help me forget

— И это ты называешь хорошей реакцией, номер Восемь?! — Реджинальд, сложив руки за спиной, наблюдал за тренировкой сверху, через защитное стекло. Если она сейчас поднимет голову и посмотрит на него, то непременно увидит стервятника: пристальный хищный взгляд, буквально кричащий тебе: «Только попробуй оступись!», поза, не выражающая ничего, кроме строгой холодности. Или это свет так падает? Да, пожалуй, дело именно в нём. Птица никак не может походить на их отца: у той явно имелась душа и, может, какое-никакое сострадание. — Плохо, номер Восемь! Просто ужасно! О, и когда же это он только успел опуститься до их уровня? Ну в смысле спуститься к ним по лестнице, чтобы почтить своим присутствием. Вроде одно и то же, нет? Дети сразу же остановили бой и теперь кидали друг на друга взгляды: Пятый — сочувствующий, Восьмая — полный раздражений. Да, для тренировки её реакции Пятый со своей телепортацией подходил как никто другой, но вместе с тем стоял вторым по списку тех, кого она не хотела ранить, пусть даже кинжалы в её руках был бутафорские. Её — пожалуйста, ускоренная регенерация мигом всё исправит, но, увы, другие члены её семьи были ею обделены. Реджинальд положил руку на плечо приёмной дочери, больно сжав. — Идём, надеюсь, на следующей тренировке ты проявишь себя лучше и Грейс не придётся переводить на тебя медикаменты. А, да, у неё как раз сверхрегенерация по расписанию. Вот только Восьмая не понимала — её хотели натренировать или просто устраивали очередное наказание за её выходки? Хоть список дайте — вычеркнуть уже искупленные! Не понимал и Клаус. Он вообще мотивы поступков Реджинальда понимал так же, как квантовую физику (да и вообще любой другой учебник Пятого) — короче говоря, всё было слишком запутано, чтобы он захотел в этом разбираться. Спустя годы он ещё думал над этим — так, скорее маялся от скуки — но так и не пришёл к чему-то конкретному. Спустя годы от скуки он вообще слишком много копался в своей голове. К примеру, когда он размышлял о Восьмой, то пришёл к выводу, что приставка «сверх» подходит ей куда больше любых идеально сидящих по фигуре джинсов. Серьёзно, она явно была сверхчеловеком: сверхреакция, сверхрегенерация… и, блять, сверххолодность. Но последнее, конечно, сопровождало её не всегда. О, Клаус как никто другой знал, насколько обжигающими могли быть её прикосновения. Да что там — один взгляд мог сжечь тебя ко всем чертям! Сейчас, размышляя об этом, он делает ещё один вывод: лучше бы всё-таки сжёг.

***

Восьмая поднимается на кухню как раз к ужину: растрёпанная, уставшая и… вся в крови. Но с улыбкой на лице. Этой улыбкой она одаривает всех своих братьев и сестёр (некоторые от этого зрелища отводят взгляд) и, наконец, своего отца и, поймав его ответный, выражающий всё недовольство мира взгляд, занимает своё место за столом. — Восьмая, мы, кажется, уже обсуждали твой внешний вид. — Кажется, — пожимает плечами она, не отрываясь от увлекательнейшего занятия — накалывания кубиков морковки на вилку. Реджинальд бьёт по столу. Восьмая откладывает вилку в сторону и, подперев щёку рукой, устремляет взгляд на отца. — Воьсмая, ты меня вынуждаешь… Она снова пожимает плечами. — Видимо, придётся повторить всё заново, — старший Харгривз поднимается и, обогнув стол, подходит к Восьмой, кладя руку ей на плечо. — Нет… — спокойное бесстрастное лицо сменяется гримасой ужаса. Она оборачивается к приёмному отцу. — Нет, только не туда… — Ты сама привела к этому. На мгновение тёмное помещение разбавляется полоской света, в дверном проёме появляется силуэт мужчины и девочки подростка, которую, впрочем, тут же сталкивают во тьму. — Нет-нет-нет-нет, пожалуйста! — она кидается к выходу, но дверь уже захлопнулась. Она резко выдыхает и оборачивается. — О, ты здесь, — тянет голос из темноты. Она улыбается и, ориентируясь на звук, подсаживается рядом. — Седьмая сказала, что отец тебя тут запер, так что пришлось постараться, — она, не скрывая улыбки, пожимает плечами, правда в густой темноте склепа это рассмотреть сложновато. Из крошечных окошек наверху пробивается слабый лунный свет — единственный источник освещения на ближайшие несколько часов. Он позволяет рассмотреть разве что очертания сидящего рядом Четвёртого, но ей и не нужно вглядываться, чтобы понять, в каком он сейчас состоянии — одно только сбившееся дыхание чего стоит. Но, надо отдать ему должное, он старался сохранять спокойствие, натянув такую же приветливую улыбку. — И не надоело разыгрывать сцены перед отцом? — рядом слышится смешок. — Нет, серьёзно, Восемь, однажды ведь он поймёт, что ты не боишься темноты. — О, не переживай, старик Харгривз не в состоянии увидеть что-то дальше своего носа — самолюбие мешает, — подростки смеются, рисуя в головах образ отца. Они кидают ещё пару колких комментариев, но вскоре замолкают, каждый погружённый в свои мысли. Тишину рушит раскат грома и последовавшие за ним капли дождя, барабанящие по стене. Дети отползают в сторону и прижимаются к друг другу теснее — сквозь незастеклённое окошко в склеп попадает ветер, так же приносивший с собой дождь, который, увы, теплотой похвастаться не мог. И когда это вообще успела начаться настоящая гроза? Восьмая тихо вздыхает. Пытаясь согреться, она кутается в пиджак сильнее. Получается не очень. — Знаешь, приличия ради он мог бы хоть окна починить, — усмехается она. Четвёртый подозрительно молчит. Девочка поворачивает голову к нему. — Четвёртый? Эй? Блеснувшая молния на краткий миг разгоняет темноту склепа, являя ей перекошенное от страха лицо брата. Он смотрит куда-то на стену, боясь пошевелиться. Всего краткий миг, но и его хватает, чтобы она всё поняла — хорошая реакция, чего уж там — и села перед ним, скрывая от его взгляда армию призраков. — Четвёртый, смотри на меня, — она пытается поймать его взгляд, но он так и продолжает пялиться куда-то ей за спину. Тогда она решает действовать сама, обхватывая его лицо руками и насильно разворачивая к себе. — Смотри. На меня. — он послушно переводит взгляд на неё, и в свете сверкнувшей молнии она видит весь ужас, застывший в его глазах. — Всё хорошо. Пока я с тобой — они тебя не тронут. — Не разрывая зрительного контакта, она находит его руку и переплетает пальцы, поглаживает его ладонь большим, пытаясь отвлечь от мертвецов за её спиной. — Всё будет хорошо, — уже почти шепчет, но теперь и сама не понимает, кого именно она пытается успокоить. Четвёртый сдавленно кивает. Гроза заканчивается только под утро. С первыми лучами солнца возвращается и сэр Реджинальд, услышав шаги которого Восьмая отскакивает в другой конец склепа и старается изобразить вселенский страх — ночь её сильно вымотала, так что получалось из рук вон плохо. К счастью, их отец явно был не самым лучшим эмпатом.