/Неделя пятьдесят вторая
Ночь. Луна высоко в небе освещает ярким диском, шум волн поблизости омывает еще не до конца остывший песок. Темнота ступила полноправно на землю, заставляя изящные фонари блистать. Ни единой живой души, кроме крабов, спрятавшихся за валунами, чтобы насладиться несколькими часами сна до того, как поднимется солнце и пляж снова заполонят люди. Умиротворение и покой, задумчивость и мечтательность, тоска. Только что я солгал. Кроме морских жителей и их соседей на суше, есть еще одна. Заблудшая душа. Она и сейчас здесь, и неделю назад была, и неделю перед той, и так весь год. В ночь с четверга на пятницу, провожая день и встречая новый, под одним из множества светящихся железных столбов стоял и смотрел за горизонт, где небо сходилось с морем, глазами полными печали. Прошел год. Он всё также приходит на одно и то же место, в одно и то же время, говорит об одном и том же. Людям нравится постоянство, вот и он себе не изменяет, наблюдая, как темные волны разбиваются о пирс. Спокойно. Полночь наступит через семь минут. Запускает руку в карман и достает две яркие атласные ленты. Окидывает взглядом ночное покрывало, особенно усыпанное звездами в этот раз. Повязывает вокруг столба, оглаживая мягкий шелк пальцами, и тихонечко выдыхает, чтобы не нарушить извечную тишину. За пятьдесят две недели – сто четыре ленты. Пока придавался воспоминаниям, не заметил приближающиеся шаги. Кажется, этот кто-то не замечал его, скрывавшегося маленькой фигуркой в черном худи в темноте ночи, прячущего высветленную шевелюру под капюшоном. Незнакомец остановился в двух метрах от него и уставился в ровный асфальт. Каким взглядом – нельзя было разобрать. Осталось три минуты. Шуршание коробки, щелчок зажигалки, затяжка и долгий выдох в небосвод. Садится, опираясь спиной о стройную ножку фонаря и сгибая одну ногу в колене. Пятнадцать секунд. Парень отводит взгляд от курящего незнакомца и смотрит на море. Впервые за год он находится здесь не один и это… А как это? -Эй, - хриплый голос раздается внезапно, и парень медленно поворачивает на него голову, - опасно гулять одному в такое время, - снова затягивается и стряхивает пепел. Сканирует глазами силуэт, ничего не отвечает. Он приходит сюда не разговаривать с незнакомцами, а утопить в пене волн свою неизлечимую печаль. В нравоучениях других точно не нуждается, потому направляется к деревянным ступеням, чтобы снова остаться наедине со своими мыслями. Аура уж больно нехорошая у этого типа. -Постой, - останавливается, не разворачиваясь. – Это же ты… Ты привязал все эти ленты? Оборачивается, замечая дотлевающую на холодном асфальте сигарету. Кивает и продолжает идти. Кеды утопают в остывшем песке, песчинки которого проскальзывают внутрь обуви, доставляя дискомфорт, но как-то все равно. Всё равно и на шаги позади себя, и на запах дыма от второй сигареты. Что ж, сегодняшняя ночь не хочет, чтобы он был один, пусть будет так. До носков кед едва достает пена воды, легкие забиваются морским воздухом с примесью табака. Что-то новое. Незнакомец больше ничего не говорит, лишь тенью повторяет движения парня, сам не зная зачем. Тот садится на песчаный берег и запускает в него пальцы, прикрывая глаза. Ветер срывает капюшон, открывая мелированные волосы – неудачная попытка вернуть естественный цвет. Так они просидят около двадцати минут, затем обойдут пляж по периметру медленным шагом - пол часа. За это время выкурена еще одна сигарета. Придется перестирать любимое худи несколько раз, чтобы вывести запах дыма. Как ни странно, присутствие постороннего не раздражает, не напрягает. Его уже как год никто не может вывести на какую-либо эмоцию. Страннее то, что этот мрачный тип его успокаивает(?). Как будто разделяет печаль. Хотя это всё глупости, конечно. Кто в здравом уме будет бродить по заброшенному пляжу посреди ночи? Скорее всего, парень забрел сюда случайно и больше здесь не появится. Что? Блондин резко останавливается, смотря на потрепанные временем кеды, и заново прокручивает свои мысли. В его бездумную и пустую голову забрался кто-то и заставил о себе думать. Пора возвращаться в покрытую пылью квартиру, к ненасытной тоске и обыденной жизни. Что-то он загулялся сегодня. Поднимается на набережную, бросая взгляд на парня сбоку, достающему четвертую сигарету. Слишком много курит, слишком тяжело дышит. Брюнет смотрит на него, сжимая губами бумажную трубку. У него ветер растрепал темные волосы, из-за чего они смешно разбросались по бледноватому лицу. Мысленно улыбнулся. Точно следует уходить, что они и делают, разойдясь в противоположные стороны. Еще одна потерянная душа забрела на этот пляж. Мне пришлось ждать этого целый год. Пак Чимин, больше ты не будешь один нести свою боль./Неделя пятьдесят третья
