Культ

      Шлюхи. Ему нравятся шлюхи. Шлюхи честнее многих женщин, скованных корсетом и приличиями. Шлюхи врут за ливры, как бы предупреждая, есть такса, плати, получай свою порцию лести. Нет денег? Проваливай. Благочестивые дамы лгут постоянно. Лгут просто так. Лгут изящества ради. Лгут от полноты чувств. И лгут из ненависти. Они лгут за самую праведную идею. Лгут ради себя. Ради детей. Ради того офицера в морской форме, ладно гармонирующей с чёрными крыльями. Лгут, потому что «ах, у меня сегодня настроение такое, мороз этот с самого утра, Ахерон покрылся льдистой корочкой, напоминая далёкий Коцит, а на завтрак была подгоревшая крупа». Он слишком пресыщен, чтобы влюбиться в подобную ложь по-настоящему.       – Милорд, они ждут, - у Рондента смешные усы. Напоминают таракана, который всегда выживет. Усы – его главное достоинство, других за годы службы Сатана так и не обнаружил.       – Пусть ждут. Купцы эти с Островов Презрения. Острова – всё ещё независимы от Империи, от любого из двух государств. Нижнему миру они хотя бы готовы оббивать пороги торговли ради, адские берега Гневного моря утыканы верфями и портами, их тут ждут. А Верхнюю резиденцию торгаши совсем не жалуют, судоходные пути на стороне ангелов редки́ и затруднены. Из Вессáлии везут шёлк, такого нет даже в Цитадели. С Гранитного Утёса – редкий металл, трирудни́цу; она, единственная, годится для изготовления тех инфернальных котлов, что расположены в глубинах Преисподнии. Сатрапный Брод – главный поставщик рабов на невольничьи рынки. Торговля, конечно, не легальна. Поэтому Сатана давно обложил ту налогом. Монеты идут в обход бюджета, он не идиот, чтобы не иметь своей собственной казны. Власть – самая нестабильная валюта. И ты либо дурак, либо самонадеянный дурак, если уверовал в неприкосновенность.       – Ксáфан, Ваше Величество, - снова усы. В дверях они шевелятся. Живут отдельной жизнью от своего носителя. Крутятся, словно флюгеры на ветру. Но Рондент – верный, не ветреный. Неумный и честный. Профпригодная шлюха. Из страстей у секретаря земные поделки, он не жаден до золота. Поэтому Сатана прикрывает глаза на технические штуки внеимперского происхождения, когда замечает те на столе Рондента. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не руками. Пусть уважает и побаивается, а не трепещет и ссыт.       – Что с нашим бывшим церемониймейстером? – Архидемон Ксáфан древний и ископаемый, внешне всё больше коряга, плюнь и разлетится в прах. Он выбился из грязи в князи, будучи сыном обычного мясника, и хорошо усвоил уроки при дворе. Но кровь – не водица, утаскивать объедки с разделочной доски Ксáфан так и не разучился. Воровство незначительное, и Сатана всего лишь разжаловал старика. Руку отрубать такой ветоши – гневить природу. А природа своё возьмёт, потому что церемониймейстера Король сослал в Дилигент. Время там не обдурить ускорением, то есть каждый год скажется за год на физике тела, и учительского амулета Ксáфану никто не обещал. Это лет сто, максимум – двести. А потом только ладья горящая, и «странник в последний отправится путь».       – Необходимо подписать указ о назначении Ксáфана на новое место, - торопливыми движениями советник кладёт на стол свиток. Совсем скоро на том возникает отпечаток в виде чёрного дракона. Дракон у Сатаны был, но в войну весь вышел. Он не помнит, какое имя твари дал погонщик с Проклятых Земель, у которого он того выкупил. Что-то архаичное – то ли Азимус, то ли Тарделион. Он звал зубастого Варежкой, потому что пасть вечно нараспашку и в глотке дымоган. Глаза-буравчики – два чёрных жука, размытых в треугольных проймах. Тупорылая морда – лихая и кривая, как у разбойника. Заматеревший от побоев здесь, в местах, где нынче хорохориться Ад. То, что нужно, чтобы славно погибнуть над Санктуарием Скифы и Церцеи. Он направил его точно в купол с таким зарядом Колдовского блядства, которого хватило на обрушение и поругание святыни. Малая цена за Огненную Бездну.       – Прошу прощения!.. – «Да чтоб тебя!», - говорящие усы, явление третье.       – Что. Опять. – Милорд откладывает адмиронские сводки и улыбается. Неприятно улыбается. Приятные улыбки Ронденту не грозят, он – не девица прелестного возраста, чтобы выступать благодетелем.       – По-прежнему торговая миссия, Милорд. Сказать, чтобы ждали?       – Сказать, чтобы ждали. Они уже три часа, как в Чертоге, и раз сидят и не рыпаются, значит дозреют до торгов. Сатана спускался к ним на обед – там сплошное безобразие в рогатых шлемах и ослиных шкурах, от которых разит перемороженной свеклой, пустившей в корабельных трюмах пóросли. В воспоминаниях каждого либо жратва, либо ляжки из столичных борделей. И от его цены за товар они, конечно, воротят носы, но это вопрос времени. Почерк Эрагона похож на девчачий, и дьявол узнаёт его по завитушкам, не глядя на герб сургуча. Печать непростая, персональная. Такую может сломать только адресат, постороннего ударит энергией. Никакой другой магией от письма не веет, за тысячелетия правления ангелок понахватался опыта. Это в былые времена, когда они едва Хартию подписали, Эрагон рвал и метал, что Империя теперь разделена на два царства, да всё надежд не отпускал отправить ему, Сатане, нечто по-аппетитнее убористого пергамента. Терпение Милорда лопнуло на Адописной иконе с лёгким, чуть ощутимым запахом купорóса. Вскрывать свёрток он не стал, просто надломил сургуч и передарил тот адмирону Мáрбаху. Тот как раз был достаточно алчным выблядком, чтобы готовить заговор в стенах дворца. Зато у вмиг обедневшего Дома Мáрбаха после бесславных похорон осталась чудесная, мифриловая картинка на память.       – Вижу, наш Глифт вам по вкусу, господа. – Входя в малую гостиную, где разместили купцов, Сатана замечает тощее, зимнее солнце, прострелившее витражи. Красное, зелёное, синее – осколками-бликами по полу.       – Хорош-ший Глиф-фт, - с заметным диалектом шепелявит главный из торговой миссии. На Островах Презрения у мужчин принято надсекать язык, едва те достигнут половой зрелости. Процедура проделывается столько раз, пока ткань не перестаёт регенерировать, рубцуясь и становясь шрамом. Странная, потешная мода. Нынешнюю длину волос наследника Милорд находит такой же. Купцы важные, иначе бы тех не привечали во дворце, когда есть Торговая Гильдия. Но этих надо окучить самому, делегировать задачу нельзя. В местах, откуда приплыли Бессмертные, есть то, чего нет в Нижнем мире. Но пока торгаши об этом не знают, козыри в руках Сатаны: игра пройдёт в тёмной комнате, по неизвестным правилам и с соперником, который не говорит ни «да», ни «нет», лишь улыбается.       – Напомните, сколько у вас галеонов. – Он тасует невидимую колоду.       – Ч-чёртова дюж-жина, Ваш-ше Велич-чество! – Гости щерятся гнилыми зубами, находя шутку остроумной.       – И трюмы каждого переполнены? – Сдаёт карты.       – Как моё брюх-хо!       – Полагаю, ангельский десерт туда влезет. Пусть ещё потомятся: купцы размякли и вот-вот потекут. Принцип тот же, что с бабами, только проку больше. В намытых кишках коридоров распахнуты окна. Сатана любит, когда вокруг много воздуха – холодного и звенящего. Зи́му он ценит за мёртвую красоту. Лысая и голая, та всегда выигрывает у распаренной, летней курортницы. Недостаток в раскрытых ставнях один, того ещё зовут Саломеей. Иногда, не часто – она знает своё место, - домоправительница таскает травки-муравки, бормоча очень женское «Я слышала, как вы кашлянули в том столетии, Милорд, а у меня как раз чудесный настой пылится без дела».       – Отец. – Люцифер выныривает из-за поворота и коротко, безразлично кивает, тряся своей шторой, по ошибке именуемой чёлкой.       – Ты что, ещё здесь? – Он успел забыть, что родительские грехи караются каникулами.       – Как раз отчаливаю. – О высокомерие можно сточить столичные утёсы. «На то и расчёт».       – Прямо сейчас?       – Да.       – А что так медленно? Наверняка сын показывает в спину средний палец или что у них там принято?.. Мысленно шлёт в края, откуда даже древние боги не возвращаются, бегал у них такой один, Шепфой кли́кали. Но суть общения проста и сведена к минимуму: на этот год они уже наобщались, и Сатана давно прошёл мимо, направляясь к кабинету. На столе эспрессо. Его он пьёт без сахара и с удовольствием. Саломея привыкла подавать кофе после обеда и делает это сама, не доверяя сéрвам. Года три назад одна из прислужниц была подослана Цитаделью, чтобы выкрасть Кубок Крови, но домоправительница слýжку даже на порог не пустила – энергия у демоницы слабенькая, зато опыт колоссальный. Уже позднее, в застенках у Вельзевула, совсем в ином контексте, история всплывёт наружу, а, спустя полгода, изуродованное тело сéрвы всплывёт где-то на берегах райского Плата. «Аминь». Во внутреннем дворе мычит Абигор. Гвардейцы, которыми тот командует, давно научились различать тональность и улавливают в безъязыких стонах приказы. Бряцают мечи, от морозного воздуха хрустят крылья – привычная музыка. По его прикидкам купцы вот-вот прикончат вторую бутыль Глифта. Это Сатана списывает, как необходимые расходы. Его маленькая инвестиция в большой куш. На стенах кабинета есть латунные крюки в виде журавлей, цапель и жар-птиц. Длинные ноги, змеевидные шеи – остались со времён жены. Всё ещё служат верой и правдой факелам. А о Лилит, как о подданной, такого не скажешь. Она всегда была слишком интересной, чтобы стать счастливой. Счастье – удел простаков. Но женщины – это хорошо. Чертогу нужны женщины. Они – сакральное воздаяние зáмку, неявные жертвы крепких стен, что не догадываются о своём заклании. В былые времена, когда развод с супругой состоялся, во дворце было много женщин. Чересчур. Казалось, фрейлинам и статс-дамам дали зелёный свет – Милорд холост, да здравствует вакантное место. Брачное ложе ещё остыть не успело, а то уже штурмом берут. Бои Многовековой войны на подобном фоне – сущая мелочь. Если вы не видели женщину, которая мечтает стать Королевой, вы ничего не знаете о реваншизме, тактике и внезапном нападении.       – Ваше Величество, - чирикает племянница советника Белиала, - а правду говорят, что садовые фигуры могут оживать под воздействием ваших чар? Он не оценил подачу – прямолинейно, глупо, развязно. У девицы маленький, пухлогубый рот и ладно скроенный брючный костюм из тех, что носят студенты.       – Под воздействием моих чар всякое случается, - Сатана утомлён карнавальным шествием юбок, даже когда некоторые из них – штаны, облегающие женские задницы, но он – не евнух и до сих пор зол, что супруга не просто разорвала союз, Лилит скрылась в неизвестном направлении. Скатертью, к чёртовой матери. Самый простой способ выпустить пар – спустить на симпатичное лицо. А дамочка мила, свежа, наивна.       