Трудовые будни личного ассистента

После прочитанного сообщения настроение безмятежности улетучивается мгновенно — как пар над остывающим чаем. Прижимаю телефон к груди и прикусываю губу от внезапно накрывшей меня нервозности. Начинаю ходить по комнате из стороны в сторону, с сожалением бросив взгляд на мирный балкон с оставленными там мною книжкой и черешней. Против собственной воли опять сажусь на эмоциональные качели. Хочу отложить телефон обратно и сделать вид, будто не заметила пропущенного звонка и просьбы срочно перезвонить, однако не позволяю себе так поступить. Вдруг случилось что-то серьезное, а я тут со своими выходками глупыми... Набираю нужный номер и звоню. Трубку Шатунов снимает почти сразу же. — Добрый вечер, Юрий Васильевич. Вы просили позвонить, — в этот самый момент ненавижу себя за то, насколько сильно дрожит мой предательский голос. Слышу, что мужчина, по всей видимости, опять курит, делая это в последнее время, как по мне, чрезмерно часто для собственного здоровья. Затягивается и выдыхает дым, а после раздается его голос — обычно доброжелательный, сейчас звучащий как-то очень уж надломлено, но при этом не лишенный привычной мягкости. Заметно настораживаюсь, когда, миновав приветствия, он переходит сразу к неожиданной для меня просьбе. — Маш, могу я тебя попросить сейчас ко мне приехать? — спрашивает на выдохе и словно бы находясь в крайнем напряжении. Чувствую уже знакомое ощущение того самого полёта без парашюта. Руки трясутся, ноги подкашиваются, а в голове яркой, неоновой строчкой проносится кричащее "Ни за что на свете не вздумай соглашаться". Но вслух я говорю совершенно обратное: — Простите, но это очень срочно? Сегодня же ещё мой выходной... — нарастающая паника в моем голосе очевидно становится слышна и Юрию, хотя мне бы этого абсолютно не хотелось. В трубке на мгновение повисает тишина, заставляющая меня насторожиться еще больше, но спустя несколько секунд снова слышится его уставший, но в этот раз слегка довольный голос. — Я сегодня сочинил одну потрясающую, как мне кажется, мелодию. Хочу чтобы ты мне помогла сделать видео и отослать его моему композитору — Андрею. Ты же моя помощница, помнишь? — представляю в своей голове, как он лукаво улыбается, и в ответ чуть закатываю глаза, мысленно прикидывая, какую бы найти отмазку, чтобы не поехать. Увы, в контракте, который я подписывала при вступлении на эту должность, было оговорено, что в период тура я обязана быть всегда поблизости рядом со своим начальником. Даже в свой выходной, если вдруг возникнет такая необходимость. И кое-кто этим прямо сейчас наглым образом пользуется, определенно заманивая меня в свою ловушку. Очень уж я сомневаюсь, что Юрий Васильевич не справился бы с подобной задачей самостоятельно. Только вот вопрос: для чего именно я ему вот так внезапно понадобилась? Боже, делать, судя по всему, нечего. Тяжело вздохнув, говорю, что скоро буду, и отключаюсь. Едва не застонав от предчувствия чего-то непременно неправильного, что обязательно должно случиться этим вечером, отправляюсь в спальню, чтобы переодеться. Желание понежиться в горячей ванной приходится отложить на потом. Вызываю такси, а после распахиваю дверцы своего шкафа, тут же решив одеться для этой поездки максимально небрежно. Быстро облачаюсь в выбранную одежду, а именно: в черную свободную майку с принтом главных героев сериала "Друзья" и голубые рваные на коленях джинсы. Довольно осмотрев себя в зеркале, собираю волосы в высокий пучок. Да, вот теперь идеально — никах платьев, никакой особенной красоты. Недолго думая, по пути к выходу хватаю из холодильника другой, ещё не распакованный пакет с купленной сегодня днем черешней, чтобы не идти, так сказать, в гости с пустыми руками. Затем, наконец-то, выбегаю из дома к уже поджидающему меня автомобилю. По дороге все думаю о том, что же Юрию Васильевичу могло от меня так неожиданно понадобиться, однако мысли разбегаются в разные стороны, не подкидывая мне и примерно логичных вариантов ответа. Ну а в теорию про банальную запись видео я верю как-то с большой натяжкой. Нет, здесь точно дело в чем-то ином. Пусть это и не похоже на уже хорошо известного мне