ID работы: 12538144

everybody loves somebody

Слэш
R
В процессе
86
Утка в Дурке соавтор
Wave9629483 бета
Размер:
планируется Макси, написана 231 страница, 18 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
86 Нравится 73 Отзывы 15 В сборник Скачать

Действие четвертое: остаться

Настройки текста
— Ты пытался его понять?       Вайт вскидывает голову, и все вокруг белое. На таком фоне черная одежда сидящего рядом мальчишки кажется почти неразличимой оттого, насколько она темная. Он внимательно на него смотрит. Мальчик едва ли старше него самого.       Это же не по-настоящему. Наверняка снится. Снится ведь? — Я… всегда пытался, — Вайт понимает, что сидит напротив него абсолютно так же: скрестив ноги и сложив руки на колени. Без рукавов он чувствует себя некомфортно — на нем почему-то снова та странная одежде, в которой его нашли полгода назад.       Мальчишка качает головой. Белая прядь выбилась из черной, как смоль, челки. Всё кажется каким-то нереальным, нарисованным. — Будь честен. — Разве я соврал? — Вайт растерянно опускает глаза. Ощущение, будто его видят насквозь. — Себе самому — да. Ты не пытался понять, ты пытался оправдать. — Разве это не одно и то же?       Мальчишка фыркает. В такт ему вокруг разносится бесконечное эхо. Он ему странно знаком, но Вайт не может понять, почему. Как будто слово вертится на языке, но он не может его вспомнить. — Нет. — Тогда… не знаю. Я думал, что понять — значит перестать чего-то хотеть от него. Принять, что ничего не поменяется.       Вайт замечает, как мальчишка болезненно морщится, потирая левую кисть. Он помнит, что в детстве был левшой. Был, потому что у Мелодиса ведущая рука должна быть правая. Белый шрам будет вечно напоминать ему об этом. Он писал неправильной рукой, неправильно держал приборы, сидел не так, смотрел не так. Всё было не так. Он был не тем. — Это значит понять, почему он такой. И вне зависимости от того, как он к тебе относился — понять, что это не была твоя вина. — А чья? — Его голос сиплый и тихий, но пространство вокруг все равно дрожит. Вайт часто моргает, пытаясь избавиться от ряби в глазах, в ушах нарастает противный звон. — Его, конечно. — Чужой силуэт начинает размываться по краям, нечеткий и мерцающий. — Из-за него мы умерли.       «Кто мы? — не решается спросить Вайт. — Кто ты? Кто я?»       Он чувствует, как его голова тяжелеет, и все меркнет опять, и окружающая белизна сменяется темнотой. Сквозь нее еле пробивается солнечный свет — он холодный, негреющий. Звон стихает, и теперь он слишком четко ощущает свое тело, как болит каждая кость и каждая мышца, и теперь он слышит, как рядом с ним кто-то негромко разговаривает. Он не сразу разбирает слова. — …почему мы молчим? — Не знаю. Ты злишься на меня. — Имею право. И что теперь? — Мне жаль. — Я знаю. — Я не хотел этого. — Я знаю…       Вайт хочет пошевелиться — он изо всех сил приказывает своему телу это сделать, но у него получается только чуть-чуть приоткрыть глаза. Он точно не спит, потому что, опять же, со снами у него сложно, но это и не галлюцинация, потому что он точно не бодрствует. Он смотрит на холодное солнце прямо у себя над головой и снова закрывает глаза.       О. Точно. Лампа. — Как Эмма? — Перенервничала. Уговорил ее на успокоительные, она спит в машине. — Сказал же домой идти… — Тебе бы и самому вздремнуть не помешало. — Я не могу. — Полумертвым от недосыпа ты ему не поможешь. — Я и живым ему никак не помог. — Ну хватит. Давай, иди отсюда, я посторожу. Сам же слышал, нормальное у него состояние. — …спасибо.       Разговор сворачивается, свет с щелчком гаснет, и Вайт решает, что просыпаться прямо сейчас совсем не обязательно. Может, когда он очнется в следующий раз, у него перестанет болеть каждая клеточка тела и будет чуть больше сил, чтобы открыть глаза и убедить всех, что он в порядке и не надо так переживать. Не за него уж точно.       Сил, кажется, не прибавляется вообще, и болит все абсолютно так же. Тем не менее, спустя еще несколько часов Вайт понимает, что спать уже не может, и аккуратно осматривается. Ни Брук, ни очков под рукой нет, но он все равно узнает белые очертания больничной палаты, капельницу рядом с койкой, чью-то трость возле маленькой тумбочки. Он вздрогнул, глядя на размывшиеся очертания стального набалдашника. Из груди вырвался облегченный вздох, когда зрение сфокусировалось на затертом после стольких лет использования металле.       Тогда Вайт замечает краем глаза знакомую фигуру, чуть дальше, на стуле возле стены. Это Наиб. Кажется, он спит, и трость точно его, а не того, о ком он подумал, потому что здесь никого больше нет.       Дверь в палату с негромким щелчком открывается, и Вайт тут же узнает Нортона. Он как можно тише заходит внутрь, смотрит сначала на Наиба, а потом на него — его взгляд тут же становится живее. Нортон падает на стул, тихонько пододвигаясь ближе. Он даже не развернул его спинкой вперед, как сидел всегда. Вайт с трудом приподнимается на локтях, преодолевая слабость и боль по всему телу. — Мелкий, ты как?       Нортон выглядит таким уставшим, что хочется попросить прощения. Без слов было понятно, как они извелись из-за него: за время, пока он был пропавшим, и за время, пока он был в отключке. Вайт прочищает горло и понимает, что, раз Эммы не видно, это все же был не сон. Она правда перенервничала.       Он старается игнорировать внезапный укол вины. Он извинится за это позже. — Нормально, — говорит Вайт и пялится на иглу у себя в руке, лишь бы не смотреть в глаза. — Долго я?.. — Часов… четырнадцать? Ты хорошо поспал, — невесело усмехается Нортон. Ничего хорошего тут нет, но он рад уже тому, что Вайт с ним хотя бы разговаривает. Он оборачивается на Наиба, который так и продолжает спать, скрестив руки и уронив голову на грудь.       