***
— Ну что, братишка, колдуй, — Роза с издёвкой посмотрела ему в глаза и играючи выставила щиты. Альбус знал, что дядя Рон тренировал её этим летом. А ещё он знал, что эта уверенность — фальшивка, которой кузину научил уже её дядя. Отец и ему постоянно говорил, что в бою нет ничего более пугающего, чем уверенный противник. Вообще-то их отношения с кузиной не всегда были такими ужасными. Однако, чтобы вспомнить, когда было иначе, пришлось бы залезать слишком глубоко в воспоминания, потому что всё покатилось к Мордреду ещё до поступления в Хогвартс. Кажется, тогда им было по девять. Родители часто оставляли их впятером то у Поттеров, то у Уизли. Отец и тётя Гермиона работали в Министерстве и не могли уделять много времени детям. Мама и дядя Рон оставались с ними намного чаще. Но если быть честным, то по-настоящему воспитывали их бабушка с дедушкой. Альбус до сих пор помнил то время. Вкус яблок, сорванных в саду бабушки. Солнечные лучи и тёплые дожди, во время которых они вместе с Джеймсом и Розой наперегонки бегали по мощёнными камнем тропинкам. Качели на старом дубе, стоящем неподалёку от дома. Он помнил, как они постоянно спорили с Розой, а Джеймс обижался на них обоих и заставлял мириться на мизинчиках. Они даже искренне прощали друг друга в то время. Было здорово. До тех пор, пока брат не уехал в Хогвартс, а Роза не осталась его единственным другом. Оказалось, что дружить вдвоём у них совершенно не получается. Сумасшедшие проделки кузины уже не казались Альбусу забавными без взрослого Джеймса, который мог контролировать её энтузиазм. Вечера за книжками, которые так любил Альбус, стали скучными для Розы в отсутствие весельчака Джеймса. Некому было обижаться на них, когда они в очередной раз ссорились. А ещё тётя Гермиона почему-то стала проводить больше времени только с ним. Наверное, это было ужасно, но где-то глубоко внутри Альбус завидовал Розе из-за того, что у неё была такая замечательная мама. Он обожал тётю Гермиону. Это именно она подарила ему первую энциклопедию зельеварения, именно она сидела с ним вечерами на диване в гостиной и помогала разбираться в основах. С ней было спокойно и совсем не скучно, поэтому к своим девяти годам Альбус осознанно выбирал её компанию вместо компании детей. Тогда-то Роза и стала не просто некомфортным для него человеком, но ещё и враждебным. В какой-то момент они перестали мириться, даже когда вернувшийся на лето Джеймс обижался на них по несколько дней. Родители пытались всё изменить, но что они могли сделать, если и причин-то их взаимной неприязни не понимали. А причины не любить друг друга копились у обоих год за годом. Они, не сговариваясь, придерживались нейтралитета только в окружении старших Уизли. К бабушке с дедушкой ни у кого из внуков претензий не было, поэтому расстраивать их своей непрекращающейся войной казалось жестоким и неправильным. Но для остального мира секретов не существовало: весь Хог чувствовал это многолетнее напряжение. Альбус покрепче сжал основание палочки и попытался сосредоточиться. Тяжёлая необходимость выполнить упражнение на достойном уровне давила на плечи. К тому же, он не хотел давать противной кузине повода для насмешек. — Баубиллиус! — он, казалось, вложил всю сегодняшнюю злобу в этот пас палочкой. Заклинание сработало мощно и правильно, ударив кузину в щит на уровне солнечного сплетения. Альбус даже на секунду возгордился собой: всё-таки боевые заклятья не были в его компетенции, но он всё равно справился. Роза же, предсказуемо, не прониклась. — Вау, Поттер, школьная программа второго курса. Что следующее? Заклинание щекотки? «Авада Кедавра», — подумал Альбус, скрипнув зубами, но смолчал. Впечатлять Розу — последнее в жизни, к чему стоит стремиться; его фамилия всё-таки не Малфой. Он встал в позицию и наколдовал щит. — Эверте Статум! — произнесли губы кузины, складываясь в издевательском подобии воздушного поцелуя на последнем слоге. Она, усмехаясь, махнула палочкой и подмигнула. — Показушница, — выплюнул Альбус, переступая с ноги на ногу: щит выдержал, но отдача от заклинания была — Мордред не горюй. — Учись, братик. — Ничего-ничего, я тебя тоже потом каким-нибудь зельицем с рецептурой курса пятого-шестого угощу. Она перестала улыбаться и едва заметно передёрнула плечами: — Фу, слизень. Давай, твоя