everybody loves somebody

      Кофемашина жалобно загудела и вырубилась, оставив чашку наполненной черной жижей, которую уж точно грех называть кофе. Даже пара ударов не привели технику в чувство — значит, сегодня агентство останется без кофеина. Нортону, которому в восемь утра требовалась большая кружка хоть чего-нибудь, чтобы не заснуть в машине по дороге на работу, такое начало дня абсолютно не понравилось.       Это значило, что придется потом в перерыве выйти за кофе, встретиться с бывшими коллегами, для которых, видимо, существует только одна кофейная точка, и несколько минут выслушивать, как же жаль, что он больше не с ними. Как будто он умер, а не ушел. Эти сочувственные взгляды больше раздражали, чем утешали, и лучше этому кофе быть действительно божественным, потому что терпения его хватит максимум минут на восемь.       Нортон по привычке заглянул в комнату Наиба, но его все еще не было дома — постель пустая и нетронутая, так, как он оставил. Тогда Нортон просто прикрыл дверь, смирившись с тем, что придется брать такси, и ушел.       Головная боль после бессонной ночи настигла его в шуме здания суда, возле которого толпилась, почему-то, куча народа. Все чего-то обсуждали и перешептывались, не давая проходу, и от всего этого гомона утро становилось только гаже. Нортон едва выдохнул, дойдя до нужного кабинета, как вдруг его перехватили в коридоре и поручили быть через полчаса в зале. — Э- стоять, — он остановил человека за локоть, — а документы? А хотя бы встреча с подзащитным? — Вам отдадут перед судом, — мужчина поправил очки и улыбнулся, будто у него спросили что-то глупое.       Нортон чувствовал себя слишком уставшим для этого дерьма, а ведь еще даже утро не кончилось.       Все остальное время он проводит, зависая в телефоне, намеренно игнорируя всех, кто пытался молча выразить ему свое недовольство. Ему еще нужно было разбудить Эмму, потому что она ни за что не встанет так рано на пары, и скинуть им с Вайтом ту часовую нарезку мемов.       Вчера они почти всю ночь просидели в гостиной — заказали тонну фастфуда, вытащили запылившиеся настолки и стали делать то, что обычно делают оставленные без присмотра подростки. То есть — они снова осветлили Нортона, засунули виноград в микроволновку и оставили на белом потолке подозрительное пятно, в происхождении которого никто не признается. Еще они сделали миллион фоток Брук, когда она застряла лапой в пакете и пыталась снять его, летая по комнате, пока Вайт безуспешно пытался ее поймать и помочь. Нортон прикусил щеку, сдерживая смех — Наиб их прибьет, когда вернется, но это было весело.       Часть причины, почему они не спали ночью, была в его отсутствии. По крайней мере, так точно было для Нортона, который одиноко ждал его возвращения на диване в гостиной. Просто потом присоединился Вайт, за ним Эмма, и они решили, что лучше уж так, чем сидеть в тишине — Наиб сказал его не ждать, да, но без него в детективном агентстве «Орфей» было пусто.       Как и обещали, материалы вручили ровно перед началом суда. Нортон, уже изнывая от безделья и нудной головной боли, поднимался к трибуне только с одной мыслью — побыстрее бы отработать и домой, и проспать до вечера, и чтоб никто не трогал. Содержание документа плыло перед глазами. — Обвиняется в убийстве того-то… тогда-то… — он потерял строчку и выругался, пытаясь вновь ее найти, — мистер Субедар…       Мир замер.       Что?       Кто-то подталкивает его в проходе, но Нортон не может отвести взгляд от строчки, не может даже пошевелиться. Это чья-то шутка, верно? Это должна быть. Может, это тезка. Много ли Наибов Субедаров в мире? Нортон встречал только одного, но какая разница, это не может быть…       Также известный, как «Мистер Инференс», владелец детективного агентства «Орфей».       Мир замер.       Буквы в досье скачут перед глазами, шум зала суда и чужие шаги слышатся будто из аквариума, кто-то силой толкает его к трибуне, и только боль ненадолго возвращает ему способность думать — он опять перечитывает документ, снова и снова, в надежде, что ему показалось. Нортон держится за трибуну обеими руками и резко вскидывает голову, бледный и почти обезумевший, смотрит на скамью подсудимых.       Он правда там. Смотрит на него в ответ из-под козырька — тяжело и виновато. Нортон хочет подойти и встряхнуть его за плечи, спросить, какого черта вообще происходит, что случилось, почему ты так смотришь на меня?       