Вайт поджимает губы. Он не хотел, но все равно доставил столько проблем. — Не делай такое лицо, — Нортон вздыхает. — Он бы не хотел, чтобы ты чувствовал вину еще и за это.       Воцарилась тишина. Вайт виновато мял в руках одеяло. Нортон тоже думал о чем-то своем переводя взгляд то на Вайта, то на Наиба. — Точно! — он вдруг выпрямился. — Надо Луке написать что ты проснулся, — Нортон замялся, доставая мобильник. — Он думает, что это он виноват… Перепугался и заставил отвезти тебя в больницу. — Он быстро что-то напечатал и убрал телефон обратно. — Нет, нет. Он ни в чем не…       Вайт замолкает, понимая, как это жалко звучит. Последнее, что он помнит перед тем, как отрубился, это как он обвиняет всех направо и налево, кричит и разбрасывается словами. Конечно, в нем сыграл страх, паранойя и трехдневный недосып, но это все равно было нечестно. Никто не был виноват, кроме него. — Можешь встать?       Вайт вскидывает голову и смотрит на него с недоумением. Потом медленно спускает ноги на пол и пробует встать, держась за стойку с капельницей — сил все еще нет, но стоять возможно. Нортон одобрительно кивает. — Пойдем, поговорим.       Вайт молча следует за ним, шаркая больничными тапочками. Он не хочет разговаривать. Он вообще не хочет никого видеть, не хочет испытывать это позорное облегчение от того, что они все здесь и не бросили его, не хочет испытывать вину за себя: настоящего и прошлого. А измученное лицо Нортона только напоминает о том, через что он заставил их пройти.       Нортон выходит на небольшой балкон и локтями опирается на подоконник. Солнце село совсем недавно, так что на улице сумерки. Вайт смотрит вниз, туда, куда падает снег. Это его немного даже гипнотизирует, хотя, наверное, сейчас он ухватится за любое отвлечение от ситуации. — И, — негромко начинает он, — что теперь?       Нортон пожимает плечами — слишком будничный и легкий жест, учитывая, что за последние три дня они все получили эмоционального потрясения лет на десять вперед. — Это ты мне скажи.       Вайт снова замолкает. — Я не знаю.       Он правда не знает. Бежать не получилось, пропасть тоже, страх не разрешает пробовать что-то еще. Он никогда в жизни так не боялся. Вайт опускает голову еще ниже, Нортон тянется, чтобы потрепать его по волосам, но внутренний инстинкт заставляет Вайта вздрогнуть и увернуться от протянутой руки. — Извини, — Нортон быстро отдергивает руку и возвращает ее на перила. Смотрит вниз, на дорогу, на пешеходов, куда угодно, лишь бы не на Вайта. — Не подумал. — Нет, я… — Вайта накрывает еще большей волной стыда. Он встряхивает головой и поджимает губы, не поднимая взгляда. Он немыслимо, невозможно устал. — Что я делаю?..       Он звучит так тускло и сломлено, что у Нортона грудь сжимает от страха. Он смотрит на него, на то, как Вайт сжимает руками перила, как сутулится, пытаясь стать еще меньше, как пялится на падающий снег.       Он не знает, что говорить в таких случаях.       Спустя еще пару секунд Нортон замечает там, внизу, на заснеженной верхушке дерева знакомую птицу. Брук смотрела на них в ответ. — Там на дереве твоя сова сидит и в душу мне смотрит. Не хочешь ее позвать? — аккуратно предлагает Нортон. — Она, кстати, до самой больницы за нами летела. Эмма даже пыталась её подозвать, но она от нас шарахалась как от огня.       Он тут же понимает, что зря всё это сказал, потому что Вайт отворачивается от перил, бессильно прикрыв глаза. — Я не могу, — говорит он почти что шепотом, его голос тонет за звуками города. — Ладно, — Нортон вздыхает. Он чувствует себя как никогда бесполезным.       Если это всё хоть немного похоже на его самые темные моменты, то тут вряд ли можно хоть что-то сделать. Это настолько всепоглощающее чувство безнадежности, усталости и вины, что никакие слова не смогут залатать эту дыру. Только желание хоть как-то облегчить его ношу никак не убавляется.       Они стоят еще пару минут молча. Тишина вязкая и липнет к горлу, мешая наконец поговорить. — Слушай, — с трудом начинает Нортон. Слова разбегаются из его головы. — Я не буду говорить, что знаю, как ты себя чувствуешь. Потому что я без понятия, что с тобой на самом деле произошло. Но я просто… хочу, чтобы ты знал, что ты все еще наш. Ты можешь оставаться в агентстве, тебе не надо никуда бежать. Черт, да мы хотим, чтобы ты остался. Ты нам не чужой, даже если ты там чей-то брат.       Лицо Вайта сминается морщинкой от лба до подбородка, словно он в шаге от того, чтобы заплакать, но его глаза сухие. — Я знаю, что тебе страшно, и это действительно пиздец, — признает Нортон, даже не стесняясь в выражениях. — Если ты не захочешь остаться, тогда просто… пожалуйста, не пропадай. Мы о тебе волнуемся. Мы все. И мы бы ни за что от тебя не отвернулись, нравится тебе это или нет.       Он замолкает, не зная, что еще можно добавить к этому. Вайт молчит, потом шумно вздыхает и прячет лицо в ладони. Он чувствует, что хотел бы заплакать, но почему-то слезы не идут, просто дико жжет в груди и кружится голова. Он не знает, как он с этим справится и заслужил ли он таких слов после всего, что натворил. В его глазах он перешел черту, и после нее у него уже нет никаких вариантов, никаких гарантий того, что все будет хорошо. Наиб так старался, чтобы у него все было, Нортон постоянно переступал через себя, чтобы подавать пример, Эмма всегда была рядом, а он просто сбежал при первом появлении опасности.       