очередь. Пока кузина выставляла щиты, гарцующей походкой, будто того требовало упражнение, к ней спиной встал Скорпиус, рискуя стукнуться макушками. Роза не могла этого видеть, а вот у Альбуса появилось нехорошее предчувствие. Он замешкался в попытках оттянуть время, чтобы дать возможность своему другу-идиоту сделать то, что он там собирался; ну и, мало ли, не попасть в него шальным заклинанием, что ли. Интуиция не подвела. Скорпиус очень ловко споткнулся о свою же ногу и упал ровно слева от Розы. Та вздрогнула и холодно посмотрела на него сверху вниз. — Ой, миледи, кажется, я у ваших ног. Альбус закатил глаза и вздохнул. «Вот ему прям на уроке нужно её кадрить, да? Придурок». — Да, Малфой. Ты там, где и все слизни, — грубо ответила она и перевела взгляд на Альбуса, видимо, надеясь, что в голове у Скорпиуса обнаружатся мозги и тот догадается подняться и свалить. Зря надеялась. Перформансы его друга имели склонность продолжаться столько, сколько потребуется для первых признаков бешенства у жертв-зрителей. — Ваша жестокость разбивает моё сердце. Полагаю, теперь только совместный поход в Хогсмид сможет меня утешить. Роза скорчила презрительную мину и посмотрела ему прямо в глаза: — Малфой, съебись, а? Черты его лица едва дрогнули, но наглая ухмылка осталась на месте. Альбус чувствовал, как его другу неуютно, несмотря на то, что Скорпиус вёл себя очень уверенно. «Влюблённые — воистину кретины». Скорп в последний раз мазанул взглядом по стройным ножкам Розы и опёрся на локоть, поднимаясь. — Мы продолжим наш разговор, миледи. — Не дай Мерлин, — возмутилась Роза и обернулась к Альбусу, возобновляя щиты. — Братишка, а ты чего так пригорюнился? — вдруг протянула она, склоняя голову к плечу. — Ты не расстраивайся, когда-нибудь он и к твоим ногам упадёт. Альбус, для которого оскорбления кузины в последние года служили звуковым фоном, находясь в диапазоне между пением птиц и шумом дождя, в этот раз почувствовал настоящую злобу. Он понял намёк. Роза впервые «пошутила» о нежном характере их дружбы ещё курсе на втором. Если быть точнее, она смеялась даже не над их дружбой, а над тем, что Альбус одинок и Скорпиус — единственный человек, который, по её же словам, из жалости, скуки или вынужденного соседства разговаривает с ним. Альбусу всегда было очень обидно это слышать, потому что он считал, что его отношения со Скорпиусом действительно особенные. Такие, какие Розе никогда и ни с кем не построить. Он гордился и дорожил ими, понимая, что нашёл не просто школьного товарища, а близкого единомышленника, с которым можно рука об руку пройти всю жизнь. Скорпиус — не чета приятелям-однодневкам, которыми окружила себя Уизли, но — что было по-настоящему обидно для Альбуса — тот отчего-то отчаянно стремился в эти ряды попасть, не замечая, что сука-кузина-его-лучшего-друга не способна полюбить кого-то, кроме себя. — Заткнись, — сквозь зубы прошипел Альбус, чувствуя, как учащается пульс и дыхание. — Ой, я затронула больную тему? Да ну не злись, правда. Будет и на твоей… — Закрой. Свой. Рот, — с расстановкой произнёс он, наблюдая, как лицо Розы меняется. Кончики пальцев свербило, а палочка в его руках нагревалась и, казалось, сама по себе поднималась все выше. Даже Альбус испугался этих эмоций. Ему впервые захотелось говорить исключительно на латыни, языком боевых заклятий. Роза же растерялась. Она видела кузена в разных состояниях, но никогда — с палочкой в руках на уровне собственной груди. Впрочем, она была уверена, что он не причинит ей вред: в конце концов, идёт урок, рядом дядя Гарри, а сын его нюней родился и нюней помрет. Но почему же тогда остриё древка всё ещё смотрит в упор? Является ли это частью упражнения, как кажется с виду? Она ощутила странный азарт, проигнорировав чувство опасности, поэтому продолжила провокацию: — Или что, братик? Всё-таки заклинание щекотки? Всё произошло очень быстро. Роза даже не поняла, на самом деле, что именно произошло, пока лицо не обожгло болью. Резкое «Секо» было настолько неожиданным, что все силы ушли на осознание того, что Альбус в принципе способен причинить ей боль. О щитах она, естественно, забыла. Да и кто ожидает удара в лицо на уроке? Дальше всё закрутилось с бешеной скоростью. Из-за её плеча выскочил Скорпиус и сразу же набросился на Альбуса, с силой опуская