Снова безлюдная ночь. Всё та же дорога, тот же черный капюшон на голове, те же потрепанные кеды, две ленты запутываются на пальцах в карманах. Сегодня блестящие и бархатные – особенный день, вроде как. Только никто этого не оценит, и они выцветут также как и остальные. Паршиво. -Ты приходишь раз в неделю? – На широком каменном бортике набережной сидел брюнет, докуривая неизвестно какую по счету сигарету. Он смотрел на обвязанный лентами фонарный столб, в метре от которого остановился Пак. – Я приходил сюда каждую ночь, но тебя не было. Голос хриплый, прокуренный. Чимин ничего не отвечает. Как обычно, он сюда не разговаривать приходит. Подходит ближе к фонарю и обращается к наручным часам: без десяти двенадцать. Сегодня он припозднился, зато его знакомый незнакомец – раньше. Не выдерживает и смотрит на него. Черная оверсайз футболка, поверх которой болотная джинсовая куртка, обычные рванные джинсы и ботинки в стиле милитари. Оказывается, не разучился различать цвета. Отрывается от разглядывания и кивает на заданный вопрос. Брюнет повторяет кивок и делает затяжку. Когда до полночи остается минута, спрыгивает с бортика и идет к лестнице, ведущей на пляж, оставляя парня наедине с собой. «Ему это нужно» - думает он и тушит сигарету тяжелой подошвой. -С днем рождения. – Доносится до ушей, и брюнет впервые слышит, как он разговаривает. Его голос очень тихий, а три слова произнесены с такой нежностью, с которой обращаются к самым близким. Две новые блестящие ленты – фиолетовая и зеленая – украшают стройную ножку тусклого фонаря. Наступила долгожданная для всех людей пятница. Для всех, кроме Мин Юнги, сжимающего с силой в кармане пачку сигарет и делающего глубокий вдох, чтобы успокоить нервную систему. Садится на предпоследнюю из девяти ступеней и смотрит на спокойное море, тихими волнами омывающее золотистый песок. Только оно не успокаивает. Ни оно, ни безумное количество табака, осевшего на дне легких. Ни-че-го. Врачи посоветовали заняться чем-нибудь несложным и занимающим. Почему бы не бродить ночью по заброшенному пляжу, наращивая чувство вины с каждым шагом? Он должен был прийти раньше. Вообще, много чего должен был. В итоге: нервное расстройство и бессонница. На уровне глаз вырастают худые ноги, обтянутые черной тканью джинсов. Блондин останавливается на той же ступени, где сидел парень, и тоже смотрит на темное море. У Чимина нет ни бессонницы, ни расстройств, но он выбрал ту же терапию в виде ночных прогулок, каждую неделю пытаясь утопить нежеланных сожительниц - тоску и печаль. Иногда хочется утопиться самому. Пак выжидает с несколько секунд и ступает на песок, двигаясь к краю берега. За спиной – тяжелые шаги. Чимин бы даже удивился, что парень понимает всё без слов, возможно, в глубине души он так и сделал. Юнги снова следует за ним тенью, не идет плечом к плечу, соблюдая дистанцию. И почему ты не думаешь, что брюнет - сталкер или маньяк? -И давно ты сюда приходишь? Блондин кивает, останавливаясь у кромки воды, после того как прошел свой привычный маршрут. Присаживается на корточки и прячет лицо в сложенных на коленях руках. Особенный день и особенно больно разрывается на части душа. Море расшумелось и усилился ветер, ощущается наступившая осень. Пена волн омывает кончики разваливающихся кед, которые следовало бы подклеить или заменить. Улавливает сменившееся настроение погоды и усмехается про себя. Как резко поменялась его жизнь за одну ночь. На голову ложится чужая холодная рука и начинает поглаживать, сначала по капюшону, а затем по густым волосам. Успокаивает. Чимин поднимает взгляд и сталкивается с темно-карими глазами напротив его лица, которые смотрели с мягкостью и пониманием. Пусть не приятны касания посторонних, пусть он не хотел, чтобы кто-то еще находился на этом пляже в это время, сейчас чувствуется присутствие человека каждой клеточкой тела и это ново. Спустя год снова что-то почувствовать. -Не грусти, тебе не идет. Чимин захлебывается от негодования: кто этот парень такой, чтобы вторгаться в его личное пространство и лезть со своими советами. Легкие касания от макушки до затылка не прекращаются, и блондин путается в мыслях. Ему следует оттолкнуть, возмутиться, уйти, в конце концов, но Пак давно уже не живет по тому, что следует – он на автономном режиме, поэтому принимает немую поддержку и продолжает смотреть в лисьи глаза. -Ты ведь никому не рассказывал, верно? Кивает и переводит взгляд на успокоившееся море. Он, в принципе, не разговаривает без надобности, что уж говорить о более глубоком. А Юнги рассказывал. Своему психотерапевту. Всё. Легче не стало, но он хотя бы научился с этим жить. И не важно, что назначенные таблетки разбросаны по всей квартире. Первая слеза растворяется на ткани худи, вторая - смахивается быстрым движением руки, но брюнет замечает всё и притягивает парня к себе. Ему всё равно, что он не