного. — Насупив брови, продолжаю: — Просто ставлю тебя в известность о своих планах. Взгляд Люциуса становится жёстче, и он говорит то, что год назад заставило бы меня поменять свои планы: — Не ожидай, что я буду поддерживать тебя, — со смешком выплёвывает он и выставляет палец. — Ни один цент из моего кармана не пойдёт на твои фантазии. Внутри себя я торжествую, потому что мне от него ничего не нужно. Деньги, которые я заработал победами на ринге, должны полностью перекрыть все затраты на переезд. Их даже хватит на первые пару месяцев проживания, пока я не найду работу. — Что ж, — начинаю бесстрастно, — наверное, тогда хорошо, что я не нуждаюсь в твоей помощи. Люциус скрещивает руки на груди и фыркает. — Что, зарабатываешь уже больше отца? Похвально, Драко. Ведь именно таким я тебя и растил, — с едким сарказмом произносит он. — Тогда давай. Можешь прямо сейчас собирать свои вещи и… — Люциус, перестань! — вмешивается мама. — А что, Нарцисса? Хочешь сказать, что это не полная чушь? Мама мгновение молчит, а потом расправляет плечи и говорит: — Наш сын так быстро вырос, что уже сам принимает решения. — И грудь заполняет тёплое осознание, что она на моей стороне. Она поддержит меня, когда я буду собирать вещи. — Ты обезумела? — неверяще спрашивает отец. — Нет, дорогой. Я в полном здравии. Затем он переводит взгляд на меня и бросает: — Тогда он уже может жить самостоятельно. Зачем ему мы? — Затем он вздыхает. — Мне нечего тебе больше сказать, Драко. А затем проходит мимо меня и исчезает в коридоре. Не могу сказать, что я удивлён его реакции. Вполне был готов к тому, что услышал от него. — Милый, не принимай всерьёз его слова о переезде. — Мама подходит ко мне и кладёт ладонь на плечо. — Ты можешь жить с нами столько, сколько захочешь. А затем и приезжать или вернуться, если сменишь курс. Я медленно киваю, поджав губы. — Не думаю, что он скоро со мной снова заговорит. — Просто Люциус не может осознать, что ты вырос. Ему нужно время. — Мама приподнимает уголки губ в подбадривающей улыбке. Отец может не заговорить со мной вновь, но я не готов предать свои мечты ради наших с ним отношений. В первую очередь я должен выбрать себя. Остаться со своим собственным выбором наедине и посмотреть, что может получиться. Несмотря на горькое послевкусие, оставленное разговором, я чувствую поднимающееся в груди воодушевление, что тот позади. В конце концов, у меня всегда будет поддержка матери. — Спасибо, мама, — говорю я и обхватываю её плечи руками. Она кивает мне в грудь, и мне в благодарность хочется показать ей, что я смогу стать тем человеком, которого она во мне растила. Но мне, как и отцу, тоже нужно время. Мои чудовища оказались не такими страшными, как я думал. Возможно, и весь мир такой, если набраться смелости заглянуть под кровать.***
Гермиона
8:12 am Подходя к месту встречи, я вижу Дафну. Но всё, о чём могу думать, — что за последнюю неделю за завтраком вместо малиновой жвачки я съедала целую тарелку рисовой каши с подсластителем и небольшое злаковое печенье и сейчас меня тошнит. И это было сделано из-за давящего страха, потому что когда на днях я расчёсывала кудри, чтобы привести их в нормальный вид, на гребне осталось в четыре раза больше волос, чем обычно. Я лысею. Теряю единственное, что люблю в себе. Подруга мне приветливо улыбается, а я только и думаю о том, что медленно теряю контроль над своим телом. Снова. Гладь воды, разлившаяся в моём сознании, пошла рябью после слов Драко, и теперь небольшая одержимость едой больше не кажется мне небольшой. И я думаю, что нырнула слишком глубоко. Так глубоко, что, когда в моих лёгких закончился кислород, я поняла, что не успею всплыть, прежде чем потеряю сознание. Дафна подходит ближе, и лучезарная улыбка слетает с её лица, а лицо принимает хмурый вид. — Что-то случилось? Да, — хочется крикнуть мне. Мне кажется, я умираю, но не могу пошевелиться, чтобы снять с шеи петлю, наброшенную кем-то за моей спиной. Снять кандалы, которыми меня приковали к валуну, что вот-вот свалится в глубокий океан. Но я говорю: — Нет, всё в порядке. — Я бы себе не поверила, и я вижу в глазах Дафны беспокойство — зеркальное отражение моего собственного. — Ты уверена? Ты бледная. — Её глаза скользят по моему лицу и телу, будто выискивая тот ответ, что я не произношу вслух. Нет, — хочется крикнуть мне. — Я не уверена. Мне плохо, но я не знаю, как об этом сказать. Но я говорю: — Да. Я просто мало спала прошлой ночью. — Морщина между бровей Дафны никуда не исчезает, и я добавляю: — Ещё голова болит. Наверное, стоило лечь раньше, но я сидела за учебниками. Дафна вздыхает, а потом притягивает меня в свои объятия, и я утыкаюсь носом в её шею, вдыхая запах её парфюма. Груша. — Тебе нужно больше отдыхать, Гермиона. Учебный год только начался, а ты уже на пределе своих сил. — Она гладит меня по голове, и я боюсь, она заметит, что волос стало меньше. — Знаешь, что? — Дафна берёт меня за плечи и отводит их назад, чтобы заглянуть в глаза. — Давай я на днях приду к тебе, и мы займёмся чем-нибудь вместе? У меня горит дедлайн по плакату для группы поддержки. Если хочешь, можешь мне помочь. Я принесу краски и ватман. Что скажешь? Мне хочется сказать, что я бы сегодня осталась в одиночестве, и завтра, и послезавтра, пока этот этап жизни не закончится, не сгорит, будто ветхий пергамент, к которому поднесли спичку, но вместо этого я говорю: — Да, хорошо. — Голос рассекает тишину её ожидания моего ответа. Она разворачивается, начиная рассказывать о том, сколько домашнего задания задал её учитель по предмету вне школьной программы, но я слушаю только краем уха. Я вспоминаю слова Малфоя в тот день, когда он поцеловал меня. Тогда Драко сказал, что до его мозга не доходит из-за меня осознание, что он сыт. Но я не могу. Не могу сказать тени за спиной, что должна есть для чьего-то благополучия. Что этот кто-то — мой соулмейт, и я должна заботиться о нём. Тень не слышит. Она закрыла уши берушами, и сколько бы я не кричала, мой вой не доходит до неё. Я срываю собственный голос.***
Гермиона
