21 ноября 1888
Снег вскоре растаял и напомнил, что осень по-прежнему была в своих правах. Вот только для Джека она подошла к концу со вчерашним днем, днем, когда он потерял способность, возможно, навсегда держать нож в руке и направлять его на грязных мерзких шлюх, вспарывать им глотки и потрошить, а потом жрать их скользкие внутренности и проклинать себя за то, что он опустился чуть ли не ниже их. Осень террора закончилась, но Джек все еще продолжал жить. Джек зашипел, когда боль хлыстом ударила его по всей руке, а на свежих бинтах выступило кровавое пятно. Большой палец, указательный и мизинец еще хоть как-то с трудом поддавались ему, но два других — напрочь отказывались. Джек все пытался сомкнуть руку в кулак, заставить чертовы пальцы поддаться, но рана, наискось пересекающая ладонь с обеих сторон, словно перечеркнула все его попытки, перерезала все усердия. Он сжал зубы, закряхтел от невыносимой боли, раз за разом тревожа свежий порез, не давая ему и шанса на заживление, все пытаясь хоть чуть-чуть шевельнуть пальцами, но все было напрасно. Джек неловко схватил свой нож левой рукой, попытался всучить его в правую, заставить пальцы сжаться вокруг мокрой от пота рукоятки, но только с грохотом выронил его на пол и тут же разразился плачем, отчаянным и безутешным. До чего он довел себя? Теперь он сокрушался над тем, что не сможет снова убивать, а ведь когда-то одна только мысль об убийстве была ему противна и противоестественна. Всего-то пара месяцев потребовалась ему, чтобы измениться до неузнаваемости. Джек смотрел сквозь мокрые ресницы, как бинты уже были не в состоянии впитывать его кровь, она капала на пол, и он, не желая терять даром ни капли, жадно припал к руке губами, вбирая кровь так, будто бы она была единственным, что Джек мог выпить. Чужой-то он больше не получит. От железного вкуса вскоре начало мутить, Джек оторвался только тогда, когда тошнота стала невыносимой, а от запаха под носом стало мерзко с самого себя — собственная кровь не была особо вкусной, как, впрочем, и почка Кэтрин Эддоус. Как, наверное, и сердце Мэри. Джек не помнил, что с ним сделал, события вчерашней ночи остались в памяти туманом. Может, он вернулся в дом, чтобы закончить начатое, дожарить сердце и съесть его, или же вгрызся в сырую плоть прямо так, зубами, которые подобно клыкам дикого животного, рвали мясо и долго-долго жевали его, или и вовсе забыл про сердце в порыве гнева и боли. Теперь это уже было не важно. Джек помассировал висок здоровой рукой, все еще надеясь, что среди собственных мыслей там когда-то зазвучат и чужие голоса, безжалостно оторвал от старой рубашки рукав, кое-как перевязал руку заново. Джин не было рядом, чтобы помочь, она исчезла еще до того, как он проснулся, и Джек понятия не имел, где она пропадала на этот раз, да и спрашивать ее было бы бесполезно — Джин все равно не рассказала бы, если бы не посчитала нужным. Немного переведя дух после неожиданного раскисания, Джек подумал, чем ему занять себя в ожидании Джин. В ее комнате, еще даже меньше его каморки, не было совсем ничего: сюда приходили только спать и иногда пережидать плохую погоду, и то для этого рядом всегда был какой-нибудь теплый светлый паб. Джек помнил, как Джин только-только поселилась здесь, как впервые привела его сюда — тогда она сказала, что просто вытолкнула предыдущего жильца на улицу, не вернув ему уплаченных впрок за аренду денег, но прошло больше года, а она все еще жила здесь, наверное, даже платила за эту лачугу какие-то деньги, что было просто смешно. Но Джека радовало, что Джин все еще оставалась здесь, где он мог ее без проблем найти и попросить о помощи. Джин была нужна ему гораздо больше, чем он ей, пускай все и думали наоборот. — Главное — не выдать себя, — думал Джек, расхаживая по комнате взад-вперед: шаг за шагом, поворот, шаг, другой, поворот… — Нельзя допустить, чтобы она узнала обо всем, да? Джеку ответила тишина, и тогда он, стиснув зубы, кивнул сам себе: — Да-да, разумеется. Нельзя даже повода ей давать, пусть думает, что все хорошо, что все по-прежнему… — По-прежнему? — неприятно ухмыльнулся он. — Хрена с два все по-прежнему, от того не осталось ничего, совершенно ничего! И уже никак былое не вернуть, нет, как ни пытайся… — И что же мне делать? — Джек в ужасе пошатнулся, схватился больной рукой о стол и тут же скривился от боли, дернулся, согнулся. — Что нам всем делать?.. Я не знаю, не знаю!.. — Возьми себя в руки, — Потрошитель вдруг огрубел, и стиснув зубы, зло оскалился. — Только и можешь, что сопли распускать, проклятое ничтожество. Прекрати ныть сейчас же! Успокойся, ты все еще Джек-потрошитель, помнишь? Убийца из Уайтчепела, Кожаный фартук — это