Вайт растирает руками лицо, повернувшись обратно к перилам, он смотрит вниз. Брук уже не было видно. — Тут высоко, — говорит он зачем-то. Нортон медленно кивает. — Восьмой этаж. Падать далеко и больно. — Я не… — Не надо. Я знаю, как это.       Вайт невольно вздрагивает от его тона, но ничего не говорит.       Балконная дверь с шумом распахивается. Они оба испуганно оборачиваются и видят, как в проеме стоит Наиб, глядящий на них широкими от волнения глазами. Он забыл подобрать трость и немного опирался на дверной косяк, чтобы не переносить вес на больную ногу. — Вы… вы бы хоть предупредили, что отойдете.       Взгляд Нортона немного смягчается, а атмосфера тает, уже не такая пугающая и холодная. — Ты и так спал два часа за последние трое суток, вот еще тебя будить.       Вайт напрягается, ловя на себе его взгляд, но Наиб только облегченно вздыхает, когда видит его. — Вайт, ты- — Все нормально, — быстро отвечает он. Нортон фыркает на такую очевидную ложь. — В смысле…       Наиб кивает, не принуждая его оправдываться и объясняться. Он несколько секунд неловко стоит в дверном проеме, не зная, что ему делать, и Вайт впервые видит его таким растерянным. Нортон кивком приглашает его к ним, и Наиб прихрамывает к подоконнику, тут же на него опираясь.       Теперь они втроем стоят и молчат, не зная, как друг к другу подступиться. Чей-то телефон начинает разрываться сообщениями, но никто не спешит их проверять. Кажется, это у Наиба. — Лука? — спрашивает Нортон, точно зная, кто это может быть. У него-то на мобильнике звук отключен. — Скорее всего, — Наиб кивает. Нортон со вздохом подгребает его ближе и приобнимает, чтоб он не стоял на больной ноге. Почему-то от этого Наиб на секунду замирает, прежде чем расслабиться и опереться на него. Вайту кажется, что они успели поссориться, пока он спал, или еще даже не мирились, и от этого тоже чувствует вину. — Видимо, вы успели поговорить, пока меня не было? — Ну… — Вайт дергает плечом. — Вроде бы. — Я так и не услышал твой ответ, — Нортон поворачивает голову и смотрит на него. Вайт отворачивается.       Молчание выходит особенно громким. — Не наседай на него, — Наиб машинально тянется к поясу за трубкой, но вовремя себя одергивает, потому что даже не брал ее с собой. Похоже, это все-таки нервная привычка.       Вайт не может заставить себя посмотреть им в глаза. В его голове сейчас ни одной цельной мысли, он хотел бы еще немного побыть в темной пустоте и просто… просто не быть какое-то время. Или, по крайней мере, не быть собой. Ада его предупреждала, что возвращение памяти может оказаться куда более травмирующим, чем ее потеря, но он ни разу не предполагал, что все будет настолько плохо.       Хотел ли он вернуться в агентство? Боже, да, хотел. Больше всего на свете он бы хотел сейчас оказаться дома и чтобы всё стало, как обычно. Ему хотелось содрать с себя кожу от осознания, что как раньше уже не будет. Не с тем, что он вспомнил о себе. Случилось то, чего он боялся всё это время — старая личность просто разрушила всё, что он успел построить. Маленький мир в пределах агентства, семья из абсолютно дисфункциональных личностей, которые держались друг за друга, как утопающие за спасательный круг, какое-то хрупкое чувство принадлежности. Он ведь и правда думал, что мог быть здесь счастлив. — Это Эмма, — Наиб вырывает его из мыслей, листая сообщения в телефоне. — Она поднимается.       Вайт почувствовал, как тревожный узел в животе затянулся чуть сильнее. С ней он разговаривать тоже не готов, но она хотя бы заслуживала знать, что все в порядке. Через пару минут она находит их на балконе — она заспанная и опухшая, и у нее глаза на мокром месте, и Вайту так стыдно перед ней. Он не уверен, что чувствовал в последние дни хоть что-то, кроме стыда и страха. — Я не знаю, что случилось, и что вообще происходит, но не делай так больше, пожалуйста, — сразу начинает Эмма. Видно, что она хочет кинуться его обнимать, но не делает этого, боясь реакции, как вчера, поэтому просто стоит на расстоянии и нервно теребит край кардигана. Вайт ей за это почти благодарен. — Мне плевать вообще, кто ты и что у тебя было в жизни, я бы никогда от тебя не отвернулась, эти двое старых пней тоже, обещаю- — Кто тут старый пень? — Нортон изогнул бровь. — Мы сейчас не о тебе, — отмахнулась Эмма. — Если у тебя будут какие-то проблемы, мы обязательно сможем вместе их решить, только не сбегай больше, пожалуйста, Вайт- или… или как тебя сейчас лучше звать?       Это намного более чуткий и осторожный вопрос, чем те, которые Вайт слышал до этого. Он немного опешил, только сейчас об этом задумываясь. Он не очень хотел называться старым именем, а имя, которое ему дали родители когда-то давно, теперь казалось чужим и неподходящим. Словно он из него вырос.       Честно говоря, он не знает, как отреагирует, если однажды услышит, как его зовут Сапфиром. Или, еще хуже, Нуаром. — Думаю, можно так и называть, — негромко отвечает он. Лицо Нортона почему-то посветлело, и Вайт вспомнил, что это он ему дал такое прозвище (теперь уже, наверное, имя). Кажется, будто это было лет сто назад.       Эмма несмело улыбается и опускает глаза. Она тоже не знает, что делать. Им всем придется с этим как-то разбираться. Заново искать друг к другу подход, терпеливо сглаживая острые углы чужих травм. Но они ведь смогли до этого, значит, и сейчас справятся? — Поехали домой? — произносит она в конце концов. От ее тихого голоса в груди у Вайта что-то сжимается — господи, как же он на самом деле хочет домой. Эмма даже не предлагает, она просит его поехать с ними. Он не находит в себе сил сомневаться или отказываться. — Хорошо, — коротко кивает он. У всех четверых на сердце стало легче вполовину. Они точно справятся.