17 сентября 2014 года 8:27 am Через два дня мы с Дафной заходим в школу и, попрощавшись до пятого урока, расходимся каждая к своему шкафчику. Когда я раскрываю дверцу, вижу, как что-то падает мне под ноги. Записка. Нахмурившись, поднимаю её и разворачиваю.Причины, почему Гермионе Грейнджер стоит простить Драко Малфоя
Пункт первый Он подумал над сказанными словами и искренне считает их самыми ужасными на свете. Пункт второй Он сознаётся в проступке и сожалеет о причинённой боли. Пункт третий Его раскаянию нет границ. Пункт четвёртый Иногда он что-то говорит, а думает только потом. Пункт пятый Он не такой уж говнюк, если его узнать получше. Улыбка расплывается по моему лицу, и я ещё несколько раз пробегаю глазами по строчкам, останавливаясь на пятом пункте. Эта неделя молчания нужна была мне, чтобы понять: я не смогу вечно убегать от связи соулмейтов. Оглядываясь на все счастливые семьи, которые являются родственными душами друг другу, не могу думать, что Драко — не подходящий мне человек. Я просто его не знаю. Мои родители соулмейты, и, несмотря на то что между ними были разногласия, когда я была младше, они кажутся счастливыми сейчас, когда я вижу их в обнимку сидящими за просмотром фильма, или когда они готовят пасту, стоя бок о бок рядом друг с другом. Мне недостаёт такого же тепла. Связь, которая соединяет одного человека с другим, — лишь помощник, путеводная звезда, указывающая на нужного мужчину или женщину. Слова Драко проигрывались, словно пластинка в моей голове, и, когда эмоции остыли, я по-другому взглянула на то, что он пытался до меня донести. И чувствую, что, возможно… хочу дать Драко Малфою шанс, о котором он просит. Свернув записку, кладу её в карман кардигана и направляюсь в кабинет истории, обдумывая, что должна сделать после обеда.***
Драко
11:32 am — А сейчас открываем контурные карты и делаем задание четырнадцатое на странице двадцатой, — просит учитель по океановедению и уже хочет развернуться к доске, чтобы написать озвученное, когда рука Гермионы поднимается, и я замечаю это краем глаза. — Мистер Бреккер, я забыла контурную карту дома. Можно я сяду с Драко, чтобы переписать у него задание? Учитель в удивлении поднимает брови. — Мисс Грейнджер, честно говоря, неожиданно слышать это от вас. — Затем он бросает взгляд на меня, сидящего на задней парте, а потом оглядывает класс. Наверное, чтобы подсадить Гермиону к кому-то другому, но свободных мест больше нет. — Конечно. Если мистер Малфой не против. — Гермиона не дожидается моего ответа, встаёт и, подхватив сумку с учебниками, идёт в мою сторону. Задерживаю дыхание, пока она идёт к моей парте. Мысли наперебой скачут в голове. Смятение сдавливает грудь. Я опускаю взгляд на голубую обложку контурной карты, рассматривая изображённого на ней кита. Грейнджер садится на стул рядом со мной и вырывает страницу из тетради. — Не мог бы ты открыть карту на нужной странице? — спрашивает она. Вздрогнув, я прихожу в себя. — Э, да. — Хриплый голос выдаёт моё волнение, и я прокашливаюсь. Кладу карту на середину парты и краем глаза смотрю, как её пальцы с накрашенными светлым лаком ногтями сжимают ручку, которой она переписывает вопросы из упражнения. Первые десять минут мы оба работаем над заданием. Я даже вникаю в его суть и что-то записываю, хотя обычно мне не свойственно это на уроках. Внезапно сложенный лист бумаги оказывается придвинут к моей левой ладони, лежащей на столе. Я хмурюсь, чувствуя взгляд Гермионы на себе. Подцепив уголок, я разворачиваю бумагу и вижу послание: «Тезис пятого пункта слабо раскрыт. Поработай над формулировками». Я скольжу взглядом по упражнению, но не вижу пятый пункт, о котором она пишет. Здесь всего три. Тут же моя голова поворачивается в сторону Грейнджер, и я не могу подавить удивление, которое написано на моём лице, будто кто-то размазал по нему оранжевый. Но взгляд Гермионы направлен на её записи. Она хочет, чтобы ты написал, — понимаю я, и под её записью пишу свою. «Думаешь, не дожал с обоснованием?» «Определённо. Я недовольна». И следом: «Я хочу простить тебя». Сердце колотится, когда я прочитываю её записку. Не верится, что это происходит со мной. Что это не сон или моя фантазия. Мгновение я не знаю, что делать. Какие слова подобрать. Мне расписать разным шрифтом, как я молю о прощении? Но вряд ли это ей понравится. Я вывожу ответ, и из-за волнения строчки сбегают вниз. «Ты хочешь простить или прощаешь?» Невзначай пододвигаю к ней лист и жду, когда он снова перейдёт ко мне. «Прощаю», и ниже: «Прости, что так поступала с тобой последние несколько месяцев. Я про нашу связь и то, что ты чувствовал, когда я не ела». Я строчу ей ответ. «Не стоит прощать меня только потому, что чувствуешь вину. Мне бы хотелось, чтобы ты простила меня, потому что действительно хочешь этого. Потому что не против дать мне шанс». «Хорошо. Я хочу простить, потому что хочу узнать тебя». «Зачем?» «Я кое-где вычитала, что ты не такой придурок, если пообщаться с тобой подольше». Улыбка растягивает мои губы, когда я дочитываю её ответ. — Мистер Малфой, нашли что-то интересное на глубинах Тихого океана? Я прокашливаюсь и отрицательно мотаю головой, принимая серьёзный вид. Краем глаза вижу, как Гермиона скрывает розовые щёки за волосами. До конца урока мы, параллельно с заданием, переписываемся на листке, место на котором вскоре заканчивается, так что она вырывает из тетради новый клочок. «Я прощаю тебя, потому что понимаю, что ты не хотел задеть меня. Только беспокоился. Но, если мне понадобится помощь, то я её сама попрошу». Сглотнув, мне хочется сказать, что я считаю иначе, но знаю, что не должен напирать на неё. «Ты придёшь ко мне, если потребуется помощь?» На эту запись она не отвечает две минуты, и я уже думаю, что снова облажался, но она придвигает листок ко мне. «Возможно». Замечаю изменение в её настроении и меняю тему. «Ты сказала, что хочешь узнать меня. Что именно?» Вижу, как она что-то долго пишет. Когда Гермиона пододвигает лист ко мне, я вижу список и не могу не улыбнуться. «1. Когда ты узнал, что я — твой соулмейт, и почему молчал? 2. Какое у тебя второе имя? 3. Теодор сказал, что ты дерёшься с какой-то целью. О чём он?» «Что ж, не уверен, что мне хватит места, чтобы ответить на все вопросы. Что ты делаешь после школы?» «Сегодня ничего, но мне надо быть дома в 11». «Привезу в 10:45. Поедешь со мной?» «Куда?» «Увидишь». Звонок с урока даёт мне возможность встать из-за парты и оставить Гермиону с забавно растерянным выражением лица.***