все ты, ты! Тебя боится весь Лондон, о тебе знает весь цивилизованный мир, тобой пугают и восхищаются, ты ужасаешь и пробуждаешь в людях интерес. Так будь же собой! Будь Потрошителем! Наведи ужас на них, когда они того не ожидают, напомни, что Потрошитель все еще силен и он готов нанести удар в любой момент! — Я не смогу, — простонал Джек, вздыхая. — Я слаб, я устал, я немощен, я ничтожен. Меня ищут, обо мне знают, я в опасности — каждый неверный шаг может оказаться фатальным. К тому же я не смогу… без них. Меня некому направить. Я чувствую лишь пустоту вокруг себя, в которой нет ничего. Он вдруг неожиданно для себя рассмеялся в голос, запрокинув голову, до слез, покачал головой. — Тебе не нужен кто-то, чтобы направлять тебя. У тебя есть ты. Только ты сам убивал всех тех женщин, они нисколько не направляли тебя. Ты бы не убил их, не возжелай этого сам. Джек вздохнул, потер лоб. Он был прав — Джек сам хотел убить тех женщин, пускай и не осознавал, насколько сильно. Но Мэри? Но отца? Этому рациональных объяснений найти он не мог. Сейчас Джек даже не сомневался, что придушить Аликс, пока она безуспешно пыталась оттолкнуть его от себя в его же собственной постели, было бы куда правильнее, чем дать ей шанс на жизнь с ним, в заточении, но живой. Отец ведь тоже хотел от него избавиться, и Мэри наверняка заявила бы обо всем в полицию, так почему же их убийства так доводили Джека и все никак не могли отпустить его истерзанную душу? Он ведь поступал правильно, он всего лишь защищал себя. — Мне надо понять, действительно ли этого хотел я, — заключил он, подумав. — Я не собираюсь верить никому на слово. Даже себе. Я сам должен понять, что хочу и могу убивать даже без голосов. — Удачи, — ту же усмехнулся Потрошитель внутри него, когда взгляд Джека упал на нож. — Заключим пари? Если ты выиграешь, я тут же сдамся полиции и признаю вину за нас обоих. Идет? — Идет, — кивнул Джек и, прихватив нож и накинув на себя холодное пальто, вышел из дома на очередную охоту. На улице сильно похолодало. Джек посильнее закутался в пальто, боясь еще и простудиться до кучи, и зашагал на восток, к самому сердцу Ист-Энда, где он и совершал все свои злодеяния. Но знакомые улицы казались Джеку другими: за пеленой мокрых снежных вихров они удручали куда меньше, чем под проливным дождем. Но все равно было что-то знакомое в такой прогулке, словно давно забытое и погребенное чувство азарта просыпалось при виде пустых темных улиц и постоянном приятном напряжении. Джек и не заметил, как прошел так чуть ли не весь район, добрался до Коммершиал-стрит и, оглядываясь по сторонам, все искал себе жертву — какую-нибудь одинокую несчастную проститутку, но все, как назло, попадались только в компаниях. Хоть чему-то людей научили его убийства. И вот только у Спиталфилдской церкви Христа Джек увидел понурую темную фигуру, почти что слившуюся с грязным забором. Внутри что-то екнуло и отмерло, кровь побежала по жилам, мышцы ожили, и Джек почувствовал себя живым как никогда раньше — в нем пробудилась жажда убивать, а, значит, и жажда жизни. Предусмотрительно посмотрев по сторонам — даже безумная жажда крови не смогла отнять у него осторожности — и не заприметив констеблей на обходе района, он направился прямо к ней. — Ты что стоишь здесь в такой час? — спросил Джек, поежившись от холода — в воздухе витали белые хлопья снега, пронзительно завывал ветер, забираясь за шиворот. — В какой такой час? — переспросила женщина, потирая красные ладони друг о друга и шумно шмыгнув носом. Это был далеко не первый час, что она провела на улице в морозе. — Я уже которую ночь провожу на улице, потеряла счет не то что часам, а дням. Джек сочувственно поджал губы, а внутри ликовал: если ей некуда возвращаться на ночь, значит, никто и не хватится ее отсутствия, никого не опечалит смерть очередной престарелой проститутки, натолкнувшейся не на того человека. — Тебе совсем некуда идти? Не к кому? Женщина лишь махнула рукой. — У меня нет денег даже на выпивку, о каком ночлеге может быть речь? Чувствую, таким манером, это будет последняя моя зима… — она печально вздохнула и жалостливо посмотрела на него, очевидно, выпрашивая хоть какую-то подачку. Что же, Джек заплатит ей сполна, как только она сыграет свою роль. — Как тебя зовут? — Джек уже и позабыл, когда последний раз спрашивал незнакомую проститутку об этом. Казалось, что прошла целая вечность с двойного убийства Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоус, а не два неполных месяца. — Миссис Фармер, — растянулась в кривой улыбке та, — но ты можешь звать меня просто Энни. — Знавал я одну Энни, — усмехнулся Джек, качая головой. Энни Чепмен он убил еще раньше, словно