Шатунова, но тут он явно что-то задумал... Путь до нужного многоквартирного дома проходит удивительно быстро. Расплатившись с водителем такси, я выбираюсь на улицу и окидываю взглядом местность, впервые тут оказавшись. Открыв сообщения, еще раз на всякий случай сверяюсь с присланным мне адресом, а затем все же направляюсь внутрь самого здания. И вот, спустя пару минут, я уже стою перед нужной мне дверью. Жму на звонок и толком не слышу его звука из-за гораздо более громкого стука собственного сердца. Юрий открывает мне дверь какой-то весь взъерошенный и более уставший, чем мне послышалось по телефону. Смотрит на меня секунду, и тут я вижу, как в его, еще миг назад печальных, глазах разгорается знакомый свет небесных звёзд. — О, Машуня, ты быстро, — улыбается и оглядывает меня с ног до головы, а после подмечает с несколько непонятной мне интонацией: — Прекрасно выглядишь. Внезапно замечаю, что он переступает порог и тянется обнять меня. Подобное действие отчего-то не на шутку пугает, мгновенно возвращая меня воспоминаниями во вчерашнюю ночь. Не придумав ничего умнее, выставляю вперед пакет с черешней. — Я тут с небольшим гостинцем к Вам. Бочком обхожу его и протискиваюсь внутрь. Мое бедное сердечко в груди уже привычно сжимается от подобной близости к этому мужчине. Закрыв дверь, Шатунов смотрит на меня, еле заметно ухмыляется и говорит: — Я вижу. Что ж, тогда давай попробуем твой гостинец, а потом приступим к делу. Обращаю внимание, что сам он выглядит очень уютным и домашним в своих чёрных, свободных штанах и белой майке. Но привлекли мой взгляд неожиданно ярко-синие забавные носки, при виде которых я едва сдержала улыбку, только сейчас вдруг почувствовав, что нахожусь не в номере той или иной гостиницы, а, действительно, у него дома, где он, пусть и редко, но живет. Внезапно раздается звонок его телефона, достав который Шатунов тут же недовольно хмурится. Кивает мне в сторону, как я поняла, кухни, а сам уходит в другую комнату. Нервно поведя плечами, ощутив вернувшуюся ко мне нервозность, иду в указанном направлении. Мельком оглядев обстановку и удивительную для мужчины повсюду чистоту, мою черешню под краном и раскладываю её по тарелкам, вновь размышляя о том, что же меня ждёт дальше. Слышу, как Юрий заканчивает разговор и зовёт меня к себе. Уже через несколько секунд вхожу в просторную гостиную с двумя тарелками в руках. Сам мужчина сидит на диване, небрежно и по-хозяйски закинув одну ногу на другую. — Я тут немного похозяйничала. Надеюсь, Вы не против? — указываю на свою ношу. Со странной смесью нежности и серьёзности он смотрит на меня пару мгновений, затем ласково произносит: — Ни в коем случае. Иди сюда, — кивает на место рядом с собой. Тяжело сглотнув, подхожу, ставлю обе тарелки на деревянный столик и сажусь от него на расстоянии приличной дистанции для сохранения трезвости собственного разума. Юра наблюдает за этим с лёгкой и словно бы понимающей усмешкой. Опускает на миг голову, после чего встаёт, берёт свою тарелку и изящно сокращает то самое расстояние, так предусмотрительно мною выстроенное, легко устроившись рядом, слишком близко, отчего я начинаю ощущать до одури приятный аромат его одеколона, который порой мне и ночами снится. Прекрасно видя мою напряженность, он вдруг закидывает в рот черешню и совершенно буднично интересуется тем, как я провела два своих выходных дня, при этом продолжая глядеть на меня довольно-таки внимательно и даже пристально. Прочистив горло, тоже начинаю нервно поедать привезенный с собой фрукт и пересказывать события, случившиеся со мной за этот короткий период. Рассказываю и про встречу с мамой, деликатно умолчав о ее недовольстве моей нынешней работой. Через несколько минут даже в какой-то мере расслабляюсь, но на полуслове резко перевожу взгляд на своего начальника и замечаю, каким... странным взглядом он провожает мои пальцы, отправляющие черешню в рот. Растерянно закашливаюсь и неожиданно сама для себя прошу принести мне ложку с кухни, объясняя это тем, что так мне будет более удобно. Юрий глядит теперь на меня удивлённо, затем на его лице появляется секундное замешательство, а после и понимание. Он запрокидывает