По стопам Уинстона Черчилля

Он думал, что будет чувствовать себя неловко, что обязательно скажет что-то такое, что будет наполовину оскорбительным. Или — еще хуже — несмешно пошутит, а Грег сделает вид, что ему смешно, и в его улыбке появится та самая вежливая нотка, с которой улыбаются только подчинённые, но никогда кто-то, с кем можно быть на равных. Майкрофт не помнил, когда ему улыбались по-настоящему. Так, как будто действительно были рады его компании. И он желал этого, он жаждал этого. Настолько, что ночами было тяжело заснуть в ожидании того, что что-то в его жизни поменяется… Рационально Майкрофт подозревал, что именно здесь, у берега Темзы, освещённого золотом закатного солнца, в компании разведенного инспектора полиции (и что за странная компания!), начинались изменения в его жизни, но на эмоциональном уровне он ничего не ощущал. Проходил очередной неважный день: серый ли, красочный ли, успешный ли, бессмысленный ли — такой, который не вспомнишь через пять лет, о котором не подумаешь в старости: «Да… Были деньки». Он ожидал, что все приобретёт смысл после того, как он моргнет и увидит, как играют огоньком непослушные лучики в седых волосах. В реальности ничего не было. Ни-че-го. Большую часть времени они шли молча, как и всегда. Майкрофт знал, откуда у них взялась традиция прогуливаться вдоль реки после работы. Шерлок — его младший брат — проявил что-то сродни заботы, будто осознал всю тяжесть ответственности, которую без оглядки сбрасывал на его не-такие-уж-всесильные плечи. При этом сам навещать чаще не стал, а лишь оформил просьбу одному из своих друзей (подумать только, даже у Шерлока были долгие дружеские отношения!) приглядывать за ним — Майкрофтом. По мнению старшего инспектора Лондонской полиции Грегори Лестрейда приглядывание заключалось в бесцельном блуждании по набережной у дворца. Майкрофт соврал бы, если бы сказал, что ему не нравилось подобное времяпровождение. Он так же не мог подтвердить и то, что наслаждался каждой секундой, поделённой на двое. Ему было — никак. Он глубоко вздохнул, ожидая, что этого будет достаточно, чтобы Грег спросил у него что-то дурацкое, обычно-человеческое, от чего можно было бы оттолкнуться, поддержать разговор — или как было принято общаться обычным людям? Грег молчал, и ровно в ту же секунду привычная, мягкая и уютная тишина перестала быть комфортной. Майкрофт поднял взгляд от пятнистого в жвачке тротуара и, почувствовав, что уже некоторое время шел по набережной один, остановился. Грег застыл у каменного ограждения, совсем не обращая на него внимания, провожая взглядом медленно проплывающие суда и деревянные самодельные лодки. Внутри неприятно кольнуло уязвленное: «Он на тебя совсем не смотрит. Ты ему в тягость, и даже лодки интереснее твоей компании», — с которым Майкрофт был знаком настолько уж давно, что оно стало его привычным мысленным фоном, благодаря чему не било так сильно, как прежде. — У моего отца была похожая, — вдруг Грег нарушил тишину, — мы часто выбирались на речку, делать вид, что рыбачим, — легкая улыбка детских воспоминаний тронула его губы, — ничего не ловили, в итоге. Да там и не в том смысл был… — чуть тише подметил он, как будто Майкрофт должен был сам определить неназванный смысл, очевидно знакомый всем, но обошедший его стороной. — Ты рыбачишь? — Грег вдруг посмотрел ему прямо в глаза, к чему он был совершенно не готов. Солнце слепило ему в лицо, заставляя морщиться (эти дурацкие морщины на носу и массивные щеки!), и Майкрофт с трудом удерживал руки на месте, чтобы не прикрываться. Он понятия не имел, какой ответ ожидал от него Грег, и был слишком усталым, чтобы пытаться отгадать. — Нет, — честно признался он. — Мы жили у реки, но… Одного слова хватило для того, чтобы вся его жизнь пронеслась у него перед глазами. Возможно, Грег нащупал волшебное место для ностальгии по детским воспоминаниям, а возможно, те ждали слишком долго, неухоженные, неозвученные, требовавшие свободы. Несколько лет назад Майкрофт бы выдумал историю о том, как познакомился в колледже с будущим премьером, чья заинтересованность в гребле была столь заразительной, что коснулась и его, поэтому он часто…. Он мог бы соврать все что пришло бы ему в голову, лишь бы скрыть постыдный факт того, что держал в заточении в секретной тюрьме