Испытание полукровки

      Они вернулись, когда уже рассвело: вновь ставшая сама собой Глефа без сил повалилась на холодные камни, Смерч свернулся рядом, накрыв полукровку крылом, и опустил голову на её светлую чешую.       Никто не сказал ни слова. Каждый дракончик в этой гулкой, давящей со всех сторон бездушной серостью камня пещере понимал, что чувствует Глефа, и никто не посмел бы упрекать её в том, что после ночи, проведённой вне их небольшого лагеря, она явилась обратно с пустыми лапами.       — Кто-нибудь вылетал на разведку? — тихо поинтересовался Смерч, стараясь не потревожить своим голосом отдых подруги.       — Гром, — коротко откликнулась Красавка. Ночной, скрывавшийся в тени, выступил в луч солнца, позволив его золоту разлиться по чешуе, и кивнул. — Он единственный из всех нас, кто не выглядит подозрительно. Стражники его не видели, и не ожидают подставы от ночного дракончика. Вот только, боюсь, его слова вас не порадуют...       — Лабиринт, не дойдём по земле, — подтвердил Гром. Ему всё ещё было немного неловко общаться с другими драконами, но в глазах друзей он видел только тепло и поддержку, и это помогало справляться с волнением и страхом. — По воздуху не вылететь без провожатого, мы просто заблудиться и умереть... умирать... умрём!.. от голода. Всю долину Когтя накрывали опасные ветры, которые смочь переломать нам крылья и бросить на острые камни. Моя семья называть их костоломки.       — Но нас как-то донесли сюда! — вскинулась Глефа, и отчаяние в её голосе ледяным клинком ударило Грома прямо в сердце. — Значит, можно и выбраться! Мы не имеем права задерживаться здесь, мы должны...       — Чайка и Ольх знают здешние ветра, как морские драконы — подводные течения.       Незнакомый голос заставил всех вздрогнуть. Красавка раскинула крылья, закрывая ими друзей, Гром юркнул к Глефе, намеренный защищать её до последней капли крови, зная, что остальные смогут позаботиться о себе, а ослабшая ледяная и когтем пошевелить не успеет, и поймал на себе благодарный взгляд Смерча.       Голос явно принадлежал молодому дракону, может, чуть старше Красавки или Анофелеса. Его всё ещё не было видно, словно незнакомец тоже присматривался и прислушивался к тому, что происходит в пещере, и краем глаза Гром заметил, как Жаворонок нахмурился, чуть припадая к земле. Точно так же делал сам Гром, когда пытался прочесть чьи-то мысли намеренно, и сейчас, передвинувшись чуть ближе к радужному, он сделал то же самое, стараясь прислушаться к мыслям дракона снаружи пещеры, предугадать его следующее действие и тем самым обезопасить своих друзей.       В голове появились смазанные картины, похожие на обрывки старых свитков или гобеленов: огромный остров, засыпанный чёрным пеплом, огненные всполохи горы, плюющейся в небо камнями и огнём, ужас, охватывающий смотрящего на это всё дракона... Но ничего из того, что могло бы подсказать, кто именно скрывается за камнями, окружающими вход в пещеру, и зачем он пришёл. По разочарованному взгляду Жаворонка Гром догадался, что и он не смог добиться никакого внятного результата.       Солнечный свет вдруг прервался, загороженный чьим-то телом. Шаг, ещё шаг... Наконец в каменном проёме показался дракон. Худой, высокий, пёстрый, похожий на радужного, но всё же сильно отличавшийся от всех лесных драконов, которых когда-либо Гром встречал. Больше всего он напоминал Грому его самого, но... разве бывают ночные, покрытые с ног до головы яркими сине-розовыми пятнами?       — И что вы здесь забыли, малышня? Заблудились, что ли?       Красавка и Смерч, вышедший вперёд, переглянувшись, синхронно покрутили когтями у виска, явно разделяя одну мысль на двоих: ненормальный. Гром, до того прятавшийся за спинами, рискнул приблизиться к старшим дракончикам. У него редко получалось пообщаться с ночными драконами, большинство соплеменников, которых ему довелось встречать, пренебрежительно относились к маленькому дракончику, не умеющему связно говорить, и сейчас, глядя на этого необычного ночного, — а странный дракон определённо был ночным, несмотря на яркие пятна по всему телу! — юный Гром надеялся, что хотя бы с ним удастся поговорить и найти общий язык.       — Кто ты? — недоверчиво протянула Красавка.       — Я? Панк, — просто отозвался незнакомец, улыбаясь. — Или Бунтарь. Или Полночь. Как только меня не называли, понимаешь, да? Я никто и звать меня никак!       — Он ночной, — неожиданно сам для себя подал голос Гром и вдруг почувствовал, что тёмные глаза будто заглянули в самое его сердце. Яркий всполох надежды и тоски вдруг хлестнул Грома, будто кнутом, и отражение этих же чувств он увидел в глазах незнакомца. — Не думаю, что он желает нам зла.       — Тогда чего подкрадывается? — Смерч фыркнул и отвернулся, возвращаясь к Глефе. — Небось, тоже из беглых пленников?       — О, нет, я здесь живу!       Эти простые слова вызвали такую бурю эмоций, что Гром, не успев сообразить, что произошло, пошатнулся, с ужасом замечая, что в глазах всё плывёт, взмахнул хвостом, тщетно стараясь удержать равновесие, и с криком рухнул на каменный пол пещеры. Впервые в его жизни после попадания в деревню радужных маленький ночной потерял сознание, не в силах отстраниться от чужих мыслей.