Гермиона
5:33 pm После внеклассных занятий Драко встречает меня у выхода из школы, уже одетый в тёплый бомбер. Он протягивает руку в мою сторону, и я поднимаю бровь в непонимании: — Рюкзак, — просто говорит он, всё так же держа руку вытянутой. Мгновение я не понимаю его, а потом мысль крепится на крючок в моей голове, и я чувствую, как к щекам приливает тепло. Мне хочется сказать, что это лишнее, но что-то в том, как он настойчиво смотрит на меня, не отрываясь, заставляет меня снять лямки портфеля с плеч и передать его ему. — Умница, — хвалит Драко, и я смущённо улыбаюсь ему кончиками губ. Совсем немного. Вряд ли он заметит. Но Малфой дарит в ответ яркую улыбку и, положив руку мне на спину, подталкивает к дверям. Когда мы выходим на улицу, солнце окутывает теплом мои голые колени. Я задаюсь вопросом, куда Драко меня повезёт, но не озвучиваю мысли и догадки. Не то что бы я прямо-таки не люблю неизвестность, но мне всегда нужно быть готовой к обстоятельствам. Говорю себе, что, если что-то пойдёт не так, я вызову такси и уеду, а сейчас позволю себе довериться парню, чья рука обжигает мою поясницу своим присутствием. Когда садимся в машину, Драко протягивает мне шнур, который выглядит точно так же, как у Блейза в машине — Дафна часто сама выбирает музыку, под которую мы едем домой после школы. Я считаю милым то, что Забини не протестует, хотя вряд ли их музыкальные вкусы схожи. Секунду я рассматриваю протянутый провод, поджав губы, а потом принимаю его из рук Драко, и наши пальцы соприкасаются. Малфой, кажется, этого не замечает, но меня прошибает жар, и я опускаю голову, чтобы спрятать свои покрасневшие щёки за волосами. Достав телефон из кармана, я ищу подходящую для прослушивания песню, и всё мне кажется недостаточно… — Эй, — окликает Драко меня, и я отрываю глаза от дисплея, — включи то, что слушала, пока думала о своём соулмейте. Название песни, словно неоновая вывеска, загорается в моих мыслях, и я, открыв целый сборник композиций, нажимаю «перемешать всё», а затем прикрепляю телефон на держатель, находящийся на приборной панели. Драко бросает взгляд на экран, и смех вырывается из его груди, щекоча мне уши. — Я должен был догадаться, что у тебя всё систематизировано.The Neighbourhood — Afraid
Драко заводит двигатель и выезжает со школьной парковки, направляясь на восток. Я сжимаю подол платья, смотря в окно, когда он интересуется: — Почему ты добавила её в плейлист? — Бросает взгляд на меня, а затем включает поворотник. Я пожимаю плечами. — Она грубая и откровенная, — начинаю я, но понимаю, что мне больше нечего сказать. — Тогда одно из двух: либо ты слишком плохого мнения о себе, либо обо мне. Хотя, — говорит он; мы останавливаемся на светофоре, и Драко поворачивается в мою сторону, — наверное, одно вытекает из другого. Я снова пожимаю плечами. Он прав. Когда я думала о соулмейтах, то представляла двух похожих друг на друга людей, чьи жизненные события пересекаются в каких-то точках. Это схожий характер, поведение и привычки. Но, глядя на Драко, я не вижу в его улыбке того зла, которое представляла, думая о родственной душе, когда смотрела на себя в зеркало. — Ты слишком плохого мнения о самой себе, Гермиона, — повторяет серьёзным голосом он, и я вижу, как его брови встречаются на переносице. Я молчу не потому, что нечего сказать, а потому, что Драко кажется твёрдо убеждённым в том, о чём говорит. Поэтому спорить считаю бесполезным. Но я думаю, что он недостаточно хорошо меня знает, чтобы делать такие выводы. — Ты тихая. — Мы съезжаем с автомагистрали, и Драко снова на мгновение бросает взгляд на меня. — Я сказал что-то не то? Я перебираю ткань платья между пальцев. — Нет, я просто… — Поджимаю губы. Драко не причинит мне вреда. Я это знаю, но что-то во мне говорит, что следует быть осторожной. Тень, которая не хочет, чтобы кто-то подходил ко мне ближе. — Просто… — растягивает он в ответ, паркуясь. — Просто я нервничаю, — заканчиваю я и отворачиваюсь к окну. Мы остановились у знакомого мне здания. Здесь полторы недели назад проходил бой между Малфоем и Крамом. Тёплая рука прикасается к моей ладони, которая крепко вцепилась в край платья, а потом сжимает её. Я оборачиваюсь, застигнутая врасплох, и встречаюсь с серыми глазами Драко, и в этот момент, перед тем, как он отвечает, я думаю о том, что цвет его радужек больше не ассоциируется у меня с плесенью на хлебе. Халва. Сладость, без горечи в послевкусии. — Если ты хочешь, я могу отвезти тебя домой, — медленно произносит Драко, смотря на меня так, будто хочет, чтобы я действительно задумалась над его предложением. Но я не хочу. Желание узнать его как человека сильнее и выше, чем то, что я с трудом доверяю новым людям. Поэтому я качаю головой и отвечаю: — Я не хочу домой. — Затем устремляю взгляд в лобовое окно. — Зачем мы сюда приехали? Он отпускает мою руку, и я удивляюсь, когда начинаю скучать по теплу его ладони на моей. Драко отворачивается и выключает зажигание. — Обычно я прихожу сюда, чтобы разобраться в себе и своих чувствах. Подумал, что это неплохое место, чтобы узнать друг друга. — Он расстёгивает ремень безопасности, хватает с заднего сидения спортивную сумку, которую я не заметила, когда садилась, и выходит. Я молча следую за ним. Говорят, любимое место многое может сказать о человеке. Когда мы спускаемся по лестнице, помещение выглядит по-другому. Не так, как в тот день, когда было заполнено людьми. В основном тут пустовато. Возвышаясь, по центру расположен бойцовский ринг, с двух противоположных сторон два ряда стульев и… на этом всё. Никаких разбросанных бутылок из-под пива или окурков сигарет. Здесь чисто.Brother — Belong
