Дочь Прилива

***

      Последние дни она до поздней ночи проводила у колыбели дочери, став совершенно безутешной оттого, что мейстеры никак не могли сбить жар. Орвиль объяснял, что у принцессы всего лишь прорезались зубки, успокаивая, что скоро всё пройдёт, вот только на глазах у неё выросло больше десятка детей, и всё у них проходило намного легче. Личико девочки было красным от слёз, и никакие няньки не могли хоть ненадолго её унять. Сердце Дэйнис обливалось кровью при виде мучений дочери: она зорко следила за всем, что делали мейстер, кормилицы и другие слуги, тщетно ставила в жаровню яйцо Эйды, надеясь, что хоть вылупление дракона поможет, но оно оставалось твёрдым, будто камень.       Ей думалось, что проклятья Рейниры послали им на голову испытание, и Неведомый стоял над кроваткой их дочери, медля лишь затем, чтобы дать прочувствовать всю агонию от потери ребёнка. Пока удавалось держать обвинения при себе, но Эймонд прекрасно понимал жену по одному только взгляду, полному тихого исступления, коим она всё чаще его награждала каждую ночь, когда он приходил с поздних заседаний Малого Совета, прося её вернуться в покои вместе с ним. Конечно же, она отказывалась, но принц не находил в себе наглости настаивать на своём, должно быть, не желая разрушить хрупкий мостик доверия, едва восстановившийся между ними после потери сына.       У Дэйнис имелось достаточно времени на рефлексию, но все размышления сводились к единственной исходной мысли: она не простит его, если они потеряют Эйду. Пусть даже без прямой вины - от болезни или лихорадки. И, видят Боги, она надеялась, что Эймонд тоже не смог бы простить себя. Именно так, по крайней мере, объяснялось его немое покаяние перед ней. Безучастность его вызвана отнюдь не безразличием – это она осознала, хоть и не сумела принять, - а болезненным страхом потери, что выражалось в попытке максимально отгородиться от чувств, скинуть с себя вину.       Потрясение, пережитое в Штормовом Пределе, разбило Эймонда, ненадолго раскрыв его, вынудив признать последствия собственных необдуманных поступков. Но то был лишь краткий миг просветления: стоило им выйти за пределы комнат, и он вновь захлопнул глубоко в сердце всю боль и горечь от содеянного. Дэйнис же никогда этого не понимала, о чём и высказалась вечером Хелейне, наведавшейся к ней.       Став королевой, она вовсе не изменилась и оставалась верной подругой для Дэйнис, огорчившись поступком Эймонда ничуть не меньше. Если в первую неделю Хелейна и была несколько замкнута в себе, пытаясь привыкнуть к новой действительности, то после отбытия Дэйрона в Простор и внезапной болезни племянницы, приняла ношу единственной, кто мог найти правильные слова для неё, убеждая ненадолго лечь спать или же хоть чем-нибудь перекусить. Она же не подпускала и королеву-мать к ней, всеми силами избегая возможного конфликта, за что Дэйнис была искренне благодарна, ибо не сумела бы оставаться вежливой, услышав жестокие в своей бестактности комментарии от Алисенты.       То был холодный вечер, пробивающийся через каменные стены и гобелены пронзающей дрожью, невзирая на то, что топили в детской хорошо. Жар Эйды несколько спал, и ей с трудом удалось укачать девочку, так что теперь уставшая Дэйнис наблюдала болезненно-сухими от бессонницы глазами за беспокойным сном изредка кашляющей и хрипящей дочери. Страх сковывал, вынуждая неотрывно следить за ней, ибо она не понаслышке знала, что часто больным становится лучше перед смертью. Почему-то казалось, что стоит хоть на минуту отлучиться, неизбежное произойдёт.       