***

      Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что друзья уже развели костёр, а молодой ночной обжаривал на огне небольшую корову. Пятна больше не покрывали его тело, только кое-где за ушами и на лапах оставались едва заметные следы от них, и Гром мысленно обозвал себя идиотом: ну конечно же, незнакомец был с ног до головы вымазан в краске, а теперь смыл её с себя!       Алые следы на морде Панка наглядно демонстрировали, кто именно притащил в пещеру корову, и при всей своей недоверчивости Гром почувствовал прилив благодарности к дракону: он не был обязан охотиться для посторонних ему драконят, и всё же, рискуя своей шкурой, добыл им пищу.       — Эти проклятые ледяные не дают мне спокойно жить, — заворчал ночной, нервно дёрнув плечом, явно продолжая разговор, который начался до пробуждения Грома. Золотистые узоры, складывающиеся в черепа и большой цветок, вытатуированные на его чешуе, блеснули в свете костра. — Я тут с Песчаных войн живу, никому не мешаю, а тут они притаскиваются и пытаются меня выгнать!       — Ты участвовал в Песчаных войнах? — подняла голову Красавка. — Я не слышала, чтобы кто-то из ночных...       — Нет, ты чего! Я похож на тупого вояку, готового положить жизнь за жадных до власти принцесс? — Панк расхохотался, забил крыльями по полу, и его морда, освещённая языками пламени, вдруг тоже блеснула золотом. Только сейчас Гром заметил, что и по его голове тянулись нити татуировок, складывающихся в ещё один череп. — У меня было достаточно друзей, погибших в битвах, я помогал растить их осиротевших драконят, но никогда не хотел себе такой судьбы. Нет, я жил здесь, сбежав подальше от остальных ночных, был кем-то вроде островка спокойствия для тех, кому не хотелось войны.       — Трус, — рыкнула Красавка. Панк, кажется, даже внимания не обратил на её презрительный тон, но взгляд его, до того мягкий и добрый, на мгновение стал колючим, словно некоторые растения в джунглях.       — Или у меня просто есть критическое мышление, в отличие от земляных, которых с детства учили не думать своей головой, а слушать только своего командира.       Красавка взревела и вскочила на лапы, раздуваясь, словно рыба-шар, готовая плеваться огнём. Панк, не собираясь просто так позволять ей сжечь себя в пепел, расправил крылья, но прежде, чем кто-то успел нанести первый удар, Гром кинулся вперёд, становясь между ними.       — Гром, назад! — рявкнул Анофелес, но маленький ночной не сдвинулся с места.       — Ты мне не командир, — Грома охватило странное спокойствие и уверенность, будто вся воля ночных драконов вдруг хлынула в его сердце и разнеслась кровью по всему телу. — И я не позволить моим друзьям убивать друг друга.       — Он оскорбил всех земляных, — глухо прорычала Красавка. Сейчас, полностью готовая к бою, она уже не выглядела такой мирной и доброй, как было ещё пару минут назад. Молодая, полная сил, с боевым опытом за плечами, она являла собой грозную воительницу, и Гром не сомневался, что в настоящем сражении земляная одной лапой сломала бы ему шею.       — А ты назвала его трусом, — всё так же спокойно откликнулся Гром. — Хотя не желать войны — такой же выбор, как и драться за кого-то. Успокойтесь. Оба.       Он обвёл взглядом всех друзей, поднявшихся на лапы и готовых вмешаться, если того потребует ситуация. Глефа попыталась было шагнуть вперёд, но Анофелес едва заметно коснулся хвостом её лап, призывая стоять на месте, и Гром был ему благодарен. Этот вызов, брошенный самой судьбой, он принял, и должен был выдержать до конца.       — Зачем он пришёл? — земляная в ярости хлестнула хвостом по полу. Ночной почувствовал, как камень задрожал. — Кто его сюда звал? Может, его подослали те же драконы, что и притащили нас сюда!       — А, я не сказал? — неожиданно миролюбиво выдохнул Панк и улыбнулся, усаживаясь на место и чинно складывая крылья. Гром вновь почувствовал, как его взгляд пронзил его до глубины сердца. — Я слышал, как ваш маленький друг рассказывал о страшных ветрах, которые бушуют над Когтем... Из него выйдет отличный навигатор. Вы не уйдёте воздухом, потому что костеломки вас убьют, и не пройдёте землёй, потому что входы и выходы из Когтя запутаны и часто ведут в тупики.       — И что с того? — Красавка, сбитая с толку, плюнула огнём в костёр, чтобы раскалённый воздух в ней не начал жечь изнутри, и непонимающе наклонила голову.       — Как что с того? — Панк улыбнулся ещё шире, и сердце Грома затрепетало. — Я живу здесь уже достаточно давно, чтобы выучить все воздушные пути. Полагаю, никто не станет возражать, если я стану вашим провожатым?