— Давай начнём? — спрашивает Драко, бросая спортивную сумку на маты. Я подхожу и опускаюсь на стул, стоящий по центру первого ряда. — С вопросами. Малфой подходит к рингу и спиной прижимается к его высокому основанию. — Хорошо. Кончик его губ взлетает вверх. — Ты первая. Озвучишь те, что писала. Я задумываюсь всего на мгновение. — Когда ты узнал, что я твой соулмейт? Прямо в день рождения? Теперь его улыбка ярче. — Понял двадцать шестого марта этого года. А мой день рождения пятого июня. Так что мне потребовалось достаточно много времени, чтобы найти тебя. Мне хочется спросить, зачем он запомнил дату, какой была его первая мысль, когда он осознал, что это я, как это было, но я чувствую сжимающую тело неловкость, что он будет говорить обо мне, а я — слушать. Но Драко не требуются наводящие вопросы; он продолжает, приняв мечтательный вид: — Когда через всю столовую я увидел тебя, держащую зелёное яблоко, вкус которого чувствовал на языке, всё в моей голове затихло. Ты сидела с подругами за столом, и свет из окна напротив падал на тебя, освещая волосы ореолом света. Мне тогда показалось, что у тебя нимб над головой, — рассказывает он и низко смеётся. Этот звук проходит сквозь меня, заставляя поджать пальцы на ногах. — У матери был день рождения, я вернулся домой, все праздновали, но мысли были только о тебе. Осознав, что задержала дыхание, пока слушала его, я выпускаю воздух, набранный в лёгкие, а потом глубоко вздыхаю. Пытаюсь понять, что чувствую после услышанного. Наверное, отчаяние. Мне жаль, что Драко пришлось столкнуться с реальностью того, кто его родственная душа. Но есть что-то в том, как он говорит, заставляющее меня на секунду задуматься, что Малфой не огорчён. Что-то в его голосе и взгляде, направленном на меня. — Теперь я, — обрывает мои мысли Драко. — Что ж, спрашивать, как узнала ты, мне не нужно. — Он склоняет голову, глядя на меня из-под ресниц, которые отбрасывают мягкие тени на его скулы. Поджимаю губы, чтобы сдержать улыбку, которая просит раскрасить моё лицо. Малфой задумывается, а потом его осеняет: — Во сколько лет ты научилась кататься на велосипеде? Застигнутая врасплох таким простым вопросом, я сперва не знаю, что ответить. Драко рассказал мне целую историю, а у меня просит только цифру. Немного погодя я устремляю взгляд куда-то за его плечо и отвечаю: — В восемь. В Эдинбурге у меня был друг Невилл, живший в соседнем доме. У него был двухколёсный велосипед, на котором он разъезжал по нашему району. — Я потираю губу, подбирая слова. — Именно Невилл научил меня кататься сперва на четырёх колёсах, прикрутив запасные к своему, а потом, когда родители мне на день рождения подарили мне мой, показал, как кататься на двух. Драко внимательно слушает и кивает, когда я заканчиваю. — Вы ещё общаетесь? — Нет. Сложно поддерживать связь, когда вы в разных городах. — Пожимаю плечами. — Несложно, когда оба этого хотят. — У меня такое чувство, что за этими словами кроется какая-то история, но я не знаю, о чём могу его спрашивать, а что слишком личное, чтобы делиться этим со мной. Но Драко спокойно начинает рассказывать: — С раннего детства моя семья общается с семьёй Лавгуд. У них есть дочь Луна моего возраста. Мы дружим с ней уже десять лет, и то, что она переехала два года назад в другой город, ничего между нами не меняет. Я думаю о том, что если желание общаться взаимно, то ничего не встанет на пути у двух друзей, либо возлюбленных. Но иногда детские ниточки привязанностей натягиваются взрослением, сменой интересов и характеров и разрываются, оставляя только тёплые воспоминания о молочном шоколаде и первых синяках и шрамах. — Теперь ты, — вырывает Драко меня из размышлений. Поджав губы, я оглядываю ринг, на который он опирается. — Зачем ты дерёшься здесь? Малфой вздыхает и отворачивает голову в сторону, проводя рукой по канатам, протягивающимся между угловых столбов. — Мой отец хочет, чтобы я поступал на направление бизнеса после выпускного. Я же мечтаю переехать куда-то подальше от его контроля и искать себя, а для того, чтобы фундамент моей жизни был прочным, мне нужны деньги. Так что… — Он растягивает фразу и поворачивается ко мне. — Как-то так. Тебе это не по душе, да? — Драко натянуто улыбается. — Мне это не нравится, но не мне решать, чем тебе заниматься. Просто… я не одобряю причинения вреда другим. Драко скрещивает руки на груди. — А в чём разница? Я моргаю. — О чём ты? — Я причиняю боль другим, а ты — себе. У нас обоих есть противники. Мы оба испытываем агрессию. Что ж, Драко прямолинейный настолько, что готов обнажать то, о чём думает. Осознание этого пришло ко мне ещё на прошлой неделе, когда я обдумывала услышанные от него слова о моём питании. Это не бьёт меня сейчас, но я всё ещё удивляюсь его способности быть честным. Мне бы хотелось быть такой же. — Ты не против? — окликает меня Драко, показывая одной рукой на себя, а в другой держа синие длинные шорты. Мои глаза распахиваются, когда я понимаю, что он спрашивает разрешения, чтобы переодеться. Я тут же встаю со стула, разворачиваюсь на пятках и зажмуриваюсь, слыша его смех за спиной, который эхом раздаётся по всему этажу. — Первый бой через полтора часа. Перед ним мне нужно размяться, но я могу отвезти тебя домой и сейчас. Правда, мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась. Меньше чем через две минуты я немного поворачиваюсь и вижу, что Драко, поднявшись на ринг, ступает на красный мат босыми ногами. Он без футболки. И у него есть татуировка на правой стороне груди, которую я не заметила в прошлый раз. Я подхожу ближе к рингу и, как завороженная, рассматриваю её. Солнце. — Нравится? — В голосе любого другого человека слышались бы острые ноты высокомерия. Но в тоне Драко мягкость. — Да, — не думая, признаюсь и обвожу взглядом языки пламени вокруг солнечного круга. — Почему ты выбрал именно эту? — Поднимаю глаза к лицу Малфоя. Он загадочно улыбается. — Ты действительно хочешь знать? — Да. Вижу смущение на его лице, не представляя, что такое он может мне рассказать. — Это не очень приятная история. Два года назад Луну позвали на вечеринку. Я тогда был на соревнованиях в другом городе и не смог присмотреть за ней. Она… — Драко делает паузу, будто подбирая слова. — Луна не такая, как другие. Она