Трудовые будни личного ассистента

Успев вернуться в свой номер, я осушила залпом целую бутылку воды — так сильно у меня пересохло в горле от волнения. Стоя перед зеркалом, я репетировала спокойный и сдержанный взгляд, какой и должен у меня присутствовать на работе, потому как в данный момент я выглядела скорее как лань, застигнутая врасплох светом фар посреди дороги. Перед моим мысленным взором все еще стояло лицо Шатунова, скрытое за этими чертовыми солнечными очками. Кто вообще в здании ходит в темных очках?! По сравнению со мной, он выглядел как и всегда расслабленно, позитивно и без малейшего намека на нервозность. Чего никак нельзя было сказать обо мне, так как в моей голове творился полнейший бардак, какого не было... никогда. Я раз за разом прокручивала в голове вчерашний вечер, но никак не могла придумать правдоподобное оправдание тому его поступку. Что вдруг такое нашло на моего начальника, что он просто взял и поцеловал меня? Ладно, если бы для него было в порядке вещей такое поведение, так нет же! Едва ли не застонав от злости и той страшной бури, что в данный момент творится в моей душе, я в последний раз взглянула в зеркало и отвернулась. Сверившись со временем, поняла, что пора идти в номер к Шатунову, как он и велел. И, хоть это последнее, чего бы мне сейчас хотелось, выбора нет. Внезапно в дверь раздался негромкий стук, заставивший меня удивленно выгнуть бровь. Недоумевая, кто бы это мог быть, миную всю комнату и распахиваю дверь. Тут же осознаю, что актриса из меня никудышная, а репетиция, длительностью в десять минут, не помогла. Взгляд до боли знакомых голубых глаз чуть не сбил меня с ног. Без солнечных очков на этот раз. Однако, честно признаться, я уже совсем не против них, так как выдержать его прямой взгляд куда сложнее... — Можно войти? — улыбается он как ни в чем не бывало, держа в руках небольшую белую коробку. — Я не стал ждать и решил сам забежать в гости. У меня тут для тебя кое-что есть. Да уж, очень удобно и предусмотрительно, Юрий Васильевич, ведь мне-то бежать теперь некуда... Делаю глубокий вдох, стараясь не обращать внимания на собственное сердце, что уже колотится как бешеное. Так и замираю с дверью нараспашку, не в силах произнести ни слова, слишком ошарашенная и застигнутая врасплох тем, что он сам ко мне пожаловал. Вообще-то, на "своей территории" я должна чувствовать себя более уверенно, но ничего и примерно напоминающего смелость во мне не ощущается... — Машунь, так можно мне все-таки пройти? Судя по твоему лицу, ты как-то этого не особо желаешь почему-то, — словно бы не замечая моего заторможенного состояния, он вопросительно глядит со своим фирменным прищуром глаз. Постаравшись скрыть в своих жестах скованность и тревожность от того факта, что мы снова остаемся наедине, я отхожу назад, и Юрий переступает порог моего номера. Закрывает за собой дверь. Снова гляжу на коробку в его руках, задаваясь вопросом, что же там находится, и мой живот внезапно предательски урчит, напоминая о том, что я не завтракала. Мужчина смеется, и смех его переливается как мелодия сотен колокольчиков, звуча для меня каждый раз, как в первый. — Ну вот, я так и знал, что эта коробка придётся к месту. Останавливаюсь посреди комнаты, опускаю голову в пол и сцепляю пальцы рук перед собой в замок, впервые ощущая себя настолько неловко в обществе Шатунова. Вспоминаю те прекрасные месяцы работы, когда наши взаимоотношения были легки и понятны... и совсем не понимаю, по какой именно причине все так резко изменилось. И нет, тут дело точно не во мне. Пусть и незаметно для самой себя, но симпатия к нему у меня появилась почти сразу, спустя каких-то несколько недель, и все это время я вполне удачно справлялась и контролировала свои чувства. Это нисколько не мешало моим рабочим обязанностям, да и никто ничего не замечал (по крайней мере, я на это надеюсь). Сейчас же все совершенно не так, и это, надо признать, не на шутку пугает. Наконец решившись, поднимаю голову и смотрю на Юрия Васильевича, однако сразу же оказываюсь изумлена, словив его ответный взгляд: прямой, пристальный и неотрывный. Почти как и вчера... Тяжело сглатываю и облизываю пересохшие губы, немедленно ощутив жажду, будто бы еще несколько минут назад не пила воду. К собственному удивлению замечаю, что голубые глаза, находящиеся