его руку с палочкой. — Ты ебанулся?! — заорал он ему прямо в лицо. — Она это заслужила! Скорпиус грубо ударил его по щеке и наверняка готов был сказать ещё очень многое, но Альбус повернулся, посмотрел на него глазами, полными слёз, после чего оттолкнул и выбежал из класса. Отмер Гарри Поттер. Разом загалдели слизеринцы и гриффиндорцы, молчавшие всё это время. К Розе стали подбегать однокурсники, уводя её от общества Скорпиуса, который пытался помочь. Гарри громко скомандовал всем разойтись, остановил кровь и назначил Аманду Истон сопровождающей до больничного крыла, сам же выбежал из класса в неизвестном направлении. Роза не произнесла ни звука, не считая вскрика после заклятья. Да и тот, признаться, был скорее от неожиданности, чем от боли: три года в сборной по квиддичу и полжизни — в дружеских дуэлях с Джеймсом научили её быть терпеливой. Потребовалось всего несколько минут после удара, чтобы почувствовать себя униженной и сразу же справиться с этим чувством. Остальное время по пути в больничное крыло она думала о том, как достойно отомстить Альбусу. И, кажется, план уже складывался в её голове.***
Гарри выбежал из кабинета и сделал глубокий вдох. Конечно, Альбуса не было поблизости. Но где его искать? После битвы в мае девяносто восьмого что-то в хогвартской магии изменилось безвозвратно, и карта Мародёров не работала. Она, как часы с севшей батарейкой, навсегда замерла в положении финальной битвы. Две точки «Гарри Поттер» и «Том Реддл» до сих стояли напротив друг друга без движения. Гарри впервые открыл её после поступления Джеймса и был очень опечален тем, что такой мощный артефакт, связывавший его с отцом, крёстным, Ремусом, близнецами, теперь — всего лишь кусок пергамента. Он даже просил Гермиону, как одного из умнейших людей в своём окружении, попробовать починить карту. Та забрала её к себе домой, но через полмесяца вернула в прежнем виде, сказав, что вдали от Хогвартса её попытки — пустая трата времени, что-то случилось в самом замке. Сейчас карта лежала у него в сундуке под кроватью и была абсолютно бесполезна. «А что тогда полезно?, — пронеслось в голове. — Точно!». — Экспекто патронум! Ничего не произошло. Гарри зарычал на самого себя, но потом сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Счастливое воспоминание? Он напомнил себе, как Джинни и дети поздравляли его с днём рождения в прошлом году. — Экспекто патронум! Слева материализовался олень и поклонился своему хозяину. — Слава Мерлину, — выдохнул Гарри. — Отведи меня к моему сыну Альбусу. Олень снова склонил голову и сделал первый шаг. Его хозяин не отставал. Пока они мчались по замку, Гарри пытался заставить себя придумать, что можно сказать сыну в этой ситуации, но в голову ничего путного не приходило. Столько разных эмоций им сейчас руководило: и злость, и страх, и разочарование напополам с непониманием. — Да ну ёпт твою… — тихо прошипел он, когда понял, куда его привёл патронус. Двери женского туалета на втором этаже издевательски смотрели на него со своих петель, напоминая об оборотных зельях, подземных туннелях и чувстве вины за чужую боль. В последний раз, когда Гарри был здесь, он чуть не убил человека, и осознание того, что сейчас ему придётся иметь дело с сыном, который сотворил нечто подобное — благо, в масштабах последствий поменьше — резко задушило внутреннего зверя, жаждущего крови. Он приоткрыл дверь, но нарушать тишину не торопился, стремясь сначала оценить обстановку. Альбус стоял, облокотившись на раковину, и беззвучно плакал. Гарри не хотел проводить параллели, но его мозг сделал всё сам. На мгновение он снова почувствовал себя шестнадцатилетним подростком, который зол, растерян, но отчаянно хочет докопаться до истины. «В этом драккловом туалете никогда не случится ничего хорошего!», — подумал он с досадой и всё-таки решился позвать сына. — Альбус… — прозвучало тихо и почти спокойно. Альбус резко обернулся, машинально хватаясь за палочку и сразу же её опуская. Ничего не говоря, он снова повернулся к раковине и включил воду, чтобы умыть лицо. — Расскажи мне, что произошло, — ровным, почти безэмоциональным голосом потребовал Гарри, подходя ближе. — Я её ненавижу, — так же ровно и без эмоций ответил сын, будто говорил о чём-то обыденном и очевидном. — Мне очень жаль, что это так. Но мы позже