это было в какой-то прошлой жизни. — Догадываешься, о ком я говорю? — О той самой, которую прирезал Джек-потрошитель? — недоверчиво спросила та и кивнула — имя несчастной все еще было у всех на устах. — Я ее не знала. Зато с Мартой Тэбрем мы жили в одной ночлежке, пока и ее не прикончили. Эмма Смит жила в соседнем доме. Порой мне кажется, что в Уайтчепеле нет человека, которого бы не коснулись эти события. Как же тесен мир. Джек попытался вспомнить, где они все жили — в те дни он так жадно поглощал каждую статью в каждой газете, что знал о жертвах, казалось, все. Кажется, то была Джордж-стрит, улица, где когда-то жила Мэри, когда только-только съехалась с Барнеттом… Интересно, куда тот подевался теперь? Не остался же жить в пропитанной кровью и ужасом комнате в Миллерс-корте… Джек мотнул головой, отгоняя эти мысли. Ему было плевать на судьбу Барнетта, как и на судьбу Мэри и даже Энни Фармер. Даже своя судьба его уже мало волновала — он слишком погряз в болоте крови, которое сам же и породил вокруг себя. Все, чего хотел Джек — вновь вкусить крови. — Пройдемся? — предложил проститутке Джек, кивнув головой в сторону. — Заглянем в какой-нибудь паб, а потом… «Я вырежу твои внутренности и сожру их сырьем» — Я не гуляю за бесплатно, — Энни покачала головой, а потом вдруг приободрилась. — Но если ты купишь мне рома, то, так и быть, я сделаю тебе скидку. Больно ты славный. Джеку стоило больших трудов не сморщиться в отвращении. Ласковые слова из гнилого похабного рта были сродни проклятиям. Но все равно он согласился и даже по-джентльменски протянул ей руку, помогая отстраниться от холодного забора, к которому Энни прижималась не первый час и чуть ли не примерзла. Проститутка, ухватившись за его локоть, тут же уверенно повела его куда-то. О, если бы она только знала, что так спешила на собственную могилу, осталось бы в ней хоть немного этой запальчивой прыти? Она притащила его в паб с дурацким названием «Фраинь Пэн» на Брик-лэйн, в котором, к счастью, столь ранним утром было слишком мало посетителей, чтобы их кто-то запомнил. Джек заплатил за выпивку, Энни выдула аж три стакана горячего рома, пытаясь согреться, и тут же захмелела. Сам же он не притрагивался ни к чему, лишь напряженно ждал, сохраняя всю возможную трезвость ума — ожидание пьянило куда сильнее. Надо увести ее отсюда куда-то, куда-то, где он сможет спокойно и без страха быть обнаруженным расправиться с ней. Джек почувствовал, как свело все внутри от предвкушения и страха, как приятная судорога перехватила горло и лишила дара речи, и потому он просто взял Энни за локоть и, спихнув со стула, потащил за собой к выходу, на улицу. «Еще немного, и я ее убью, — вертелось у него в голове раз за разом. — Всего-то дойти до улицы… Так, хорошо, куда теперь? Во двор! Задний двор отлично подойдет, на точно таком же я зарезал Энни Чепмен… Но ведь тогда было так темно, я едва руки свои видел, что, если сейчас кто-то нас увидит, и тогда?.. К черту!» Джек нетерпеливо толкнул ее к узкому проходу, ведущему на задний двор паба. Люди вокруг совсем не обращали на них внимания, видимо, думали, что Джеку просто не терпится получить от нее то, что и от любой проститутки. Но замысел Джека был куда коварнее. — Постой, — Энни вдруг что-то заупрямилась, уперлась, не давая завести себя в безлюдное место. — Я не хочу туда… Пойдем ко мне! У меня в ночлежке отдельная комната, там тихо и спокойно. Нас никто не потревожит. Джек задумчиво хмыкнул, перестал тащить ее в мрачный закоулок. Энни была права: отдельная комната была бы наилучшим местом для исполнения его намерений. Каждый раз его тревожили, когда он хотел расправиться со своими жертвами на улице, и только с Мэри все вышло просто донельзя превосходно — были только они двое в маленькой удушливой комнатке, и никто другой не знал, что там происходило на самом деле… — Хорошо, — он кивнул, вздыхая, чтобы унять мелкую дрожь по всему телу. — Веди. Энни снова взяла его под руку к большому неудовольствию Джека и повела его по улочкам прямиком к ночлежному дому Сэтчеллс на Джордж-стрит. Управляющая на встретила их неодобрительным взглядом из-под нахмуренных бровей и тут же потребовала восемь пенсов за кровать — оказалось, что Энни солгала, утягивая его в ночлежку, в которой у нее не была оплачена комната, она хотела, чтобы Джек заплатил ей за жилье. В другой раз он бы возмутился, но сейчас нож уже слишком сильно жегся под ребрами, хотелось скорее пустить его в дело, плевать, какой ценой, а управляющая слишком прямо смотрела на него и могла запомнить, поведи себя Джек как-то странно. Пришлось идти на уступки. В конце концов восемь пенсов за жизнь — плата не такая уж и большая. Им выделили