голову назад и хохочет своим красивым, чуть хрипловатым смехом, который я смогу узнать из тысячи других. — Ты не перестаешь меня удивлять, знаешь? Ладно, как скажешь, — всё ещё посмеиваясь, поднимается, уходит на кухню и задерживается там на несколько секунд, давая мне возможность хоть немного восстановить собственное дыхание, сбившееся так внезапно. Возвращается и вручает ложку. — Держи, если это поможет тебе меньше смущаться. Благодарно улыбаюсь и принимаю эту самую ложку, однако к черешне так и не возвращаюсь, отставив тарелку обратно на столик. Парой минутами ранее возникшее сладкое напряжение между нами опять, слава Богу, постепенно рассеивается. Потом Юрий Васильевич передает мне свой телефон и приносит гитару. Наигрывает потрясающую, нежную, но заметно печальную мелодию, немедленно отозвавшуюся своими звуками в каждой клеточке моего тела. Действительно, нечто совершенно новое — ни разу не слышала подобной композиции в его репертуаре... Делаю запись этого восхитительного звучания гитары, всё ещё мысленно удивляясь и задаваясь вопросом, зачем все-таки ему понадобилась моя помощь. Когда же видео оказывается отправлено нужному адресату, я, не скрывая этого, облегченно выдыхаю, готовясь поскорее отправиться обратно домой. Поднимаюсь, надеясь быстро ускользнуть и радуясь тому, что всё, вроде бы, прошло хорошо. В этот момент снова звонит мобильный начальника. Мужчина замечает мои намерения и жестом просит задержаться. Сбрасывает звонок, подходит ближе и хочет что-то сказать, как телефон, словно бы издеваясь, звонит опять. Раздражённо и едва ли не ругаясь вслух смотрит на экран и, прежде чем взять трубку, обращается ко мне: — Свари, пожалуйста, нам кофе. Не убегай так стремительно, не съем я тебя... возможно, — подмигивает и отвечает на звонок. На ватных ногах я опять иду на кухню и чувствую, что твёрдая решимость противостоять его чарам практически исчезает, а я никак не могу удержать ее в своих руках. Быстро нахожу все необходимое и принимаюсь за дело. Спустя пару минут уже наблюдаю за тем, как закипает вода, невольно прислушиваясь к разговору Юрия, по всей видимости, с Кудряшовым. Но в этот раз их беседа длится еще меньше и вот Шатунов кладет трубку, отчего квартира погружается в тишину. Снимаю турку с огня и мельком поглядываю на часы на своем запястье. Время уже довольно-таки позднее... Внезапно чувствую, как чужие руки нежно, но более чем ощутимо ложатся мне на талию. Чувствую также и горячий поцелуй на своей шее справа. До боли знакомый голос вдруг шепотом несколько раз отчаянно зовёт меня по имени, а эти самые руки постепенно прижимают плотнее мое вмиг задрожавшее тело к мужской груди. Замираю в замешательстве и отчаянии, от греха подальше отставив обратно турку, так как руки вмиг перестают меня слушаться. Медленно выдыхаю через рот, продолжая ощущать сводящие с ума прикосновения к своей шее и то, как несдержанно Юрий водит ладонями по изгибам моей талии. И сейчас он действует куда более смело, чем в предыдущие разы. Его частое, рваное дыхание является точной копией моего, давая понять или, скорее, подтверждая, что не одна я сгораю в этом запретном пламени стремительно разгоревшейся страсти. Зажмуриваюсь до черных кругов перед глазами, а мои разум и сердце, тем временем, вступают в борьбу между собой. Разум вопит о том, чтобы я в очередной раз оттолкнула его и уже всерьез выстроила между нами непреступную стену рабочих отношений. Чтобы раз и навсегда дала ему понять (и себе тоже), что не может быть между нами ничего, даже отдаленно напоминающего романтику и влечение. Сердце же наоборот сладко замирает каждый раз, как влажные мужские губы перемещаются с одного участка моей кожи на другой, лаская и даря непередаваемо ошеломляющие ощущения. Каждый раз, как голос, продолжающий будто бы в бреду шептать мое имя, начинает срываться. В конечном итоге разум почти полностью проигрывает, уступая место дикому желанию, бурлящему по моим венам. А также разрешая махнуть рукой на приличия и просто отдаться этому наваждению... — Маша... Хорошая моя, золотая моя девочка... Ты нужна мне. Не могу понять, не понимаю, что со мной происходит, но больше не в состоянии