поговорим о причинах. Сейчас мне важно узнать, что случилось на уроке. Альбус грустно хмыкнул и посмотрел ему в глаза. Гарри не мог догадаться, о чём тот думал в этот момент, но чётко понимал две вещи: сын ему не доверяет и готов если не нападать, то агрессивно защищаться — точно. — Отец, какие последствия будут у моего поступка? — перевёл он тему, оставив предыдущий вопрос без ответа. — Не знаю, разные. — С официальной точки зрения, я имею в виду. Меня могут исключить из школы? Гарри вдруг почувствовал приступ бешенства: — Это единственное, что тебя волнует? «Нет, ещё меня волнует реакция Скорпиуса, — подумал Альбус, — но на этом, действительно, всё». Однако он понимал, что перед отцом придётся разыграть какое-то подобие раскаяния, перед мамой — смирения, когда та устроит скандал; Джеймса и Лили можно проигнорировать — не их ума дело, а с тётей Гермионой он будет разбираться в зависимости от ситуации, так как её поведение предсказать сложно. Конечно, придётся принести извинения и Розе, и, конечно, та сразу его простит, но только для того, чтобы успокоить родителей и убрать их контроль. Мстить она будет показушно и пошло, при этом так, чтобы никто, кроме Альбуса, и не понял, что именно происходит. Он уже с таким сталкивался. Непонятно было, что делать со Скорпиусом. С одной стороны, тот его друг, поэтому должен понять, с другой же — друзья в трудные минуты не бьют тебя пощёчинами. Альбус чувствовал вину только перед ним, одновременно с этим он был в нём разочарован, потому что считал, что в тот момент имел не меньше прав на помощь и поддержку, чем Роза. — Сын… — тихо прошипел Гарри, стараясь держать себя в руках. — Объяснись немедленно! Альбус вздохнул и стал просчитывать в уме варианты развития событий. Что ему нужно? Как-то успокоить отца и остальную семью, постараться не испортить отношения со Скорпиусом и быть готовым к будущим выходкам кузины. А что нужно для этого? Сыграть перед всеми виноватого. Он уже тысячу раз пожалел о своём поступке, пока бездумно бежал в это место. Розу ему было ни на секунду не жаль: выдайся шанс ещё раз её чем-нибудь приложить, он с огромной радостью им воспользуется. Но, к сожалению, подобные выкрутасы чреваты ухудшением отношений с другими людьми. Это печалило и вызывало бессильную злобу, потому что разгребать последствия совсем не хотелось. — Я пустил в неё «Секо», отец, потому что не смог справиться с эмоциями после того, как она оскорбила меня и Скорпиуса. Я признаю, что поступил неправильно, и готов извиниться, — спокойно произнёс Альбус. — Это замечательно, что ты готов. Я буду ждать вас обоих в своём кабинете в шесть, а до этого времени советую не попадаться никому на глаза. От занятий ты на сегодня освобождён.***
Гарри постучал в дверь, прежде чем войти. Директор уже знала, что у неё будет посетитель, — на статуе горгульи были наложены сигнальные чары — поэтому сидела за столом прямо, отложив в сторону рабочие бумаги. — Мистер Поттер, добрый день. — Здравствуйте, директор Макгонагалл. — Почему вы здесь? Разве у вас нет пары? — она взмахнула палочкой, и на столе появился небольшой заварник для чая и две чашки. — На моем занятии произошёл неприятный инцидент, и я пришёл к вам, чтобы обсудить его. Четвёртый курс Гриффиндора и Слизерина от пары освобождён. — Что произошло? — напряжённо спросила она ровно в тот момент, когда из камина вылетела бумажная птичка и приземлилась рядом с посудой. — Не открывайте, — кивнул Гарри на послание Мадам Помфри. Именно она общалась с коллегами таким способом: заколдованные послания были проще, чем патронус, и быстрее, чем путешествие по замку на своих двоих. Макгонагалл его не послушала и развернула бумажную птицу. Несколько секунд хватило, чтобы просканировать глазами небольшой текст и отложить его. — Что произошло? — повторила она, но уже с другой интонацией. Гарри потянулся через весь стол и забрал свою чашку. Наверное, выглядело это не очень вежливо, но думать об этикете было некогда. — Сегодня у нас было практическое занятие, мы отрабатывали щиты и нападения. Альбус и Роза попали в одну пару. Сын говорит, что они поругались, ссора же переросла в увечья, — на одном дыхании выдал он. Этот разговор напоминал ему аврорские будни с их рапортами и выволочками от начальства. Директриса долго смотрела на него и