Белиал не посмел заикнуться о Праве Брака: то ли знал, что с амбара давно сорваны замки́, то ли просто убоялся. Поэтому демон до сих пор в советниках. После всего того, что Сатана проделал с очаровательной Корделией, и всего того, что Корделия проделала с другими мужчинами задолго до, размахивать знаменем невинности поздно. С тем же успехом можно запрячь корову в экипаж и говорить, что это Лигийский Гладкошёрстный.       – Ваш-ш Глифт, монсеньор! Это ш-шикарный Глифт! – Хрюкает купец, неловко всасывая слюну обратно. Она привыкла течь сквозь прореху языка, но сегодня день слишком ценных переговоров и самый значимый клиент. – Мы готовы ус-ступить вам десять процентов от наш-шей стоимости!       – Есть проблема, меня устроит только моя цена, - пальцы мечут карты, пока в голове вспыхивают чужие образы. Бородач готов обоссаться прямо в гостиной, если слуга не проведёт его до сортира. Патлатый старик клюёт носом, спит не меньше получаса и во сне видит внучку – тощую, угловатую малолетку. «Ах, вот оно что, это не внучка», - Милорд такого не уважает. В бытность свою серафимом, когда не случилось ещё Исхода, определившего границы новых государств, он погнал из адъютантов Торендо плюс-минус по тем же причинам, некрасиво приправленным коррупцией. Коррупция в тех масштабах – ерунда, но только при условии, что на краденные ливры ты не покупаешь, не растлеваешь, не насилуешь. Детей. Многим позже парочка адмиронов будет шептаться: на Земле, в ту пору весело прозябающей в XIII веке, наполненном костерищами из горящих женщин и чёрных кошек, подобные поступки списывают на одержимость Дьяволом. Услышав беседу, Сатана впервые словит себя на мысли – ему хочется перекреститься.       – Ваш-ша взяла, пятнадцать!       – В дорогу я подарю вам самую пузатую бутыль Глифта. – Карты падают рубашками вверх, но масть всё равно известна. – Вы можете быть свободны, господа. Я вас больше не задерживаю.       – Э-э-э… - торговец моргает, проливается неуверенностью: сделка есть сделка, но как быть, если сделка – отсутствие сделки? – С-семнадцать, Владыка, и вы в плюс-се и мы з-затраты отобьём… Король милостиво соглашается с озвученной скидкой, а купцы остаются довольны. Партия разыграна, каждый находит её приятной. Торговцы считают, они продавили стоимость, да ещё и Отца всех Грехов в покупатели получили. Сатана считает, это смешно. Смешно, потому что Глифт в Чертоге воистину хорош. Он заставляет забыть неизбалованных качественным пойлом Бессмертных, что на обеде Милорд настаивал на пятнадцати процентах от стоимости.       – Рондент, - в приёмной секретарь мгновенно вострит уши, суетно пряча очередную книгу. – Когда подпи́шите все бумаги, отведи гостей в бордель за Тáртаром и организуй развлечения.       – Слушаюсь, Ваше Величество, - советник держит лицо, но бровь предательски ползёт вверх. В обычные времена дворец скуп, он не лидирует в номинации «Гостеприимность», а тут что-то новенькое.       – Старик среди торговцев, - Сатана радостно хмыкает и щурится, будто солнце перевели в июльский режим, - он мне понравился. В «Братьях и сёстрах» есть шлюха по имени Сильвия. Юная, темнокожая девица. Оплати её услуги и передай от меня привет. Она среди его информаторов, ничего личного. А ещё Король знает, у Сильвии есть маленькая, зубастая тайна между ног. И после её постели купец навсегда утратит интерес к плотским утехам. «В конце концов, я выполняю твою волю, - в кабинет он заходит в самом добродушном настроении, - ты сам увещевал, что наказывать за прегрешения – моя прерогатива». А ещё ему нравятся шлюхи. На тех всегда можно положиться.