Наиб шевелит губами, но отсюда совсем ничего не слышно. Или это все странный шум в ушах. — …защиты, вы готовы? — Что? — шепчет Нортон высохшими губами, наконец обращая внимание на судью. Та смотрит на него почти осуждающе. — Сторона защиты, вам плохо? — Нет, нет, я- сторона защиты готова, ваша честь, — он выпрямляется усилием воли, делает пару глубоких вдохов — но колени все еще его не держат, а сердце выскакивает из горла. Ему вдруг кажется, что взгляд судьи вовсе не осуждающий, а сочувственный, будто она смотрит на сбитую машиной птицу, но это быстро проходит.       Суд начинается.       Сколько бы Нортон ни умолял себя сосредоточиться, он был полностью разбит: суд шел плохо, Наиба подозревают в убийстве и не было никого, кто мог бы дать ему алиби, потому что он ушел вчера ночью и не вернулся. Всё напоминало какой-то кошмар — Наиб на скамье подсудимых просто не мог быть реален, это же бессмысленно, нелепо.       Нортон в отчаянии сжимал трибуну — с такими доказательствами он ни за что не выиграет суд.       Кто-то хочет, чтобы Наиб был в тюрьме.       Прошел час, полтора. Когда терпение судьи почти достигло своего предела, Нортон уже чувствовал себя на грани — он ударил по трибуне и наклонился вперед, взбешенный. — Вы нашли хотя бы отпечатки? А оружие? — он чувствовал, как от злости его трясет. — Или вы первого встречного решили обвинить в убийстве? Он невиновен! — Сторона защиты, почему вы так считаете? — Он не мог этого сделать! — Доказательства, мистер Кэмпбелл, в суде нужны доказательства, а не эмоциональные заявления.       Нортон стиснул зубы, в отчаянии глядя на скамью подсудимых — Наиб смотрел на него, не отрываясь, и только сейчас он смог разобрать его шепот.       Не надо.       Он резко выдохнул. Что значит «не надо»? Не надо пытаться его оправдать? Не надо колотить трибуну? Что?       Но Наиб смотрит так печально, что всякая злость исчезает. — Довольно. Мистер Кэмпбелл, вы ведете себя непрофессионально. Заседание переносится, всем встать.       Через пару минут все покидают зал суда, Наиба уводят в следственный изолятор. Нортон врывается туда секундами позже, игнорируя охранников, игнорируя всех на своем пути — врывается к нему и приникает к решетке, разделяющей их, и хватает за руки в остервенении, готовый либо поцеловать его, либо оказаться в изоляторе вместе с ним. — Какого черта? — Он держит его крепко — не выдать дрожь в руках. — Что случилось? — Я этого не делал, Нортон, — Наиб торопливо шепчет, — поверь, я- — Я и так тебе верю, не утруждайся, — он смеется, нервы берут над ним верх. — Я знаю, что ты этого не делал. Расскажи, что произошло. — Меня подставили. — Его голос опускается до совсем еле слышного шепота. — Слушай внимательно. Кто-то хочет, чтобы я был в тюрьме. Я не знал убитого, я даже не видел никого. Я ушел вчера, думая, что мне предоставят информацию о семье Мелодис, но это была ловушка, и вскоре меня задержали. Будь осторожен, потому что я не знаю, что еще Он может сделать, не подвергай себя опасности, ясно? — Я вытащу тебя, — невпопад отвечает Нортон. — Клянусь. Я все сделаю. — Я знаю, — Наиб слабо улыбается, сжимая его руку. — Езжай домой. Завтра со свежей головой берись за поиск улик. Все как раньше. — Только с поправкой на то, что тебя рядом не будет. — Рядом будут Эмма и Вайт. Они помогут тебе. Я верю, что ты справишься.       Нортон смотрит на него, уставшего, помятого, в половину не такого же уверенного, как обычно, и его сердце разбивается прямо здесь, на холодном полу изолятора. — Когда я тебя вытащу, — он начинает сбивчиво, — когда вытащу, я- — Время для посетителей окончено, — охранник подходит ближе, и слова так и остаются висеть в воздухе. — Я адвокат. Я могу быть здесь столько, сколько мне нужно, не мешайся, — огрызается Нортон. — Вы больше не ведете это дело. Оно переходит к мистеру Райли.       Нортон чувствует, будто его мир останавливается второй раз за день. Эти слова лишают его воздуха, лишают его уверенности, лишают его хоть какого-то самоконтроля — он хватает Наиба за руки, отказываясь уходить, но его силой начинают выгонять. Он в панике цепляется за решетки, и его провожает печальный взгляд родных глаз. — Нет, нет, нет, нет, вы не можете, вы не имеете права, — Нортон пытается вырваться, но его вышвыривают наружу. — Я вытащу тебя, слышишь? Наиб!       Дверь закрывается. В коридоре все пялятся на него, но он не замечает — только беспомощно ловит ртом воздух, абсолютно потерянный. В голове ни единой мысли, что делать дальше, только бесконечно прокручиваются слова охранника.       Это дело переходит к мистеру Райли.       И тогда, медленно, сквозь шок, к нему возвращается она.       Злость.