мягкая, и многие её интересы считают странными, потому что отвергают всё, что не понимают. Она верит в привидений и инопланетян и с радостью делится с каждым новым знакомым своими знаниями в этой, так сказать, сфере. — Я вижу, что его кулаки сжимаются, когда он продолжает: — Один парень из параллельного класса решил, что будет забавно накачать её наркотиками и заснять на видео, чтобы потом разослать его всей школе. Они называли её местной чудилой. Когда я приехал рано утром домой, Луна уже ждала у меня в комнате заплаканная. Мама впустила её. На следующий день я разыскал этого ублюдка и избил его. Боже. Мне трудно представить Драко в таком иступлённом приступе ярости. Ужас произошедшего прокатывается по телу волной. Даже когда Малфой дрался с Крамом, на его лице не была написана злость. Скорее отстранённость. Он потирает щёки. — Мне было шестнадцать, так что назначили общественные работы, и ещё в течение года я должен был посещать психологические курсы по управлению гневом. Я не горжусь этим и тем, что, возможно, меры стоило ужесточить, ведь я сильно избил Гольдштейна. Мой отец вмешался, — низко и тихо добавил Драко. — Он выплатил компенсацию, и Энтони забрал заявление. Я не знаю, что сказать. Сглотнув, я киваю, чтобы он продолжал. — Какое-то время я был не в себе. Луна переехала, потому что не могла терпеть насмешки, а после и косые презрительные взгляды за то, что рассказала всё мне, и я вмешался. Я редко посещал тренировки, сидел дома, вот тогда я и сделал эту татуировку. — Он накрывает ладонью солнце на груди. — Мне казалось, что во мне что-то не так, раз я позволил себе сорваться. — Малфой опускает голову, и белые пряди падают ему на лицо, скрывая его от моих глаз. — Я злился на себя и на весь мир. Мама переживала за меня, но не знала, что сделать. Чем помочь. Тео с Блейзом часто навещали меня. Если бы не они, я бы, наверное, точно спятил. Блейз сказал мне тогда кое-что. Не знаю почему, но его слова всегда остаются в моей памяти. Он иногда слишком мудрый для своих восемнадцати лет. Он глубоко вздыхает и несколько секунд молчит. Я поднимаюсь по ступеням на ринг. — Что он сказал? Подняв глаза на меня, Драко признаётся: — Он сказал, что жизнь продолжается, пока встаёт и светит солнце. Что у нас ещё есть столько попыток всё исправить и стать счастливыми. Я осознал смысл его слов не сразу, но постоянно крутил их в голове, будто кидал мяч вверх-вниз. А потом понял, что это правда. Пока светит солнце, всё не так плохо, как нам кажется. Вот почему я сделал эту татуировку. Что-то вроде напоминания о том, что иногда следует заземлиться. Я склоняю голову, ступая на маты и подходя ближе. — Мне очень жаль, что тебе и твоей подруге пришлось через это пройти. Это печальная история… — Может быть и да, но она… — Но также поучительная. И она твоя. — Я кладу ладонь на его татуировку. — У всех у нас есть история. Просто не каждый осмеливается её рассказать. — Грудь Драко горячая под моей рукой. И я удивляюсь своей смелости, но мне снова хочется быть такой, как он. — Ты хотел защитить близкого человека, просто выбрал неверный путь. Но я думаю, что он был тебе нужен. Драко смотрит на меня прямым взглядом, в котором плещется нечто, что я пока не могу разобрать. Затем его рука накрывает мою ладонь. — Я дерусь на ринге, да. Но я не агрессивный вне его, просто ревностно оберегаю то, что мне дорого. А с Крамом у нас неплохие отношения. Просто иногда машем кулаками, каждый по своей причине. — Он снова делает паузу. — То, что произошло с Луной, — причина, по которой я организую вечеринки у себя дома. Каждый знает, что употреблять на них нельзя. Правда, это не меняет того факта, что я всё ещё подозрителен к пьяным парням, которые общаются с девушками. Я вспоминаю Гарри и то, как грубо Драко высказался о нём. Тогда мне показалось, что он просто высокомерный и агрессивный придурок, но сейчас я понимаю, что он хотел проверить, всё ли со мной в порядке. Пазл складывается в единое полотно, и не могу не восхититься собой и тем, что я решилась узнать его ближе, прежде чем быть уверенной в том, что Малфой говорит и делает. Странное чувство заполняет меня изнутри. Наверное, я впервые за долгое время чувствую гордость не только за кого-то, но и за себя. Драко крепче сжимает мою ладонь, привлекая внимание к себе. Подняв глаза, я смотрю на его лицо, отмечая едва заметные следы усталости, прячущиеся в уголках губ и серых глаз. Вдруг Малфой наклоняется, и я знаю, что происходит в такие моменты — читала любовные романы, в которых главную героиню целует её возлюбленный, когда они, как мы с Драко сейчас, стоят так близко друг к другу. Я уже хочу встретить его на полпути, когда слух улавливает скрип открывшейся двери. — Драко, это ты? Наблюдаю за тем, как Малфой замирает в нескольких сантиметрах от моего лица, закрывает глаза и будто раздражённо делает вдох и выдох. Отпустив мою руку, он разворачивается, отвечая: — Мы внизу. Раздаются шаги на лестнице. — Мы? — Теодор спускается. — А, Гермиона, привет. — Я поворачиваюсь, чтобы он меня видел, и машу рукой, слегка улыбнувшись. — Там Дафна с Блейзом приехали. Если ты хочешь их встретить. Или я вас отвлёк? Я киваю, решая проигнорировать последнюю реплику. — Да, конечно. — Краем глаза посмотрев на Драко, я делаю вывод, что наша игра в вопросы закончилась. У него скоро бой. Когда я пересекаю помещение и подхожу к ступеням, ведущим на первый этаж, думаю о том, какие впечатления у меня были об этом месте и Драко в прошлый раз. Всё оказалось не тем, чем кажется на первый взгляд.***
Драко
8:44 pm До боя остаётся меньше четверти часа, так что я вышел проветрить голову на пару минут. Зажав между зубов сигарету, чиркаю зажигалкой и втягиваю в себя никотин. Почему она изменила своё отношение ко мне? Нет, разумеется, я хотел этого. Но я дал Гермионе пространство и часы на размышления — всё, что мог. И она простила. Чем удивила меня, ведь я бы, наверное, не принял извинения. Я думаю о том, сколько ей смелости и отваги понадобилось, чтобы принять решение. И чувствую щекочущие сердце гордость и восхищение. Она такая поразительная. Когда задавал ей вопросы, хотел спросить, почему Гермиона простила и осталась, но вспомнил, как порой птица отказывается улетать, даже когда окно широко распахнуто. Даже когда я зову её нежным голосом. Даже когда пытаюсь вытащить её, чтобы подарить свободу. Так и Гермиона осталась. Она осталась. И я должен сделать всё, чтобы она не пожалела о своём решении. — Готов? — Тео подходит из-за спины и кладёт мне руку на плечо, сжимая его. Выбрасывая окурок на землю, я киваю.***