должен прикасаться к незнакомцам, не должен вмешиваться в чужие проблемы, но Юнги не делает что должен – он делает что хочет и не думает о последствиях. А последствия были. Чимин округляет глаза и перестает дышать, сделав глубокий вдох и заполнив легкие сигаретным запахом и каким-то кондиционером для белья. Он не двигается. Он плачет. Тихо-тихо, сливаясь с шумом окружающего мира. От блондина пахнет лавандовым мылом, сыростью моря и совсем немного табаком – заслуга Мина и его привычки дымить каждые пятнадцать минут. Снова запускает пальцы в чужие волосы, которые остались мягкими даже после неудавшегося окрашивания. Ощущать кого-то в своих руках непривычно настолько, что колет кончики пальцев. А может просто охота покурить. Что Юнги и делает, когда куртка пропиталась солью, а слезы сошли на нет. Встает, аккуратно оторвав от себя упокоевавшегося блондина, и лезет в карман за пачкой, выуживая белую трубку. Зажигалка никак не хочет подчинятся и огонек не загорается, что заставляет занервничать. Чертова дешевка. Холодные пальцы касаются чужих и забирают маленький предмет, пряча к себе в карман. Сигарета, зажатая меж обветренных губ, мнется. -Из-за тебя мой худак воняет дымом, так что – к лучшему. И это первое что срывается из уст Чимина в адрес незнакомца. Да, ему не нравится перестирывать одежду по два раза, да, ему не нравится запах табака. Пусть брюнет купит новую зажигалку, на сегодня его легкие больше не будут напитываться этой гадостью. Пак проходит мимо, к подъему на набережную, чтобы закончить с ночной прогулкой, которая была весьма… Эмоциональна. Что ж, всё пошло наперекосяк с прошлой недели и с приходом этого мутного парня. Юнги идет следом и даже не злится. Останавливаются друг за другом на ровном асфальте и думают каждый о своем, а может об одном и том же. Выждав несколько секунд, как будто прощаясь мысленно, расходятся в разные стороны. На руках остались фантомные касания, обдуваемые осенним ветром. Я знал, что они сойдутся. Правда, не думал, что при таких обстоятельствах./Неделя пятьдесят четвертая
-Они погибли. Мои… Друзья. Полночь. Тот же фонарь, тот же пляж. Чимин повязывает две яркие новые ленты и прячет глаза за отросшей челкой. Он думал всю неделю, стоит ли, и решился. Голос у него спокойный, слишком долго жил с болью утраты, чтобы переживать сейчас. На Юнги та же куртка болотного цвета, белая футболка и черные джинсы. Он вслушивается в тихий голос, сжимая кулаки в карманах до красных отметин на коже. Знакомые чувства, только переживают они их по-разному. -Дождливая ночь, мокрая дорога, не справился с управлением. Я не считал мотоцикл безопасным, но им нравилось. Теперь эта железка украшает свалку. – Он тяжело выдыхает и смотрит на опирающегося о каменные перила брюнета, разглядывающего что-то вдалеке. – Это случилось здесь, а это, - Чимин оглаживает шелк одной из лент, - в память о них. Блондин впервые с их встречи говорит так много. Стало легче? Едва ли. Молчание затягивается. Пак замечает, как напряглись плечи парня и подходит ближе к нему, устремляя взгляд в сторону волнующегося моря. На самом деле, делиться фрагментами жизни с незнакомцами не так сложно, как с близкими. Эти начнут искать решение и пихать не нужные советы, а те просто выслушают и, может быть, подарят невесомые касания поддержки. Чимин сам не знает, что хочет услышать в ответ и хочет ли вообще. В руке, греющейся в кармане излюбленного худи, холод металла, и он кладет его на бортик перед брюнетом. -Ты, скорее всего, купил новую, но я увидел эту в винтажном магазине недалеко от дома и подумал, что у тебя она лишней не будет. Юнги смотрит на металлический корпус с рельефным узором в виде каких-то завитушек и откидной крышкой. Нет, он так и не купил новую, а доставал знакомых и прохожих с просьбой прикурить. Это подарок? Очень мило. Ему целый год никто ничего не дарил. Он берет в руки чуть продолговатую зажигалку, достает сигарету из помятой пачки и закуривает, затягиваясь с закрытыми глазами. Чимин находит эту картину красивой. Брюнет красивый. Хотя запах дыма всё равно раздражает. А дальше всё как всегда: спуск на пляж, прогулка туда и обратно, остановка у края берега. Только теперь они идут плечо к плечу. -Около года назад мне позвонили с телефона брата и сказали приехать на опознание тела. – Юнги достает вторую за их прогулку сигарету, когда они сели на песок, отвлекая блондина от вырисовывания закорючек, и глубоко затягивается, собираясь с мыслями. – А я был обкуренный в каком-то притоне и не понимал, что мне хотят сказать. Добрался до морга на автопилоте. Кажется, часть меня до сих пор остается там. Мой младший брат лежал бездыханным бледным телом. Случилась какая-то авария. Меня вывезли оттуда с нервным срывом в тот же день. Чимин смотрит понимающе, почти не дышит, ведь проходил тоже