молчала, а потом вздохнула и сняла очки, массируя переносицу: — А где в этот момент были вы, профессор Поттер? — В аудитории. — И почему не остановили ссору? Гарри сделал первый глоток. Чай оказался чёрным и совсем несладким, он такой не любил. — Понимаете, директор Макгонагалл, Роза и Альбус с самого детства не совсем ладят. Да вы и сами должны были это заметить за четыре-то года. Поскольку занятие сегодня было посвящено обороне и нападению, я не заметил разницы между учебной тренировкой и… ну, так скажем, их обычным поведением. — Зачем же вы тогда поставили их в одну пару, если знаете об их обычном поведении? Макгонагалл к своей чашке так и не притронулась, а вот Гарри цедил эту гадость, пытаясь спрятаться от неприятного разговора за куском фарфора. Очевидно, что сегодня облажался не только Альбус, и поэтому он, уважаемый отец и преподаватель, вынужден эксплуатировать приятельские отношения с директрисой, чтобы всё исправить. Что уж, заслужил чувствовать себя дерьмом, грех жаловаться. — Пары формировались случайным образом. Да и, честно говоря, я совсем не ожидал, что мой сын на такое способен. — Мистер Поттер, вы знаете, что за это студент может быть отчислен? — Знаю. — И вы пришли, чтобы попросить этого не делать? — Да. — Гарри сделал очередной глоток и поморщился: то ли от горечи, то ли от слов, которые собирался произнести. — А ещё чтобы попросить школу не вмешиваться. — Не вмешиваться? — удивлённо переспросила Макгонагалл. — Как вы себе это представляете? Студент четвёртого курса покалечил свою сокурсницу, а школа молчит? Это нарушение не только правил, но и справедливости! — Студент будет справедливо наказан, в том числе и дисциплинарными мерами, — быстро и, насколько хватало уверенности, твёрдо произнёс он, — но через администрацию школы дело не пойдёт. Это наша семейная проблема. Я сам её решу. Сам оповещу Рона и Гермиону, сам справлюсь с их возмущениями, сам поговорю с сыном и племянницей. Директриса молчала. — Минерва, ну вы же знаете Альбуса… Он совсем не жестокий парень. Такие поступки ему не свойственны. Прошу, дайте Поттерам шанс — что отцу, что сыну. Мы вас не подведём. Обещаю, это был последний подобный случай. Макгонагалл смотрела на него, как на флоббер-червя с хагридовой грядки, которого тот, не заметив, пронёс на ботинке в школу. Наверное, она думала о том, где и когда Гарри овладел этой способностью канючить. Или не думала. Скорее всё-таки не думала: это сам флоббер-червь-Поттер пускал дорожку честного самобичевания слизью. Он вроде бы и понимал, что за действия сына нужно наказывать студентов чем-то большим, нежели простыми отработками, но с другой стороны — то были действия его сына. А сложнее, чем выбирать между меньшим из зол, было только выбирать между наибольшим из добра. Выбирать между долгом моральным и долгом семейным. Было бы ему пятнадцать, выбрал бы первое не задумываясь. Было бы пятнадцать, ему и думать бы не пришлось: второго варианта не существовало. Но вот ему тридцать восемь, и теперь, помимо собственной жизни, он несёт ответственность за жизни ещё четырёх человек, поэтому да, он готов был хоть в коленях у Минервы ползать, если потребуется, лишь бы замять сегодняшнюю катастрофу. — Эх, Гарри… — выдохнула наконец Макгонагалл. Она взяла в руки чашку и отпила из неё. — Мерлин, ну и гадость! Мне казалось, я добавляла мёд. Гарри в ответ молча пожал плечами и сделал очередной глоток «гадости». Он, видимо, вошёл во вкус: чёрная жижа уже перестала казаться такой горькой. Директриса же левитировала чайник с чашкой подальше от стола и сплела пальцы в замок. — Я понимаю, что в тебе сейчас говорит отец, а не профессор или декан пострадавшей ученицы; также я понимаю, что Скорпиус действительно хороший парень, а Роза иногда бывает… немного неосторожной в выражениях. Но, Гарри, и ты пойми: если мы сейчас так просто отпустим эту ситуацию, мы создадим прецедент для подобных ей. Это я ещё молчу о том, что уже назавтра в какие-нибудь «Светские новости Британии» придёт чья-нибудь мама и передаст журналистам письмо от своего чада из Хогвартса. И один лишь Мерлин ведает, что туда добавят эти писаки от себя. Гарри и сам всё это понимал. И то, насколько важно соблюдать правила неотступно, и то, что жёлтые газетёнки откусят кусок не только от семей Поттеров и Уизли, но и от