8:12 pm Кулак летит мне в лицо, но я уворачиваюсь в последний момент, пригнувшись. На ринге чувствую себя по-другому. Тео говорит, что я кажусь совершенно отстранённым от боя, будто я где-то не здесь. И он прав. Мои мысли обычно гуляют в будущем; там, где я наношу «удар» по эго отца, выбирая себя, а не его. Там, где любое моё решение по умолчанию верное. Где я живу полноценной жизнью и всё зависит только от меня, а не денег и связей семьи. И где Гермиона. Сегодня я думаю о ней, пока обхожу Винсента Крэбба, следя за каждым его движением. Большинство парней, с которыми я дерусь, хотят потешить своё эго и подняться в своих глазах и окружающих за счёт рукоприкладства. У меня одно стремление: заработать деньги и на шаг приблизиться к свободной жизни. Так что меня забавляет их упорство. Они ещё не понимают, что победа им ничего не даст. Несмотря на растущую цифру успешных боёв и постоянного самомассажа своей самооценки, то, что грызёт их изнутри, никуда не исчезнет. Любовь к себе начинается не снаружи, а внутри. Я посадил Грейнджер в зале, чтобы она наблюдала за мной. Бросаю взгляд на стулья, расставленные напротив ринга. Её там нет. Винсент приближается ко мне, замахивается, но я его опережаю и бью ногой в колено. Он сгибается, а я оборачиваюсь, чтобы глазами найти Гермиону. Дафны тоже нет поблизости. Блейз обеспокоенно что-то объясняет Эдриану Пьюси, косясь на лестницу и на опустевшие места рядом с ними. Где она? Меня прошибает ледяной пот. Что-то случилось. Мы с Гермионой договорились, что после боя я отвезу её домой. И она бы не ушла, не попрощавшись, а Дафна, которой тоже нет на месте, не ушла бы без Блейза. Что, если… Сзади меня за торс тянут на себя чужие руки. Боковым зрением я выхватываю Тео и подаю ему сигнал: рукой хлопаю себя по плечу. Нотт тут же реагирует и кидает белое полотенце на ринг. В это время Крэбб разворачивает меня и бьёт в лицо. Рефери свистит в свисток, подходя к нам. Кровь льётся из носа, но меня это не волнует. — Что такое? — спрашивает рефери в лице Грегори Гойла. — Победа за ним. — Я киваю на удивлённого Винсента, а затем разворачиваюсь и сбегаю по ступеням вниз. Толпа издаёт разочарованный вой, пока я пробираюсь сквозь неё к Блейзу. — Где она? — Ей стало плохо. Дафна увела её на улицу, — отвечает он. Забини морщится, видя стекающую по моему лицу кровь. Драки не для него, он терпеть не может их и любые травмы. Я выхожу на улицу и нахожу Гермиону. Она опирается на машину Блейза, в руках Гринграсс бутылка воды. — Гермиона, — окликаю её я, и она поднимает голову. — Драко, почему ты… — Что с тобой? — Подхожу ближе и вижу, что она держится за живот. — Она не пообедала, — встревоженно отвечает за неё Дафна. — Почему ты не внутри? — Я остановил бой. — Обхватив Гермиону за плечи, тяну её к себе. — Поехали в больницу. — Что? Нет! — вскрикивает она. — Мне просто нужно поесть. Всё в порядке. Просто закружилась голова. Мы с Дафной переглядываемся. — Тогда поехали, я тебя накормлю, — твёрдо говорю я. Прежнее волнение улетучивается, когда чувствую, как Гермиона поддаётся, расслабляясь в моих объятиях. — Хорошо. — Она заправляет прядь за ухо и в свете фонаря наконец может разглядеть моё лицо. — Боже, у тебя кровь! — Ужас сквозит из каждого слова. — Просто царапина, — успокаиваю я Грейнджер и поворачиваюсь к Дафне: — Скажи Тео, что я повёз Гермиону на Риджент-стрит, если он спросит. Дафна кивает и уходит, бросив последний взгляд на подругу и вручив мне бутылку воды. Я веду Гермиону к своей машине, придерживая её за талию. Открыв дверь, сажаю её внутрь и лезу в бардачок за аптечкой. Затем кладу её Грейнджер на колени и, обойдя машину, сажусь на водительское сиденье. — Стало лучше? — спрашиваю я, поворачиваясь к ней. Её руки слегка сжаты в кулаки. — Я в порядке. Говорю же: просто голова закружилась. Я не могу не винить себя за то, что не проследил за тем, поела ли она. Меня задержал учитель истории, так что меня не было в кафетерии. Не отдал себе отчёта в том, что не почувствовал привкус зелёного яблока и привычного вишнёвого йогурта. — Достань, пожалуйста, бинт из аптечки, — говорю я, отъезжая с парковки. Гермиона протягивает мне бинт, и я, открыв зеркало на козырьке, прикладываю к носу бинт. — Что с Крэббом? — Ничего. Победа за ним. — Я пожимаю плечами, выруливая на автостраду. Я думаю о том, что по приезде нужно хотя бы одеться, потому что сейчас сижу в одних спортивных шортах, а на голой груди у меня пятна крови, как и на лице. — Почему ты остановил бой? Поворачиваюсь к Гермионе, нахмурив в недоумении брови. — Я не увидел тебя среди зрителей. — Это всё, что я говорю, а затем отворачиваюсь, возвращая глаза к дороге. Грейнджер молчит около минуты, а потом спрашивает, переводя тему: — Куда мы едем? — Когда бои проходят по будням, мы с Тео едем в закусочную на краю города. Там подают самые лучшие в городе хот-доги и молочные коктейли. — Это не самое лучшее первое свидание, но я не могу забронировать столик в такое время в приличном месте — слишком поздно. Надеюсь, Гермионе понравится и этот вариант.***
Гермиона
