Что-то о чувствах

Живот, талия и бедра Му Цина — запретная территории для всех, кто не хочет умереть самой страшной смертью от изящных рук парня. Хочешь коснуться руки — хорошо, но получишь косой взгляд. Плечо? Без проблем, но брезгливый взор тебе обеспечен. Мельком коснулся талии? Вставай в стойку и береги лицо, потому что в тебя уже летит кулак. Причина такой резкой смены характера была неизвестна всем. Всем кроме разве что Фэн Синя с Се Лянем. Они-то знали какого черта Му Цин пропал почти на месяц, а вернулся совершенно другим человеком. Парень также плевался ядом, закатывал глаза и буквально тоннами употреблял в речи саркастичные замечания. Только взгляд его поугас, Му Цин стал дерганым и более мрачным. А вот правило про неприкосновенность пришло позже. Му Цин не собирался бить того парня. Тот просто шутя коснулся талии, а Му Цина словно ледяной водой окатили. Воспоминания хлынули удушливой волной, утягивая парня в черные воды. В комнате было ужасно душно, зашторенные окна добавляли интимность атмосфере. На постели лежит парень с заведенными над головой руками. Прикосновения к оголенной коже обжигают, следами пожирающего огня горя на обнажённых участках. Слезы застилают глаза. Голос сорван и из горла вырываются только хрипы и отчаянные рыдания. Голос над ухом успокаивающее шепчет: — Ну же, не плачь, — убирая прилипшую прядку с лица, говорит Ху Яо, — я буду нежен. Из воспоминаний Му Цина вырывают чьи-то руки, крепко державшие того за плечи. Парень смаргивает пелену воспоминаний и приходит в ужас от открывшейся картины. У его ног лежит окровавленный парень. Его лицо превратилось в кровавое месиво, нос искривлен и кажется выбито пара зубов. И это сделал он, Му Цин. Парня передёргивает. Что было дальше Му Цин не помнил. Очнулся он уже дома, в своей комнате. Неделю спустя ему пришло письмо из суда. Было слушание, затем ещё одно, и ещё. В итоге он выплатил штраф за моральный и физический ущерб и остался обязанным посещать психотерапевта. Сеансы с которым действительно помогли. Му Цин не забыл и, наверное, не забудет тот день и касания никогда, но теперь боль отступила, позволяя дышать полной грудью.