репутации Хогвартса и его преподавателей. Но смотреть на то, как сыну устраивают публичную порку во имя справедливости, он не собирался. Вне зависимости от того, насколько та порка заслужена. — Мы с Малфоем шесть лет дрались по коридорам, — раздражённо произнёс Поттер. — И ни разу за это не были на грани отчисления. А ведь я делал с ним вещи похуже тех, что сегодня сделал Альбус. — Ты с мистером Малфоем, — строго произнесла Макгонагалл, — рос в обстановке перманентной опасности! И мы всем преподавательским составом молились на то, чтобы мадам Помфри как можно дольше говорила нам про синяки от ваших драк, а не про травмы от очередного покушения! «Преподаватели ЗОТИ, интересно, в молебнах участвовали?», — злобно подумал Гарри, но потом вдруг резко сдулся. Это всё было бессмысленной обидой, да и на кого, тем более? На человека, который в те дни рисковал собственной жизнью, чтобы спасти его жизнь? Глупо было вспоминать о Малфое и потом беситься, что тебя отчитывают, как подростка. Правильно делают потому что. Его детство нельзя было сравнивать с детством Альбуса. — Гарри, — уже мягче сказала Макгонагалл, видимо, заметив перемены в его настроении, — времена тогда были совсем другие. Если бы школьная драка была самым страшным, что вас могло ждать, то, поверь, и за неё бы исключали. — Да, мне не стоило говорить всё это. Простите. Она устало кивнула в ответ: — Так уж и быть, мы пригрозим Альбусу отчислением, но ко мне он может не приходить. Разбирайся со своей семьёй сам, Гарри. Я даже думать не хочу, что тебя теперь ждёт. Поттер вздохнул: — Я тоже... Спасибо вам, Минерва.***
В дверь постучали. Гарри взглянул на часы и нахмурился. Было только пять, Розу и сына он ждал через час. Кого там принесла нелёгкая? — Войдите, — он снял запирающее заклинание и отложил эссе студентки седьмого курса — единственный способ отвлечься. Дверь медленно отворилась и в класс шагнул сын. Старший сын. — Привет, Джеймс. Что-то случилось? — Гарри левитировал один из стульев с конца кабинета на «сцену», ставя его напротив себя. — Ещё утром я хотел просто поболтать, ну, извиниться там за вчерашнее. Попросил Альбуса передать тебе, что зайду перед ужином, но этому говнюку, видимо, некогда было с тобой разговаривать, — устало произнёс он и поднялся к отцу. — Джеймс, выбирай выражения, — вздохнул Гарри, впрочем, не злясь. Он сам за этот день как только Альбуса не называл, особенно после разговора с Макгонагалл. — Как там Роза? — Нормально. Мадам Помфри обмазала её бадьяном, теперь она пахнет лимонами. Весь день почти ни с кем не разговаривает и плачет. — Плачет? «Не очень похоже на ту Розу, которая пьёт костерост едва ли не чаще воды: то квиддич, то Гриффы её чем-нибудь позаковыристей в дуэлях калечат». — Да. Она не рассказывает, что именно произошло. Даже мне не рассказывает! Хожу сплетни по Хогу собираю, будто я какой-то человек с улицы. — Может быть, ей нужно время отойти? — Это Розе-то? — грустно хмыкнул Джеймс. — Сын, я, честно говоря, сам не знаю, что сегодня случилось. Они оба должны прийти только через час. — Можно я останусь на этот разговор? — Не думаю, что это хорошая идея. Джеймс кивнул: — Ладно. Ты уже писал маме? — Нет ещё. Сначала поговорю с ними. — Ладно, — повторил он и уставился в окно, не зная, о чём ещё спрашивать. — Джеймс, пообещай мне, что не станешь давить на брата, — вдруг попросил Гарри. — Мне кажется, ему сейчас и так будет нелегко. — Ты его защищаешь? Серьёзно? — возмутился Джеймс. — Он мой сын, конечно, я его защищаю. Злюсь, так же как и ты, но защищаю. — Я тебе на секунду напомню, что девушка, которую твой сын сегодня приложил — твоя племянница! — Не трудись, я помню. И, пожалуйста, смени тон, — осадил его Гарри строгим взглядом и нахмурившись. Джеймс его не послушал: — Почему же ты тогда так спокоен, будто бы Альбус, блять, по маминым клумбам побегал?! — Потому что, — холодным тоном начал Гарри, — я знаю, что такое школьный бойкот. Я знаю, что такое косые взгляды в Большом зале и полное одиночество. — Джеймс в ответ на это шумно выдохнул и смутился. — Твой брат и до сегодняшнего дня особой популярностью не пользовался, а теперь от него может отвернуться даже единственный друг. Это уже само по себе наказание, поверь мне. — Так это он у нас теперь жертва? — буркнул Джеймс, сложа руки на