самое, только без таких тяжелых последствий. -Если бы я пришел в тот вечер, этого бы не случилось. Он мой единственный родной человек, которого я не смог уберечь. Это всё моя вина. Чимин не сдерживается и берет его за руку, крепко сплетаясь пальцами. И будто никаких границ между ними нет, все стерлись. До безумия похожая боль. Можно ли считать встречу у фонаря – судьбоносной? Пак не верит в судьбу, ведь она отняла у него двух самый близких людей, как и у этого парня. Они не герои романа, фильма. Они – две потерянные души, ищущие покоя на берегу моря поздно ночью. -Не изводи себя сожалениями. Эта маленькая частичка «бы» уже ничего не изменит в твоей жизни. Сейчас можешь только… Нести все воспоминания о нем вот здесь, - и прикладывает свою небольшую ладошку на место, где бьется сердце. Чувствует ускорившееся удары, а потом поднимает глаза и сталкивается с чужими, лисьими. У самого дыхание сбивается – слишком близко. -Спасибо, - говорит брюнет и уголки его губ приподнимаются в подобие улыбки, пока он убирает светлую прядь с лица напротив и заправляет за ухо, - ангел. Чимин пытается сморгнуть наваждение и удержаться от взгляда на пухловатые губы, находящиеся на уровне его глаз. Нужно отодвинуться. Вот прям сейчас, взять себя в руки и оторваться от разглядывания маленьких трещин на его нижней губе. Вот черт. Юнги отходит первый и откидывается на выставленную назад руку, продолжая другой сжимать чужие пальцы. Он готов покляться, что заметил легкий румянец на лице блондина. Это заставляет какие-то забытые чувства чувствовать. А Пак теперь смотрит на их сцепленные руки и думает, как же (не)правильно собственная расположилась на его. Они так и поднимаются на набережную, держась друг за друга. Тепло. И удобно. Ночь выдалась особенно темная, без звезд и диска луны. Держатся крепко, как будто боятся потеряться. Или потерять. Нечто важное, что собрали за несколько встреч. И море спокойно. Одобряет. Чимин плетется чуть позади и не может оторваться от жилистой руки, сжимающей его. Мыслей ноль, ни одна извилина не шевелится, только сердце бьется как сумасшедшее и в животе какой-то холодок, как от волнения. Странно всё это. Не должно быть так. Расходятся, как обычно, в разные стороны и молча. На коже – тепло чужих пальцев, в груди – надежда на следующую встречу. Я не виню тебя, хен, правда. И никогда ни в чем не винил. Ты только теперь его не бросай, а то он больше не сможет спастись./Неделя пятьдесят пятая
Привязываться – плохо. Особенно к людям, особенно к малознакомым. Он отпечатал это правило себе на подкорке мозга и придерживался его весь год. Но… Правила создали, чтобы их нарушать. Поэтому Чимин, не заметив под светом фонаря темную макушку, начал тревожиться. И даже то, что до двенадцати еще пол часа, не успокаивало. Брюнет приходил раньше него, так в чем дело? Это не хорошо. Привязываться – плохо. Парень уселся на каменные перила безлюдной набережной, свесив ноги, смотрел на горизонт, где море сливается со звездным небом и тихо делился событиями прошедшей недели со своими друзьями. Он привык разговаривать с ними, ведь больше было не с кем, а душу отвести хотелось, даже зная, что не получит ответ. Ни одного человека к себе Пак не подпустил с того дня, потому что…? Правильно. Привязываться – плохо. Поглядывает на наручные часы каждую минуту, отсчитывая те до заветной полночи. Он должен прийти, не может не. Не после того, что они открыли друг другу. «А я ведь даже имени его не знаю», - думает блондин и трясет головой. Глупости. «Мне это не нужно», - заключает. Узнать имя – первый шаг к привязанности. Ты его услышишь из чужих уст, станешь пробовать на своих, как звучит, как на вкус, тебе понравится, привыкнешь, будешь думать об этом человеке, называя его по имени, а потом осознаешь, что несколько букв отпечаталось на сердце так, что не соскоблишь и не сотрешь. Знаем. Проходили. Терять и отпускать людей больно, как оказалось. Без трех минут. Чимин спрыгивает и отряхивает брюки, подходя к фонарю. Смотрит на ленты в своих руках и становится тоскливо. Он совсем один. Не только на этом пляже, а по жизни. Сам не понял, как так получилось. Закрылся от всех своих знакомых и друзей, потому что страшно. Испытав боль однажды, не захочешь снова, поэтому избегаешь малейшего намека на повторение. Прикладывается лбом о холодное железо столба и прикрывает глаза, вздыхая. Где носит этого курильщика? Пак уже не против наполнять легкие табачным дымом, лишь бы он был здесь. Две стрелочки указывают на две цифры, ленты аккуратно оплетают стройную ножку высокого фонаря, мысленно извиняется о неправильности своих мыслей, а мне хочется кричать, чтобы ты не разочаровывался раньше времени и дал хену шанс, ведь он такая же потерянная душа, как и ты. Посмотрев на мотыльков, бьющихся о стекло сверху, идет на пляж, засунув