Трудовые будни личного ассистента

Сразу после концерта возвращаемся в гостиницу, чтобы каждый смог собрать свои вещи, после чего собираемся на заднем дворе и загружаемся нашей большой компанией в автобус. Устроившись, как и всегда, на самом заднем сидении в одиночестве, я барабаню пальцами по прохладному стеклу, пока остальные негромко между собой переговариваются, обсуждая минувшее выступление и прочие, связанные с ним, мелочи. Не трогаемся с места, так как в салоне не хватает одного пассажира, а именно самого Юрия, который отчего-то задерживается, хотя вещи его давно загружены. Тяжело вздохнув, любуясь красивым небом из окна автобуса, никак не могу понять, что мне делать с очевидной симпатией моего босса, его явно усложняющимися отношениями с женой, а также с неприязнью Кудряшова по отношению ко мне же. Мелькает даже на мгновение мысль о том, чтобы бросить все и вообще уйти, не затрудняя и дальше жизнь ни себе самой, ни всем остальным, но... мысль эту я тут же отбрасываю. Кочевая жизнь, которой я живу все последние месяцы, меня абсолютно устраивает во всем. Это всегда интересно и увлекательно, хотя и приходится теперь существовать в довольно энергичном и порой непростом режиме. Я слишком привязалась и привыкла к этому всему, и совершенно не представляю, что буду делать, если вдруг уволюсь и вернусь домой в Москву. Искать новую работу и новый коллектив, который обязательно не станет для меня таким же родным, как нынешний? Нет уж, это для меня точно не выход, пусть даже он и является самым легким и правильным из всех имеющихся. И все же, неизвестность будущего (хотя оно неизвестно абсолютно всегда) теперь особенно сильно страшит меня. Скучаю по тому времени, когда моей единственной проблемой было обязательство скрывать свои чувства от Юрия, от всех окружающих и от самой себя. Так здорово было просто тихонько вздыхать украдкой по вечерам, наслаждаться его юмором, мимолетной заботой, неизменным жизнелюбием и острым умом, а также наблюдать за его особым общением с людьми. Ну вот зачем, спрашивается, Шатунов поцеловал меня, тем самым все испортив и выпустив наружу все мои тайные мечты, которые теперь живут сами по себе?! Как бы ни старалась, я просто физически не в силах повлиять на них, утихомирить и затолкать обратно поглубже в душу. И самый главный вопрос, который крутится в моей голове: зачем такому человеку вообще я нужна? Так ни к какому выводу и не придя, встаю, чтобы выкинуть уже второй стаканчик из-под кофе, который я пью весь вечер в надежде успокоить свою нервную систему. Да и, надо признать, меня успокаивает сам процесс потягивания его из трубочки и приятный натуральный вкус этого напитка. Миную большую часть салона и резко замираю на выходе, когда едва ли не сталкиваюсь с Юрием. Сразу же отмечаю несколько отсутствующий взгляд всегда лучистых голубых глаз, а еще печальное выражение его лица. Такое отстраненное и пустое, как небо в осенний период, когда его покинули птицы. Скользнув по мне мимолетным взглядом, мужчина отходит назад и в сторону, пропуская меня, а сам, не сказав ни слова, заходит в автобус. Замерев на несколько секунд, дыша свежим вечерним воздухом, сжимаю пластиковый стакан до хруста, а после с силой швыряю его в урну. Ощущаю более чем немалый укол вины касаемо его нынешнего настроения, видимо, после неудачного разговора с женой. Возвращаюсь в автомобиль и присаживаюсь на своё место, нарочито даже не посмотрев в сторону сидящего рядом с Игорем Шатунова. Достаю из рюкзака наушники, которые тут же втыкаю в уши, а после в очередной раз поднимаю взгляд в темнеющее небо, где быстро летают и громко кричат стрижи. В горле как-то внезапно образуется ком. Тоже хочу кричать от тоски, что затопила всё моё нутро и никак не дает спокойно, безболезненно вздохнуть. Нахожу в своём плей-листе сборник самых грустных и печальных песен. Включаю его и откидываюсь на спинку сидения, когда автобус наконец-то приходит в движение. В уши начинает литься тоскливая мелодия, полностью отражающая мой внутренний мир и душевные терзания. Странным образом печаль чуть выпускает из своих озябших лап моё сердце, однако легче все равно не становится. Сжимаю зубы, когда подбородок начинает предательски дрожать, закрываю глаза и чувствую, как невесомые слезы катятся по щекам. Опускаю голову и скрываю лицо волосами на случай, если кто-то вдруг повернется и сможет увидеть меня вот такой: слабой и практически разбитой. Нет, постороннее внимание мне совсем ни к чему. Я не буду усложнять жизнь ни себе, ни Юре. Буду бороться со своими чувствами и, по всей видимости, с его чувствами тоже. Никому не нужна эта влюбленность, так некстати возникшая, поэтому нужно погасить этот разгорающийся