Никому не удавалось её переубедить до того, как она ощутила, как её потряхивают по плечу. Часто заморгав, она недоумённо уставилась в лицо Хелейны, запоздало осознав, что задремала. Отвечая на немой вопрос, образовавшийся в настороженном взгляде подруги, королева успокаивающе провела пальцами по волосам Дэйнис, убирая их с лица., и мягко улыбнулась. - С ней всё хорошо, - указав на племянницу, она притихла, давая прислушаться к дыханию ребёнка. – Дорогая, куда лучше засыпать не в неудобном кресле, а в постели, - видя явное оживление Дэйнис, Хелейна удержала её от порыва протянуть руки к колыбели, покачав головой. – Эйде требуется здоровый сон, как и тебе с её братиком или сестрёнкой. - Я не уверена, что смогу заснуть, - произнесла девушка, смутившись оттого, что едва не разбудила дочь, но Хелейна лишь махнула рукой. - Тебе жизненно необходимо подышать свежим воздухом, - подняв Дэйнис, она увела её за двери. – Сколько дней ты безвылазно сидела в крепости Мейгора? Пять или шесть? – в коридоре их ждала стража и дети, с которыми она несколько неловко поздоровалась, пытаясь казаться более приветливой, чем то было на самом деле. – Мы собирались навестить бабушку в башне Десницы. Как думаете, тётя Дэйнис может к нам присоединиться? – спросила королева, обращаясь к детям, и мальчики тут же согласились, а Джейхейра лишь слабо закивала, когда Джейхерис допытался до неё. - Мне сопроводить вас, миледи? – сир Аррик обратился к ней с вопросом, и она отрицательно покачала головой. - Охраняйте покой принцессы, сир. Охраны её величества будет вполне достаточно.       Рыцарь не стал возражать, и они пошагали, не давая детям убежать вперёд. Пока Хелейна мучилась с неугомонным Джейхерисом и подражающим старшему Мейлором, она шла, держа за руку кроткую Джейхейру, которая пугливо спрятала личико в юбке Дэйнис, когда они проходили по подвесному мосту над сухим рвом с кольями, так что пришлось ещё минут пять успокаивающе гладить девочку по волосам.       Ночь была ясной и тихой: ветер едва колыхал ветви деревьев и знамёна с золотым драконом, но в воздухе чувствовался мороз приближающейся зимы. Холод отрезвил, отогнав последние отголоски дремы, и она в действительности ощутила себя бодрее. Дойдя до башни Десницы, Дэйнис хотела уйти обратно, отнюдь не горя желанием омрачить относительно улучшившееся расположение духа встречей с королевой-матерью, но Джейхейра удержала её умилительно-жалобным взглядом, перед которым она всегда сдавалась, испытывая нежную жалость к этой робкой девочке.       У покоев королевы не было стражи, так что они вошли после короткого стука. Шедшая позади остальных Дэйнис едва обратила внимание на странный шорох сбоку, отвлёкшись на оклик Хелейны, зовущей мать, испуганно вздрогнув от глухого стука, с которым упало тело сопровождающего их защитника. Завидев огромную мужскую фигуру, выступившую из тени, она сильнее сжала ладошку Джейхейры в руке, пытаясь перебороть страх, разливающийся по венам и сохранить ясность ума.       Другой человек схватил Мейлора, а тот, что был ближе к ним, подал голос, угрожающе надвинувшись на них, но, впрочем, позволив ей спрятать девочку за спину. - Закричите – и все умрёте.       Взгляд Дэйнис метнулся на казавшуюся величественно спокойной Хелейну, Джейхейриса, испуганно сжавшегося в сторонке, лёг на двух подосланных убийц. Те знали своё дело: амбал продолжал прикрывать путь к отступлению, а тот, что был мельче, держал ничего не понимающего младшего мальчика. Где-то из глубины комнат доносилось мычание, по которому становилось ясно, что они заранее проникли в покои королевы и связали её, почему-то оставив в живых. - Кто вы такие? – потребовала Хелейна ответа. - Сборщики долгов, - ответил головорез, что ниже. – Око за око, сын за сына, - они обе всё поняли, на долю секунды обменявшись взглядами, от которого у неё кровь закипела в жилах. – Нам нужен только один, дабы сравнять счёт. Мы более никому из вашей чудной семейки не навредим, даже волоска не тронем. Какого не жалко, ваша милоссть?       Из глаз Хелейны потекли жгучие слёзы при осознании того, какой выбор ей предлагают сделать, и она стала отчаянно молить, чтобы они забрали её жизнь, но не трогали детей, а Дэйнис стояла, будто вкопанная, неспособная раскрыть рта. Под платьем у неё к бедру был прикреплён ремешок с кинжалом, но пока она его достанет, амбал легко успеет её обезвредить или же вовсе убъёт вместе с Джейхейрой. - Почему моих?.. Почему не её? - надрывный плач Хелейны пришёлся хлёсткой пощёчиной по её совести, и она ощутила, как слёзы, вопреки всему, подступают к глазам, туманя взор. – Это её муж убийца! Разве это справедливо?! - Жена или дочь – не сын, - ответ оказался до смешного простым, и Хелейна издала нечто среднее между воем и визгливым смехом, отчего Дэйнис сильнее зажмурилась, всхлипнув, хоть