***

      Они решают что лучше будет уехать утром, чтобы не поднимать на уши всю больницу ночью. Вайт вернулся в палату, осознавая, насколько устал стоять и насколько сильно замерз на балконе в одной лишь больничной ночнушке, Нортон отошел к ближайшему автомату за кофе и чаем, а Эмма с Наибом наконец решили вернуться в агентство, отзвониться всем кому надо и успокоить Луку. Они пообещали заехать за ними утром, и так Вайт понял, что Нортон остался с ним. — Я не устал, хватит на меня так смотреть, — фыркнул он, делая вид, что не закончил только что второй стаканчик кофе. — И это не для твоего спокойствия, а для моего. — Ладно, — Вайт поднял руки в знак поражения, не имея ни сил, ни желания с ним спорить. Наверное, с него глаз не будут спускать после того, как он выпрыгнул в окно. Вайт до сих пор не понимал, почему в моменте это показалось ему хорошей идеей.       Хотя сейчас, глядя с балкона вниз, он немного начал понимать. — Скоро вернусь, — Нортон встал со стула, слегка разминая шею, и направился к выходу. По пути он чуть не потрепал его по плечу из чистой привычки, но вовремя себя одернул и неловко вылетел за дверь. Вайту тоже стало неловко, из-за того, что к нему теперь относятся, будто он стеклянный.       Он тяжело вздохнул, откидываясь на тонкой больничной подушке. Неужели всё теперь будет так странно и неестественно? Ему опять придётся привыкать ко всему? Вайт потер веки пальцами, уставившись в потолок — несмотря на то, что он проспал большую часть суток, глаза все равно болели. Не говоря уже о том, что он вообще не чувствовал себя отдохнувшим.       Дверь с еле слышным скрипом открылась. Вайт не стал подниматься, только прикрыл глаза и сделал вид, что пытается спать. Разговоров на сегодня было достаточно, и им всем не помешало бы отдохнуть, но неожиданный стук трости по кафелю заставил его внутренне содрогнуться. Первая мысль — Наиб зачем-то вернулся. Может, что-то забыл. Может, Эмма опять оставила телефон? — Вы что-то забыли? — Вайт нехотя приподнимается, глядя расфокусированным взглядом. За секунду воздух застревает у него в горле рыбьей костью. Это не Наиб. — Давно не виделись, Нуар.       На часах — третий час ночи, большая часть больничного персонала уже спала после рабочего дня. Время посещения давно закончилось, но все равно перед ним в палате стоял Дезире Мелодис, темным силуэтом возвышаясь над его койкой, как чернильный росчерк на белом листе.       Он улыбается, но улыбка не достигает его глаз — это лишь сухое движение рта, формальное и ничего не выражающее. Вайт чувствует, как его легкие просто отказались расширяться, или его настолько парализовало от страха, что он даже вдохнуть не может. — Или как тебя сейчас зовут? — вопрос отдается чувством дежавю по вискам. — Вайт? Почти комедия.       Он тяжело сглатывает и наконец заставляет себя сделать вдох. Пальцами он вцепился в тонкие простыни с такой силой, что на ткани останутся растяжки. Дезире подходит ближе — все тело Вайта кричит, чтобы он поднялся и бежал, но он даже не вздрагивает, когда кровать приминается под чужим весом. Дезире наблюдает за его внутренней истерикой с садистским весельем и интересом. — Почему… — сипло выдавливает Вайт. — Почему я здесь? — он вновь плотоядно улыбается. — Захотел увидеть своими глазами, во что тебя превратили, — его тон плавно уходит во что-то знакомо холодное, опасное. Вайт слишком хорошо знает, что означает этот тон. — Выпрямись.       Сердце Вайта падает ему в желудок, он дергается всем телом, и его спина сама собой выпрямляется. Дезире слишком очевидно наслаждается тем, как его лицо белеет на пару оттенков. — Хорошо, хорошо, — мягко, почти гордясь, произносит Дезире. — Я думал, ты совсем забыл о нас, но ты всё тот же. Это замечательно.       От этих слов его начинает знакомо подташнивать. Дезире чуть ли не щурится от удовольствия, когда достает из кармана конверт и протягивает его ему. Вайт не хочет ничего принимать у него из рук, но его тело двигается само по себе, пальцы разжимаются и нерешительно берут конверт.       Он отрывает восковую печать с гербом семьи Мелодис, медленно отодвигает край бумаги. Часы на стене в палате тикают слишком громко, или это ему просто кажется. Он так сильно напрягает пальцы, чтобы не тряслись, что на руке проступают суставы.       Вайт достает из конверта с десяток фотографий. Сначала он даже не осознает, кто на них изображен, а потом подносит их ближе к лицу, чтобы четче рассмотреть, и его горло тут же сводит спазмом.       На фотографиях — члены агентства, в разное время суток, в разных местах. Они все сделаны не так давно, может, пару дней назад, максимум неделю. Здесь Наиб курит возле машины, здесь Нортон стоит в наушниках у здания суда, ничего не замечая, здесь Эмма поливает цветы на балконе. Никто из них понятия не имел, что их снимают, а ракурсы такие близкие, что кажется, будто фотографировали с расстояния пары метров, не больше. Вайта целиком накрывает холодная волна ужаса, фотографии рассыпаются у него из рук, часть падает на пол.       Дезире довольно усмехается, подняв одну и слегка повертев ее в пальцах. На ней Вайт, стоит возле двери квартиры Нортона в тапочках, мокрый от снега. — Ты правда думал, что сможешь от меня спрятаться? — почти ласково произносит он. Одними пальцами он кидает фотографию перед ним. — Я не учил тебя быть таким наивным. Должно быть, это их влияние. — Я не… — Ах, да, твоя небольшая амнезия, — Дезире издает сухой смешок. — Это было очень кстати. Ты всегда находил способы мне угодить, — его губы растянулись чуть шире. Казалось, если он откроет рот, он просто располовинит его лицо, как змеиная пасть. Вайт сдерживает внезапный приступ тошноты от того, как его кожу начинает покалывать после этих слов.       