руки в карманы и спрятав лицо поглубже в капюшон. Море радостно встречает своего неизменного гостя и пускает волны больше обычного, пенясь. А может оно переняло настроение грустного парня и волнуется вместе с ним, ведь он снова один, а открытым темным водам так понравилось получать внимание сразу от двух пар глубоких глаз. Чимин идет дальше по пляжу, останавливается перед большими камнями, перекрывающими дорогу дальше и садится, опираясь спиной об один из них и прикрывая уставшие глаза. Всё-таки окружающие его в этом прекрасном месте звуки успокаивают. Через четырнадцать минут (нет, Пак не считал) послышались тяжелые шаги. Чимин не открывал глаз, убеждая себя, что это слуховые галлюцинации и никого кроме крабов здесь нет. Но когда чужое плечо коснулось своего, приятное тепло стало растекаться по телу, по низу живота прошелся холодок волнения. Ну, того самого, понимаете? -Ангел, - «так можно и привыкнуть, прекрати меня так называть» - думает про себя, а уголки губ так и лезут вверх, - ты сегодня далеко забрался. Еле нашел тебя в такой темноте. – Чимин вдруг внезапно понял, как по-другому ощущается темнота в одиночку. И нет, это не ночь такая темная, а отсутствие человека рядом не подсвечивает ее. -Ты опоздал. -Задержался, - поправляет его брюнет и щелкает зажигалкой, закуривая. Пак не удерживается, чтобы не посмотреть на профиль парня, пока губы зажимают сигарету, а глаза прикрыты, позволяя отметить прямые ресницы. Увлекшись разглядыванием чужого лица, Чимин не заметил, как из-под полуопущенных век за ним внимательно наблюдали. Юнги не думал, что блондин будет беспокоиться о его отсутствии, что он вообще будет испытывать хоть какие-то чувства к нему. Хотя то, что они сделали неделю назад уже о многом говорило. -Давно куришь? – Вопрос вылетает из уст раньше, чем Чимин успел о нем подумать. Почему-то, на каком-то подсознательном уровне, хочется узнать об этом знакомом незнакомце больше, хотя мозг и понимал к чему это может привести, сердце не слушалось. -Больше полугода, с выписки из больницы. -Работаешь? - Это допрос? Проверяешь, гожусь я тебе в парни или нет? -Что? Н-нет, я просто… Брюнет ухмыляется и пускает смешок, а Чимин не замечает, как улыбается в ответ. Юнги так ждал, когда эти пухлые губы растянутся в улыбке, что сейчас приходится сделать над собой усилие, чтобы не выронить сигарету изо рта. Он даже подумал, что завидует людям, которые могут видеть блондина таким каждый день – улыбчивым, счастливым. Но Чимин несчастлив, и это видно по его глазам. Юнги чувствует трепет в груди, приходя каждую неделю к этому пляжу. Можно сравнить с адвент-календарем: не знаешь, что попадется на следующий день, оттого предвкушение только сильнее. Вот он увидел цвет волос, затем услышал голос и ощутил его запах, еще дальше - почувствовал тепло и держал за руку, сегодня – теплая улыбка, которая, всего на мгновенье, но засветилась ярче луны. И так каждую ночь с четверга на пятницу. Юнги будет хранить каждую частичку, собранную с особой аккуратностью, в отдельных коробочках своей прокуренной души. -Сейчас работаю барменом, раньше плюс к этому был грузчиком и курьером, - Чимин перестает улыбаться, слушая низкий голос брюнета, и кутается больше в худи, натягивая рукава до кончиков пальцев, что не остается не замеченным от лисьих глаз. -Расскажи, как вы жили раньше. Если хочешь, конечно, я не настаиваю. Брюнет начинает вставать, и Чимин думает, что просит слишком много при их недознакомстве, поэтому теряет весь своей запал на постижение чужой жизни, которая ему вроде и не нужна вовсе, но, с другой стороны, так интересна. Юнги тушит сигарету носком ботинка и протягивает руку. Чимину. Который смотрит на нее, как на нечто новое и не использованное раннее. Мозг бьет тревогу, сердце толкает грудную клетку вверх, и Пак вспоминает, что у него тоже имеется рука, которую он вкладывает в чужую и поднимается. Так они и идут по берегу, не выпуская друг друга. -Отец ушел, когда узнал, что мама снова беремена. Было тяжело, но мы справлялись. А потом она умерла, - Юнги рассказывает легко, пиная иногда песок, но блондин чувствует, как сжимается его рука сильнее на особо тяжелых моментах. Пак бы даже подумал, что он хорошо держится, если бы не эта деталь. – Я заканчивал выпускной класс. Не раздумывая, взял опеку над братом, который собирался переходить в старшую школу. Естественно, ни о каком универе и речи быть не могло. Я пошел работать, чтобы обеспечить нас. И знаешь, с братом не было сложно, он не был трудным подростком, не возмущался, что ему чего-то не хватает. Поступил в университет со стипендией, поддерживал дом в порядке, пока я работал сутками. Останавливаются напротив моря, слушают шум волн. Юнги тянется за сигаретой, потому что тяжело и больно. Да, они не жили в роскоши, да, их район полнился