комнату с одной лишь кроватью на двоих на первом этаже. Оказавшись внутри, Джек тут же подскочил к окнам, намереваясь их занавесить, а Энни хотела было к нему прильнуть, но Джек остановил ее, велев сесть на кровать, пока он не закончит. Энни усмехнулась, пьяно рухнув на жалкую перину. Видимо, она думала, что он волновался. Но Джек и правда волновался, только по другому поводу. Он проверил, что запер дверь на ключ, запустил левую руку во внутренний карман с ножом, нащупал его рукоятку и успокоился. Все пройдет хорошо, он справится. Не было еще ни одного раза, чтобы от него кто-то уходил. Аликс не в счет. Джек перехватил нож поудобнее, вскинул руку, налетел на Энни, полоснул ее по горлу… и получил оплеуху по лицу. — Что ты?.. — удивленно захрипел он, хватаясь за разбитую губу, ошеломленный этим ударом. Нерабочая рука подвела его, движения вышли какими-то смазанными и неточными, и вместо хорошего пореза Джек смог лишь чуть-чуть поцарапать кожу на горле проститутки. Он не смог ее убить. — На помощь! — тут же заверещала она, хватаясь за горло, будто бы то и в самом деле было перерезано. — Убивают! Джек моментально пришел в себя, замахнулся снова, но Энни от страха в момент протрезвела, как-то извернулась и избежала очередного удара, уперлась ему в руку, не давая приблизиться к себе. — Замолчи… Заткнись! — зашипел Джек, пока та вовсю брыкалась и звала на помощь. — Проклятая шлюха, прекрати, или я тебя в самом деле убью! — Помогите! — как ни в чем не бывало, продолжала голосить та. — Это он!.. Джек-потрошитель! Джека как ледяной водой окатило. Он тут же выпустил ее из рук, отпрянул, кое-как удержав дрожащей рукой нож. «Как она узнала?» Энни замолчала на мгновение, почувствовав свободу, тут же бросилась подальше от Джека в угол, снова схватилась за кровоточащее горло. Описать застывший в ее глазах ужас было невозможно — даже Мэри была напугана совершенно по-другому. — Он пытался меня убить! — Энни вдруг очнулась от секундного помутнения, закричала снова. — Зовите полицию! «Полицию?» Джек вздрогнул и сам будто бы очнулся от сна. Энни наверняка переполошила уже всю ночлежку, пытаться добить ее было уже бессмысленно, и единственным выходом Джеку казалось бегство. Он ударился в дверь, быстро провернул ключ и выскочил в коридор, как ошпаренный, лихорадочно озираясь по сторонам в поисках выхода. Управляющая за своей стойкой смотрела на него со смесью откровенного испуга, удивления и возмущения. Казалось, еще секунда, и она перегородит ему путь на улицу. Джек бегом бросился из ночлежки. — Вот же… — стремительно проходя мимо управляющей, со всем возможным недовольством пробормотал он, — корова! Посмотрите только, что она натворила! Управляющая отпрянула к стене, когда Джек возмущенно показал на свой окровавленный рот. В ту же секунду Энни выскочила из комнаты и снова закричала: — Он перерезал мне горло! Это Джек-потрошитель! Джек переглянулся с замершей управляющей и выругался. Кажется, она поверила шлюхе, она в самом деле посчитала его Потрошителем, и теперь Джеку было не отвертеться. Но все еще оставалась возможность исчезнуть. Он кинулся к выходу, ловко избежав потянувшейся к его шивороту возникшей из ниоткуда чьей-то руки, а на улице чуть было не сбил с ног непринужденно болтающих у двери женщин. Все взгляды с улицы тут же приковались к нему, сзади кто-то бежал за ним, сбоку кто-то осуждающе смотрел, из окон домов соседи кричали «ловите его!». Где-то вдалеке раздался визг полицейского свистка. Земля уходила из-под ног. Неужели сейчас-то его и поймают, и история Джека-потрошителя столь бесславно закончится? Нет, этого не могло быть! Джек быстро осмотрелся, заприметил относительно свободный путь к Троул-стрит и тут же, расталкивая людей, бросился туда, а прямо за ним по пятам следовала погоня, проклиная его и освистывая. Их крики были хуже голосов в голове, потому что Джек знал: те люди могли его схватить по-настоящему, совсем не метафорически, и призвать к ответу. Или, того хуже, устроить самосуд. Инстинкт самосохранения подгонял свернуть в лабиринт маленьких улочек и дворов, спрятаться где-нибудь и переждать весь ужас, как Джек уже однажды сделал, прячась от убийц Эммы Элизабет Смит. Но он, не разбирая дороги, бежал прямо, вывернул на заполненную толпами людей Брик-лэйн и, свалив за собой прилавок первого попавшегося торгаша, чтобы задержать догоняющих, продолжил бежать дальше, до упора, до последнего вздоха… Живым он им точно не дастся, Джек скорее сам покончит с собой, чем позволит кому-то наказать его. Когда погоня, казалось, прекратилась, Джек спрятался под аркой, оперся рукой о сырую стену, переводя дух. Ноги тряслись сильнее, чем когда-либо, воздуха всего