это контролировать. Знаю, что я не тот, кто тебе нужен. Знаю, что это все неправильно, но... Остановиться не могу. Останься, просто останься сегодня... со мной. Смелее покрывает поцелуями мою уже горящую от его прикосновений шею в паузах между этими словами. Затем решительно разворачивает меня к себе лицом. Снова замираем друг напротив друга, и я отчетливо вижу всю гамму чувств, отражающуюся в его потемневших глазах. Мука ожидания, откровенное и ничем не прикрытое желание, страсть и мелькающая где-то на подсознании горечь понимания и осознания всего того, что мы можем вот-вот совершить. Лихорадочно сверкающие омуты продолжают жадно всматриваться в мои черты, пытаясь прочесть ответ. Юра держит меня в объятиях, ни на миг не ослабив хватки, и напряжённо ждёт. Я же стою, прижавшись спиной к выключенной плите позади себя, и не могу произнести ни слова. Чувствую себя так, словно с минуты на минуту просто-напросто умру. Так и не дождавшись ответа, мужчина сокращает и так мизерное расстояние между нами и медленно принимается целовать моё лицо: горящие румянцем щеки, глаза, подбородок... И когда я понимаю, что вот сейчас он дойдет до губ, окончательно сдаюсь в его власть, не в состоянии больше сопротивляться этой бешеной страсти, поглотившей, как оказалось, нас обоих с головой. Но стоит мне только податься навстречу, наплевав на все свои моральные устои, как он вдруг произносит с неожиданной тоской и болью в голосе: — Черт возьми, мне кажется, я тебя лю... В этот момент странное оцепенение, помешательство спадает и какая-то сила изнутри поднимается во мне, заставив резко и по-настоящему запаниковать. Я вскидываю руку и накрываю его пьянящей красоты губы указательным пальцем, не даю договорить это роковое слово до конца... Подавленно бормочу: — Не надо, Юрий Васильевич, пожалуйста. Что же вы делаете, зачем мучаете нас обоих? Вы же сами знаете, что это... невозможно. Прошу, не усложняйте всё ещё больше, чем уже есть. Это не нужно ни мне, ни тем более уж Вам. Понимаю, что мои слова совершенно не совпадают с недавними мыслями, однако все равно продолжаю говорить, стараясь убедить и его, и саму себя в том, что всё сейчас происходящее — недопустимая ошибка, способная поломать, испортить сразу несколько жизней. Руки мои так и тянутся обнять его в ответ, но вместо этого я предпринимаю попытку выбраться из этой сладкой ловушки, в которую нечаянно попала. — Мне нужно домой, отпустите... Шатунов отрицательно мотает головой, нахмурившись и прижав меня к себе еще теснее. И делает он это так, будто в самом деле боится меня отпустить, не желая даже допускать мысли о том, чтобы между нами вновь появилась дистанция: как физическая, так и в эмоциональном плане. — Нет, не уходи, останься. Просто... останься. Пойдём, вот кофе у нас есть, не пропадать же ему, — улыбается неискренне, но старательно, определенно пытаясь взять себя в руки. Делает паузу, после чего тон его почти приходит в норму. — Давай, берем кружки и идем в гостиную. Спою тебе всё, что ты пожелаешь, меня даже просить сегодня не надо: и Розовый вечер, и Седую ночь, и Ромашки. Только тебе. Киваю, тоже мысленно приказывая самой себе успокоиться, когда Юрий отпускает меня и отходит назад. И, пусть это более чем нелегко, я все же стараюсь не обращать внимания на сладкое томление в своем теле после слишком уж тесной с ним близости, едва не достигшей своего пика. Как и было сказано, разливаю кофе по кружкам, беру свою и следую по пятам за мужчиной в другую комнату. По пути гляжу в его все еще очевидно напряженную спину, но, к собственному счастью, понимаю, что гроза все-таки миновала нас, прошла мимо. Пока. На этот раз. Ставим кружки на столик и снова присаживаемся на диван. Шатунов берет в руки лежащую рядом гитару и принимается наигрывать мелодию одной из своих песен. Я же незаметно склоняю голову на его плечо и прикрываю глаза, наслаждаясь этими звуками, этим моментом. Потихоньку тело обмякает и я проваливаюсь в сон, когда мысли в голове перестают лихорадочно перескакивать с одной на другую, обдумывая только что произошедшую ситуацию. Последним, что я ощущаю, оказывается невесомое, поглаживающее прикосновение к своей щеке.