наркоманами и хулиганами так, что приходилось встречать младшенького после учебы, чтобы с ним ничего не случилось, да, они воспитывались сами по себе, но были вместе и держались друг за друга, потому что одни в этом жестоком мире, потому что хотели жить как все. Мин мог бросить его и быть сам по себе, не заботясь о ком-то еще, но он выбрал этот путь и не жаловался. Приходил поздно ночью и забирался к брату на постель, чтобы согреться и напитаться силами или засыпал у него на коленях, пока тот учил уроки, чувствуя шевеления в волосах. И всё было хорошо, стабильно. -Ты замечательный брат, правда. – И обвивает его руку своими двумя. Почему-то захотелось отдать часть тепла, которое он потерял, поделиться всем, что у него есть. Чимин понимал всё, о чем рассказал ему парень. Нет, он не был в такой же ситуации, жил относительно нормально, не на что жаловаться. – У моего друга была похожая история, но знаешь, он никогда не жаловался и говорил с такой любовью о своем старшем, что я в глубине души завидовал. Обо мне никто так не заботился. -Что я тебе говорил? – Брюнет разворачивает его к себе, продолжая сжимать его ладонь, и выискивает светло-карие глаза среди челки. – Не грусти, ангел, тебе не идет. – Фраза растворяется в пене воды, поцелуй, оставленный невесомым касанием на лбу Чимина, горит невидимым огнем, но так ощутимо, что пальчики тянуться дотронуться. У него мурашки вдоль всего позвоночника и явное удивление, выраженное широко-открытыми глазами и напрягшимися плечами. Что делать? Оттолкнуть? Накричать? Убежать? В голове бегущей строкой: он привязался также как и ты. Привязываться то – плохо, а от чужих касаний и слов так хорошо и на душе, и на сердце. Мозг, ты проиграл. Руки обвивают чужую талию, носик утыкается в изгиб шеи и плеча, прикрытые ресницы дрожат. Плевать на все правила, когда тебя обнимают в ответ и начинают гладить по спине, проявляя ту ласку, которой не хватало весь год. Так спокойно, нет никаких переживаний, только шум волн и его сердцебиение. -Что мы делаем? – тихо спрашивает Чимин то ли у себя, то ли у звездного неба, укрывшее их теплым одеялом от внешнего мира. -Лично я забочусь о тебе. Блондин тихо смеется, обдавая дыханием шею, которая в этот же момент покрывается мурашками. Если так проявляется забота, он не хочет, чтобы она прекращалась. Они обнимаются несколько минут и, когда понимают, что задержались (время два часа ночи), поднимаются обратно на набережную. Юнги курит, для него открыться кому-то сродни обходу китайской стены – очень эмоционально и энергозатратно. Переминаются с ноги на ногу под желтым светом фонаря, не зная, как попрощаться. Чимин улыбается и выдавливает неловкое «до встречи», Юнги отвечает «ага» и его губы трогает еле-заметная улыбка. Он не привык к глазам-полумесяцам на лице блондина, поэтому теряется и тормозит. Так и расходятся, оставаясь мыслями на пляже, желая поскорей вернуться. Я же говорил, они сойдутся, а вы не верили. Прошу, хен, позаботься о моем непутевом друге за нас. Мы останемся рядом и присмотрим за вами./Неделя пятьдесят шестая
-Как тебя зовут? Брюнет устало следит как парень повязывает новые ленты поверх старых, нежно сжимая шелк короткими пальцами. Выдыхает дым в черное небо, где виднеется парочка звезд. Осенние ночи темнее и холоднее, поэтому Мин сменил легкую болотную джинсовку на серую с меховым подкладом, пока блондин продолжал ходить в том же худи, натягивая его до кончиков пальцев и еле заметно дрожа. -Нет. -Что «нет»? – Юнги наклоняет голову набок, пытаясь заглянуть парню в глаза, но тот прячет их за челкой и капюшоном. -Пока мы не знаем имен друг друга, мы в безопасности. Поэтому ты не узнаешь моего, как и не скажешь своего. -О какой безопасности речь? Боишься, буду сталкерить тебя? -Боюсь, что буду я. Чимин тяжело вздыхает. Он не позволит сломать единственную оставшуюся преграду между ними, чтобы окончательно поддаться чувствам и снова сковать душу и тело какой-то привязанностью. Уж слишком глубоко и сильно впиваются эти тоненькие красные нити, которые, обрываясь, оставляют шрамы. Лучше одному. Лучше без чувств. Лучше… А Юнги клал на то, кому там как лучше. Он за один большой шаг становится вплотную к блондину и обнимает, говоря тихо, над самым ухом, чтобы даже волны моря его не услышали. -Хорошо. Мне не нужно твое имя, ангел, и… С этого момента я твое безопасное место. У Пака земля уходит из-под ног, и он проваливается в пропасть. Летит прямиком вниз, на самое дно, которого даже не видно. Нужно срочно за что-то ухватиться или велик риск разбиться. И Чимин хватается. За ткань прокуренной джинсовки на спине, крепко сжимая ее пальчиками и зажмуривая глаза. Высоты он не боится, как и не боится упасть. Так тепло становится, и звезды как будто ярче светить начали. Только предчувствие появилось нехорошее, будто они