напротив меня, странно темнеют, проследив за этим действием, а зрачки расширяются. Будто бы нарочно повторив за мной, он слегка проводит языком по своим губам, отчего все тело мое пронзает сладкая дрожь, заставляющая что-то в груди подозрительно екнуть. Определенно заметив мою реакцию, Юрий делает едва уловимое движение по направлению ко мне. Я в тот же миг неосознанно и даже испуганно отступаю на два быстрых шага назад, со всего маху врезавшись пяткой левой ноги в гладильную доску, так некстати забытую мной с утра. От резкой боли, распространившейся по всем нервным окончаниям, темнеет в глазах. — Мария, да что же это такое? — доносится до меня, словно бы сквозь толщу воды, обеспокоенный голос начальника. — Мне что, все время надо с собой аптечку носить, когда ты рядом? — смеётся по-доброму и ничуть не обидно. — Очень смешно, Юрий Васильевич, — бросаю на него недовольный взор, поскуливая как мелкий щенок. Прыгая на одной ноге, держась за травмированную часть другой, направляюсь к своей кровати, слава Богу, застеленной. Номер у меня, в отличие от номера Шатунова, совсем маленький. Шкаф, две тумбочки, на одну из которых Юрий ставит свою коробку, и большая кровать. А, ну ещё и эта чёртова гладильная доска, которую я забыла убрать, торопясь на завтрак. Присев на постель, часто моргаю, прогоняя невольно набежавшие на глаза слезы, хотя боль все еще никуда не делась. Место рядом со мной прогибается, когда мужчина с лёгким беспокойством на лице тоже садится на кровать. При этом ни капли не смущаясь того, что ситуация эта до крайней степени неловкая. И создал её никто иной, как он сам. Стараясь не заострять внимание на его слишком уж тесном присутствии рядом и на факте того, как ненавязчивый аромат мужского одеколона в мгновение ока наполнил мои лёгкие, тихонько стону от боли. Шатунов хмурится, наблюдая за мной, а после смотрит на мою ногу. В следующую секунду уже соскальзывает на пол, садится по-турецки и обхватывает щиколотку обеими ладонями, поставив мою незадачливую пятку себе на колено. Собирается стащить с моей ноги носок, как вся абсурдность данного положения наконец-то бьет меня по голове суровой реальностью. Пытаюсь выдернуть ногу обратно, кажется, вновь покрывшись румянцем с головы до ног, однако Юрий мягко, но настойчиво возвращает стопу назад. Серьезно произносит, словно бы совершенно не понимая моего нынешнего поведения: — Маш, я разбираюсь в травмах — спасибо хоккейному прошлому. Дай мне проверить, нет ли там чего серьёзного. И не надо так дёргаться, не укушу. Убедившись, что больше я не стану сопротивляться, снимает носок и осторожно прикасается к моей голой ступне, прощупывая её лёгкими, почти что нежными движениями. Начинает легко массировать травмированный участок, не поднимая головы, и выглядит он при этом так естественно, будто бы мы сейчас не находимся оба в более чем щекотливой ситуации. До невозможности интимной, я бы сказала. Незаметно вдохнув в грудную клетку побольше кислорода, прислушиваюсь к собственным ощущениям и понимаю, что мне очень хорошо и очень стыдно одновременно. А в голове, тем временем, маленькой птичкой в неволе бьётся лихорадочная мысль: "нет, нет, нет, так нельзя, нет". Юрий продолжает массаж моей злополучной ноги, почти беззвучно мурлыкая себе под нос уже хорошо знакомый мне мотив одной из своих песен. Слов он не произносит, однако в своей голове я так и слышу его мелодичный голос и ласковое: Ну что ты молчишь, Ты что не скучаешь, Похож этот день, Точь-в-точь на другой. И я с головой, купаюсь в печали, Не знаешь насколько, Стала мне дорогой... Смотрю на него сверху вниз, втайне наслаждаясь каждым касанием к своей коже, и тут же испуганно вздрагиваю, когда мужчина внезапно поднимает голову. Замираю, так и не успев глотнуть спасительного воздуха, отчего в груди начинает предательски гореть. Долго и пытливо всматривается в мои глаза, видимо, поставив себе цель окончательно вогнать меня в краску. Мои же глаза, судя по всему, все так же напоминают глаза беззащитной лани, только уже встретившей на своем пути не легковую машину, а огромный самосвал как минимум. Ощущаю себя в этот момент до ужаса слабой и безвольной, полностью отдавшись на милость этим внимательным и пронзительным очам, каждый раз заглядывающим в самое нутро моей открытой и ранимой души. — Эх, Машка, "пахнешь