груди. — Он виноват, я не спорю с тобой. Но все мы совершаем ошибки. — Это нихрена не оправдание. — А я и не пытаюсь его оправдать, говорю же, он виноват. Кажется успокоившийся было сын вдруг снова взорвался, подскочив со стула и начав топтаться из угла в угол, как маятник: — А знаешь, мне иногда кажется, что ему плевать на нас! Вообще на всех плевать, кроме Малфоя своего ненаглядного. Это мы тут сидим, переживаем, психуем, а Ал сейчас уткнулся носом в книгу и срать на всё это хотел! Он придёт, скажет, что ты там от него попросишь, и уползёт себе в подземелья. Или ты реально думаешь, что он раскается и будет мучиться от вины? Ха! Гарри весь этот спич просидел молча, оперев подбородок на пальцы, сцепленные в замок. — Закончил? — Закончил, — уже тише ответил Джеймс. — Пап, я просто не понимаю, когда всё вдруг стало таким дерьмовым? Почему они стали ненавидеть друг друга? Мне надоело метаться меж двух огней, с поступления в Хог это началось… Я же и сам вижу, что у него нет никого кроме Скорпиуса. И я хотел бы это исправить, правда! Дружить с ним как в детстве и чтобы Роза была рядом. Но это ведь именно он нас отталкивает от себя. И да, Роза непростой человек, понимаю, но ещё пару лет назад она была готова постараться, чтобы исправить всё. Теперь она даже ради меня этого не сделает. — Сын, сядь, пожалуйста, — спокойно попросил Гарри. — Скажи мне, как ты относишься к дяде Перси? — Эм, пап?.. — Просто ответь. Он задумался: как? Да никак. Родители с ним почти не общались, сам он жил где-то в Лондоне, работал где-то в Министерстве, женился на какой-то девушке, которую Джеймс не помнил ни по имени, ни по лицу: они встречались только на свадьбе, и ему тогда было не больше шести. Дядя Перси раз в несколько лет появлялся на Рождество, да и тогда проводил с семьёй пару часов, после чего снова исчезал на неопределённое количество времени. Джеймс даже не задавался вопросом, почему так происходило. Эти отношения были нормой с самого его детства, как утро, сменяющее ночь. — Если честно, я периодически забываю о его существовании. Да и хватает мне других дядь, не жалуюсь. — Давай я тебе историю одну расскажу? — О дяде Перси? — Да. — Гарри откинулся на спинку стула, садясь поудобнее. — Понимаешь ли, — медленно начал он, — Перси с первого дня нашего знакомства был занозой в заднице, да простят меня Молли с Артуром. Ты не хмыкай там, это грустная история вообще-то. Он учился на пятом курсе, когда я поступил, и в тот год его сделали Старостой, что вроде бы было почётно. Для Перси значок Старосты был сродни Ордену Мерлина, он носился с ним, как с ребёнком: чистил несколько раз в день, представляешь? Однажды я даже видел его с книгой «Старосты, достигшие власти»… В общем, дядя твой был чрезмерно честолюбив и с пеленок мечтал о карьере в Министерстве. После выпуска из Хога он туда, собственно, и попал. Был помощником трёх министров, пока к власти не пришли Пожиратели… Ты же слышал про Отряд Дамблдора? — Кажется. Но я не помню, что это. В книгах о том времени чушь пишут, ты сам говорил, я поэтому и не лез особо. — Правильно делал, что не лез, действительно чушь пишут. Тем более, у тебя есть первоисточник. — Первоисточник всё моё детство отмахивался от вопросов и ничего рассказывал. — Ну так то было детство, а теперь ты вон виски по гостиной прячешь. — И то верно, — смутился Джеймс и поспешил сменить тему: — Так что там с Отрядом Дамболдора? Что это? — Ну, это вроде как подпольная организация, которую я создал на пятом курсе, чтобы учить однокурсников боевым заклятиям. — Что?! Ахуеть. А мне так можно? — Так, Джеймс, кончай материться, не настолько ещё взрослый. И нет, тебе так нельзя. Я не забавы ради по Хогу носился. — А почему ты её создал? — В тот год ЗОТИ вела Долорес Амбридж. Противная министерская тётка, однажды мы чуть не упокоили её в Запретном лесу. — Ты меня пугаешь, пап… — Чуть не упокоили. Ну что ты на меня так смотришь? Война шла, а это, знаешь ли, не весёлые приключения. — Теперь я понимаю, почему ты мне в детстве ничего не рассказывал. — То-то же. В общем, Амбридж полностью поддерживала политику Министерства, а то тогда боялось, что Дамблдор захватит власть, поэтому контролировало Хогвартс. То есть пыталось контролировать. На ЗОТИ студенты переписывали учебники, мы с Роном и Герми огрызались на