***

      Он не помнил, как добирался до его дома. Он не помнил даже, как поднимался по лестнице, случайно игнорируя лифт, и как дошел до его двери — все было будто в тумане. Нортон пришел в себя только тогда, когда обнаружил, что колотит чужую дверь и грохот разносится по всему дому.       Когда дверь открывается, он сразу распознает знакомое лицо, эти крысиные черты — и прижимает его к стене за воротник, разъяренный. — Ты специально это сделал, сволочь, — Нортон цедит сквозь зубы — Фредди бледнеет на полутон. — Ты специально это сделал, чтобы поиздеваться, крысиная ты морда, отвечай! — О чем ты говоришь- отпусти меня, психованный! — он пытается вырваться, но Нортон прикладывает его спиной об стену. — Нахрена ты отобрал у меня это дело? — Какое еще дело- — Дело Наиба, какого черта оно перешло к тебе? — Он уже начинал терять терпение. — Я ничего об этом не знал, у меня сегодня выходной! — Фредди вновь попытался вырваться. — Я даже не был сегодня в суде, я не понимаю, о чем ты! Отпусти меня сейчас же!       Он вырывается и расправляет смятый воротник рубашки. Нортон отшатывается от него, обезоруженный. — Мне сказали, его дело перешло к тебе, — медленно повторил он. — Но ты его не брал? — Нет. Господи, — Фредди глубоко вздыхает, оскорбленный и униженный. — Я могу заявить на тебя в полицию за такое, ты в курсе? И приправить все твоими утечками на сторону. Скажем… слив информации конкретному детективу. — Я тебе заявлю, — Нортон смотрит на него тяжелым взглядом. — Я тебе заявлю, и тогда посмотрим, куда тебе придется переезжать.       Фредди цокает языком и скрещивает руки на груди. Он задумывается. — Что за дело? — Обвиняемый Наиб Субедар. Подозревается в убийстве. — Как давно частные детективы убивают людей? — Они не убивают. Его подставили. — Ну конечно.       Нортон заводится с пол-оборота и тут же оказывается слишком близко, угрожающе наклоняясь. — В твоих же интересах считать его невиновным, потому что я знаю тебя уже давно и знаю, что ты не берешь дела, в которых не уверен, трус ты позорный. — В твоих же интересах перестать меня оскорблять и угрожать мне, потому что я — единственный, кто может помочь твоему ненаглядному, — парирует Фредди, и Нортон остается без слов. Он прав.       Они садятся по разные стороны стола и начинают говорить. — Хочешь сказать, ты точно не брал это дело, — еще раз проговаривает Нортон, — и даже не знал, что тебе его передали. — Я бы ни за что его не взял, — Фредди перелистывает документы и протокол. — Выглядит паршиво, как ты умудрился? — Пошел нахер, я делал все, что мог, — огрызнулся Нортон. — Мне выдали материалы только перед судом. — И ты хочешь, чтобы я защитил твоего детектива с этим. — Это… это единственный шанс, — он внезапно стихает, понимая, в каком отвратительном положении оказался, раз приходится просить помощи у Фредди Райли — обычно его гордость бы этого не выдержала, но не сейчас. — Я найду доказательства, я все сделаю, тебе нужно будет только предоставить их в суд. — И что мне за это будет? — он поднимает бровь. Нортон удерживается от того, чтобы не съязвить, и медленно выдыхает, хотя внутри всё кипит. — Я сделаю что угодно, — спокойно произносит он, смотря прямо в глаза. — Заплачу, уволюсь, что скажешь. Только помоги. Прошу.       Фредди вскидывает брови — он явно не этого ожидал. Он думает пару минут, пробегаясь глазами по тексту, напряженно отстукивая пальцами по столу. — Я не стану просить тебя уволиться, — Фредди морщится и становится похож на крысу. — Это слишком низко. Я помогу тебе, но мы еще сочтемся.       Нортон выдыхает. Он еще не хочет говорить «спасибо» — им многое нужно обсудить, а ему — многое расследовать. Они сидят с материалами до вечера.       Следующее заседание через неделю.       Нортон возвращается домой поздно, разбитый вдребезги. Свет горит, и никто еще точно не ложился — он видит, как Брук летает по закрытому на ночь агентству, и слышит музыку и смех.       Он почти не хочет заходить. Он не знает, как рассказывать о таком, но и скрыть в таком состоянии ничего не удастся.       Дверь открывается, Вайт подзывает Брук и та мягко планирует ему на плечо. Эмма глушит колонку, оборачивается — улыбка на ее лице сразу гаснет, и Нортон почти чувствует укол вины сквозь усталое онемение. Вайт ощущает перемену и беспокойно вскакивает с дивана. — Что случилось? — Где Наиб?       