Дезире обхватывает рукоять трости и не спеша встает. К ужасу Вайта, он подходит ближе, слегка наклоняется над ним, обводя взглядом его лицо. Он не рискует поднимать глаза, пусто уставившись в одну точку. Дезире это не устраивает. Он обманчиво нежно убирает волосы с его лба, а потом резко поднимает его лицо за подбородок, царапая ногтями. Вайт уже не может скрыть дрожь — ему кажется, будто все его тело бьет маленькими зарядами тока. — Не надо, — сипит Вайт, не в силах пошевелиться. — «Не надо»? — он слегка впивается ногтями в его кожу. — Послушай меня, Нуар. Не создавай мне проблем. Ты лучше всех меня знаешь, так что должен понимать, чем это может обернуться для тебя и твоих дружков.       Вайт слабо кивает. Дезире ослабляет хватку, поглаживает его щеку там, где остались лунки от ногтей. Его руки холодные. — Я все сделаю, — задушенным шепотом произносит Вайт. — Только не трогай их. — Семья Мелодис не нуждается в никчемных людях, — холодно цедит Дезире. — И в предателях тоже. — Пожалуйста.       Он снова смеряет его взглядом, будто сам не может понять, кто именно перед ним. Дезире лишь хмыкает и отпускает его лицо. — Мы еще встретимся, — сыто улыбается он и разворачивается на каблуках. — Надеюсь, ты примешь правильное решение, Нуар.       Он плавно выходит за дверь. В коридоре слегка задевает кого-то плечом, мужчина чуть не проливает кофе из бумажного стаканчика и еле слышно ругается себе под нос. — Эй, смотри куда… — начинает Нортон и тут же замирает в дверном проеме. Вайт сидит на кровати, зажав рот ладонью, бледный до ужаса, а по полу разбросаны фотографии. Нортон только сейчас понимает, с кем только что столкнулся, резко оборачивается и кидается в коридор, чтобы остановить его, но там уже пусто. Он в неверии осматривается, но тот будто в воздухе растворился.       Ему требуется час, чтобы окончательно успокоить Вайта, которого безостановочно кроет паникой. Ему требуется еще минут двадцать, чтобы позвонить Наибу (его голос слишком бодрый для того, кого отправили отсыпаться) и попросить, чтобы они приехали и забрали их как можно скорее. Они увозят Вайта в агентство той же ночью.

***

      Даже после всего, что произошло, жизнь не остановилась ни на секунду. Она даже не замедлилась. Агентство продолжало работу, Нортон, Наиб и Эмма снова взялись за свои дела. Вайт чувствовал, будто это только он застыл, как муха в янтаре, и от страха даже двинуться не может. Он перестал замечать, когда они уходят и когда возвращаются, иногда путался в днях и времени суток.       Первое время он не мог заставить себя выйти из комнаты и спал только с помощью таблеток, когда получалось. Ада ему писала, но он не находил сил ответить. Каждые несколько часов к нему обязательно кто-то заходил и проверял, все ли в порядке, и в ответ получал только неловкое «угу». Вайт не притрагивался к картам, забыл про растения на подоконнике, плотно задернул шторы, чтобы не было соблазна посмотреть в окно и поискать на соседнем дереве знакомую белую макушку. Эмма сказала, что Брук иногда прилетает поесть, и хотя бы от этого ему уже легче.       Буквально спустя пару дней после того, как они приехали из больницы, в агентство явились Трейси и Лука. Наконец произошло затянувшееся и скомканное обстоятельствами знакомство с «лучшей женщиной на свете», которое все равно не обошлось без неловкости. Лука, хоть и старался держать лицо, явно все еще чувствовал себя виноватым. — Ты все сделал правильно, — повторила Трейси и взяла его за локоть, настойчиво заглядывая в глаза. — Иначе было бы хуже. — Я знаю, — Лука кисло улыбнулся, положив свою ладонь поверх ее. — Но обещание я все равно нарушил.       Трейси тяжело вздохнула и покачала головой. — Вайт у себя? — поинтересовалась она. Наиб коротко кивнул. — Как он? — Так себе, — отвечает Нортон, отводя взгляд. Лука сразу же поник, хотя и до этого был подавлен. — Не думаю, что он захочет выйти из комнаты. — Я все равно спрошу, — Эмма вытаскивает телефон, чтобы написать ему, но Лука останавливает ее жестом. — Не надо, не хочу его тревожить, — он со вздохом потирает шею. — Можно ему кое-что передать? — О, точно, — Трейси тут же зашарила в сумке. — Кажется, в машине оставила… я схожу- — Нет, я сам, — Лука с улыбкой поцеловал ее руку и галантно удалился, не давая ей возможности возразить. Девушка только раздраженно вздохнула ему вслед, но ее взгляд быстро смягчился, и губы еле заметно дрогнули в улыбке.       Эмма, 17:49 тут лука пришел       Эмма, 17:50 мне сказать что ты спишь?       Вайт, 17:51 нет просто скажи что я на него не злюсь и… мне жаль можешь показать сообщение       Эмма, 17:53 хорошо… ты как там?       