Амбридж, получали свои кровавые отработки и пытались понять, что вообще происходит… — Кровавые отработки? — перебил Джеймс. — Да. — Гарри вдруг провёл правой рукой по левой и снял иллюзию. — «Я не должен лгать», — прочитал Джеймс. — Что это? — Это последствия тех дней. Амбридж давала нам заколдованные перья, которые вместо чернил писали кровью. — А… — Джеймс вдруг подавился воздухом: отчего-то в голову пришла мысль, что отец был младше его на год в те времена, — а о чём ты лгал? — О том, что Волан-де-Морт возродился. Только ложью это не было. И, кстати, вот он — один из тех периодов, когда меня считали сумасшедшим и предпочитали игнорировать. Бойкот, осуждение, все дела. — Ты сейчас так спокойно об этом говоришь… — Я пытаюсь представлять, что это всё происходило не со мной, — нервно усмехнулся Гарри. — А у тёти Гермионы с дядей Роном есть такие шрамы? — Нет. У них другие, но я не буду об этом рассказывать, и так от темы отошли. Хотя тут всё настолько взаимосвязано, а ты так мало знаешь, что мне сложно не отходить от темы. — Понимаю. — В общем, в этой обстановке войны всех со всеми у Герми и родилась идея создать организацию, которая научила бы студентов сражаться, раз школа не способна этого сделать. И при чём тут, собственно, Перси… — Да я уже и сам понимаю — при чём. Он предал свою семью, верно? — Верно. Пока одни Уизли нарушали идиотские законы, другой пытался их блюсти. Когда нас в конце года поймали, именно Перси держал меня в кабинете Амбридж, пока та угрожала мне Круциатусами. — Мерлин… — В этой ситуации скорее Мордред, — хмыкнул Гарри. — Но как и почему вы его простили? — «Как?» — без понятия, не я извинения принимал. А вот на «почему?» ответ очень простой: он часть семьи. Мы тогда Фреда потеряли, да и вообще много хороших людей потеряли, куда ещё-то? К тому моменту я уже уяснил, что все могут совершать ошибки и не всегда это говорит о том, что человек плохой. Ну а чувство вины — лучшее наказание. Как видишь, Перси вот до сих пор мучается, несмотря на то, что мы давно его простили. Сам-то он себя не простил. Гарри молчал, Джеймс тоже не стремился нарушить тишину. Он думал. — Я не хочу, чтобы у нас с Розой и Алом было так же, как у вас с дядей Перси. — Поверь, я тоже этого не хочу. — Но что делать? Гарри нервно хмыкнул и пожал плечами: — Пытаться любить их, какими бы они ни были, и верить в лучшее, наверное. Рано или поздно всё должно прийти в норму. — И как мне это Розе объяснить? — Да если б я знал. Сейчас — никак.***
Альбус лежал на заправленной кровати и разглядывал полог. Близилось к десяти. Час назад вернулись Дэвид и Ник, из их разговоров он узнал, что Скорп утащил Майка на квиддичное поле сразу после ужина и летал там до сих пор. Альбус так и не снял рубашку, та комкалась у него на груди пустыми рукавами, но почти не мешала. «Что теперь делать?», — думал он. После "семейного" разговора и последующей истерики эмоций не осталось. Всё прошло почти так, как он и предполагал: Роза плакала и давила на жалость, перевирала их историю и выставляла его психованным идиотом. Зачем-то сказала, что была несправедлива к Скорпиусу и вообще тот, мол, хороший парень. Альбус последнего не понял совершенно и смотрел на неё недоверчиво. Сам он не вмешался в рассказ, выдавил из себя какое-то подобие извинений, потупил виноватый взгляд и пару раз пошоркал ножкой. Почему-то казалось, что отец не поверил им обоим. К его удивлению, тот не стал говорить ничего о семье, важности единства и далее по списку, пусть Альбус и ждал какой-нибудь мудрой притчи, что ли. Отец вообще почти всё время молчал и только разглядывал их изучающим взглядом. В конце концов, он попросил Розу пока не писать родителям, сказав, что сначала поговорит с ними сам. Снял со Слизерина пятьдесят баллов и назначил Альбусу месяц отработок под собственным началом, а потом, когда Роза ушла, поведал, как решил проблему с директрисой. Альбус выслушал, кивнул и спешно покинул кабинет. Накрыло его уже в спальне. Вся тяжесть сегодняшнего дня, усугубляемая голодными часами, которые он провёл в туалете Миртл в ожидании вечера, упала на плечи и вдавила в матрас. Истерика прошла, подарив после себя пустоту, но в голове всё крутился вопрос: «Что же теперь делать?». Ответ, к сожалению, не находился. В этом состоянии он и уснул, обнимаемый рубашкой.