собственную сестру. Как можно было рассказать о таком? Майкрофт был рад, что ему не пришлось. Он испытывал приятное спокойствие при виде лёгкой грусти, но счастья, которыми пропитался Грег, провожая взглядом лодки, и в то же время был обескуражен беспомощностью, которая пришла от собственных воспоминаний. Он ответил любопытствующему взгляду напротив своим решительным. — Знаешь, я расскажу тебе, — сказал он и, собираясь с мыслями, посмотрел в воду. Было начало лета, Темза еще не зацвела водорослями, и внизу, помимо их плывущих отражений, проглядывались камни-валуны, типичные для пейзажа британских рек. Майкрофт помнил тот вечер, когда проходился вдоль Варфе, закутанный в светоотражающий жилет, чтобы не потеряться, помогая полиции и родителям отыскать Виктора. — Наша семья жила под Лидсом, в большом каменном доме на отшибе — Масгрейв-холл. Местные дом обходили стороной, потому что на нашем участке вместо сада были неправильные надгробья… Поэтому гулять мы часто ходили к реке — я, Эвр и Шерлок. Он немного помолчал, понимая, что впервые за долгое время произнёс их имена в одном предложении, и тот факт, что его не пронзила молния на том месте, что он стоял, обесценило его подскочившее волнение. Он мог говорить о брате и о сестре. Ему ничего за это не было. — Я не рыбачил, я обычно кидал плюшки по воде. Меня это успокаивало, — он улыбнулся, вспоминая. — Шерлок и Эвр играли с другими детьми. Все было хорошо, ничего такого, что мы бы не делали каждый день. Тогда у деревенских была мода на прятки, дети часто убегали домой, чтобы спрятаться, и мы подумали, что Виктор тоже убежал — он так часто делал. Уже потом мы узнали все остальное, и то, что произошло затем с Эвр… — он вспомнил, как сидел с ней допоздна в ее комнате, по большей части напуганный, считавший, что если не спустит с нее взгляда, то подобный ужас не повторится, а на него никто не обращал внимания, будто его не стало вместе с Виктором. Эвр больше никак с ним не контактировала, и как бы он не пытался, ему было не пробиться сквозь толстый слой безразличия, которым его сестра оградилась от него. — Родители больше не отпускали нас к открытой воде, и у нас тоже не было особого желания. — Шерлок — не большой фанат плавания, — отметил Грег после краткого молчания. Майкрофт оттолкнулся от ограждения, выныривая из воспоминаний и снова посмотрел на него. Он вдруг подумал о том деле, когда Шерлок, в макияже, упал в Темзу, и потом несколько месяцев остро реагировал на любые упоминания о клоунах. Майкрофт увидел в глазах Грега то, что он думал совершенно о том же, и они синхронно улыбнулись. — Если можно так сказать, — подтвердил он кивком и они продолжили путь по набережной. — После того случая вы переехали? — спросил Грег вежливо, хотя им обоим было понятно, что какие-то части истории он уже знал исходя из документов дела. Майкрофту не хотелось повторяться, в очередной раз бесцельно пропуская себя через мясорубку воспоминаний, в которых родители боялись собственной дочери и переживали за младшего сына… И он переживал за Шерлока, и его забота о младшем брате стала приоритетом на всю жизнь: пока Эвр дышит, никто из них не был в полной безопасности. — Нет, мы переехали почти через год, после другого случая. Я так понимаю, ей нравилось, когда Шерлок плакал, и плакал он, по понятным причинам, очень часто. Но, когда, наконец, перестал, она начала выдумывать новые способы вызвать у него плач, до тех пор, пока не подожгла его комнату, пока он спал. Пожар быстро перекинулся на остальные части дома. Брат моей мамы — он работал в МИ5 — сфабриковал ее смерть. Эвр забрали из семьи, но мы долгое время думали, что она мертва. Я сам узнал только когда оказался на Даунинг. — Майкрофт, это какой-то кошмар, — Грег хмурился. Почему он хмурился? В том, что Майкрофт рассказывал, не было ничего такого уж страшного! Да, у него было не самое простое детство, но, в отличие, например, от Шерлока, ему не желала смерти родная сестра, его друзей не убивали зверскими способами (будто после того случая он позволил бы кому-то подойти к себе ближе, чем на два шага)… В целом, у него было совершенно обычное, ничем не примечательное детство. — Добро пожаловать в мою жизнь, — философски заметил он и осекся. Фраза была расхожей. Майкрофт слышал, как люди то и дело говорили