Он открывает рот, но у него не получается издать ни звука. Эмма подходит ближе и берет его за руку, не на шутку встревоженная, и Нортон отворачивается, чувствуя ком в горле. — Нортон, пожалуйста. Что случилось?       Вайт подходит с другой стороны, прижимая к себе Брук. Они ждут от него ответа, но ему невыносимо произносить это вслух. Он вздыхает, берет себя в руки и вымученно усмехается. — У нашего мистера Инференса проблемы.       И начались долгие, мучительные дни в поисках хотя бы какой-нибудь ничтожной зацепки, хотя бы одной улики, доказывающей, что Наиб невиновен. Агентство было закрыто на неопределенный срок, в любое время дня у входа толпились журналисты, желающие узнать, действительно ли знаменитый детектив мистер Инференс пошел на преступление, а Нортон только и делал, что гонял их от дверей и угрожал статьей, потому что Эмма слишком радикальна в методах, а Вайта на растерзание толпы он не отдаст.       На третью ночь Эмма увидела свет из его комнаты.       На долю секунды ее охватила надежда — глупая, необоснованная, но такая желанная — что он просто наконец вернулся, а эти несколько дней снились ей в очередном кошмаре. Она встала у двери, не решаясь заглянуть внутрь, а потом почувствовала знакомый запах дыма.       Эмма вошла и замерла на месте.       От зажженного табака тонкой струйкой к потолку поднимался дымок. Нортон лежал головой на столе, в одной руке держа трубку. Когда Эмма вошла, он даже не взглянул на нее, наблюдая за дымом, словно мысли полностью его поглотили. Она посмотрела на время — третий час ночи. Он явно еще не ложился.       Эмма подошла ближе, осторожно положила руку ему на плечо. — Нортон, — негромко позвала она. Он медленно перевел взгляд. — Тебе нельзя этим дышать.       Нортон снова посмотрел на трубку, немного повертел ее в руке, будто не услышал. — Нортон.       Потом затушил табак и вытряхнул пепел. — Я не курю, — бесцветно отозвался он. Его голос был похож на низкий скрип. — Пробовал — сразу задыхаться начинаю. Просто… жгу.       Эмма придвинула стул поближе и села рядом. — Он будет злиться, если узнает, что ты просто так жжешь его табак.       На лице Нортона впервые за разговор отразились какие-то эмоции. Он хмыкнул и слабо усмехнулся, подкладывая локоть под голову, словно воспоминания его оживили. — Да уж. Мне конец.       Эмма забрала трубку из его пальцев и положила на место — там, где она должна лежать. — Придется купить ему еще. А то вернется — и не сносить тебе головы. — Ага. Будет ворчать, пока дыру в мне не проворчит.       Она приобняла Нортона за плечи, уже не выдерживая то, насколько его голос уставший, насколько сломанно и побежденно он звучит. Она никогда не думала, что Нортон умеет так скучать. — Идем спать. Нам нужны силы, чтобы ему помочь, согласен?       Он вздыхает. — И правда. Вайт уже спит?       Эмма кивает. Нортон медленно встает со стола. — Ты иди. Я буду тут.       Она внезапно смотрит на него с таким состраданием и болью, что становится стыдно, но это не длится долго — Эмма срывается с места и обнимает его, резко и крепко-крепко. — Мы его вернем, — говорит она. Слова глушит чужим плечом. — И все будет в порядке.       Нортон обнял ее в ответ и, поглаживая девушку по голове, задумался — не ей самой ли нужны эти слова сейчас? — Не говорите ему про микроволновку, когда он вернется, — он чувствует, как Эмма улыбается, и тогда отпускает ее. — Хорошо. Мы тебя не сдадим, — она подмигивает ему и уходит, тихонечко прикрыв за собой дверь.       Нортон остается один.       Он обычно ненавидит тишину, но сейчас не в настроении слушать что-то другое, поэтому он просто ложится спать, как и договорились. Кровать Наиба всё так же им пахнет, будто он никуда не уходил, и табак еще не выветрился. Всё почти так же, как если бы он был дома. Можно представить, что он опять курит в комнате, а потом обязательно вернется в постель, положит голову на плечо, обнимет.       Внезапно его прошибло холодом — пришлось плотнее укрыться одеялом. Отсутствие тепла сейчас ощущалось болезненно, будто его морозит до костей. — Доброй ночи, мистер-уродская-шляпа.       Нортон гасит свет. — Я скучаю.