Лондона, казалось, было мало, чтобы утолить жажду, голова раскалывалась от пульсирующего в ней вместо мозга сердца, Джеку резко поплохело. Такие гонки, оказывается, жутко выматывали. Но главное, что он остался жив, он смог сбежать, скрыться и спастись. Остальное не имело значения. — Эй, мистер, вы в порядке? Обеспокоенный голос чуть привел его в себя. Джек вздохнул, вытер рот, сплюнул кровь, поднял глаза и тут же ужаснулся, увидев только синие брюки констебля. Он задержал дыхание, тут же закашлялся, задыхаясь, и неуверенно отшатнулся назад, подальше от чертова бобби. — Вам плохо? — обеспокоенно спросил тот, заметив его вмиг побледневшее лицо. — Может, нужна помощь?.. Погодите-ка… Джек не стал ждать, когда тот поймет, кто он на самом деле. Он уже понял, что Скотленд-Ярд все о нем разузнал, раз заявился к нему домой, Джек догадывался, что придется рано или поздно столкнуться с правосудием лицом к лицу и дать последний бой. Он бросился вперед с новыми силами, оттолкнув от себя констебля на землю и нырнув в толпу. Людей было слишком много, чтобы быстро скрыться, но их было как раз достаточно, чтобы затеряться и не вызвать подозрений. Пускай и чуть ли не половина Уайтчепела уже знала, кто он такой. Попетляв немного по району, Джек окончательно сбросил хвост и решил, что хватит с него беготни на сегодня, пора бы возвращаться к Джин. Он сам не понял, как вывернул на Вулф-стрит, где на углу с Флауэр-и-Дин-стрит как обычно стояла Агата Найтли и трясла пачкой свежих газет. Интересно, о нем уже написали в утреннем выпуске? Превозмогая страх снова быть раскрытым, Джек подошел к ней и вежливо попросил газетку. Девочку его появление, казалось, ничуть не смутило, в отличие от просьбы поделиться газетой задаром. — Два пенса, — затребовала она, махнув газетой прямо перед его лицом, будто дразня. — И ни пенсом меньше! Джек нервно запустил руки в карманы, но не нащупал там ничего — он все спустил на выпивку и постель для Энни и даже ничего не получил взамен! Это было обиднее всего. — Да я ведь только пару страниц прочитаю, — принялся уговаривать ее он, — и сразу же верну тебе газету, а ты ее потом продашь. Ты же знаешь меня, тебе жалко, что ли? — Жалко! — невозмутимо заявила Агата и отдернула руку с газетой от Джека. — Ты слышал, что все люди равны? Джек нервно улыбнулся, осмотрелся: никого они двое, кажется, не занимали, никто и не обратит внимания, если он применит силу. — Просто дай мне эту чертову газету!.. — зарычал он, резко схватившись за газету, пытаясь вырвать ее из рук Агаты, но та ни в какую не хотела сдаваться просто так. — Иначе я тебя… — Что здесь происходит?! Джек не успел договорить, что он мог бы сделать с несчастной Агатой, которая всего лишь отчаянно зарабатывала их семье на лишний кусок хлеба с раннего возраста. Наверное, это и к лучшему: в порыве получить желаемое он забылся, перестал контролировать себя и позволил подпустить к себе врагов. Когда громкий возглас вернул Джека к реальности, он вздрогнул, тут же отшатнулся от Агаты, выпустил смятый уголок из рук, затравленно посмотрел на крыльцо соседнего дома. Найтли откровенно пышал гневом, сжав кулаки до дрожи в руках, стиснув зубы до дрожи в челюсти, и это все было так на него не похоже, что Джек не сомневался… «Он обо всем знает» — Агата! — нетерпеливо рявкнул на сестру он, не сводя напряженного взгляда с Джека. — Кыш отсюда в дом. Ну, живее! — Ну Скотт… Я еще и шиллинга не заработала, — жалостливо затянула та, не представляя, с чем связывалась, но брат был неумолим. — Быстро! — повторил он, нервно кивнув на дверь дома. — Потом заработаешь, а сейчас сгинь отсюда! Агата вздохнула, обняла пачку газет, прижала их к груди, как будто баюкала ребенка, и заковыляла прочь. Джеку закралась мысль, что сейчас можно было бы напасть на нее сзади и перерезать горло, пока того никто не ожидал. Быстрый скачок, взмах руки, и кровь прыснет так ярко и сочно, что не восторгаться этим зрелищем невозможно. А малолетняя девчонка схватится за рану и захрипит, упадет на колени и будет умирать, не понимая, за что она отдала свою жизнь. Все равно из нее ничего путевого не вырастет. Лет через пять, а то и меньше станет такой же гнусной и безнравственной шлюхой без совести и чести, которая с утра до ночи будет пропадать по закоулкам и душным пабам, позволяя за гроши каждому делать с собой все, что заблагорассудится. Все равно лет через десять кто-нибудь надругается над ней на заднем дворе собственного дома, или придушит в пьяном угаре, или ударит по голове за малейшую провинность слишком сильно, и череп ее раскроится от удара, да хлынет кровь. Так есть ли смысл жить в ожидании такой бесславной смерти? Он упустил момент, когда