ландышем, смотришь лисом"... — тихо и неожиданно цитирует один из известных мне стихов, глубоко при этом вздохнув. — Ушиб у тебя. К счастью, небольшой. Заботливо возвращает ступню на пол и легко поднимается, взирая на меня следующие пару секунд. Едва заметное волнение пробегает по его лицу, но мужчина быстро овладевает собой и добавляет более задумчивым тоном, будто бы говоря в первую очередь самому себе: — Мне всё понятно. Не так быстро... — как и я еще пару минут назад, он отводит глаза в сторону, а голос его звучит удивительно нежно и как-то даже растерянно. Прочистив горло, которое все еще требовало новой порции влаги, я не пожелала уточнять, что именно ему понятно. Кажется, и сама догадываюсь... Но слишком уж смутившись самого факта этой догадки, задвигаю ее в самый дальний уголок своего сознания. Не проходит и минуты, как Шатунов возвращает себе привычно позитивное настроение. — Так, у тебя тут где-то по любому должен быть чайник и пара чашек. Я не выпущу тебя из этого номера, пока не поешь. Отказ не принимается, сразу предупреждаю, — не переставая говорить, он принимается ходить по моему номеру, как по своему собственному. — И имей в виду, что сегодня ты остаёшься в гостинице. Займешься нашей электронной почтой, туда уже должны были прислать расшифровку моего вчерашнего интервью с радио. Приведешь ее в приемлемый вид, ответишь на письма, ну а вечером на концерте, надеюсь, уже будешь молодцом. Ловко заварив нам зеленый чай, одну кружку дымящегося напитка он ставит передо мной на тумбочку, и в этот момент я чувствую себя настолько счастливой и несчастной одновременно, что грудь едва ли не разрывается от скопления в ней абсолютно противоречивых друг другу эмоций. Эти два взаимоисключающих чувства просто-напросто разрывают меня на части. Все ныне происходящее кажется каким-то сном, на который я не имею ни малейшего права... Мой босс, тем временем, кивает на принесенную с собой белую коробку и произносит: — Небольшой тебе сюрприз. Вчера вечером подарили в холле гостиницы. Ох, напомнило былые времена... Знаешь, что это? — вскидывает брови, придавая своему лицу самый очаровательный вид, который только может быть у этого потрясающего мужчины. — Это торт. И свежий, говорю сразу! Сама можешь посмотреть на дату. Заставив меня окончательно сдаться на милость его бешеной харизмы, он хохочет задорным смехом того шестнадцатилетнего паренька. Я тоже непроизвольно улыбаюсь, так как прекрасно понимаю, на какой именно забавный момент из своей юности он намекает. Если я ем — значит не пропал... — Ну, чего смотришь? Давай, ешь большой ложкой. Ты за завтраком ни крошки не съела, я всё видел. Торжественно ставит передо мной эту ароматную радость, своим внешним видом больше напоминающую произведение искусства. Я хмыкаю, все еще не спеша притрагиваться к десерту, и Шатунов это замечает. — Не боись, Маруся, не поправишься. Решив все-таки плюнуть на свои опасения в самом деле набрать парочку лишних килограмм, я, приободренная тем, что наш разговор с начальником опять входит в какие-то нормальные берега, расслабляюсь. Юрий же довольно прихлебывает чай и что-то внимательно читает, уткнувшись в свой телефон. Вдруг хмурится, смотря на экран, и вслед за этим раздаётся звонок, на который он тут же отвечает. — Да, Аркаш... Скоро к тебе приду... Да, задержался... У Маши нашей, — хмурится сильнее, бросив на меня короткий взгляд. — Что за претензии, я не понимаю? Она мой ассистент и мы обсуждаем вчерашнее интервью... Всё, не ворчи, сейчас буду. Сбросив звонок, Юрий Васильевич встает, оставшись заметно раздраженным после этого короткого диалога с директором. — Всё, я побежал. Что-то Аркадий буйствует, — усмехается. — А ты сиди в номере и не нагружай ногу. До вечера. Разворачивается, чтобы уйти, но я его окликаю. — Юрий Васильевич, а что за дело Вы хотели мне поручить? — Ах, это... — задумывается, а затем, как будто придумав это только сейчас, быстро выдаёт, уже направившись к двери: — Да так, ничего важного. Поснимаешь сегодня для "Одноклассников" прямой эфир на концерте. Оборачивается на миг, уже взявшись за ручку, и обворожительные голубые глаза опять пробегают по мне с головы до ног. Широко улыбнувшись, прощается еще раз и быстро скрывается в коридоре гостиницы, оставляя меня наедине с теми же растерянными чувствами в душе.