и не видя лица названной сестры, но ощущая всю полноту её боли по надломанному голосу. - Хотя, да, мы могли бы вырезать ребёнка из чрева, дабы посмотреть, сын ли там, но наша госпожа милосердно пощадила ей жизнь, - она прочувствовала, как дрожь отвращения к самой себе прошлась по всему телу, когда до неё дошло, кто именно стоял за всем этим, и усилием воли раскрыла глаза, вынуждая себя смотреть за происходящим. – Ну же, ваше величество! Иначе мой друг совсем заскучает и вовсе не побрезгует вашей прелестной дочкой и сестрой на сносях, - Дэйнис присела на корточки, прижав Джейхейру ближе так, чтобы они не видели того, как её рука залезла под юбку и сжалась на кинжале. – Выбирайте – иначе мы убьём всех.       Девочка в её объятиях дрожала, будто листик на ветру, зовя маму, которая обессиленно упала на колени, разрываясь между двумя сыновьями. В конце концов, она назвала имя младшего, что, кажется, крайне позабавило обоих убийц. - Слыхал, малыш?..       Успев уловить как тот, что держал Мейлора, с ухмылкой кивнул другому, Дэйнис оттолкнула Джейхеру подальше и, выхватив оружие, вскочила, ударив им в спину замахнувшемуся мечом на Джейхейриса. Пошли крики и ругань: клинок головореза прошёлся в косую, не достав до мальчика, и она выдернула кинжал, вонзив его ещё раз и ещё, и ещё, но громила единственным тычком локтя отделался от неё, всё же ухватив принца и отрубив ему голову одним быстрым взмахом меча.       Хелейна, сцепившаяся с его пособником, издала безумный вопль, кинувшись к телу, истекающему кровью, и преступники стали отходить к двери, собираясь уходить, ибо замковая стража наверняка должна была услышать шум и вскоре прибыть. Вот только Дэйнис стояла у самого выхода, преграждая путь, и, когда громила сцепил пальцы на её шее, собираясь откинуть в сторону, она тыкнула его под рёбрами, отчего тот заревел, будто зверь, впечатав её с силой в дверь, но тут другой остановил его, напомнив об условиях договора. Голова звенела, и она с трудом осознала, что её отпустили, но внезапный плевок в лицо вмиг отрезвил Дэйнис. - Благодари бледную пиявку за то, что я не позволил ему растерзать тебя, тварь…       Тот, которого она ранила, уже ушёл, но в искривлённом лице этого Дэйнис внезапно ясно и чётко угадала черты крысолова. Топот шагов стражи стал ближе и он, сознавая, что его дружка наверняка поймали, побежал вглубь комнат, собираясь улизнуть через тайный ход, вот только она пошаркала следом, впечатав ему подсвечником по голове, когда тот всячески пытался найти нужный выступ на стене для открытия прохода. Кровь брызнула из расколотого черепа фонтаном, и крысолов, вопя от боли, обернулся лишь затем, чтобы получить ещё удар по виску, а потом по челюсти.       Дэйнис не прекращала, даже когда его тело осело на пол, а голова превратилась в сплошное кровавое месиво. Каждый горестный всхлип Хелейны и беспомощный хрип Алисенты питал её слепую ярость, так что к моменту, когда в покои королевы-матери ворвались стражники во главе с сиром Отто, они с Хелейной сидели на коленях рядом с обезображенными трупами, пока Джейхейра и Мейлор в ужасе жались к бабушке, не способной даже обнять или укрыть внуков от столь безобразной картины.       Что происходило дальше она помнила лишь урывками, отчётливо запечатлев только момент, когда её оттащили от тела крысолова и забрали ставший скользким от крови подсвечник. Стража хотела увести Дэйнис, но она упиралась, желая приблизиться к Хелейне и попытаться хоть как-то поддержать, но так и не сумела сделать шаг в её сторону, издалека наблюдая за тем, как та рвала на себе волосы, не выпуская обезглавленное тело Джейхейриса из объятий.       Сир Аррик наконец сумел увести её оттуда. Они прошли в гробовом молчании несколько минут, а после всё перед её взором потемнело, и Дэйнис упала в спасительную тьму. Очнувшись следующим утром в собственных покоях, она хотела думать, что всё произошедшее было лишь кошмарным сном, но скорбные лица слуг говорили об обратном. Те старались быть с ней мягче, не упоминая подробностей произошедшего, но стоило Дэйнис потребовать рассказать обо всём, они всё сразу же выложили.       