ее друг другу, ничего такого не имея в виду. Но с Грегом ведь было по-другому? Он хотел, чтобы было по-другому, и боялся признаться себе в этом, чтобы расцветший букет надежды не пришлось бы давить асфальтным катком, как это часто бывало в прошлом. Они прошли уже далеко за Ламбетский мост, специально в направлении от Лондонского аквариума, печальным флёром преследующим их обоих, и свернули в сторону парка. Солнце неумолимо садилось, и становилось прохладно. Майкрофт то и дело оглядывался по сторонам: город продолжал жить своей жизнью. Ему было все равно, что происходило у него на душе, был ли он счастлив или грустил. Восход начинался в пять утра, а закат будто каждый раз по-разному, когда приходилось. Потихоньку наступали сумерки, но домой совершенно не хотелось. Они продолжали бродить. — У моих родителей есть дом в Сомерсетшире. Я поеду туда в эти выходные, развеяться, поплавать на лодке, пожарить мясо на природе. Хочешь поехать со мной? — внезапно спросил Грег. Майкрофт испытал жгучее желание согласиться, которое тут же погасло под гнётом осознания того, что родители Грега, наверняка, так же жили в том доме, а следовательно с ними тоже надо было взаимодействовать. — Знакомиться с твоими родителями? Так быстро? — пошутил он. Улыбка, которая появилась на лице Грега, к его огромному облегчению, не имела ничего общего с заискивающей улыбкой подчинённого, ищущего пути к продвижению по карьерной лестнице. — Нам уже давно надо перевести наши отношения на новый уровень. Где-то, в другой вселенной, там, где Майкрофт был немного смелее, красивее, увереннее в себе, после этих слов они поцеловались, взялись за руки и продолжили прогулку вдоль реки уже совсем на другой, весёлой ноте. Но ему никогда не везло, и он был именно тем, кто проживал собственную неловкость, уязвлённый, загнанный в угол, напуганный, обмирая под весёлым взглядом привлекательного мужчины, который определенно вызывал у него симпатию, но был недоступен… Был недоступен… Был недоступен, потому что Майкрофт не заслуживал его. Не мог заслужить. Не когда он был таким, каким был. — Тебе пойдет на пользу деревенский воздух. Лично я всегда возвращаюсь из дома со светлой головой, — продолжил рассуждать Грег, как ни в чем не бывало. А у Майкрофта на языке так и вертелось что-то дурацкое, вроде саркастичного «это заметно по твоим волосам», которое совершенно точно было оскорбительным, но ничего другого, кроме этого и «увези меня, хоть прямо сейчас» ему в голову не приходило. У конца моста их ждало два автомобиля. Майкрофт пожалел, что они добрались так быстро до их вечерней цели: перекрёстка прямо перед парком. Он каждый раз надеялся, что Грег предложит задержаться еще хотя бы на час, прогуляться под тенями деревьев, посмотреть на гусей, вернувшихся с зимовки… Что угодно, лишь бы не возвращаться домой, где помимо одинокого кресла в углу гостиной его ничто не ждало. В каждой комнате особняка, явно рассчитанного на большую семью, Майкрофта проследовала тишина, и в отличие от той, что они делили пополам с Грегом, она вызывала тихую тоску. — Я ничего не могу обещать, — в конечном итоге сказал Майкрофт. Он не мог отказать Грегу напрямую. — Ближе к выходным я напишу тебе, — он сделал попытку улыбнуться, от чего улыбка Грега завяла и стала похожа на старый банный веник. У Майкрофта сложилось ощущение, будто он знал о его нелюбви к смс. — Хорошо. Я буду ждать, — Грег позволил ему эту маленькую ложь, и затем, будто сомневаясь, стоило ли тратить время на продолжение разговора, решил его не тратить и протянул ладонь для рукопожатия. — Хорошего вечера, Майкрофт. Майкрофт пожал его руку с ощущением того, что не заслужил такой мягкости по отношению к себе. — Спасибо. И тебе. Они едва ли ни синхронно кивнули друг другу и разошлись, каждый по своим машинам. Майкрофт устало опустился на пассажирское сиденье — скорее, даже плюхнулся, не в силах больше выдерживать ни секунды общения с другим живым существом. Он позволил себе минутную слабость: прийти в себя от обрушившихся самообвинений во лжи перед Грегом, особо шумных и пытливых, пока в пределах обозрения находилась машина инспектора. А затем все же скомандовал: — Домой. Машина плавно тронулась с места, и скоро они оказались в тени Вестминстерского дворца. Солнце полностью скрылось за горизонтом.