упускают некую одну важную деталь, о которой даже не догадываются, и непонятно – хорошо это или плохо. Чимин отметает крупицы сомнения и греется в чужих объятиях, пока ему позволяют, а затем берет чужую протянутую руку и следует на пляж, наблюдая за волнениями моря, мысленно прося совета у него. Они идут по уже привычному обоим маршруту вдоль песчаного берега, переговариваясь о бытовых вещах, произошедших за неделю, Чимин тихо посмеивается иногда, а Юнги не может перестать залипать на его улыбку. Кажется, даже море притихает, чтобы брюнет услышал смех его ангела. Доходят до больших валунов, Мин помогает парню забраться на них, а тот подсвечивает себе фонариком телефона, чтобы не провалиться между ними. Вдалеке раздаются надвигающиеся раскаты грома – осень качает свои права. Юнги пристально наблюдает за осторожными движениями сверху и качает головой, закатывая глаза. Понесло же это чудо. Чимин осматривается вокруг, вертя искусственным светом в разные стороны и переступая с камня на камень. Какие-то бумажки, бутылки и прочий мусор, ничего интересного абсолютно. Взгляд цепляется за переливающийся предмет, и блондин наклоняется, чтобы лучше его рассмотреть. Похоже на украшение. Пак надежно упирается ладонью о камень, подцепляет кончиками пальцев браслет и… Замирает. Пялится пустыми глазами на темные бусины и голову снова затопляет волна из воспоминаний. Через толщу воды пробивается голос брюнета, и Чимин аккуратно спускается на холодный песок, показывая находку. -Мой друг потерял его, когда гулял здесь с парнем, - Пак поглаживает бусины черно-коричневого цвета, сделанные из камня тигровый глаз, и заметно грустнеет. – Помню, его парень расстроился больше него. У них были парные, и он распереживался, что это плохой знак. Я его весь вечер успокаивал. – Чимин переводит взгляд на парня и не понимает, почему он смотрит, не моргая и почти не дыша, на браслет. Блондин касается его плеча, выводя из лабиринта мыслей. -Я н-не знаю, но… - заикается. Мин Юнги, весь из себя уверенный и спокойный, заикается. Он подтягивает рукав и показывает точно такое же украшение, оплетающее его запястье. -Как звали твоего брата? Море волнуется раз. -Тэхен. У Чимина слова застревают в глотке, образуя болезненный ком, дыхание ускоряется. Тоска перемешивается со злостью, а обида – с непринятием реальности. Людей с именем Тэхен много, безделушек вроде этих – полно, братьев с похожей историей – меньше, но мало ли. Он не спросит его имя, иначе это будет точка невозврата, а вернуться тянет очень сильно. Юнги же не особо осознает сменившуюся атмосферу, не понимает, почему его ангел побледнел и мелко трясется. Может не хочет понимать и верить в происходящее, но все-таки, а если… -Друг, с которым хотел меня познакомить Тэ… Это ты? Море волнуется два. Реальность оглушает раскатом грома, волны разбиваются о камни, пляж становится неуютным и холодным. Чимин дышит так, что плечи вздымаются, в голове – тысяча и одна картинка счастливых друзей. Живых. А сейчас их нет. Зато есть дно у пропасти, в которую провалился Пак, ударился больно всем телом так, что встать нет сил, а встать то надо. Хотя бы для того, чтобы избавиться от внезапно нахлынувших эмоций, давящих на грудь. Он смотрит брюнету в глаза, отражающих темное небо, пенящуюся дикую воду и его самого. Злость откатывает назад, чувства топят сердце, действующее отдельно от мозга, руки сжимаются в кулаки. -Это ты виноват! Твоя вина, что они погибли! – Чимин бросается вперед, тем самым заваливая Юнги на песок, и бьет маленькими кулачками куда придется, не сдерживая слезы. Привязанность ведет борьбу с обидой, делая больно обоим. – Тэхен ждал тебя у гребанного подъезда полтора часа, он же сам боится ходить по вашему опасному переулку. Знаешь, каким расстроенным его привез Чонгук? Ни черта ты не знаешь, потому что обкурился до беспамятства. Чонгук повез Тэ в их любимое место, чтобы он не грустил. – Юнги впервые слышит, как блондин кричит. Пак захлебывался слезами, задыхался от захлестнувших его эмоций, выбиваясь из сил с каждым ударом и словом. Он приходил сюда каждую неделю в течении года со дня аварии, обвязывал единственный работающий фонарный столб лентами любимых цветов друзей, разговаривал с небом на песчаном берегу, так как Тэхен верил, что после смерти чистая душа становится звездой, чтобы присмотреть за оставленными на земле близкими. – Как ты посмел сюда приходить, привязываться ко мне и забираться в душу?! Море волнуется три. -Думаешь, мне было легко? Я валялся в клинике под таблетками, а когда вышел, всё, что у меня осталось – этот браслет и разбитое сердце. Я даже не знаю, где его похоронили, не знал, куда идти, чтобы просить прощения. Тэхен рассказывал об одном пляже, и я решил дойти хотя бы до него, а здесь ты. Потерянный и убитый тоской, привязываешь ленты и