дверь в дом Найтли закрылась за Агатой. Девчонка сбежала у него из-под носа, из самых рук удрала, и теперь Джек, казалось, остался один на один с ее старшим братом, который, наверное, хотел сотворить с Джеком гораздо большие ужасы, чем тот сам мог нафантазировать. Вряд ли ему такое чудилось, уж слишком отчетливо плескалась ненависть в почерневших от злости глазах Найтли. Тот сошел с крыльца, все так же не сводя взгляда с Джека, который так и замер на месте с чуть протянутой за газетой рукой и не шевелился, боялся. Джек водил за нос Скотленд-Ярд, всю полицию в городе, много раз ускользал из лап смерти, но боялся соседского парня. Потому что тот никогда не был таким злым, и Джек не знал, на что тот был способен в отчаянии и ярости. — Я знаю, что ты сделал, скотина, — процедил Найтли твердо, глядя на Джека с нескрываемой ненавистью и презрением. Внутри похолодело, но Джек не подал и вида. Или он так думал, потому как, когда он заговорил с напускной бравадой, голос его все равно подрагивал. Наверное от усталости — последний час, а то и два Джек только и делал, что носился по Уайтчепелу, прячась и заметая следы. — Разве? — Джек усмехнулся, чуть наклонил голову к плечу. Он хотел попробовать вывести Найтли из себя, посмотреть, на что тот способен. Джек по себе знал, что человек на многое способен — нужно лишь его аккуратно подтолкнуть. — Ты уверен? — Не играй со мной, больной сукин сын, — зашипел Найтли, обнажая клыки, как волк, готовящийся напасть. Судьба превратила их всех в зверье, дерущееся за жизнь, не иначе. — Я знаю о тебе все. И не только я, — он неприятно ухмыльнулся, увидев промелькнувшее на лице Джека удивление и даже будто бы страх. — Все узнают правду о тебе, гад, рано или поздно. И вот тогда тебе не поздоровится. — Нет, — Джек вдруг мотнул головой, как отряхивающийся от влаги пес, словно хотел сбросить с себя что-то. — Нет? — Лучше тебе не знать, что я сделал, — произнес Джек твердо, даже как-то замогильно, что у Найтли внутри все сжалось и скрутилось от ужаса. А Джек продолжил все с той же интонацией, но теперь казалось, будто бы он даже смеялся. — Участь всех тех, кто знал… — он многозначительно поджал губы и откровенно ухмыльнулся: — скажем так, незавидна. Найтли на мгновение побледнел, видимо, представив, что Джек мог сделать с внезапно пропавшей из дома Аликс, но тут же взял себя в руки, шагнул к Джеку еще ближе, чуть ли не вплотную, и угрожающе зацедил: — И что ты мне сделаешь? — он чуть толкнул его в плечо, пытаясь вывести из себя. — Перережешь горло и выпотрошишь, как и всех остальных? Или что ты там на самом деле с ними делал, а? Джек нервно осмотрелся, заметив на себе парочку удивленных взглядов случайных прохожих и соседей. Ему казалось, что все они знали, что он совершил, все его осуждали и тайно желали воткнуть ему нож в спину, как только он отвернется и потеряет бдительность. Кругом одни лишь враги, никому нельзя доверять. Машинально Джек запустил руку под полу пальто, привычно нащупал нож, немного успокоившись, но сжать его пальцами он так и не мог, и это жутко раздражало. Что толку от ножа, если он не может даже держать его в руке? Заметивший эту нелепую попытку Найтли фыркнул и стукнул Джека по руке, не давая держать ее в кармане под пальто. — Куда ты полез? Что ты мне сделаешь без своего ножа, а? — Найтли резко оттолкнул Джека от себя, презрительно скривился. — Ничтожный кусок дерьма. Ты всегда им был, но сейчас ты особенно жалок. — Я заставил бояться себя весь город, — прошептал Джек, сжимая больную руку — он пытался схватиться за нож так отчаянно, что снова пошла кровь. — Я вписал свое имя в историю на века… — В жопу твою историю! — сорвался вдруг Найтли, резко подступил к Джеку, но тот тут же отшатнулся. — Тебя запомнят как кровожадного морального урода, который настолько ни в чем не преуспевал, что не придумал ничего лучше, чем измываться над женщинами. Тебя будут помнить столетия спустя и проклинать, потому как ни один человек на свете не способен на подобные изуверства, даже дикие звери не убивают ради забавы, ты дьявол, само зло во плоти! Когда полиция тебя поймает, а этот день настанет, потому что зло не может в конце концов победить, весь мир тебя осудит, и ты поплатишься за все свои грехи, и никто, слышишь, никто не вступится за тебя! Да к черту!.. Я отведу тебя туда собственными руками! Найтли потянулся к Джеку, схватил его было за шиворот, но Джек пригнулся, нырнул ему под руку и резко отскочил назад, напружинился, готовясь снова бежать, угрожающе оскалился, но заговорил удивительно спокойно, словно не был одной ногой за решеткой или еще где похуже. — Знаешь, что я уяснил из всех своих убийств? — тяжело дыша, спросил