огонь как можно скорее, чтобы он не сжёг нас обоих дотла. С подобными невеселыми размышлениями беззвучно наплакавшись, я медленно и незаметно для самой себя погружаюсь в сон, уткнувшись лбом в холодное стекло. Просыпаюсь от того, что автобус слегка подпрыгнул на дороге. Разлепляю тяжёлые веки и не сразу вспоминаю, где нахожусь. В салоне темно и все спят, не горит ни одна лампочка и единственным источником хоть какого-то света являются отблески редких фонарей на трассе, проникающие к нам в салон. Пошевелившись, в эту же самую секунду вдруг понимаю, что голова моя покоится, оказывается, на чьём- то плече. Тихо вдыхаю запах с замирающим от ужаса сердцем и сразу же понимаю, на чьем именно плече я так уютно пригрелась. Первой моей реакцией было притвориться спящей, но Юрий, судя по всему, почувствовал во мне перемену и понял, что я проснулась, поскольку сам он не спал вообще. Ощущаю, что мужчина пытается обнять меня за плечи, но быстро вырываюсь и практически отшатываюсь от него в противоположном направлении, насколько это в принципе позволяет сиденье. Почти что утыкаюсь носом в стекло и чувствую еще более ощутимый холод этой поверхности, а также холод и в своём сердце. Вся напрягаюсь, словно струна, и кажется, что сижу я не в уютном просторном автобусе, а на пороховой бочке, фитиль которой Юрий только что намеренно поджег. В голове в крайне быстром темпе крутятся разнообразные мысли, а я просто не понимаю, что мне делать в конкретной ситуации. Столкнуть его с сиденья — точно не вариант. Думала ведь, что разговор со Светланой как-то охладит голову моего начальника, собьет с него это внезапное наваждение, но, видимо, этого не произошло. Вот что он сейчас делает здесь, рядом со мной? Когда вообще успел пересесть? И почему, черт возьми, эту борьбу за нравственность я должна вести одна? Продолжая бессмысленно смотреть в окно на мелькающие фонари, внезапно ощущаю нежное прикосновение. Он гладит меня по волосам и пытается притянуть обратно к себе, но я не поддаюсь и снова вырываюсь, теперь уже спиной прижавшись к окну, словно загнанный в угол зверек. Скрещиваю руки на груди в защитном жесте и молюсь, чтобы звуки этой беззвучной борьбы между нами никто не услышал. Гляжу на Юрия и вижу, как блестят в темноте его зубы, обнажившиеся в широкой белоснежной улыбке. Он тихо смеётся, а затем наклоняется и шепчет в самое ухо: — Знаешь, Аркаша сказал моей жене, что ты влюбилась в меня и что Свете следует принять определённые меры. А я ответил, что он абсолютно не прав. Будь воля Аркаши, он бы закрыл меня за стеклом, как Мону Лизу, и не давал со мной никому контактировать в принципе. А ты единственный человек, на которого не действует моё обаяние, и отношения у нас исключительно профессиональные, — его голос был еле слышен даже для меня, и все же сердце моё опасно сжалось в предчувствии какой-то катастрофы. — Судя по тому, как ты дергаешься, вырываешься и отшатываешься, я вполне прав. Мужские губы перестали сводить меня с ума своим горячим шепотом, но так и замерли в нетерпении около моего уха. Как замерло и мое тело. Ледяная корка, покрывающая мое сердце последние несколько часов, вдруг пошла тонкими трещинами, отчего меня стало морозить и мелко трясти как в лихорадке. Усилием воли пытаюсь отключить эмоции, пока не стало поздно, и не дать этому жару захватить меня полностью, но в следующий миг это сделать становится практически нереально. Тяжело сглатываю, когда губы Юры легко скользят от уха к щеке, после чего он невесомо оставляет поцелуи на моих горящих щеках, нагло пользуясь моим замешательством и ступором. И, не дав опомниться, Шатунов крепко сжимает меня в объятиях. Я вновь чувствую эти самые прекрасные губы на своих, готовая чуть ли не до небес взлететь от этого божественного ощущения. Кажется, что бедное сердце сейчас или остановится и выпрыгнет из груди, или я просто-напросто перестану дышать от переизбытка эмоций. На короткий, но показавшийся мне вечностью, миг замираем, прижавшись друг к другу. Но вместо того, чтобы поддаться этому запретному искушению, так сильно влекущему в свои сети, во мне крепнет уверенность не дать совершить еще одну ошибку ни Юрию, ни самой себе. Собрав все свои силы в кулак, мягко, но уверенно отталкиваю от себя мужчину. В этот момент телефон мой выскальзывает из кармана и с глухим стуком падает на пол, отчего в абсолютной тишине салона это звучит слишком громко. С сожалением выпустив из своих объятий и с какой-то непонятной тоской посмотрев мне в глаза, Шатунов встает и возвращается на свое место. Я же чувствую себя резко опаленной огнем после взрыва этой самой пороховой бочки, в котором, кажется, мне предстоит гореть отныне еще очень и очень долго.