прячешь глаза за черным капюшоном. -Замолчи! Чимин делает еще один слабый удар и опускает голову на чужую грудь, продолжая плакать. Понимает, что ни этот парень, ни кто-либо еще не виноваты, и от этого еще больнее. Он так хотел обвинить кого-нибудь, переложить ответственность за случившееся, чтобы не нести одному свое горе, но не смог. Даже найдя человека, который признал вину, легче не стало. Хочется зайти в разбушевавшееся море и окунуться с головой, утопить чувства, эмоции, мысли. Пак не имеет право его обвинять, не должен, они не были на местах друг друга, испытывают разную боль утраты, но в то же время такую похожую. Чимин пытается выровнять дыхание и, в перерывах между вдохами и выдохами, слышит стук сердца, оно бьется быстро-быстро, и, кажется, свое собственное подстраивается под ритм чужого. -Прости, ангел. Прости-прости-прости меня, - Юнги обнимает успокоившегося парня и вплетает одну руку в растрепанные волосы, нежно перебирая. Хочет разреветься как ребенок, разбить костяшки о камни, но не может – таблетки отравили душу, сначала смешав все воспоминания и эмоции, затем утопив в своем едком осадке, присыпанным пеплом. Он сильнее прижимает дрожащего блондина к себе, смотрит в небо и ищет самую яркую звезду, пробившуюся сквозь черные грозовые тучи. – Все эти несколько недель я приходил сюда каждый день и тысячу раз извинялся, стоя на коленях на краю берега, перед ними обоими, но должен был просить прощения у тебя. Спасибо, что заботился о Тэ, когда меня не было рядом. Прозвучал новый раскат грома над головой, опуская на землю занавес из дождя. Черное худи промокло меньше, чем за минуту, а песок стал сырым, заставляя молодых людей подняться и убраться на асфальтированную набережную. Они оперлись о каменные перила, смотрели себе под ноги и слушали как шум волн сливается со звуками разбивающихся о берег капель. Пропахшая дымом куртка оказалась на плечах Чимина, пока сам Юнги остался в толстовке. Никто не решался прощаться и расходиться, потому оба продолжали мокнуть и молчать. Небо затянуло черными непроглядными тучами так, что ни одна звезда не пробьется, лишь старенький фонарь на тонкой, украшенной атласными лентами, ножке продолжал работать и давать немного света, изредка мигая. Пачка осталась в куртке, пальцы колет от желания скурить парочку сигарет, а Пак чувствует, как в его легкие впитывается запах табака и цветов хлопка. И это всё кажется таким правильным – их встреча, переплетенная история, вонючее курево и даже дождь, будь он не ладен. Сейчас становится легко, как будто после внезапной потери обретаешь нечто ценное и важное, то, что возвращает к жизни и показывает, что ты не один. Вот он я, стою перед тобой, пожалуйста, прими мою заботу и попроси остаться. -Иди домой. Если ты заболеешь, то… -Только не сбегай от меня. Останься рядом со мной. Я не хочу больше в одиночку, не смогу. Пожалуйста, - голос сквозит отчаянием и мольбой, и Мин прикладывает большие усилия, чтобы собраться и не притянуть парня к себе. Чимин выжидающе смотрит из-под мокрой челки и отсчитывает удары сердца. Оно готово остановится в ту же секунду, если его отвергнут. Юнги останется. Здесь, на сыром асфальте под проливным дождем, пойдет за ним куда угодно, следуя тенью, останется в сердце, душе, под кожей, но не уйдет. Больше никогда. Он потерял самого дорого человека в своей жизни, закопав себя вместе с ним, но маленький ангел вытащил его и поставил на ноги. Они спасли друг друга и больше не расстанутся. -В этом же месте через неделю? – и улыбается. Чимин читает всё по его лицу и понимает, кивает, улыбаясь в ответ, и медленно бредет в сторону дома. Отныне, они больше не потерянные души. Что ж, свою часть задания я выполнил, осталось дело за вами, не оплошайте. Надеюсь, вы будете заботиться друг о друге также, как когда-то заботились обо мне./Неделя пятьдесят седьмая
Он вновь стоял один на забытой всеми набережной, подрагивающими руками завязывая ленты и успокаивая себя тем, что Мин мог попросту задержаться как уже бывало раньше, но он точно его не бросил. Нет. Он обещал, что не оставит. Самовнушение срабатывало слабо, и Чимин устремил погрустневший взгляд в небо и, не найдя ни одной звезды, спустился на песчаный берег. Даже море сегодня спокойное. От хорошего настроения не осталось и следа. Пак Чимин снова чувствует себя одиноким, но уже не только здесь, а во всем мире, кажется, даже его звезды угасли, оставляя бездушный желтый диск. Чимин не знает, сколько времени прошло, но он успел обойти пляж два раза туда-сюда, а брюнет так и не пришел. Что ж, прекрасно. Он снова никому не нужный маленький сгусток отрицательной энергии, бродящий по заброшенному пляжу. Злиться и обижаться не было ни сил, ни желания, потому он просто засобирался пойти домой и сжечь чужую вонючую куртку, дабы не пропитываться