Джек, пока Найтли замер в почти что боевой стойке, готовясь на него накинуться чуть что. — Люди внутри почти как свиньи. Найтли непонимающе нахмурился, а потом отступил назад, ошарашенно вскинул брови. Он не верил, что Джек может пойти на такое, защищаясь. Но ведь Джек и так уже убил собственного отца, спасая себя, куда ему было отступать? Разве еще пара загубленных жизней попортит ему жизнь сильнее? — Что ты?.. На что ты намекаешь? — Они думают, что убийца — врач, — тихо произнес Джек. — Мол, он знал, какой орган где находился, разрезы были точными. Но, как по мне, у последних жертв раны были слишком неаккуратные, слишком порывистые, слишком грубые. Такое впору было сделать простому мяснику. Тем более, свиньи внутри почти как люди. Найтли отступил еще сильнее, кажется, окончательно отметя мысль броситься на Джека и силой притащить его в полицейский участок. Джек усмехнулся, выпрямился, с облегчением вздохнув, гордо приосанился и усмехнулся. Он был ему не по зубам, никто не сможет победить Потрошителя. — В конце концов тебя поймают и призовут к ответу, — произнес Найтли, неотрывно смотря на него. — Они уже ищут тебя. Они знают, кто ты. Тебе не выпутаться из всего этого после всего, что ты натворил. Ты поплатишься за все. — Пусть так, — Джек сплюнул, пожал плечами. — А до тех пор будь осторожен, друг, — слова заскрипели на зубах, когда Джек против воли заставил себя улыбнуться, расплывшись в неестественно широкой ухмылке, — и передай матери и сестре, чтобы тоже были осторожны, не оставались на улице ночью одни, не захаживали в темные переулки и не разговаривали с подозрительными личностями. Потому как я собираюсь утащить с собой в Ад столько душ, сколько смогу.***
Джин встретила его привычно мрачным взглядом и даже не спросила, где Джек пропадал, только вместо приветствия молча кивнула на стол, где его ждала тарелка с остывшей овсянкой да кусок хлеба, тонко-тонко намазанный маслом, еле подкрашенная ложкой старой заварки вода в щербатой чашке была чуть теплой. Джек тяжело вздохнул, сел за стол, неловко схватился за ложку левой рукой и попытался зацепить сгусток холодной каши, которая на вкус была далеко не так плоха, как на вид. Джек даже чуть усмехнуться успел: он никак не ожидал такого приема. — Забавно, — он покачал головой, разгрызая сухарь, — из всех женщин, что я знал, одна лишь ты умеешь готовить. Джин подняла на него тяжелый взгляд, долго молчала, а потом фыркнула. — А ты их так много знал? Джек стушевался, уперся взглядом в тарелку. Ложка застревала в каше, стоило выпустить ее из рук. Он снова покачал головой и решил все-таки ответить: — Да не особо. Он думал, Джин ничего не ответит, точно так же оставит его в молчании, как и всегда, но она вдруг вздохнула, медленно, тяжело, как-то совсем не по-женски поднялась и шагнула к нему, села на стул верхом и, сложив руки на спинке, прижалась к ним подбородком, исподлобья внимательно посмотрела на Джека. — От голода сдохнуть не захочешь и не на такое пойдешь, — угрюмо произнесла она. Джек не сдержал улыбки. Этот ответ был столь в духе Джин, что, казалось, от нее было невозможно ожидать чего-то другого. Она вопросительно изогнула бровь, заметив перемену в его настроении, но Джек лишь покачал головой — она все равно бы не поняла. — Спасибо, — покончив с завтраком, Джек снова улыбнулся было ей, но Джин оставалась непроницаемой. — Не помню, когда мне в последний раз кто-то готовил завтрак. Раздался протяжный скрежет — Джин отодвинула стул, встала из-за стола, не дослушав благодарностей Джека, и это тоже было слишком предсказуемо, настолько, что Джек успел поймать ее за руку, притянуть к себе и порывисто обнять, чувствуя, как та недовольно зашипела и уперлась руками в плечи, но не слишком сильно — Джек знал, что если бы Джин захотела выбраться, ей бы не составило труда врезать ему по лицу. — Не помню, чтобы обо мне хоть кто-то так заботился, — промурчал Джек, стискивая ее, казалось, так крепко, что еще мгновение, и она сломается. Он всегда задавался вопросом, почему его так тянуло к тем, кто вечно избегал и не желал его. Джин протяжно вздохнула, пальцы в его волосах нащупали старый шрам, затянувшийся, но все еще ноющий, когда голоса в голове становились особенно громкими и безудержными. Джек поморщился, чуть дернул головой, чтобы она прекратила кружить пальцами по одной из причин его безумия, как он считал, и Джин податливо скользнула рукой на затылок, перебирая слипшиеся от повисшей в воздухе влаги и снега волосы. Ей ли не знать, как Джек не любил вспоминать об этой истории. Тогда ничто не предвещало беды, Джек жил и даже наслаждался жизнью, как мог, ведь голоса не мучили его долгое время, они молчали многие