Культ

***

      Пробуждение было подобно волшебному сну. Вокруг качалась мягкая, приветливая трава, первое сентябрьское солнце облюбовало кончик носа, в воздухе пахло свежестью и цветами, а вокруг чирикали соловьи, кудахтали цесарки, квохчали индюки. Стоп, какие-такие индюки?! Люцифер вскочил, совершая сразу два открытия. Во-первых, он без штанов. Во-вторых, фиалки архидемоницы Махаллат навсегда отправились в свой фиалковый рай, не выдержав нахрапа молодости вкупе с телом, уснувшим на клумбе. Осмотревшись в поисках брюк и придя к выводу, что сей стяг победы не реет в розовых кустах и не возлежит на аккуратных капустных грядках, наследник подрасстроился, но не слишком. Телосложение демона, которому шёл девятнадцатый по земным меркам год, позволяло щеголять в одном белье с королевским видом. Ещё больше, чем телосложение, Люцию позволяло дефилировать в трусах его тщеславие, про которое папаша мрачно изволили выражаться «У его гордыни своя гордыня». Парень взлохматил волосы, окинул простиравшийся перед собой внутренний, по-утреннему пустой двор, убедился, что находится в имении сокурсника Балтазара, и потёр виски́: «А что вчера было?..».       – Бездуховное ты – чудовище, друг мой, - Голиафа не покидало ощущение, что маячившие перед носом малолетки, шествие из которых возглавлялось Мамоновой дочерью, наворачивают вокруг их стола тридцатый круг. – Они просто хотят внимания, - он шикнул это Каину и смутился, - а ты им язык показал.       – Пусть радуются, что только язык, - блондин манерно закатил глаза. Медноволосая прилипала справа от Мими стреляла в него густо накрашенными ресницами. – Хотя… они так намалёваны… Не-язык их точно обрадует. – Идея заслониться от девчонки Глифтом показалась отличной, поэтому Каин уронил весь графин. – Да бля-я-ять… А кто сегодня платит?       – Ты, - груда мышц, по ошибке небес прозванная другом, радостно, пьяно оскалилась. – Твоя очередь.       – Да блять, - куда более хмуро резюмировал белобрысый. – И этот Бессмертный чешет мне про бездуховность… Мне, демону, терпящему его с первого курса младшей Школы на одной с собой территории?! Просто порадуйся, содержанка, что я никому не говорю, что ты спишь с фоткой Кроули под подушкой и четыре раза перечитывал «О проблемах доверия» Хомы Брута. – Судя по блаженному, не вникавшему в бесконечный трёп Каина лицу товарища, девицы в уголке не сдавались. – Она на меня пялится, да?!       – Упорная.       – Упоротая.       – Я бы поставил пару сотен ливров, но слишком уж юна.       – Вот и не смотри! Не смотри туда, - гаркнул белобрысый и тут же икнул. – Им едва тысяча лет стукнула, таким соплям не место в «Мятежном соске».       – Ну-у-у… - однокашник тянет это наравне с остатками пойла, - согласен, совсем маленькие, но одеты, как разви́тые не по годам.       – Кто развит не по годам? – Люций приземляется за стол – протрезвевший, умытый, совершенно довольный. По соседству приземляет Балтазара – вернее, тело Балтазара, - потому что в алкогольную кому товарищ впал ещё с час назад, и никакое посещение уборной не помогало. Зато о бочке с ледяной водой сказать такого было нельзя. Сокурсник всё ещё молчал, но смотрел осознанно, словно впитал в себя не только несколько галлонов воды, но и мудрость предков.       – Мы про Мимз и тех её подружаек.       – Ебанулись? Вас посадят. Там ещё ничего не выросло. – Он лениво скользнул взором по щебечущей стайке, откуда то и дело сверкали глазищами. Ясно-понятно, малышка Мими, младшая Вельзевулова дочурка и ещё кто-то, неузнаваемый в тени. – Не интересно.       – А с кем интересно? – Не унимался Голиаф. У него приятное состояние подпития, от которого спермотоксикоз разливается по венам и вырубает мыслительный процесс. Поэтому да, он предпочтёт, чтобы бессменный предводитель их шайки буквально ткнул его носом в какую-нибудь свободную, половозрелую девчонку, тем более что порог отбора у Голиафа пока не высок: «Она – женщина? Уже хорошо!».       – Я б вот ей присунул, - Каин указывает пальцем в одну из танцовщиц. На сцене пересменка, и демоницы в откровенных нарядах, напоминающих шкуры, снуют между столиками.       – А я ей присунул, - кажется, дело было с год назад, но Люцифер совершенно не помнит ни имени, ни подробностей.       – И как? В ответ только осклабились.       – Посмотрите на это довольное лицо, - в полумраке блондин сияет молочной кожей, он самый бледнолицый из них всех. – Это довольное лицо намекает нам, что на его хрене все девки воют! У них последний день летних каникул, который решено отметить так, чтобы было стыдно. И Люций очень надеется, что стыдно будет его папаше.       – Это Ости в дверях?       – Где? – «Эффект Ости» приравнивался к десятку бочек с холодной водой. Ни чем другим голос вмиг ожившего Балтазара было не объяснить. Чудо Шепфы, не иначе!       – Ости-Ости, - Принц Ада слегка кивает сокурснице, словившей его взгляд, и тут же поворачивается к друзьям. – Не лезьте к ней, у неё отец под следствием у Верхнего мира.       – Она как-то… - с пару секунд Голиаф смущённо исследует брюнетку, точно сканер, - …изменилась за лето.       – Ага, - стеснительность момента на корню рушит Каин, - похудела килограммов на пятнадцать. И теперь не беге…       – Заткнись. – Люцифер коротко обрубает товарища. Шуточки про Ости – исключительно его, королевская привилегия. В конце концов, девушка вешается на демона столько, сколько он её помнит, а игрушками наследник Ада не делился даже в детстве.       – Что с её батей?       – В душé не ебу, - на зависть Балтазару, царевич полулежит на стуле, умудряясь раскачиваться на двух ножках этой жалкой, разбитнóй, как сама таверна, мебели, и выглядит тем, с кого всеобщее внимание можно соскабливать. – Скоро прилетит та непризнанная тётка… Уокер что ли?.. Первая баба-серафим. Уверен, торговаться с моим отцом за шкуру Зепара.       – Я видел её в газете, она – знойная.       – Тогда я не переживаю за переговоры с Его Величеством, - Каин тут же ощерился. – Чертог полон слухов о способностях твоего отца добиваться результатов.       – Пф-ф! – Самая надменная физиономия. – Мы не спим с непризнанным мусором.       С неделю назад, когда пребывание во дворце утомило непосредственного владельца этого дворца, Люций успел ретироваться до того, как Рондент притащит очередное поручение. Записки папаши, которыми Сатана привык общаться с сыном примерно в пять раз чаще, чем ртом, не предвещали ничего хорошего. Потому что в основном они предвещали античные подвиги, да и выглядели соответствующие. «Коли ты тут, отправляйся чистить конюшни». «Займись делом, реши вопрос с изгородью вокруг Огненной Бездны, чтобы малолетние идиоты не падали туда, как некоторые». «Кто-то вскрыл мой раритетный Глифт прошлой ночью. Твоя мать дарила мне его на первую годовщину. Ты жив?». «Раз жив, полей все грядки во внутреннем дворе без применения чар. Их мне тоже оставила твоя мать, будет справедливо компенсировать недостачу в погребах твоим рабочим пылом». Читая этот уничижительный, приказной тон, Люцифер ненавидел каждую букву и себя – за то, что всё равно выполнит. Как-то особенно гадостно и по-своему, вроде огромного, сваренного из узумской стали, уродливого забора вокруг вонючей дыры в центре столицы, но сделает.       – Это что за архитектурная находка? – Сатана возводит глаза к небу, но только потому, что иначе высоту изгороди не оценить.       – Ограда.       – Вижу, что не статуя. Почему такая большая?       – Потому что у нас в Чертоге всё большое.       – Твою озабоченность размерами я спишу на пубертат. Что там выковано? Люцифер елейно улыбается, явно ожидая вопроса:       – Девять Кругов Ада по некому Данте. Кстати, он с Земли. Я был уверен, тебе понравится.       Сыновий вкус папаша оценил всего в одну пощёчину, прописанную в тронном зале, да и то походя. На фоне привычно сломанных кистей и рёбер – пустяки. В общем и целом с неделю назад Люций свалил из Чертога, лишь бы не получить новое, оформленное письмом «сделай» или пиздюлин, а то и того, и другого разом. И свалил не куда-нибудь, а к сокурснику Балтазару, потому что у них с детства так задалось и завелось, да и папаша здешний, архидемон Бельфегор, только рад привечать наследника, а на собственного родителя Принц Ада не просто зол, он отказывается понимать, что тот от него хочет и почему не замечает дольше пяти минут, даже когда Люцифер всё делает хорошо, правильно. Как надо. Он полагает, невнимание с Сатанинской стороны – его личный крест. Отец, вероятно, никогда не хотел наследников, рассчитывая править до конца времён, а мать села в лужу. И неважно, что поют в песнях на его, Люция, день рождения, когда перед носом наглядный пример – собственное общество противно его родственничку. «Тебя бесит моя одежда? Тебя бесят мои волосы? Хватит заливать! Просто признай, тебя бешу я!», - такого он бате не скажет, но, собирая сумку, думает только об этом. А потом, не поленившись, направляется в отцовскую библиотеку и переставляет местами книги. Как можно больше книг. Всё, куда падает взор. Привет передать.       Спустя час в «Мятежном соске» становится шумно и хорошо, как на вечеринке, которая набрала обороты.       – Ля, какие… - Каин свистит двум вплывшим дамам – взрослым и модным. Старшекурсницы, а может, выпускницы. Чьи-то дочки? Жёны? Невесты? Они неузнаваемы, скорее всего не из знати, но хорошо одеты и веселы, словно кабак далеко не первый на их пути. – Блондинка или брюнетка?       – Брюне-е-етка, - в голосе Балтазара страдания всех народов мира. Он перестал пить, но начал блевать, это их стандартный этап любого мероприятия. Если Балтазара не прополощет на очередной пьянке, они любят шутить, что пьянка не удалась.       – А я за блондинку, - Голиаф ловит взгляд молодой женщины в облаке золотых волос и тушуется – она ему как ребёнку улыбнулась, и сразу ясно, ничего не светит. Они сами такие ухмылочки давят в адрес Мими и Ко.       – Высочество? Эм-м… и где он? Но было поздно. Оценив новоприбывших, Люций зафиксировал восторженное личико блондинки и злое, хищное лицо её темноволосой подружки и уже решил, ничего он выбирать не будет. Зачем брать одну, когда можно двух, по акции?       Сам себя демон даже ловеласом не считает. Послушать кого курсом постарше, так там за летние каникулы домой ни разу не попадают, кочуя из койки в койку. А у него всего лишь такой возраст – ему нравятся женщины, насаженные на его член. Член женщин неимоверно украшает и укрощает: объезженные, размякшие, текущие – они становятся похожи на пластилин, но, к сожалению, иногда влюбляются. «Не иногда, часто», - он слышал мысль от отца, будучи совсем мелким. Ну как слышал, подслушивал. Что-то про статс-дам при дворе после того, как Лилит была изгнана. Даже день запомнил: официальный Указ о королевском разводе в ратушах и на площадях. День, когда, внезапно, Чертог заполнился женщинами.       – Что они хотят устроить? – У Сатаны неподдельно дёрнулась челюсть. Сын такое на раз-два сечёт: он потратил последние полгода, чтобы вызубрить отцовские эмоции, и теперь копирует те у зеркала.       – Царские смотрины.       – Они с катушек съехали, Мамон?       – Ну прости, ты ещё молод, после совета некоторые решили, Владыка готов жениться второй раз.       – От этих дам, - слово брошено оскорблением, - при дворе никакого толку. Нам следует как-то свернуть сей парад юбок.       – Не пройдёт и тысячи лет, когда их главной целью будет желание породниться с тобой. И если не ты, так твой сын попадут под прицел, Милорд. Люцию нравится, как Мамон говорит с его отцом – вежливо, но без подобострастия, которое проскальзывает в тоне прочих.       – У тебя растёт дочь, - смеются в ответ, - получается, ты, мой друг, опасность номер один.       – Мышка уже влюблена в Люцифера. Недавно она собрала гербарий из пауков и обелисков и посвятила это твоему сыну, поэтому я спокоен. Такая вот горшочная любовь в самом детстве никогда никуда не заведёт. Трудно любить того, с кем обжигал задницу крапивой.       – Вижу, любовь к искусству у вас семейное… - Сатана бодро распаковывает тубус с очередным полотном. – Дай угадаю, это тоже с Земли?..       – Я не виноват, Ваше Величество, что они так тонко улавливают суть нашей организации, - хохочет Мамон.       Отец как-то выкрутился. Издал Указ о налоговых отчислениях для всех госслужащих, ещё и казну пополнил. Адмироны покряхтели, советники попыхтели, но башлять подати за своих женщин-фрейлин были не готовы, вот и разобрали по рукам и имениям сей цветник. Местами, к слову, подсохший. Чисто гербарий Мими. В отличие от папаши, Люцифер не бронзовеет в адских хоромах. Едва научившись летать и ходить, он исследовал в зáмке всё что можно и особенно что нельзя. Он знает каждый неприметный переход между залами, знает все секретные двери и потайные норы, знает, как спуститься в катакомбы под Чертогом и, к своему неудовольствию, в курсе, из каких подсобных помещений можно попасть к очистным конструкциям. Впрочем, эту пахнущую дерьмом историю наследник предпочитает не вспоминать.       – Привет. – На женщину с чёрными волосами, возникшую в мáлой столовой, мальчишка смотрит презрительно, мол, всё с тобой ясненько. – Ты вышла из-за шторы.       – Привет. – Дамочка ойкает, но тут же берёт себя в руки. – То есть, простите, Молодой Лорд, моё вам почтение. Я вышла из кабинета его светлости, вы абсолютно правы, мы обсуждали рабочие дела. Она чем-то похожа на Лилит, только крупнее. Люций слышал отличное слово «статная» и думает, что женщине оно подходит. Да и демоница не кажется незнакомой, он почти уверен, её зовут Агриппина и она как-то связана с лесозаготовками на дальних оконечностях Ада.       – Поня-я-ятно, - он это тянет наглюще и хитрюще, как умеют шестилетние; допивает свой кофе, который совсем не вкусный, но именно так делают взрослые, так делает отец; шумно ставит кружку на стол, не замечая, как от удара капля прилетает над бровью; хватает со стола яблоко и уходит, кидая напоследок, - у тебя корсет расшнуровался, деловая тётенька.       Слуга Бельфегора открывает парадную дверь с невозмутимым лицом. То ли не один Люцифер явился сюда в трусах, то ли уже привыкли.       – Молодой Лорд, ваши товарищи внизу, в купальнях. Хозяйка велела всех отмыть, обрить и остричь перед отправкой в академию. – Всё логично, они же как стадо. Наследнику смешно и обидно, но больше – смешно. Балтазарова мамаша отлично справляется с функцией долбанной феи-крёстной, чтобы четыре тушки Золушек умчали на бал при параде.       – Почему я спал во дворе? – Он задаёт самый странный вопрос из перечня странных вопросов.       – В определённый момент, - уклончиво елозит старик, - мы пытались отвести вас в покои, Молодой Лорд, но вы очень настаивали на единении с природой.       – А где мой брюки?       – К сожалению не могу сказать, Молодой Лорд, вы вернулись уже без них. Но я с радостью предложу вам замену. Люцифер прикидывает, раздумывает, размышляет: что ж, если по столице он разгуливал без портков, можно считать, ночь удалась. Он делает очень большую ставку на писáк из вездесущего «Вестника», которые прибавят папаше седин. И при мысли об этом на его лице расцветает неприметная, но абсолютно счастливая улыбка.