Вайт, 17:53 нормально, просто… не хочу выходить       В зависшей тишине раздавались только звуки клавиатуры. Трейси огляделась, обвела взглядом всех членов агентства и неловко поправила косичку на плече. Эмма молча восхитилась ее юбкой с элементами стимпанка, Наиб с Нортоном переглянулись и негласно решили, что они с Лукой друг другу, в принципе, подходят. — А как вы с нашим охотником за привидениями вообще познакомились? — первой нарушила тишину Эмма. Трейси почему-то стало еще более неловко, хотя вопрос был призван, наоборот, разрядить атмосферу. — Ну, я… взломала пару замков, чтобы помочь с расследованием, и… — Наиб изогнул бровь, Нортон от неожиданности прыснул в кулак. — И он решил, что нам обязательно нужно встретиться еще. И мы встретились. И потом еще раз… — Трейси вздохнула, явно подавив желание снова поправить волосы. Очевидно, ее смутило все это внимание. — Он не сильно вам навязывался? — спросил Наиб, вспоминая, как Лука вел себя раньше. Он тут же поправил себя: — Не поймите неправильно, просто я давно его знаю. — Нет, нет, — Трейси отмахнулась, быстро помотав головой. — Разве что поначалу. Но потом… — она смущенно опустила взгляд в пол, перебирая складки на юбке, — все было… чудесно, — она прочистила горло, неловко отворачиваясь. — Только ему не говорите, а то зазнается. — Поняли, приняли, — усмехнулся Нортон. Даже Наиб не удержался от слабой улыбки. Хоть что-то хорошее за эти несколько дней — он действительно был рад за Луку, даже в каком-то смысле гордился им. Полгода назад он и подумать не мог, что доживет до того дня, когда у его друга будут стабильные, здоровые отношения.       Эмма спохватилась и поднялась с места, сцепив руки в замок. — А может, на чай останетесь? — предложила она, хватаясь за возможность узнать Трейси поближе, но девушка с досадой покачала головой. — Мы просто ненадолго заглянули, — увидев, как Эмма сразу поникла, Трейси заволновалась и поспешила ее обнадежить: — Но- но мы обязательно еще вернемся. Просто сейчас много дел. Или вы можете заехать к нам как-нибудь на ужин, когда у нас будут совпадать выходные- — Вы живете вместе? — восторженно переспросила Эмма, тут же просияв. Трейси от неожиданности вопроса просто захлопала глазами. — Вы съехались?!       Лука вошел внутрь секундой позже, неся в руках что-то, запакованное в крафтовую бумагу. Он бережно отряхнул снег с небольшой коробочки и передал Эмме, немного натянуто улыбнувшись. — Отдашь ему потом, хорошо?       Эмма серьезно кивнула, настроение тут же сменилось. Потом она кое-что вспомнила и достала телефон, открывая диалог с Вайтом и разворачивая экраном к Луке. Он с растерянным видом взял телефон в руки, прочитал выделенные сообщения. Дочитав, он шумно и протяжно выдохнул, хватаясь за пуговицу на рубашке. — Слава богу, — негромко пробормотал он, выдавливая кривую улыбку. Его глаза странно заблестели, Трейси взволнованно приобняла его за локоть. — Я чувствовал себя отвратительно. — Ты сделал то, что нужно, — ровным тоном сказал Наиб. — Вайт тоже это понимает.       Лука отстраненно кивнул. Они с Трейси вскоре уехали, и только тогда Эмма поднялась наверх, остановилась у нужной комнаты и тихонечко постучала. Коробочка в ее руках была приятно тяжелой. Дверь приоткрылась спустя пару секунд, Вайт оглядел Эмму усталым взглядом. — Тебе тут кое-что передали, — она мягко улыбнулась, протягивая коробочку. На его лице тут же проявилось что-то среднее между замешательством и любопытством. Вайт с сомнением принял подарок, и Эмма невольно заметила, что его тремор теперь совсем не проходит.       Он постучал ногтем по стенке коробочки, и до него тут же дошло, что же было запаковано в бумагу. — Он уже уехал, да? — негромко спросил Вайт. Эмма коротко кивнула. — Спустишься к ужину? Если захочешь.       Он поднял глаза на нее. Даже если она старалась на него не давить, в ее глазах все равно был крошечный отблеск надежды. Вайт чувствовал вину от того, что одна мысль об этом заставляла его внутренне съежиться. — Постараюсь, — нехотя ответил он. Лицо Эммы посветлело, и она ласково похлопала его по руке, прежде чем он снова закрылся в комнате. К его стыду, почему-то только ее прикосновения сейчас не заставляли его вздрагивать.       Вайт вздохнул, тут же чувствуя облегчение от того, что остался один. Он посмотрел на подарок у себя в руках, не зная, стоит ли его открывать вообще, но потом решил, что это уже просто трусость. Он сел на кровать, заваленную вещами, подцепил край бумаги и аккуратно разорвал ее по сгибу, после чего открыл коробку.       Музыкальная шкатулка в виде солнечной системы, которую он сам собирал под руководством мисс Резник. Это был способ занять руки в то время, пока его разум бился в истерике, пытаясь все осознать и принять. Ничего сложного, просто скрепить вместе детали, которые заранее были подготовлены, но он посадил пару заноз, пока пытался справиться с крошечным механизмом дрожащими руками. Он вспомнил, как случайно выронил ее, и подумал, что, наверное, мисс Резник пришлось заново ее собирать.       Вайт прокрутил ключик пару раз, и шкатулка негромко заиграла, маленькие стеклянные планеты завертелись на деревянных орбитах. Тонкий металлический звон действовал даже успокаивающе.       Наверное, только сейчас до него дошло, что на него действительно никто не злится. Все просто хотят помочь. Конечно, никто не знает, через что он прошел, но кто сказал, что они не пытаются понять? С чего он решил, что он один в этом? С чего решил, что должен быть один?       Он снова почувствовал, как щипает в носу, но сейчас ему не было за это стыдно. Может, чуть позже он попробует выйти на ужин. Отпишется, наконец, Аде и извинится, что заставил волноваться. Он все еще не знает, сможет ли рассказать ей или кому-нибудь о тех вещах, которые видел и делал, но стоило хотя бы объясниться. С каждой нотой в его голове будто становилось немного чище, впервые за эти дни.       Всё сломанное можно починить, если попытаться.