годы, и только жуткие кошмары напоминали иногда о том, что жило в его голове с самого детства, дремало и ждало повода для пробуждения. Тогда он и подумать не мог, как круто повернется их жизнь всего-то пару лет спустя. Джек думал, что Джин, которая сподвигла его на какую-то очередную незаконную авантюру — сейчас он даже и не помнил, что именно она хотела провернуть — всегда будет рядом, так близко, как ни был никто, пускай она и тогда пыталась держать его на расстоянии, сама толком не зная, зачем. Но все произошло не так, как он ожидал. Сейчас Джек не помнил толком, что произошло, да и тогда он мало что понимал, потому как раскрошенный о голову кирпич занимал его куда больше, нежели тот, кто его раскрошил — Джин все равно надавала ему молотком по шее или докуда достала в отместку, пока Джек корчился от захлестнувшей боли где-то под забором и даже не мог на ноги встать без чужой помощи, не мог стоять прямо, не чувствуя Джин рядом, которая каким-то чудом, не иначе, дотащила его на себе до дома и не дала помереть. Джек пережил тогда схватку с самой смертью, переполошил всю свою семью, выжил, но спустя время вернулись голоса, и жизнь Джека никогда больше не становилась хотя бы на день прежней, больше он не чувствовал себя таким же свободным и счастливым никогда. «Если бы не она, все могло сложиться иначе, я мог бы быть другим…» Он отстранился первым, и Джин в этот раз сама как-то нехотя отпустила его, смотря в глаза совсем не так мрачно, как она делала это обычно. — Мне нужно исчезнуть, — заявил тихо Джек, словно их мог кто-то подслушать. — Никто не должен меня найти. — Тебя и так никто не найдет здесь, — слова должны были прозвучать успокаивающе, но Джин произнесла их как-то равнодушно, что Джеку нисколько не полегчало. — Ты не понимаешь! — Джек обреченно сжал левую руку в кулак, правой же ребром стукнул по столу. — Мне нельзя попасться, мне нужно сделать все для этого. Джин чуть отстранилась, и Джек уже подумал было, что спугнул ее, но напрасно — она лишь сочувственно посмотрела на него и кивнула. — Я понимаю, — заговорила она на удивление твердо и даже вдруг усмехнулась: — Как ты думаешь, почему еще я оказалась здесь, на другом конце страны? Джек пожал плечами и покачал головой. Если Джин оказалась всего-то на другом конце страны, то ему стоило зарыться где-нибудь на краю Нового Света. Казалось, только там его никто не сможет найти, просто потому что там его никто не знал — здесь же казалось, что каждый человек в Лондоне знал и видел, что Джек сотворил, осуждал его, плевал в спину и тайно точил нож, прямо как Джек почти перед каждым убийством. — Хочешь сказать, одного лишь Уайтчепела тебе не хватит? — спросила Джин, и Джек не мог не услышать какого-то неудовольствия и расстройства в ее голосе. — Что ж ты такого наделал, гад? — Сомневаюсь, что в моем случае сработает принцип «лучше всего прятаться на виду», — безутешно усмехнулся Джек, проигнорировав вопрос, и поднял взгляд на нее: Джин могла быть участливой, когда того хотела, жаль только, что хотела она этого чересчур редко. — Хорошо, — она побежденно вздохнула, тряхнула головой. — У тебя есть какие-то мысли, или ты опять хочешь, чтобы я все сделала за тебя? Это было бы неплохо, но Джек слишком сильно влип, чтобы всецело полагаться на других и позволять кому-то устраивать его жизнь. Даже тем, кто столь самоотверженно хотел ему помочь. — Я думал о других городах, — неуверенно начал он, — после Лондона там было бы проще освоиться и гораздо проще найти себе занятие на жизнь. «И гораздо проще затеряться, случись что», — мысленно прибавил Джек, но вслух не произнес — Джин было незачем лишний раз напоминать о том, что он вынужден скрываться, а не просто хочет сменить угнетающую обстановку Ист-Энда на что-то более приятное, пускай и такое же безнадежное. — Загвоздка в том, что перебираться в незнакомое место без всяких связей и средств весьма проблематично, — вздохнул Джек, уже представляя, как тяжко будет осваиваться на чужом месте. Будто бы Уайтчепел был ему слишком дорог и близок. — Сначала нам нужно все хорошенько продумать и тщательно подготовиться к переезду. — Нам? — переспросила Джин, и Джек не ожидал услышать от нее такого удивления, будто бы он сказал что-то невозможное. — Ну да, нам, — Джек пожал плечами, жалостливо посмотрел на нее. — Ты возражаешь? Джин мотнула головой, не слишком-то откровенно выражая свое несогласие, но Джек все равно почему-то был уверен, что в душе ее порадовало его предложение, а она просто не хотела так скоро сдаваться и проявлять все свои чувства. Пусть так, главное, что она была с ним заодно, а вместе справляться с навалившимися трудностями гораздо проще, чем поодиночке.