8:48 pm — Выбирай всё, что хочешь, — говорит мне Драко и передаёт меню, когда мы садимся за столик в углу заведения. Он уже одет в серое худи и штаны, нос выглядит неважно, но по крайней мере лицо Малфоя не залито кровью, как десять минут назад. Я не помню, когда в последний раз была в подобного рода местах. Наверное, ещё в Эдинбурге с родителями. Одноэтажное здание с красной крышей и жёлтой вывеской расположено недалеко от заправки, после которой мы и повернули направо, в сторону центра города. Внутри достаточно тесно: много столов и скамеек из тёмного дерева, широкая касса, заставленная сладостями разного вида. Здесь немноголюдно — заняты всего два столика поодаль от нашего. Открыв меню, я поджимаю губы. Никаких мне фруктов, йогуртов и каш. Фастфуд. Хот-доги, бургеры и пара видов пиццы. Молочные коктейли и газировка. Ничего из того, что обычно я ем. Поднимаю взгляд на Драко и вижу его горящие глаза, скользящие по мне. Сделав глубокий вдох, я останавливаюсь на единственном, что смогу съесть, — салат из овощей с вялеными помидорами. — Боже, Гермиона, — обращается ко мне Драко, — я не подумал, что тебе будет нечего здесь есть. Я не… — он качает головой. — Я ещё не до конца знаю о твоих предпочтениях, хотя это и звучит глупо, ведь я буквально чувствую каждый раз, что ты ешь. — Он протягивает руку через стол, выхватывая у меня меню. — Пошли. Мы поедем в другое место. — Он уже порывается встать, но я его останавливаю: — Нет, стой. Всё хорошо. Мне нравится здесь, и у них есть салаты. — А потом поспешно добавляю: — Тем более я уже выбрала. Драко всё ещё стоит, недоверчиво глядя на меня. — Ты уверена? — Да. — Я киваю в подтверждении. Он садится, а потом оборачивается, чтобы позвать официантку. Через пару минут мы делаем заказ: для меня салат и стакан горячей воды, а для Драко хот-дог и банановый молочный коктейль. — Мы можем продолжить задавать друг другу вопросы, — предлагает он, и я задумываюсь. — Ты был пьян, когда меня поцеловал? — Закусив нижнюю губу, утыкаюсь взглядом куда-то позади него. — Нет. Я выпил меньше бутылки пива за тот вечер и не жалею об этом, — серьёзно отвечает он, сцепив на столе руки в замок. — А ты? Сколько ты выпила, прежде чем я подошёл? — Два стакана шампанского, — глухо говорю я и подпираю рукой подбородок. Официантка приносит наш заказ, и оставшееся время мы проводим, перекидываясь случайными фактами. Драко делится историей знакомства с Блейзом (Забини записался на факультативы в тренажёрный зал). Рассказывает, почему его так раздражает влияние отца, и я внимательно слушаю, когда он говорит, что связи и деньги Люциуса закрывают ему глаза на собственные достижения и победы. Что Драко не понимает, когда его старания приносят свои плоды, а когда хороший результат — не его рук дело. В ответ я рассказываю о том, что я — единственный ребёнок в семье, но есть двоюродный брат, который старше меня на три года и живёт на севере Америки. Что сейчас я живу с мамой и отцом, но отец уехал сегодня утром в командировку в Эдинбург. И что я отбрасывала мысль о том, что Драко может быть моим соулмейтом, потому что мне казалось, что соулмейты должны быть похожи друг на друга, а мы с ним слишком разные. — Почему именно бои? Ты можешь выбрать любую работу. — Смотря в тарелку, я накалываю последнюю оливку на вилку. Драко делает глоток молочного коктейля. — Они помогают перенаправлять агрессию в нужное русло. А ещё тренируют во мне характер и выдержку. Последнего мне не хватало раньше. Я был чересчур вспыльчивым, но ты это и так поняла по моей истории. — Он отодвигает стакан, края которого окутаны сахарной ватой. — Я могу сбросить напряжение и в тренажёрном зале, но бои — всё равно другой вид агрессии. Да и кулаками у меня размахивать получается лучше всего. — Малфой делает паузу, потирая подбородок. — Я не собираюсь заниматься этим вечно, только до конца года. Нужная сумма у меня почти собрана. А потом я перееду и… — он замолкает. — И что будет потом? — подталкиваю я Драко к ответу. — Я хочу стать писателем, — произносит он неуверенно, ища в моих глазах что-то. Через секунду я понимаю, что, наверное, он ждёт, что я высмею его. — Уверена, что у тебя получится. — Улыбка появляется на моих губах. — Все эти списки, которые ты мне писал. Теперь я понимаю. Сперва, кажется, он не верит моим словам, а потом кивает и смущённо улыбается. Через сорок минут Драко подъезжает к моему дому, и, бросив взгляд на часы на приборной панели, я понимаю, что мы как раз вовремя. Драко сдержал обещание. Он останавливается и выходит, чтобы, обогнув машину, открыть мне дверь. Я мягко улыбаюсь, видя его протянутую руку, и вкладываю свою ладонь в его. Драко проводит рукой по волосам, тем самым взъерошивая. — Спасибо, что провела со мной сегодняшний день. — Он выдыхает. — Это очень важно и ценно для меня. — Он будто пытается вложить мне эти слова в голову, пристально глядя в глаза. — Я хорошо провела время с тобой, — говорю я, и на мгновение между нами повисает неловкое молчание. Он мой соулмейт. Теперь я знаю его лучше, но я по-прежнему чувствую себя так, будто должна задумываться над тем, что говорю и делаю рядом с ним. — Можно обнять тебя на прощание? — спрашивает Драко, и я вижу, как он смущён своим вопросом. Будто после того, что произошло между нами, он боится позволять себе слишком много. — Да, — тихо отвечаю и делаю шаг к нему. Он обхватывает меня руками за плечи и притягивает к себе, а я прижимаюсь к его груди. Драко кладёт подбородок мне на макушку, и мы с минуту стоим так возле его машины. Я вдыхаю его запах: свежий, но с горчинкой. Отстранившись, я думаю всего мгновение, прежде чем встать на носочки и оставить поцелуй на его щеке. Глаза Драко распахиваются, и он медленно поднимает руку, чтобы прикоснуться к тому месту, где я прижалась губами. Он приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но в итоге закрывает. — Иди. Уже поздно. Я киваю и обхожу его. Уже у лестницы в дом оборачиваюсь и вижу, что он наблюдает за мной, а потом поднимает ладонь в качестве прощания и отъезжает. Я смотрю, как он удаляется всё дальше, пока не скрывается за поворотом. Улыбка медленно сползает с моего лица, и я прикладываю ладонь к животу, с тяжёлым вздохом замечая, что он будто бы вздулся. Под беспокойным взглядом Драко я съела всю тарелку салата. Порция была почти в четыре раза больше моей ежедневной. Дверь за моей спиной распахивается, и я оглядываюсь. — Кто это был? — спрашивает мама, улыбаясь, будто раскрыла секрет. Хотя так и есть. — Его зовут Драко Малфой, — отвечаю я, снова повернувшись и бросив взгляд на то место, где скрылась машина. — И он мой соулмейт.***
В этом сердце есть огонь и мятеж,
Готовый разорваться на пламенные сгустки.