***

      Поздно ночью, когда ему опять не спалось, Вайт тихонечко покинул агентство.       Он бесшумно оделся, спустился вниз, не скрипнув ни одной половицей, аккуратно осмотрелся и провертел ключ в замочной скважине. В тишине ему показалось, что звук механизма раздался оглушительно громко. Вайт переждал пару минут, прежде чем открыть дверь и выйти.       Ночь встретила его жутким холодом и снегопадом. Вроде бы это последнее похолодание, и потом все пойдет только в плюс, но Вайт не стал ждать потепления. Ему нужно кое-что сделать прямо сейчас. Он пробрался через слой снега за здание, к большому кленовому дереву, на которое по осени жаловались все местные водители. Сейчас оно стояло без листьев, укрытое толстой снежной шапкой.       Вайт задрал голову, до боли вглядываясь в пространство между веток. Он напряженно сощурился, но заметить что-то в тусклом освещении фонарей было тяжело, тем более с его зрением. Вайт вздохнул, вынимая замерзшие руки из карманов. Почему-то он волновался, хотя вроде бы незачем.       Он оглянулся, чтобы вокруг никого не было, сунул два пальца в рот и свистнул. Поначалу ему ответили только звуки ночного Лондона, далекий шум автомобилей и чья-то сирена. Он с замершим сердцем всматривался, пока не уловил движение. Одна из веток дернулась, знакомый звук крыльев, рассекающих воздух, был как бальзам на душу. Брук Роуз слетела вниз и устроилась на протянутой руке в толстой перчатке, глядя на своего непутевого хозяина круглыми, желтыми глазами.       Вайт молча посмотрел на нее в ответ, ощущая резкий укол вины, но на этот раз не отворачивался. Он глубоко вздохнул, оглядывая подругу со всех сторон, убедиться, что она нигде не поранилась, пока жила снаружи. — Прости меня, пожалуйста, — он протянул покрасневшую от холода ладонь. — Мир?       Брук склонила голову набок, проследив за его рукой. Пару секунд она просто пялилась на него, будто раздумывая, но потом прикрыла глаза и потерлась об него клювом, тихонечко ухнув. Вайт вздохнул с облегчением, пригладив перья на ее макушке. — Я сделал глупость, — разочарованно констатировал Вайт. — Но я буду лучше, обещаю. Пошли домой?       Брук ответила громким свистом и прыгнула ему на плечо. Знакомая тяжесть успокаивала, пусть даже она когтями оставит затяжки на куртке. Вайт развернулся и побрел домой, Брук, все еще обиженная, покусывала его голову и уши, заставив его пожалеть, что он вышел без шапки. Может, в этом и была ее цель.       Домой он зашел, практически бесшумно повернув ключ в замке, но его тут же ослепил свет из коридора. Вайт замер, не решаясь идти дальше, потому что если это Нортон или Наиб, редко спящие по ночам беспрерывно, то это очень плохо. Ладно, не настолько плохо, но он уже однажды сбегал в ночь, никого не предупредив, и после второго раза на него точно повесят отслеживающий браслет, которым его запугивали в полиции. Тысяча панических мыслей пронеслись у него в голове, пока он стоял на пороге и прислушивался к шороху и негромким шагам, но Нортон бы максимум спросил, воспользовался ли он дверью в этот раз или все же окном, а Наиб бы вздохнул и сказал что-то вроде «рад, что вы помирились». Они, возможно, даже ругаться не станут.       Вайт решил, что хуже не будет, почесал для уверенности макушку Брук и прошел дальше. И очень удивился, увидев свет из кухни, а потом Эмму за столом, с полным ртом арахисовой пасты. Она тоже его заметила и замерла, как олень в свете фар, глядя то на него, то на Брук круглыми глазами.       Вайт снял резинку с запястья и стал вертеть ее в руках, Эмма запила пасту молоком прямо из пакета и неловко прочистила горло. Она выглядела так, будто проснулась минут десять назад. — Ой, вы помирились? — спросила она, улыбнувшись при виде Брук. Сова тут же бросила насиженное плечо и села к ней на стол, а Эмма этим воспользовалась, чтобы ее потискать. — Я тоже соскучилась, красотка. — Ага, — коротко выдавил Вайт. Он топтался у порога, ощущая какую-то странную неловкость и стыд. Словно даже попытки что-то исправить и наладить были нелепыми и достойными осуждения, хотя мозгами он понимал, как глупо это звучит. — Ты услышала, как я выходил? — Не-а, — Эмма пожала плечами, совершенно искренне удивленная. — Это случайно вышло. — Ой.       Они снова замолчали. Всем было неловко, кроме Брук, которая требовала внимания и мучных червей в качестве компенсации.       Эмма полезла в холодильник и одновременно позвала Вайта за стол. Тот послушно присел с другого конца, все еще растягивая резинку в пальцах. Нервничает. — Почему не спишь? — спросил он. Насколько Вайт знал, только у Эммы в этом доме не было проблем со сном, и встретить ее ночью на кухне было редкостью. Эмма хмыкнула, вытаскивая для Брук червей. — Я сбила режим, теперь вот восстановить никак не могу. А мне в восемь вставать… — вздохнула она, садясь обратно. Вайт понимающе кивнул, щелкая резинкой. Он тоже перевернул свой режим так, что теперь он жил в одном темпе с Брук, которая вообще-то сова и функционирует по ночам.       