Убийцу принца отдали дознавателям, обезображенное тело мальчика с трудом забрали у матери и сейчас молчаливые сёстры готовят его к похоронам. Мейстер Орвиль осмотрел её ночью, но помимо небольшого кровотечения, всё обошлось для плода и её самой относительно благополучно. Слуги только одели Дэйнис, когда в покои ворвался Эймонд, застыв в шаге от неё и велев всем выметаться.       От зрительного контакта с ним то чёрное чувство, притупившееся в ней с обмороком, вновь расцвело в сердце, и слёзы потекли из глаз, когда муж сжал её в крепких объятиях, принимая поток обвинений и проклятий на свою голову, сопровождаемый короткими и слабыми ударами в грудь и лицо. - Ты обещал, что сможешь нас защитить! – бормотала Дэйнис, дрожа всем телом. – Из-за тебя умер ребёнок Хелейны, но на его месте должна была быть я. Лучше бы это была я! Пусть бы они вырезали дитя из моего чрева, пусть бы я умерла вчера… - голос её перешёл на хриплый шёпот, и она вцепилась в ворот его дублета, смотря прямо в мрачное лицо Эймонда, пытаясь поймать его взгляд. – Скажи, месть за отнятый глаз стоила жизни твоего племянника? Теперь ты доволен?! - Нет! – убрав её руки, он отскочил, словно ошпаренный, и отвернулся, явно пытаясь вернуть контроль над собственными эмоциями. – Вся вина лежит на мне. Да, ты права, - произнёс Эймонд, едва шевеля губами, но Дэйнис видела влажный блеск в его единственном глазу и то, как трепыхались ресницы при каждом последующем слове, выдавая его надломленность. – Меня не было рядом. И этого никак не исправить, - он сморгнул слёзы, дёрнув подбородком, и челюсти его нервно сжались и разжались, прежде чем он нашёл в себе силы выдавить следующие слова: - Можешь ненавидеть, презирать, даже не смотреть на меня, ведь я сам презираю себя за это… Мою мать связали, заставив наблюдать, как сестра выбирает, кого из детей убьют прихвостни дяди, и моя жена была единственной, кто попытался сделать хоть что-то, - ладони его сжались в кулаки, и он кивнул, прервавшись на короткий миг перед тем, как его губы расплылись в совершенно свирепой улыбке. – Дядюшка унизил меня, пощадив тебя, показал, как легко может подослать своих людей, что зарежут нас всех во сне, словно жертвенных овец, - процедил он со смешением ненависти и трепета в голосе. – Так что, да. Я отплачу сполна, заставив его подавиться в собственной крови. Будь он столь справедлив, требуя сына за сына, сам бы пришёл за мной.       Дэйнис не проронила ни слова, застыв ледяной статуей, когда он вновь потянулся к ней, заключая в холодные колючие объятия. Простояв так не дольше минуты, Эймонд предложил ей руку, согнутую в локте, на которую она опёрлась, чувствуя, как свежая рваная рана на душе поддевается ледяной коркой, притупляющей боль.       Там же, где она когда-то одна сожгла их дитя, теперь в полном одиночестве перед погребальным костром своего первенца и наследника стоял придавленный горем Эйгон, который долго молчал, пока наконец не отдал приказ Солнечному Огню, чешуя которого словно потускнела от душевного состояния хозяина. Дэйнис принесла ему искренние соболезнования, потому что он не сделал ничего, чтобы заслужить то, что случилось с его семьёй, которые король принял с угрюмым безразличием.       Запершаяся в свои покоях Хелейна пустила её к себе, но плакала большую часть времени, лишь изредка затихая, неразборчиво шепча имена детей. С трудом ей всё же удалось убедить её хоть немного поесть, после чего она больше часа расчёсывала волосы Хелейны, смирившись с тем, как её плечи мелко дрожали, пока она лила беззвучные слёзы. Стоило же иметь неосторожность упомянуть о Мейлоре в попытке хоть немного её приободрить, Хелейна впала в истерику, так что Дэйнис пришлось позвать служанок на помощь, ибо в одиночку справиться с ней не представлялось возможным.       Гладя её по волосам после того, как подруга наконец заснула, хоть немного расслабившись в её объятиях, Дэйнис в полной мере осознала хрупкость их жизней, способных обрываться так же легко, как нитки для шитья, за порчу которых септа каждый раз била её по пальцам длинной палкой. До самого рассвета она просила Старых и Новых Богов пощадить Хелейну и её детей, в глубине души сознавая тщетность молитв, ибо Боги всегда оставались глухи к её мольбам.