30 Seconds To Mars — Hurricane
1:02 am Глядя в потолок, я лежу в своей комнате и разговариваю с тенью. Моё хорошее настроение полностью улетучилось после того, как она издевательски убедила меня, что вряд ли это будет длиться вечно. Она говорит: — Посмотри на него, а потом на себя. Девушки, окружающие его, гораздо красивее, чем ты. Я отгоняю её прочь, твердя, что он — мой соулмейт. И я ему нравлюсь. Она смеётся и отвечает: — Будешь ли ты и дальше нравится ему, если ты и дальше, как сегодня, будешь продолжать жрать как не в себя? Я медлю, на это мне нечего ответить. Тень успокаивает меня, говорит, что знает, как мне помочь. Она шепчет, что хочет освободить меня из оков наполненного желудка. Шепчет, что я испытаю чувство сродни эйфории, если отпущу себя. Что тяжесть тут же рассеется, как прах над озером. Поднявшись с кровати, я иду в ванную, прокручивая эти слова, как будто слушаю одну и ту же песню на повторе. Играет реквием. Падая коленями на белый кафель, я склоняюсь над унитазом. Пальцы мелко трясутся от волнения. В вызывании рвоты нет ничего романтичного. Это боль, связывающая внутренности в колючий комок. Обхватив до белых костяшек стульчак, смотрю на прозрачную воду с минуту, словно решаясь. «Ты никчёмная», — едким шёпотом чётко произносит тень, чей голос вдруг прорезается сквозь пелену тумана. «Ты так много съела, что твоему телу душно», — злобно проговаривает она каждое слово. Слеза унижения стекает по моему лицу, оставляя мокрую дорожку и капая на белый камень унитаза. Я подношу пальцы к губам и, разжав дрожащую челюсть, засовываю четыре из них в рот, пока не касаюсь задней стенки горла. А затем повторяю ещё четыре раза, прикрыв глаза, чтобы не видеть, в каком виде из меня выходит еда. Всхлип соскальзывает с кончика языка, и я не в силах подавить следующие два, прижимая лбом к сидушке. Солёные капли стекают по моему лицу. «Разве ты не знаешь, что в мире есть люди, которые голодают?» — слышу я следом знакомый голос. Тень склоняется надо мной и трижды повторяет вопрос, чтобы он прочно запечатался в моей голове. «Начни уже есть». — Каждое слово выжигается раскалённой иглой в черепе. Острая боль пронзает горло, и я резко открываю глаза, поднимая голову. Кровь. Я смотрю на пальцы, покрытые слюнями и бордовыми пятнами. Паника обхватывает тело ледяными лапами, вгрызаясь когтями в корни волос. Комната начинает кружиться, и я заваливаюсь на правый бок, ударяясь головой о плитку на стене. В затылок будто выстрелили из тяжёлой винтовки. Резкий вздох вырывается из клетки рёбер, и я громко стону от отчаяния, пытаясь схватиться за что-то, чтобы подняться, но в глазах темнеет на три удара сердца, и я уже готова кричать. Тело прошибает то горячий, то холодный пот. Я умираю. Ниточка за ниточкой страх обрывает все связные мысли в голове. Воспоминания о том, что я ещё не сделала, сменяют друг друга, пока тень срывает голос, что я должна продолжать надавливать пальцами на мягкую плоть. Я умираю. Но я не могу умереть, ведь я столько всего не сделала. Срывая голос, кричу до жжения в горле на тень, чей вой напоминает голодного волка. Пока я гналась за нереальным идеалом, я забыла о себе. Той себе, что мечтала о пирсинге, который хотела сделать после того, как увидела проколотый нос у женщины в супермаркете. Я забыла о местах, в которых хотела побывать, забыла о песнях, которые хотела спеть, о людях, которых хотела узнать ближе. Я подумала об альбомах, которые ещё не слышала, о воспоминаниях, которые не успела создать. Больше никакого пения, внеклассных собраний, никаких рисунков Дафны и никаких историй о любви. Ничего. Никакой последней серии моего любимого сериала про вампиров. Мне так больно. Так больно внутри. Время мчится передо мной, словно бешено раскрутившаяся юла. Я умираю, и никогда больше не почувствую вкус никотина на языке. — Гермиона! — Крик матери рассекает густой воздух словно лезвие. — Мама. — Сдавленно и хрипло. Мою голову поднимают, и в затылок снова врывается пуля. Мама стоит на коленях надо мной, и я впервые испытываю жалость к себе, когда представляю, какой она меня видит. — Боже мой, — шепчет она, заглядывая мне в глаза. Слёзы струятся по моему лицу, не прекращая, когда я размыкаю сухие губы и говорю: — Помоги мне.***
1:43 am Мама помогла мне встать на дрожащие ноги и отвела в комнаты, где я тут же упала на кровать, зарывшись лицом в подушку. Мама молча высказывает поддержку, сидя на полу возле меня и гладя по волосам. И я ей благодарна, потому что скажи она хоть слово, я разрыдалась бы ещё сильнее. Громкий всхлип разрывает трясущуюся грудь. Я поворачиваю голову, смотря через блестящие слёзы на маму. — Помоги мне, — плачу я. — Мне нужна помощь. — Как я могу тебе помочь? — Слышу в её голосе непролитые рыдания. — Мне страшно. — Я поднимаюсь на локтях и сползаю на пол к ней. — Мне так… — Втягиваю в себя такой нужный сейчас воздух. — Мне так страшно. Мама притягивает меня к себе, и я утыкаюсь ей в шею, чувствую, как её тело трясётся, так же, как и моё. — Прости меня, — шёпотом говорит она, и я слышу, боль в её голосе. — Я же знала, видела, что что-то происходит. Но не знала, что делать. Не смогла тебя уберечь. Расскажи мне всё. И я рассказываю. Вспоминаю всё с того момента, когда бабушка сказала мне про картофельное пюре и тосты. А потом отца и браслет, который я хотела надеть на свой десятый день рождения. Потом свои попытки питаться правильно. Затем голодовки, сменяющиеся приёмами пищи один раз в день, а потом перееданиями. Чем больше я говорю, тем больше понимаю, что я натворила. Что они натворили. Брошенными фразами и неаккуратными замечаниями и иллюзией заботы. И я рассказываю маме всё, что скрывала от неё в течение шести с половиной лет. На одном дыхании делюсь своей историей, которую я прожила на пути к идеалу. Смотрю в пол, сжимая её пижаму, пока мама раскачивает нас взад-вперёд, слушая меня. Впервые оголяю свои мысли, показывая себя обнажённой душой. Когда заканчиваю, слышу, что мама плачет. — Мне так жаль. — Она крепче прижимает меня к груди. — Так жаль, что я всё видела, но ничего не предприняла. Моё молчание чуть не стоило тебе жизни. Я отстраняюсь от неё. — Не вини себя, — говорю я, плача и вытирая слёзы с её щёк, но они не перестают катиться, как и у меня. — Всё началось со слов бабушки и твоего браслета. — Опускаю взгляд на её запястье, и мама поднимает руку, чтобы взглянуть на серебряный обруч. Затем снимает его и вкладывает мне в ладонь, сжимая мои пальцы. — Я так хотела его надеть, — шепчу, — но он был слишком маленький. — Я надеваю его, а потом поднимаю руку, и браслет скатывается вниз к локтю. Смотрю на него пару секунд, осознавая увиденное. Он теперь велик для моего запястья. Вместо ожидаемой радости я чувствую только жалость к себе. Все те годы, которые я гонялась за красивой картинкой, не привели меня ни к чему. Оставили разбитой, сломленной, но с тонкими запястьями. Я перестаралась. Поднимаю глаза на маму и вижу, что она с трудом держится, чтобы снова не разразиться рыданиями. Теперь уже я притягиваю её к себе, и мы вместе даём волю эмоциям. Мы плачем по несбывшимся мечтам и громкому молчанию, по окутывающей нас пустоте и разделяющей каменной стене, по сокрушающей тело и душу любви и горькой близости, которая досталась нам высокой ценой, по годам отдаления друг от друга и по тайне, мешающей сблизиться и держащей нас по разные стороны в течение многих лет. Когда всхлипы прекращаются, а плач стихает, я отодвигаюсь и говорю то, что не могла облечь вслух несколько лет: — Я хочу пройти лечение. И тень затихает.