Эмма покормила Брук червями, совершенно без отвращения доставая их пальцами из контейнера, и та умяла их с удовольствием. Вайт смотрел на это и чувствовал, как внутри что-то оттаивает. — Ты сам-то как? — заботливо поинтересовалась Эмма. Ей, по правде, почти физически больно наблюдать его похудевшее лицо и гигантские синяки под глазами, а еще она знала, что он почти не ест. Вайт натянул рукава пониже и неуверенно пожал плечами. — Было и хуже, — честно признался он. Эмма не хотела даже представлять, когда это ему было хуже, чем сейчас.       Моментами, когда он запирался в комнате, переполненный неясной тревогой от воспоминаний, которые даже не могли всплыть на поверхность, можно было выкладывать полы и обклеивать стены. Когда все вскрылось, у Эммы живот крутило от тревоги и слезы текли не переставая. Она теперь знала, откуда он и что с ним случилось, но от этого не было легче и понятнее.       Эмма вздохнула, рассеянно поглаживая Брук по голове. По крайней мере за эти несколько дней она сумела успокоиться и снова войти в привычный ритм. Только вот режим почему-то сложно восстанавливать. — Не буду спрашивать, что ты теперь думаешь делать. Думаю, эти двое уже достали тебя с этим, — подметила она. Вайт согласно хмыкнул. — Я не знаю, — отвечает он в который раз. — Тебе и не нужно, — Эмма снова взялась за ложку и щедро размазала арахисовую пасту по куску хлеба. — По крайней мере не сейчас. Тебя никто не торопит, надеюсь, ты это знаешь. — Я просто… мне нужно как-то это исправить. Загладить вину за все. — Какую вину? Что исправить? — спокойно уточнила Эмма. Вайт тут же стушевался. — Я причинил всем столько боли. Честно, мне кажется, каждый из вас хотя бы раз пожалел, что помог мне когда-то, — он затих к концу, боясь чужой реакции, но никакой не последовало. Эмма просто откусила от бутерброда. — Я не принес вам ничего, кроме бед. — Это ты сам подумал или у каждого спросил? — Это очевидно, — ссутулился он. — Если бы Нортон не стал защищать меня в суде, ничего из этого бы не произошло. — Наверное, — задумчиво протянула Эмма. Вайт уставился на нее круглыми глазами. — Думаешь, так было бы лучше? — Да? — он издал нервный смешок. Ему казалось, будто она просто над ним издевается. — Вас с Нортоном чуть не убили. Дез- кхм, Д.М. теперь следит за каждым вашим шагом. И пока я здесь, вы не сможете быть до конца в безопасности. — Мы бы и так не были в безопасности, — она беспечно пожала плечами, говоря с набитым ртом, будто Вайт сейчас не находился на грани очередного нервного срыва. — Мы столько раз вставляли ему палки в колеса, что я удивляюсь, как мы еще живы. И что? Да ты к нам вписываешься идеально. — Ты правда не понимаешь? — он почти в отчаянии посмотрел на нее. — Я вас всех подверг опасности, и не один раз. — Я-то прекрасно понимаю, — Эмма умяла бутерброд и тыкнула в Вайта ложкой, настойчиво глядя в глаза. — А ты понимаешь, что это наш выбор, помогать тебе или нет? Подвергать себя опасности или не подвергать? Или ты думаешь, что просто взял и решил все за нас? Вот Нортон бы от смеха задохнулся, услышав это. Попробуй в следующий раз что-то за них решить.       Вайт растерянно моргнул, не понимая, его сейчас пристыдили или наоборот, приободрили. Чувства были смешанными, но по большей части почему-то хорошими. Это было что-то знакомое, родное — то, как чутко и при этом прямолинейно Эмма раскидывала его загоны по полочкам. — Я все равно поступал неправильно, — пробормотал Вайт. — Мы все, — призналась Эмма. — Когда молчали. И все же… — она мягко улыбнулась. — Мы семья. Мы друг друга прощаем и все такое, понимаешь? Потому что ценим-любим и бла-бла-бла.       Вайт не удержался и прыснул, прикрыв глаза ладонью. — Серьезные разговоры это не про тебя, да?       Эмма рассмеялась, и этот звук был лучше любой музыки. — Зато ты улыбаешься. — Неправда. — Правда-правда, я вижу.       Вайт вздохнул, подпирая щеку ладонью и уже не сдерживая улыбку. Почему-то еще хотелось плакать, но это были хорошие слезы. Он просто очень соскучился по всему этому. Он-то думал, что теперь ничего не будет, как раньше.       Ему не то чтобы стало легче, но что-то точно сдвинулось с мертвой точки, и кровоточащая дыра в груди начала медленно затягиваться новой плотью, подсыхать и заживать. Лечение — это еще больнее, чем сама рана, но он не собирался больше от этого бегать. Его все еще кидает от мертвецкой апатии к дикой паранойе, и, наверное, еще долго будет, но по крайней мере сейчас он может улыбнуться со всей искренностью, которая ему доступна. — А еще… не делай так больше, пожалуйста. Правда, я чуть с ума не сошла, когда поняла, что ты в окно выпрыгнул. — Я понял, я больше не буду. Прости. — Серьёзно. Ты не человек-паук, чтобы так делать. — Я понял! Ты уже просто издеваешься. — Ну немножко.

***

      Сегодня, двадцать восьмого февраля, выставка, посвященная памяти Нуара Мелодис, была сожжена неизвестными вандалами. Большинство экспонатов не подлежит восстановлению, а остальные серьезно повреждены. Обстоятельства выясняются, дом искусств закрыт на время расследования.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.